С кем связаны вопросы которые наука исключает с точки зрения гуссерля

Феноменология — одно из важнейших направлений в философии XX века, как определенная методология философского исследования оказавшее влияние на другие течения (прежде всего экзистенциализм) и гуманитарные науки. Основатель этого направления — немецкий философ Эдмунд Гуссерль (1859–1938). Он был учеником немецкого философа Франца Брентано (1838–1917), разработавшего метод непосредственного описания психических явлений и вычленения их структур. Брентано также выдвинул идею интенциональности (направленности на другое) как отличительной особенности психических явлений. Эта идея стала ядром феноменологического подхода. Феноменология с самого начала формировалась не как замкнутая философская школа, а как широкое философское движение, в котором уже в ранний период возникают тенденции, несводимые к философии Гуссерля. Тем не менее ведущую роль в ее становлении сыграли именно работы Гуссерля, и прежде всего его двухтомный труд «Логические исследования» (1900–1901), а также сочинение «Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии» (1913). Феноменология получила широкое распространение в Европе и Америке, а также в Австралии, Японии и некоторых других странах Азии. Архивы Гуссерля находятся в Лувене (Бельгия, основной архив), Кёльне, Фрейбурге, Париже; исследовательские центры и феноменологические общества существуют во многих странах мира.

Исходный пункт феноменологии как философского учения — возможность обнаружения и описания интенциональной (направленной на предмет) жизни сознания. Существенная черта феноменологического метода — отказ от любых непроясненных предпосылок. Феноменология также исходит из идеи неразрывности и в то же время взаимной несводимости (нередуцируемости) сознания и предметного мира (природы, социума, духовной культуры). Гуссерлевский лозунг «К самому предмету!» ориентирует на отстранение от причинных и функциональных связей, существующих между сознанием и предметным миром, а также на отказ от признания их мистического взаимопревращения. Тем самым за сознанием остается лишь функция смыслообразования (установление смысла предметов), не связанная с какими-либо мифологическими, научными, идеологическими и повседневно-обыденными установками. Движение к предметам — это воссоздание смыслового поля (поля значений) непосредственно между сознанием и предметами.

Для этого необходимо обнаружение и выявление чистого сознания, или сущности сознания, что предусматривает определенную методологическую и собственно феноменологическую работу: критику философских и психологических учений (натурализм, историзм, психологизм, платонизм), усматривающих сущность сознания в указанных установках; а также феноменологическую редукцию, то есть исключение этих установок — как внешних по отношению к сознанию — из сферы рассмотрения, или, как говорит Гуссерль, «вынесение их за скобки». С точки зрения Гуссерля, любой предмет должен быть взят только как коррелят сознания, то есть как находящийся лишь в соотношении с сознанием (восприятием, памятью, фантазией, суждением, сомнением, предположением и т. д.). Предмет при этом не превращается в сознание, но его значение, или смысл (для Гуссерля эти термины тождественны), схватывается именно так, как он усматривается сознанием. Феноменологическая установка нацелена, таким образом, не на восприятие известных и выявление еще неизвестных свойств, функций предмета, но на сам процесс сознания как процесс формирования определенного спектра значений, усматриваемых в предмете, его свойствах и функциях. При этом неважно, существует ли предмет реально или же он иллюзия, галлюцинация, мираж. «Безразличие» к существованию предмета носит условно-методологический характер, сознание предстает здесь как «переплетение переживаний в единстве их потока», никак не определяемого предметом, смысл которого оно устанавливает (конституирует). В то же время сознание не есть нечто «чисто внутреннее» (понятия внутреннего и внешнего не являются основными в феноменологическом учении о сознании), в сознании нет ничего, кроме смысловой направленности на реальные, идеальные, воображаемые или просто иллюзорные предметы. Чистое сознание — это не сознание, очищенное от предметов, напротив, сознание здесь впервые выявляет свою сущность как смысловое смыкание с предметом благодаря самоочищению от навязываемых схем, догм, шаблонных ходов мышления, от попыток найти основу сознания в том, что сознанием не является. Феноменологический метод — это выявление и описание поля непосредственной смысловой сопряженности сознания и предмета, поля, горизонты которого не содержат в себе скрытых, не проявленных в качестве значений сущностей.

У Гуссерля взаимная несводимость сознания и предметного мира выражается в различении трех видов связей: между вещами (предметами и процессами внешнего мира), между переживаниями и между значениями. Связь значений — идеальная, а не дедуктивно- или индуктивно-логическая, она дана только в описании как процесс смыслоформирования. Сознание в своей сущности принципиально непредметно, оно не может быть представлено как объект, причинно определяемый или функционально регулируемый. Сознание обнаруживает себя как направленность на предмет (это и есть конституирование значения), как бытие осознанности, но не как осознанная предметность.

Переворот в философии, который Гуссерль провозглашает в своей программной статье «Философия как строгая наука» (1910–1911) [1], связан прежде всего с поворотом к непсихологически понятой субъективности и с критикой натурализма, который, по Гуссерлю, или просто отождествляет все существующее с физической природой, или допускает существование причинно или функционально зависимого от нее психического. В «натурализировании» разума Гуссерль увидел опасность не только для теории познания, но и для человеческой культуры в целом, ибо натурализм стремится сделать относительными как смысловые данности сознания, так и абсолютные идеалы и нормы. Релятивизму натурализма он противопоставляет методологию строгой науки о сознании, в основе которой лежит требование направлять рефлексию (размышление) на смыслообразующий поток сознания и выявлять смысловую данность переживания внутри конкретного потока сознания. «Строгость» в учении о сознании подразумевает, во-первых, отказ от высказываний, в которых нечто утверждается о существовании предметов в их пространственно-временных и причинных связях; во-вторых, отказ от высказываний относительно причинно-ассоциативных связей переживаний. Ни предметы, ни психологические состояния не перестают существовать оттого, что при повороте к феноменологической установке причинность и функционализм лишаются статуса единственного метода изучения сознания.

Гуссерль вводит особые термины для обозначения процедур феноменологического метода, благодаря которым совершается переход от естественной (натуралистической) установки к феноменологической: эпохе (воздержание от суждений по поводу того, что является внешним по отношению к сознанию) и феноменологическая редукция (вынесение его за скобки), то есть выдвижение на первый план смысловой связи сознания и мира. Для «наивного человека» (выражение Гуссерля) тип связи между предметами сливается с типом связи между предметами и сознанием. Феноменологическая установка отстраняется от причинно-функциональной взаимозависимости сознания и предметного мира. Лозунг «К самому предмету!» — это требование удерживать внимание на смысловой направленности сознания к предметам, в которой предметы раскрывают свой смысл без отсылки к природным или рукотворным связям с другими предметами. В этой процедуре нет ничего сверхъестественного: достаточно, например, направить внимание на дом как на архитектурное сооружение, несущее определенный культурно-исторический или социальный смысл, «вынеся за скобки» дом как препятствие (или цель) и дом как результат деятельности строителей. Постижение смысловых связей Гуссерль называет «созерцанием сущностей», к чему и должна подготовить сознание феноменологическая редукция, очистив его от всякого эмпирического содержания и вынеся за скобки вопрос о существовании внешнего по отношению к сознанию мира. Феноменология объединяет традиционно противопоставляемые в философии идеальные, вневременные предметы и временной поток сознания. Поток сознания и идеальный предмет здесь — лишь два рода непсихологических связей сознания. Гуссерль отождествляет идеальное и общее; усмотрение общего — не интеллектуальная, рассудочная операция, но особое, «категориальное созерцание». Созерцание общего должно иметь чувственную опору, которая, однако, может быть совершенно произвольной: идеальный предмет не связан необходимым образом с каким-либо определенным видом восприятия, памяти и т. д. Таким образом, имеют место два существенно различных уровня интенциональности: усмотрение идей (чистых сущностей) надстраивается над восприятием индивидуальных предметов и процессов и радикально изменяет саму направленность сознания (например, восприятие чертежа — это лишь чувственная опора для усмотрения геометрических соотношений).

Время рассматривается в феноменологии не как объективное время, но как темпораль-ность (временность) самого сознания, и прежде всего его первичных форм существования — восприятия, памяти, фантазии. Темпоральность раскрывает сознание как одновременно активное и пассивное, как сочетание переднего плана восприятия — предметов, их форм, цветов и т. д. — и заднего плана, или фона, это основа единства сознания. Временной поток сознания соединяет в себе все его характеристики, как они понимаются в феноменологии: непредметность, несводимость, отсутствие извне заданного направления, воспроизводимость и уникальность.

Принципиальным для феноменологии является разработка онтологического понимания истины. Гуссерль называет истиной, во-первых, определенность бытия, то есть единство значений, существующее независимо от того, усматривает ли его кто-то или нет, а также само бытие, понимаемое как «предмет, свершающий истину». Иначе говоря, истина — это тождество предмета самому себе, «бытие в смысле истины» (истинный друг, истинное положение дел и т. д.). Во-вторых, истина — это структура акта сознания, которая создает возможность усмотрения положения дел именно таким, каково оно есть, то есть возможность тождества (совпадения) мыслимого и созерцаемого; очевидность как критерий истины является переживанием этого совпадения.

С представлением о субъективности сознания и характере его объективации связаны такие понятия феноменологии, как интерсубъективность и историчность. Мир, который мы обнаруживаем в сознании, есть интерсубъективный мир, то есть пересечение и переплетение объективированных смыслов. Что касается исторического мира, то он, согласно Гуссерлю, «дан прежде всего, конечно, как общественно-исторический мир, но он историчен только благодаря внутренней историчности индивидов». В основе историчности лежит, во-первых, первичная темпоральность (временность) индивидуальных человеческих сознаний как условие возможности временного и смыслового поля любого сообщества и, во-вторых, возникшая в Древней Греции «теоретическая установка», связующая людей для совместной работы по созданию мира смысловых структур. В таком понимании европейская культура должна исполнить свое предназначение — осуществление «сверхнациональности» как цивилизации нового типа не столько на пути унификации экономических и политических связей, сколько через «дух свободной критики», который ставит перед человечеством новые, бесконечные задачи и «творит новые, бесконечные идеалы».

Таким образом, феноменология — это учение о бытии сознания, которое несводимо (равно как и невыводимо из них) к «практическим последствиям» (прагматизм), к иррациональному потоку бытия или образу культуры (философия жизни), к практической деятельности (марксизм), к индивидуальному или коллективному бессознательному (психоанализ), к знаковым системам и структурным связям как каркасу культуры (структурализм), к логическому и лингвистическому анализу (аналитическая философия). В то же время феноменология имеет определенные точки соприкосновения практически со всеми течениями мысли, сформировавшимися или получившими распространение в XX веке. Существенная близость обнаруживается там, где на первый план выступает проблема значения (смысла), где анализ наталкивается на несводимость значения к тому, что не является значением или смыслообразующим актом. В феноменологическом учении о сознании выявляются предельные возможности многообразных способов смыслообразования: от простейшей фиксации пространственно-временного положения объекта до усмотрения идеальных предметов, от первичного восприятия предмета до размышления о смысловых основах культуры.

Софисты.

В период своего становления человеческое познание направлено «вовне», на объективный мир. И впервые греческие философы стремятся сконструировать картину мира, выявить всеобщие основания бытия этого мира. Накопление философией объема знаний, разработка инструментария мышления, изменения общественной жизни, под влиянием которых формируется человеческая личность, формирование новых общественных потребностей обусловили дальнейший шаг в развитии философской проблематики. Происходит переход от преимущественного изучения природы к рассмотрению человека, его жизни во всех многообразных проявлениях, возникает субъективистско-антропологическая тенденция в философии. Родоначальниками этой тенденции являются софисты и Сократ. Строго говоря, именно с их деятельностью начинается переход от философии как любви к мудрости вообще, как «первонауки» к философии в подлинном смысле этого слова. Ибо философия, в буквальном смысле этого слова, — это осмысление, переживание мыслителем своего места, своей роли, своего предназначения в бытии.

Софистов справедливо называют представителями греческого Просвещения: они не столько углубляли философские учения прошлого, сколько популяризировали знание, распространяя в широких кругах своих многочисленных учеников то, что уже было приобретено к тому времени философией и наукой.

Софисты были первыми среди философов, кто стал получать гонорары за обучение. В V в. до н. э. в большинстве греческих городов-государств был демократический строй, а потому влияние человека на государственные дела, как судебные, так и политические, в большой степени зависело от его красноречия, его ораторского искусства, умения находить аргументы в пользу своей точки зрения и таким образом склонять на свою сторону большинство сограждан. Софисты как раз и предлагали свои услуги тем, кто стремился участвовать в политической жизни своего города: обучали грамматике, стилистике, риторике, умению вести полемику, а также давали общее образование. Главным их искусством было искусство слова, и не случайно именно они выработали нормы литературного греческого языка.

Слово «софист» (от греческого «софия» — мудрость), первоначально означавшее «мудрец», «искусственник», «изобретатель», со второй половины IV века до н. э, становится кличкой, означавшей особый тип философа, философа-профессионала, учителя философии. Новый тип философа появляется в период расцвета рабовладельческой демократии, благодаря потребности в общем и политическом образовании, порожденной развитием политических и судебных учреждений, научной, философской и художественной культуры. В условиях демократии политическая образованность, опыт и мастерство в публичных выступлениях, на судах начинает Цениться чрезвычайно высоко. В соответствии с общественной потребностью появляются и учителя этого искусства. Пользуясь энциклопедическими знаниями и искусством красноречия, они опровергали казавшиеся непоколебимыми истины и обосновывали порой самые необычные воззрения. Софисты способствовали развитию логического мышления, гибкости понятий, позволяющих соединить и даже отождествить как будто бы самые несовместимые вещи. Логическая доказуемость считалась у них основным свойством истины. Доказать — значило убедить, уговорить. Софисты считали, что доказать можно все, что угодно.Все, что требуется доказать в тех или иных обстоятельствах. «Познай самого себя» — этот призыв, помещенный у входа в храм Аполлона в Дельфах становится у софистов и Сократа ведущим содержанием всех их философских размышлений.

При такой практически-политической направленности интереса философские проблемы природы отступили на задний план; в центре внимания оказались человек и его психология: искусство убеждать требовало знания механизмов, управляющих жизнью сознания. Проблемы познания при этом выходили у софистов на первый план.

Человек и сознание — вот тема, которая входит в греческую философию вместе с софистами (софисты — учителя мудрости). Наиболее известными среди них были Протагор (ок. 485 — ок. 410 до н. э.) и Горгий (ок. 483 — ок. 375 до н. э.).

Эти философы углубляют критическое отношение ко всему, что для человека оказывается непосредственно данным, предметом подражания или веры. Они требуют проверки на прочность всякого утверждения, бессознательно приобретенного убеждения, некритически принятого мнения. Софистика выступала против всего, что жило в сознании людей без удостоверения его законности. Софисты подвергали критике основания старой цивилизации. Они видели порок этих оснований — нравов, обычаев, устоев — в их непосредственности, которая составляет неотъемлемый элемент традиции.

Отныне право на существование получало только такое содержание сознания, которое было допущено самим этим сознанием, т. е. обосновано, доказано им. Тем самым индивид становился судьей над всем, что раньше индивидуального суда не допускало.

Аналогично и в теории познания софисты ориентируются на индивида, объявляя его — со всеми его особенностями — субъектом познания. Все, что мы знаем о предметах, рассуждают они, мы получаем через органы чувств; все же чувственные восприятия субъективны: то, что здоровому человеку кажется сладким, больному покажется горьким. Значит, всякое человеческое знание только относительно. Объективное, истинное познание, с точки зрения софистов, недостижимо.

Как видим, если критерием истины объявить индивида, а точнее, его органы чувств, то последним словом теории познания будет релятивизм (провозглашение относительности знания), субъективизм, скептицизм, считающий объективную истину невозможной.

Перенос акцента в философском размышлении с природы на человека означал не просто более широкое и всестороннее развитие второй важнейшей составляющей мировоззренческого комплекса, а коренной поворот в разработке мировоззренческой проблематики. С этого времени на передний план выходит проблема отношения человека к миру. Как видно из приведенного выше высказывания Протагора, уже софисты подчеркивали субъективный характер человеческого бытия, его влияние на восприятие и оценку мира как объекта. Следовательно, начиная с софистов и Сократа, философия впервые формулирует основной мировоззренческий вопрос как вопрос об отношении субъекта к объекту, духа к природе, мышления к бытию. И здесь мы должны подчеркнуть, что для философии специфическим является не раздельное рассмотрение человека и мира, а постоянное их соотнесение. Философское восприятие мира всегда субъективно, личностно окрашено, в нем нельзя абстрагироваться от присутствия познающего, оценивающего и эмоционально переживающего человека. Философия — это самосознающее мышление.

Обратим внимание, что принципу, выдвинутому элеатами, — мир мнения реально не существует — софисты противопоставляли обратный: только мир мнения и существует, бытие — это не что иное, как изменчивый чувственный мир, каким он явлен индивидуальному восприятию. Произвол индивида становится здесь руководящим принципом.

Релятивизм в теории познания служил обоснованием и нравственного релятивизма: софисты показывали относительность, условность правовых норм, государственных законов и моральных оценок. Подобно тому как человек есть мера всех вещей, всякое человеческое сообщество (государство) есть мера справедливого и несправедливого.

ПРОТАГОР V-IV вв. до н.э.)

Исходный принцип, сформулированный Протагором, таков: «Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». То, что доставляет человеку удовольствие, хорошо, а то, что причиняет страдания, плохо. Критерием оценки хорошего и дурного становятся здесь чувственные склонности индивида.

человек есть мера всех вещей и только человек определяет статус существования вещи.

Человек — мера бытия.

Человек самостоятелен, человек — центр мироздания.

Все необходимо рассматривать с позиции человека.

Релятивизм в теории познания служит обоснованием и правового, и нравственного релятивизма. Софисты подчеркивали условность правовых норм, государственных законов и моральных оценок. «Каждая власть устанавливает законы, полезные для нее самой: демократия — демократические, тирания — тиранические» и т. д. «То, что представляется каждому государству справедливым и прекрасным, то и является таковым для него, пока оно таковым считается», — утверждал Протагор.

В философии софистов и Сократа человек становится единственным бытием. Имея в виду предшествующую философию, искавшую бытие вне человека софист Горгий доказывает, что, если бы оно существовало, мы не могли бы иметь о нем никакого знания, а если бы имели таковое, то не могли бы его выразить.

Иначе говоря, человек только в себе самом может найти истину.

Дата добавления: 2016-11-02 ; просмотров: 326 | Нарушение авторских прав

Феноменология является одним из наиболее влиятельных философских учений XX века. В ходе своего существования и развития она не только создала целый спектр собственных интерпретаций, но и оказала мощное воздействие на многие направления современной мысли: экзистенциализм, герменевтику, понимающую социологию и другие. Феноменологический метод применяется в психологии, социологии, этике, эстетике, праве, онтологии, философии математики и естествознания. Основателем феноменологии по праву считается немецкий философ Э. Гуссерль, а к списку выдающихся феноменологов принадлежат такие имена как М. Хайдеггер, М. Шелер, М. Мерло-Понти, А. Шюц, П. Рикёр. Хотя феноменология возникла в начале века, она продолжает существовать, действует международное Феноменологическое общество, постоянно собирающее конференции и симпозиумы. Издаются серии: Гуссерлиа-на (издание работ Э. Гуссерля), АналектаГуссерлиана, Феноменологика. Центры феноменологических исследований расположены в Страсбурге, Кельне, швейцарском Фрибуре.

Эдмунд Гуссерль (1859-1938) — немецкий философ, основоположник феноменологии. Родился в Проснитце, в Моравии. Изучал математику в Берлине и затем психологию вместе с Брентано в Вене. В 1887 г. становится приват-доцентом в Берлине. В 1900 г. назначается профессором философии в Геттинген, а затем в 1916 г. переводится профессором во Фрейбург-в-Брейсгау, где преподавал до 1929 г. и жил до конца своей жизни, страдая от беспокойств и ограничений, связанных с его еврейским происхождением.

В XIX в. и даже ранее термин «феноменология» имел самые различные значения. Со времени использования этого терминаГуссерлем с начала XX в. он стал употребляться и как феноменологический метод создания философии, и как любой описательный метод изучения данной темы. Феноменология Гуссерля в значительной степени подвержена влиянию Франца Брентано, его учителя по университету в Вене.

Гуссерль указывал, что посвятил себя обоснованию человеческого знания, называя это «архимедовой точкой». Он утверждал, что философ никогда не должен брать все как само собой разумеющееся и всегда должен быть готовым отбросить то, что он делает и начать все заново. Он развил «чистую феноменологию» — процедуру, основывающуюся на исследовании содержания собственного сознания субъекта. Его метод требовал исключения всех предположений о внешних причинах и результатах их содержания. Цель этого метода — прояснение существенной природы ментальных актов и тем самым истин, которые являются источниками человеческого знания.

В начале XX в. Гуссерль опубликовал два тома «Логических исследований» (1900-01), в которых определил основной объект философского исследования — научное знание. Он стремился построить науку о науке. Выяснить вопрос об объективности познания — вот главная проблема теории познания. Он писал: «Философу недостаточно того, что мы ориентируемся в мире, что мы имеем законы как формулы, по которым мы можем предсказывать будущее течение вещей, восстанавливать прошедшее. Он хочет привести в ясность, что такое по существу «вещи», «события», «законы природы» и т.п. И если наука строит теории для систематического осуществления своих проблем, то философ спрашивает, в чем сущность теории, что вообще делает возможным теорию и т.п. Лишь философское исследование дополняет научные работы естествоиспытателя и математика и завершает чистое и подлинное теоретическое познание» Гуссерль стремился построить философию как «строгую науку».

1. Гуссерль утверждает, что для того, чтобы иметь ясное представление об этих вопросах, необходимо использовать то, что он называет «феноменологическим методом». Он исходит из того, что философия должна быть логикой научного познания, своего рода учением о науке — наукоучением. А так как наука направлена на изучение знания, в котором содержится истина, то возникает вопрос: что такое истина?

2. Гуссерль определяет истину как нечто абсолютное, как нечто истинное «само по себе», «истина тождественно едина, воспринимают ли ее в суждениях люди или чудовища, ангелы или боги». Гуссерль считает, что для выяснения истины требуется феноменологический анализ, который ‘состоит в осмыслении того, чем вообще является мышление и познание и каковы те виды и формы, с которыми оно связано, какие имманентные структуры присущи его предметному отношению. Таким образом, Гуссерль стремился создать учение о сознании, чистом сознании, т.е. наукоучение о сущности познания, мышления, истине и т.п., которое является своего рода предпосылочным.

3. Гуссерль не сомневается в существовании окружающего мира. Это он называет «естественной установкой», которая представляет собой непосредственную уверенность в том, что существует объективный мир и мы в состоянии описывать ход материальных процессов, т.е. иметь свой опыт. Он пишет, что «между миром и соответственно истинами, имеющими собственную значимость, нашими познавательными актами, существует гармония. Без сомнения, наше познание направлено на сам мир. Если познание работает таким образом, значит и наш опыт своими собственными средствами добивается этой же задачи. Но тогда и мир, выступающий в столь однозначной форме, обладает объективной правомочностью, он представляет собой нечто само собой разумеющееся».Наше первоначальное мировоззрение, говорит Гуссерль, исходит из естественной точки зрения, которая полагает, что мир «распространяется в пространстве бесконечно, и во времени он развивается и развивается бесконечно». Все вещи в мире существуют независимо от того, присутствует кто-либо с ними или нет.

Подобно миру, который рассматривается во времени, существует горизонт, бесконечный в обоих направлениях.Более того, этот мир, говорит Гуссерль, который постоянно предстает мне, — не просто мир фактов, но также мир ценностей, которые и конституируют его, и непосредственно даны как его фактуальность. Этот естественный мир остается в некотором смысле «присутствующим» (наличествующим), даже если я фокусирую внимание на некоторых других сферах, например, на арифметике и числе, и таким образом принимаю «арифметическую точку зрения». Когда я размышляю о математике, естественная точка зрения «является теперь основой для моего сознания как акта, но она не является круговой сферой, внутри которой арифметический мир находит свою истину и собственное место». Оба мира, естественный и арифметический, присутствуют, оба связаны с моим Я, эго, но они отличны друг от друга. Этот тип структуры опыта, утверждает Гуссерль, один и тот же для каждого. Его содержание варьируется для каждого человека в том, что «каждый имеет свое собственное место, откуда он видит вещи, которые наличествуют и каждый пользуется соответственно различными проявлениями вещей». В то же время мы имеем общее понимание объективного пространственно-временного мира, к которому принадлежим. Гуссерль говорит, что то, что он предлагает, — это «картина чистого описания, предшествующего всем теориям», это есть общее описание того пути, которым мы населяемыми? и связаны с ним, специфические же содержания — объекты исследования тех наук, которые стоят на естественной точке зрения.

4. Однако цель Гуссерля в том, чтобы совершить «феноменологическую редукцию» естественной точки зрения. Это делается посредством «заключения в скобки», или игнорирования нашей веры в тотальность объектов и вещей, к которым мы относимся с естественной точки зрения, и вместо этого — обращение внимания на наши переживания их. Заключать вещи «в скобки» не означает, что мы сомневаемся в их существовании, а только то, что мы разъединены с ними, оно есть определенное воздержание от суждения. Это «заключение в скобки», или воздержание, Гуссерль называет термином эпохе (Epoche). Гуссерль пишет: «Когда я проделываю это, а я могу поступать таким образом вполне свободно, то я в данном случае не отрицаю существующий мир, как если бы я был софистом, я даже не сомневаюсь в том, что он находится в наличии, присутствует, как делают скептики. Но я просто осуществляю феноменологическое эпохе, которое дает мне возможность быть свободным от использования каких-либо суждений, которые касаются пространственно-временного существования». В этом состоит первый этап редукции.

Второй этап феноменологической редукции заключается в том, чтобы описать структуры, остающиеся после того, как процедура «заключения в скобки» произошла. Это те структуры или формы сознания, которые «ограничивают психическое существование» и оставляют возможности для ментальных восприятии. Они должны быть описаны так, как они выступают для сознания.

5. Таким образом, посредством феноменологической редукции возникает феноменологическое сознание, или чистое сознание, как его называет Гуссерль. Отличительные его особенности — определенные сущностные структуры, которые для Гуссерля выступают внутренними закономерностями сознания, его принципами и механизмами функционирования. Тем самым феноменолог, исследуя эти внутренние механизмы сознания, оставляет в стороне, вне исторического времени все характерные черты данного периода развития общества.Рассматривая сознание как совокупность сущностей, Гуссерль понимает его как поток, как нерушимую целостность. Сознание выступает в виде потока переживаний, элементы которого — феномены. Поэтому учение о структуре потока переживаний называется феноменологией. Феномены как элементы потока сознания, потока переживаний представляют собой в свою очередь определенную целостность, которая обладает самостоятельной и сложной структурой. Понять феномен как целостность можно только в том случае, если схватить его посредством интуиции. Это можно достигнуть, если его не описывать извне, а «пережить», т.е. непосредственно войти в поток сознания. При этом происходит интуитивное, непосредственное, чисто умозрительное усмотрениесущности. Феноменологический метод состоит в том, чтобы слиться с потоком сознания непосредственным образом.Важным для феноменологии Гуссерля является понятие интенциональности, которое характеризует психические феномены. Это понятие было сформулировано Брентано, заимствовавшего его у средневековых схоластов. По мысли Гуссерля, сознание характеризуется направленностью на предмет. Оно всегда направлено на что-то, является «сознанием. о». Это отношение сознания зависит от него самого, а не от предмета, т.е. направленность сознания определяется его типом, например, восприятие определяет, что нечто воспринимается, мышление — то, что размышляют, чувство ненависти определяет то, что что-то ненавидят. Главное в интенциональности -момент соотнесенности сознания к объекту. Эта интенциональность всегда присутствует в акте сознания, переживания, независимо от того, «существует ли объект, выдуман ли он или абсурден».

Гуссерль рассматривает понятие интенциональности в различных аспектах. Он выделяет предметный аспект сознания, который называет ноэма. Этот предметный аспект сознания не равен самому предмету сознания. «Дерево моего сознания» не равнозначно самому дереву как предмету мира. Восприятие отдельного предмета состоит из серии восприятии, которые соединяются в единство активной синтезирующей деятельностью самого сознания, которое и обеспечивает целостное восприятие предмета». В интенциональном анализе, кроме предметных аспектов, присутствует еще и сам акт сознания в той или иной форме, которй называется ноэсис (Noesis) — как способ данности интенционального предмета сознания. Единство ноэмы и ноэсиса определяется синтезирующей деятельностью сознания, при которой целостность предмета обеспечивается целостностью сознания.

Последняя книга Гуссерля — «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология», опубликованная полностью только в 1956 г., хотя основа ее была заложена еще в 1935 г. Рассматривая вопрос о том, в чем состоит кризис современной науки, Гуссерльпишет что последняя не может ответить на самые важные жизненные запросы, так как оставляет в стороне проблемы, имеющие большое значение в жизни, а именно вопросы о смысле и бессмысленности человеческого существования. Наука, по мнению Гуссерля, претерпела такие изменения, что пришла к ошибочному для философии позитивистскому ограничению идеи науки и самой философии. Все это произошло потому, что была утеряна вера в универсальную философию.

Большие надежды для преодоления кризиса возлагают на философию, которая представляет собой действующий мозг, от нормальной работы которого будет зависеть состояние европейской духовности.Гуссерль правильно ставит вопрос о связи философии и наук с фундаментальными сферами человеческого практического опыта. Эта связь у Гуссерля привела к введению понятия «жизненного мира», под которым он понимает сферу известного всем, непосредственного, очевидного. Он пишет: жизненный мир — это «совокупность верований, к которым относятся с доверием и которые рассматриваются как безусловно значимые и практически апробированные до всех потребностей научного обоснования». Жизненный мир, по словам Гуссерля, есть не что иное, как мир простого мнения — Doxa, к которому по традиции стали относиться так презрительно. Теперь Гуссерль признает «жизненный мир» основой всякого объективного познания. Жизненный мир выступает своего рода горизонтом, предпосылкой всякой действительной и возможной практики. Жизненный мир первичнее любого опыта и научного познания.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском:

философия_1

Эдмунд Гуссерль (1859-1938). Феноменология

Феноменология Гуссерля повлияла так или иначе на все последующие философские концепции XX века. У Гуссерля мы найдем много похожего с Кантом. Гуссерлеву феноменологию в некотором смысле можно рассматривать как разновидность позитивизма, и в то же время позитивизм – ее ближайший оппонент.

Гуссерль понимает философию как науку, свою главную задачу он видит в прояснении истоков и возрождении подлинной рациональности.

Гуссерль стремится вернуть мышление на почву опыта (чтобы человек мыслил, исходя из того, что дано ему на опыте, ничего к этому не примешивая). В этом смысле Гуссерль, как и позитивисты, борец с метафизикой (со «взятыми с потолка» и произвольно принятыми на веру положениями, знанием, не следующим из опыта).

И в то же время Гуссерля категорически не устраивает позитивистский идеал научности, поскольку позитивисты выносят за пределы рационального рассмотрения (за пределы научного дискурса) все «последние вопросы», вопросы, связанные со смыслом (мира, вещей, человека). Человеку, как он есть, необходимо жить в осмысленном мире (а не просто в универсуме фактов), вещи, с которыми он имеет дело, должны иметь для него смысл и значение.

Замысел новой науки

Гуссерль пишет, что необходимо вернуть человеческое мышление на почву опыта, но под «опытом» можно понимать разное.

Ученый, как он фактически существует (реальный исследователь прежде всего естествоиспытатель, поскольку наука всегда ориентировалась как на свой образец на естествознание), понимает под «опытом» опыт неких внешних вещей (чего-то, что можно пронаблюдать, провести эксперимент, что можно потрогать). А это – не единственная форма опыта. Есть еще внутренний опыт (но его ученый «опытом» не назовет). То есть, говоря об «опыте», ученый уже произвел некую выборку, что будет включено в понятие «опыт», а что заведомо (apriori) опытом считаться не будет.

Позитивизм, грубо говоря, и есть такая философия ученых, исключающая из сферы научного рассмотрения все, связанное с человеческой субъективностью (изначальный пласт опыта).

Гуссерль в статье «Феноменология», написанной им для британской энциклопедии, объясняя смысл своего проекта (то есть, что такое феноменология), пишет, что нужна еще наука, которая занималась бы собственно сознанием. Не тем или иным видом предметного бытия, а тем, как сознание воспринимает вещи.

«Феномен» дословно – «то, что видно», «феноменология» — «наука о том, что видно», о том, как все дано сознанию. Феноменология – разновидность гносеологии, а не какая-либо онтология. Она говорит не о том, как что-либо есть, а о том, как что-либо воспринимается сознанием 1 .

Естественная и феноменологическая установки сознания

Epoche (эпохе), или феноменологическая редукция

И если мы обратимся к тому, как сознание воспринимает вещи, то мы заметим, что само бытие вещей на опыте не дано.

На опыте вещь дана как такая-то и такая-то (обладающая определенным набором качеств), а реальность (существование) мы приписываем ей отдельным актом сознания, у нормального человека в нормальной ситуации всегда следующим за актом восприятия.

В какой-то ситуации мы можем видеть что-то и при этом полагать, что этого не существует (допустим, что это мираж, сон, что это смоделировано на компьютере 2 ).

Гуссерль говорит о двух установках сознания. Вот это обычное действие сознания Гуссерль называет «естественной установкой» сознания: когда мы видим (воспринимаем) вещь и оцениваем ее как реальную или кажущуюся.

Гуссерль предлагает (для того, чтобы начать феноменологическое описание) перейти из естественной установки сознания в феноменологическую, в которой первое действие совершается, а от второго мы воздерживаемся: вещи рассматриваются, как так-то и так-то данные сознанию, а на приписывание им значения существования (или несуществования) накладывается запрет.

Гуссерль говорит, что феноменолог в феноменологической установке должен соблюдать эпохе (epoche) 3 , воздерживаться от полагания существования (или же несуществования) вещей и рассматривать их только постольку, поскольку они даны сознанию.

Из сказанного ясно, что Гуссерль вовсе не утверждает, что данные нам на опыте вещи не существуют (являются только кажимостью), он лишь говорит, что (пока длится феноменологическое описание) нам должно стать как бы все равно, существует ли вещь, или она только представляется.

На уровне языка феноменологическое epoche проявляется очень просто: в замене глагола «есть» (и всех его форм) на «дано», «полагается», «воспринимается как» 4 и т. п. (речь феноменолога становится более окольной, чем естественная речь).

Это воздержание от полагания вещей в качестве существующих (несуществующих) Гуссерль иначе называет «феноменологической редукцией»: мы «заключаем мир в скобки» в качестве существующего независимо от сознания и остаемся со сферой собственно субъективного.

Но это не означает, что сознание остается наедине с собой: после проведения феноменологической редукции у меня остается весь мир, но в модусе «как он дан сознанию». Говоря кантовским языком, мы остаемся с вещами как феноменами.

Также Гуссерль говорит о «трансцендентальной редукции». Грубо говоря, это – та же самая операция, совершенная не над вещами (мира), а над собственным «я»: я должен абстрагироваться от себя как от человека, реально живущего в мире, от фактичности своего существования и рассматривать себя лишь постольку, поскольку я дан себе в моем собственном опыте 5 .

Восприятие как процесс конституирования вещи сознанием

Рассмотренное в феноменологической установке восприятие предстает именно как процесс, действие, длящееся во времени. Феноменолог заключает мир в скобки (в качестве существующего), чтобы посмотреть, как мир становится в качестве мира для меня (для воспринимающего субъекта). И поскольку вещи в качестве предшествующих актам моего восприятия заключены в скобки, становится заметно, что процесс восприятия есть активность (а не пассивное усвоение информации). Сознание, по мере опыта (по мере восприятия вещи), как бы творит ее. Вещь постепенно выступает из мрака непознанности на свет сознания. И этот мрак действительно подобен мраку небытия. Сознание же оказывается чем-то вроде творца или конструктора мира 6 .

Термин, которым в данном случае пользуется Гуссерль, – «конституирование» (от слова «учреждать»). Он говорит о процессе восприятия как о процессе постепенного конституирования вещи сознанием.

Заметьте, Гуссерль говорит о «сознании». И в это понятие «сознание» входит и «восприятие», и «рассудок», и «разум» (точнее, он не разделяет их). Дело обстоит не так, что человек сначала просто усваивает информацию, а потом его рассудок и разум обрабатывают ее. Если мы рассмотрим реальный процесс восприятия (на примерах, как это делает Гуссерль в своих работах), то мы заметим, что восприятие вещи с первого момента уже есть ее осмысление (понимание, интерпретирующая сила включены уже с самого начала, с момента «первичной импрессии»). Поэтому Гуссерль говорит о сознании, как о едином процессе восприятия-мышления.

Отличие феноменологии Гуссерля от кантовской философии: исключение абсолютной точки зрения.

Но до сих пор сказанное — в общих чертах аналогично тому, что мы можем найти у Канта. А вот, где начинаются явные различия.

Как вы помните, Кант говорит о вещах в двух отношениях: о вещах, как они есть сами по себе и о вещах как явлениях. Кантовская «вещь в себе» — это вещь, как ее видит Бог, вещь, как она могла бы быть увидена с точки зрения Субъекта, который видит все, как оно есть на самом деле. В то время как вещь во втором смысле – это вещь, увиденная со стороны, с какой-то частной точки зрения.

Гуссерлева феноменология «вещи в себе» не предполагает. Смысл феноменологической редукции и состоит в принципиальном исключении («заключении в скобки») такой точки зрения (с которой было бы видно все). Существуют (точнее могут нами мыслиться 7 ) только конкретные конечные человеческие точки зрения.

Значение гуссерлевой феноменологии для философии (и для гуманитарного знания вообще) можно сопоставить со значением теории относительности для естествознания. Суть открытия Эйнштейна можно сформулировать так: не существует какой-либо (привилегированной) системы отсчета, относительно которой другие системы отсчета были бы относительными. Гуссерль же говорит об исключении привилегированной точки зрения на вещи.

Гуссерль усматривает внутреннее противоречие в кантовском понятии «вещь в себе» 8 . Если «вещь в себе» – это вещь, увиденная с некой абсолютной точки зрения, с точки зрения Бога (и с этой точки зрения Он видит ее всю, как она есть на самом деле). То это означало бы, что для Бога вещи были бы не вещами, а были бы просто содержанием его сознания (чистыми «видностями», картинкой перед глазами; идеями, а не вещами). Взгляд Бога развоплощал бы вещь. А мы говорим о «вещи в себе»…

К сущности вещи, — пишет Гуссерль, — принадлежит то, что она дана вместе со своей внеположностью сознанию. Вещь (непосредственно, на опыте) дана как нечто внешнее, как нечто, на что наталкивается мой взгляд, мое сознание, мои руки. Как нечто, что не пускает в себя; и как нечто, что видно с некоторой стороны, другая же его сторона остается невидимой. Вещь дана как нечто, отчасти неданное.

Существуют (и могут быть мыслимы) только конкретные конечные точки зрения, с которых вещь дана так-то и так-то, но никогда не всеобъемлющим образом. Вещь, — пишет Гуссерль, — может быть дана на опыте «односторонне, многосторонне, но никогда не всесторонне» 9 .

Такова сущность феномена. Таким образом, слово «феномен», как оно используется в гуссерлевой феноменологии, не является синонимом слову «явление» (в том смысле, в каком оно фигурирует в классической философии).

«Явление» предполагает «сущность». Эта простая, базовая пара философских понятий предполагает две взаимодополнительных точки зрения на предмет: ограниченную человеческую и абсолютную (философское понятие «сущность» предполагает точку зрения Бога).

Гуссерлево понятие «феномен» не предполагает «сущность» как свою противоположность (сущность в смысле кантовской «вещи в себе»). Согласно Гуссерлю, вещь дана на опыте и то, что дано на опыте, — это сама вещь.

Гуссерль призывает человеческое мышление вернуться «назад к вещам». Но из сказанного ясно, что «вещи» («сами вещи»), к которым призывает вернуться Гуссерль, это совсем не то же самое, что кантовские «вещи в себе»: «сами вещи» не прячутся глубже того, что дано нам на опыте, — они и есть то, что дано на опыте. Они лежат на поверхности: феномен – это и есть сама вещь.

Гуссерль пишет, что мы разучились видеть вещи, и намерен научить человечество этому забытому искусству.

Гуссерлевы тексты, пожалуй, чересчур конкретны, описательны, чтобы безоговорочно назвать их «философскими». Значительную часть их составляет рассмотрение на примерах того, как сознание воспринимает все то, что оно воспринимает. А какие выводы он делает из этих своих анализов?

Во-первых, Гуссерль категорически не соглашается с теорией познания Локка. Согласно Локку, сознанию изначально даны «простые идеи», — элементы информации, из которых сознание составляет целостный образ предмета («сложную идею»).

Обратимся к примеру. Что вашему сознанию дано раньше «красное», «круглое» — или яблоко? Очевидно, что с самого начала, с первого момента, как только мы его видим, мы видим яблоко, целую вещь (и только потом, путем анализа, абстракции мы можем выделить ее отдельные качества).

Конечно же, мое тело, рецепторы моих глаз имеют дело с потоком информации, но на уровне сознания никакой работы по собиранию целостного образа из элементов не заметно (а Гуссерль рассматривает восприятие именно на уровне сознания, а не на уровне работы тела). Сознанию с самого начала дана целая вещь (это парадоксально, но это так).

Гуссерль говорит о том, что человеческое восприятие эйдетично 10 : мы самого начала схватываем вещь как некую целостную форму (образ).

Мы изначально видим целую вещь, при том, что всей вещи мы не видим. У яблока есть обратная сторона, информация о которой не поступает к рецепторам моего глаза, но тем не менее мое сознание «автоматически» достраивает эту невидимую сторону (так, что усилий этого достраивания я не чувствую).

Человеческое сознание с самого начала схватывает вещь как целостную форму, при том, что информации, чтобы заполнить эту форму – недостаточно (форма остается полупустой, предвосхищая актуальное восприятие). Поэтому мы и можем ошибаться (скажем, принять муляж яблока за яблоко, дерево за человека), потому что восприятие всегда уже есть достраивание. Всякое видение вещи всегда парадоксальным образом есть узнавание, чтобы увидеть вещь, нужно уже знать, что это такое (если бы вы не знали, что яблоко – это фрукт, который едят, то что бы вы увидели?).

Примеры восприятия предметностей

Сознание изначально схватывает вещь как целостную форму, притом, что эта форма вполне наполнится содержанием лишь в бесконечной дали, на горизонте. Восприятие (конституирование) вещи предстает у Гуссерля как, в принципе, бесконечный процесс. По мере восприятия воспринимаемая предметность обогащается все новым и новым содержанием, но так, что это содержание всегда еще может быть дополнено. Вещь как бы предстает сознанию все новой и новой стороной, и «сторон» этих бесконечное множество.

Возьмем предметность чуть более сложную, чем яблоко. Например дом. Дом может оказаться существенно разным с разных точек зрения, при разном освещении, в различную погоду и время года. Также очевидно, что дом – это не просто совокупность кирпичей, определенным образом уложенных. Дом – это жилье. Если бы мы не знали о его предназначении, мы бы его не увидели.

Также для моего видения дома не безразлично, случайный ли это дом, мой дом или дом моего друга. А может быть это – магазин, контора или учебное заведение.

Вот, например, такая предметность, как МГУИЭ, рассмотренная в феноменологической установке (а МГУИЭ может быть рассмотрен как предметность). Ясно, что он не сводится к зданию, стенам, в которых располагается. Также, мы не получим МГУИЭ, прибавив к зданию всех посещающих его субъектов с их жизненными мирами. МГУИЭ есть что-то самодостаточное и целое. Далее, в случае МГУИЭ заметен временной фактор: то, каким вы его увидели в первый момент знакомства отличается от того, что он есть для вас сейчас, и это в свою очередь будет отличаться от того, как вы будете видеть его, скажем, через три года. Каждый из нас видит эту предметность как-то по-своему (при этом мы прекрасно друг друга понимаем, когда говорим о МГУИЭ).

В одних случаях более очевидно, в других – менее, что вещь (предметность) не сводится к своему материальному субстрату («кирпичам»). Она есть этот «материальный субстрат» + то идеальное (смысловое) содержание, которое мы на этот субстрат навешиваем, в результате чего она только и становится «вещью».

Дом не есть дом, если мы не знаем, для чего он; яблоко – не яблоко, если мы не знаем, что его едят. Невозможно абстрагироваться от «смысла» вещи (в таком случае осталась бы только совокупность кирпичей или поток информации).

В числе прочего, Гуссерль приводит пример предметности, не имеющей пространственной составляющей: это мелодия (музыка не расположена нигде в пространстве, она лишь длится во времени). На примере музыки Гуссерль рассматривает структуру восприятия человеческим сознанием времени 11 .

Также Гуссерль приводит пример предметности, у которой вообще нет материального субстрата: геометрия 12 .

Что Гуссерль имеет в виду, когда говорит, что геометрические предметности являются идеальными предметностями (не имеют материального субстрата)?

В мире моего непосредственного опыта нет точек, плоскостей, прямых и треугольников (в реальности, данной мне в опыте, есть что-то более или менее им соответствующее: стол, за которым я сижу, – более или менее четырехугольный, поверхность его — более или менее плоская). Но сущность геометрии – в ее точности, теоремы геометрии верны для идеального геометрического пространства, где существуют прямые и треугольники (в реальности же – параллельные прямые обязательно пересекутся, потому, что мы не сможем начертить вполне параллельные прямые).

Для того, чтобы теоремы геометрии продолжали быть верными, не обязательно, чтобы существовал мир (существование геометрии от существования мира не зависит). За то, для существования геометрии необходимо, чтобы существовал хотя бы один субъект — носитель геометрии (нужно, чтобы ее кто-то знал, пользовался геометрическими предметностями).

Гуссерль задается вопросом: до того, как первый геометр придумал геометрию (до того, как этот некто сформулировал ее аксиомы, тем самым, задав свойства идеального геометрического пространства), где пребывали треугольники, прямые и плоскости?

Платон бы сказал, что идеальные предметности (например, геометрические) всегда уже были в мире идей. Какой-нибудь христианский платоник (например, Августин или Вл. Соловьев) сказал бы, что геометрические предметности существовали в уме Бога.

Если же мы такую точку зрения Абсолютного Субъекта исключили, то мы должны сделать вывод, что идеальные предметности до того, как их помыслил первый геометр, нигде не существовали. Гуссерль называет первого геометра «учредителем» а не «открывателем» геометрии 13 . Он изобрел геометрию, создал новую предметность с нуля (конечно, на основании опыта, но в его опыте не было геометрии, пока он ее не изобрел).

Это по Платону эйдосы существуют вечно в мире идей. У Гуссерля, при его подходе к рассмотрению сознания, эйдосы (смысловые конструкции) оказываются тем, что творится (учреждается) человеческим сознанием в процессе его познавательной деятельности.

Позволю себе провести аналогию между Гуссерлем и Ницше (хотя это весьма различные мыслители): если Ницше пророчески изрекает, что человек является творцом всех ценностей, которые у него есть, то Гуссерль стремится это научно доказать, последовательно обосновать (пользуясь средствами науки о восприятии – феноменологии).

Гуссерль о кризисе европейской науки

и кризисе европейской рациональности

Успех европейской науки, ее становление тем, что она есть сейчас, начинается в XVII веке. Этот расцвет науки связан с математизацией естествознания (наука, по крайней мере, в XVII веке – это, прежде всего, естествознание (физика); в XVII веке в ее основу была положена математика (и геометрия) 14 ).

Идею математизации естествознания Гуссерль связывает, прежде всего, с именем Галилея. Галилей – великий человек, он определил облик науки на столетия вперед (и именно такая, математизированная, наука оказалась способной изменить облик мира, дать человеку столько власти над ним, сколько он сейчас имеет).

Однако Гуссерль считает, что в деянии Галилея была заключена роковая ошибка. Галилеем и его последователями так и не был прояснен смысл математической (геометрической) идеализации мира 15 .

В основе математизации естествознания Галилеем лежит убеждение, что «книга природы написана на языке математики», что реальность сама по себе, как таковая, — математична и геометрична.

Мы, поскольку мы находимся в рамках этой классической научной парадигмы, заложенной Галилеем, предполагаем, что в вещах, как они непосредственно воспринимаются, одни качества существенны, другие нет. Когда я, например, гляжу на яблоко, то я сужу, что его форма, — это нечто объективно существующее, а, скажем, цвет – нечто только субъективно воспринимаемое (идея различения «первичных» и «вторичных» качеств, в развернутом виде сформулированная Локком и Гоббсом, впервые была высказана Галилеем).

Такой взгляд на вещи (по сути дела) предполагает, что вещи, как они непосредственно даны в опыте, — ненастоящие (что это только субъективное восприятие вещей), а вещи таковы, какими их описывает математика (вещи не таковы, какими они даны нашим глазам; умозрение, основанное на математике, позволяет проникнуть глубже в их суть).

Гуссерль убежден, что это не так. Он – эмпирик. Для него «на самом деле» — это то, как все дано на опыте. Порядок опыта с точки зрения Гуссерля и есть единственный истинный порядок.

Галилей и его последователи не продумали (не поняли) смысл математической идеализации. Они поменяли местами математическую абстракцию и данную на опыте реальность 16 .

Согласно Гуссерлю, математическая теория не проникает глубже в суть вещей, вещи таковы, какие они есть в нашем жизненном опыте, в непосредственном восприятии, а научная теория надстраивает над этой почвой жизненного опыта еще одну смысловую конструкцию.

Гуссерль говорит о научном теоретизировании как о «набрасывании покрывала идей» 17 . Создатель геометрии создал еще один язык описания реальности. Он создал умозрительную конструкцию, которая так или иначе относится к этой, данной на опыте, реальности. Но первоначальная истина – в этой реальности, а не в умозрительной конструкции.

Да, конструкция работает. Главная функция науки – предсказательная: мы можем посредством теоретических построений предугадать то, что пока еще актуально не воспринято на опыте. Но при этом Гуссерлю не кажется приемлемой дедуктивная модель науки: он не согласен с тем, что мир можно понять исходя из неких очевидных для разума простых аксиом — будь то аксиомы Евклида или аксиомы Декарта (что мир можно истолковать весь, стоя в одной точке). Мир не столь однозначен, как геометрия, пространство мира не обладает такими четкими свойствами, как геометрическое пространство. И это – существенно.

Мы живем в реальном мире, в том, который дан на опыте, а геометрия – это абстракция. Что не отменяет ее смысла и ценности как теоретической конструкции. Но если мы утверждаем, что суть мира самого по себе геометрична, то тем самым мы перечеркиваем значение непосредственного опыта человека, а ведь он, этот изначальный опыт восприятия, является истоком, почвой всякого научного теоретизирования.

Субъект (человек) является источником всякой (в том числе научной) смысловой конструкции. Если мы полагаем, что эти смысловые конструкции как-то уже существуют, даны нам в готовом виде (всегда предсуществуют человеку, уже есть в мире или в уме Бога), то разум перестает, в сущности, мыслить. Разум занимает пассивную позицию: мышление становится техническим, становится техникой мышления. Техническое мышление способно оперировать вещами, решать вопросы, связанные с их использованием, но не способно решить вопрос (или даже поставить его) о собственных истоках и собственном смысле.

В этом, как считает Гуссерль, и состоит кризис европейской рациональности.

Концепция «жизненного мира».

По поводу значения слова «мир» в философии Гуссерля:

У Канта «мир в целом» — это идея разума (смысловая конструкция, а не то, что может быть дано на опыте). Мир в целом, — как пишет Кант, — «на опыте не встречается». А Гуссерль употребляет слово «мир» в другом смысле (и эта перемена существенна).

Как это мир на опыте не встречается? Я (человек) живу в мире. С самого первого момента моего существования, то, что мне предстоит, что открывается моему взору, дано мне в качестве целого. Мир дан мне на опыте в качестве целого, и он дан мне, пусть какие-то его части и уходят к горизонту. Но и пятилетний ребенок знает, что такое «мир».

Важен и изначален этот простейший смысл слова «мир». Мир – это, прежде всего, жизненный мир человека, мир как горизонт его опыта, как то пространство, в котором он живет и действует.

И от этого значения слова «мир» производны все прочие значения («мир» как «природа», «вселенная», «космос» и т. д.).

Выходит ли феноменология за границы субъективности?

Можно ли феноменологию Гуссерля назвать «субъективизмом» («субъективистской философией»)? Оставаясь на уровне языка учебника, безусловно можно. Гуссерль с самого начала предлагает заключить мир, как он есть, «объективную реальность» в скобки и рассматривает только сферу субъективности (то, как все дано сознанию).

Но затем он (на протяжении всех своих текстов) показывает нам, как из этой субъективности можно вывести все, что мы знаем, и все, что для нас есть. В том числе – объективное 18 . Сознание человека в своей познавательной активности сталкивается с вещами и полагает их как сущие для него. Оно сталкивается с другими субъектами и полагает их как других (субъектов) по аналогии с собой. Он конституирует некое интерсубъективное «мы» (человечество) и «наш общий взгляд на мир» (то, как мы видим вещи). Ибо, какими бы разными не были наши жизненные миры, всегда существует возможность того, чтобы два субъекта сошлись над неким естественным сущим и пришли к общему мнению о том, что это такое (это – камень, это – дерево).

Согласно Гуссерлю, «объективное» конституируется нами как интерсубъективное (наш общий взгляд на мир).

«Логические исследования» (1900)

«Философия как строгая наука» (1911)

«Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии» (1913)

«Лекции по феноменологии внутреннего сознания времени» (1928)

«Картезианские размышления» (1931)

«Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» (1936)

«Начало геометрии» (1936)

Мартин Хайдеггер (1889-1976)

Хайдеггер, наверное – наиболее влиятельный и харизматический философ XX века. С одной стороны, несомненно, Хайдеггер – наследник гуссерлевой феноменологии, с другой стороны, его мысль движется существенно иначе. У Хайдеггера мы найдем много экзистенциалистских мотивов, но в то же время его философия к экзистенциализму не сводится. При желании мы найдем у Хайдеггера много общего с Ницше. Концепция же позднего Хайдеггера не сводима ни к традиции феноменологии или экзистенциализма, ни к какой-либо другой философской школе. Это – просто Хайдеггер.