Основные точки зрения на время возникновения науки

Проблема возникновения науки

Однозначного ответа на вопрос, когда и где возникла наука, не существует. Трудность ответа на данный вопрос состоит, прежде всего, в определении содержания понятия «наука». Тем не менее, современная наука уходит в своих истоках в глубинные пласты мировой культуры.

Определение даты и места рождения науки – это вопрос открыто дискуссионный, но можно выделить пять радикальных точек зрения.

1. Наука понимается как опыт практической и познавательной деятельности в целом. Тогда отсчет времени возникновения науки надо вести с каменного века, с первобытного общества.

2. Наука понимается как особый вид знания, которое является обоснованным. Тогда родиной науки является античная Греция. Именно здесь в V до н.э. на фоне разложения мифологического мышления возникают первые программы исследования природы. Появляются не только первые образцы исследовательской деятельности, но и осознаются некоторые фундаментальные принципы познания природы. Античность дала миру имена выдающихся мыслителей и ученых: Демокрит, Пифагор, Аристотель, Зенон Элейский, Евклид, Гиппократ, Аристарх Самосский, Архимед и др.

3. Наука понимается как опытное знание, опирающееся на эксперимент, наблюдение, а не на авторитет предания или философские традиции. В таком случае наука возникла в XII-XIV вв. (позднее средневековье) в Западной Европе. Родоначальниками науки являются британские ученые монах Р. Бэкон (1214-1292) и епископ Р. Гроссет (1168-1253).

4. С наукой связывают достижения естествознания. Естественные науки умеют строить математические модели изучаемых явлений, сравнивать их с опытным материалом, проводить рассуждения посредством мыленного эксперимента. В таком случае наука возникла в XVI-XVII вв. в Западной Европе. Этот период в философии принято называть Новым временем. В этот период в Европе работают гениальные ученые: Р. Гук, Г. Галилей, И. Ньютон, Р. Декарт и многие другие.

Кроме того, именно в XVII в. наука начинает оформляться как социальный институт. В 1660 г. возникает Лондонское Королевское общество, а спустя шесть лет – Парижская Академия наук.

5. Данная точка зрения существенным признаком науки считает совмещение исследовательской деятельности и высшего образования. Происходит оформление науки в особую профессию. Эти процессы шли наиболее успешно в Берлинском университете под руководством В. Гумбольдта. Следовательно, наука возникла в Германии в середине XIX в.

Не все приведенные точки зрения одинаково авторитетны. Наиболее обоснованной и имеющей большинство сторонников является теоретическая позиция, согласно которой наука возникла в Новое время в Западной Европе[30].

Необходимо подчеркнуть, что великие цивилизации Азии, Вавилона, Египта, доколумбовой Америки также обладали познавательным опытом и внесли свой вклад в становление новоевропейской науки. По своему содержанию наука глубоко наднациональна и способна впитать завоевания любых эпох и народов.

Античная наука

Научные идеи в древней Греции развивались в составе ранних метафизических картин мира.

В истории античной философии и науки принято выделять несколько этапов:

— классический этап (VII-IV вв. до н.э.);

— эллинистический этап (IV – I вв. до н.э.);

— римский этап (I – IV вв.).

Рассмотрим кратко особенности античной науки, исходя из данной периодизации.

Классический этап.

Первые философы одновременно являлись и первыми учеными. Что такое мир, как он устроен, каковы его первоначала – эти вопросы задавали все античные философы.

Проблема первоначал бытия стала центральной для философов Милетской школы: Фалеса (около 625-547 гг. до н.э.), Анаксимена (около 585-524 гг. до н.э.), Анаксимандра (610-546 гг. до н.э.).

Определенный вклад в развитие античной науки, прежде всего математики, внесла Пифагорейская школа во главе с Пифагором (582-500 гг. до н.э.). Пифагор сформулировал учение о числе как основе Вселенной. Вселенная – это гармония чисел и их отношений. Он считал, что мир состоит из 5 элементов: вода, огонь, воздух, земля, эфир. Пифагор был сторонником геоцентрической модели мира, согласно которой центром мироздания является Земля.

В Афинах, центральном полисе древней Греции, работали такие мыслители, как Эмпедокл, Платон, Сократ. Сократа (469-399 гг. до н.э.) называют первым философским антропологом, потому что его, в отличие от других античных мыслителей, интересовали не онтологические проблемы, а вопросы, связанные с сущностью человека.

Демокрит (около 460-370 гг. до н.э.) ввел понятие «атом» (греч. – «неделимый») и полагал, что все тела состоят из атомов и пустоты. Демокрит утверждал, что Вселенная бесконечна и допускал существование множества миров во Вселенной.

Вершиной развития античной научной и философской мысли можно считать творчество великого философа-энциклопедиста Аристотеля (384-322 гг. до н.э.). Он внес вклад в развитие всех наук своего времени: математики, физики, психологии, социологии, философии, метеорологии и других. Он предложил классификацию наук, дал определение «первой философии», создал основы формальной логики. Аристотель является дуалистом, полагая, что любая вещь состоит из материи и формы, создает учение о четырех причинах существования вещи.

Интересны космологические идеи Аристотеля. Он полагал, что Земля является шаром и находится в центре Вселенной. Мир состоит из двух областей: области Земли и области неба. В своей основе область неба имеет эфир, из которого состоят небесные тела. Самые совершенные из них – неподвижные звезды. Они состоят из чистого эфира и настолько удалены от Земли, что недоступны никакому воздействию четырех земных элементов (вода, воздух, земля, огонь). Вселенная является конечной. Аристотель выделяет разум мирового масштаба, полагая, что именно он является «перводвигателем», источником любого движения.

Поэтому для античной науки, особенно ее раннего этапа развития, характерны абстрактность, умозрительность, отвлеченность от конкретных фактов, космоцентризм. При этом космос понимается как окружающий человека мир, природа, огромный организм. Различается макрокосм и микрокосм, под которым понимается человек. Человек является частью макрокосма.

Эллинистический этап.

Эллинизмом называют трехсотлетний период в истории Восточного Средиземноморья и прилегающих к нему континентальных областей в Азии и Африке, оказавшихся вследствие завоеваний Александра Македонского, под военно-политической властью македонской аристократии и под духовным владычеством греческой культуры. Этот период начинается в 338 г. до н.э. (год военной победы Македонии над Грецией) и заканчивается в 30 г. до н.э. (римские войска оккупируют эллинистический Египет).

В этот период философия постепенно утрачивает свой творческий характер, усиливается ее самосознание, начинается эпоха саморефлексии. Утрачивается связь с науками, теоретический уровень снижается. Растет скептицизм и антифилософский мистицизм.

И все же наиболее удивляет в эпоху эллинизма невиданный расцвет наук, которые начинают отделяться от философии и получают предметное определение. Возникают новые центры культуры – Пергам, Александрия, сохранили свое значение Афины. В Афинах преобладала философия, в Александрии – наука. Особенно славятся Александрийская и Пергамская библиотеки.

При этом философы со своей стороны сделали для наук немало. Демокрит был одновременно философом и ученым. Сократ установил, что истинное знание должно выражаться в понятиях. Нет понятия – нет и знания. Платон установил, что научное знание недостижимо без идеализации предмета познания. Как идеалист, Платон такую идеализацию сделал безусловной, выдумав мир идеализированных сущностей-идей. Но если идеализацию понимать условно, как прием исследования конкретно существующих вещей, то такая идеализация в научном знании необходима. Аристотель установил, что научное знание требует знания общего (понятия) и причин.

Таким образом, эллинистическая наука была подготовлена и в теоретическом, и в социальном аспектах развитием древнегреческого интеллекта, логоса. Однако все же подлинный расцвет ряда специальных наук произошел лишь в начале эллинизма, когда реализуется тенденция к «отпочкованию» наук от философии и их дифференциации. Отныне у каждой науки появляется свой предмет, своя история, свои методы.

Рассмотрим кратко творчество наиболее выдающихся представителей эллинистической науки.

Архимед Сиракузский (287-212 гг. до н.э.)

Архимед из Сиракуз был выдающимся инженером, изобретателем, механиком. Он не был философом: его мало интересовали умозрительные проблемы и вопросы. В книге Архимеда «О сфере и цилиндре» мы находим выражение для поверхности сферы: поверхность сферы в четыре раза больше площади большого круга. Архимед исследует параболоиды и гиперболоиды;
тела, образованные вращением эллипсов; определяет число В области механики он создает основы статики и гидростатики. Архимед принимал участие в обороне Сиракуз при осаде города римскими войсками и в ходе данной обороны погиб.

Одним из самых выдающихся ученых не только эллинистического этапа, но и науки в целом является Евклид (первая половина III в. до н.э.).

Основная работа Евклида называется «Начала», она состоит из 13 книг.

В плане философии математики особенно интересна первая книга, которая начинается с определений, постулатов, аксиом. Евклид определяет точку как то, что не имеет частей. Линия – это длина без ширины. Прямая линия равно расположена по отношению к точкам на ней. Из постулатов Евклида видно, что греческий ученый представляет пространство как пустое, безграничное, изотропное, трехмерное.

В «Началах» Евклида мы видим завершение математики как стройной науки, исходящей из определений, постулатов, аксиом и построенной дедуктивно. «Начала» – вершина древнегреческой дедуктивной науки.

Основные постулаты геометрии Евклида сводятся к следующим:

1. От каждой точки до каждой другой можно провести прямую.

2. Ограниченную прямую можно продолжить неопределенно.

3. Из любого центра можно описать окружность любым радиусом.

4. Все прямые углы равны.

5. Если две прямые при пересечении с третьей образуют с одной стороны внутренние односторонние углы, сумма которых меньше двух прямых углов, то эти прямые пересекаются при достаточном продолжении с этой стороны.

В современном звучании пятый постулат выглядит так: «Через данную точку можно провести лишь одну параллельную данной прямой».

Все постулаты геометрии Евклида, кроме пятого постулата, были доказаны. Хотелось доказать пятый постулат, но попытки были неудачными. Наконец, К. Гаусс в 1816 г. высказал гипотезу, что этот постулат может быть заменен другим. Эта догадка была реализована в параллельных исследованиях независимо друг от друга Н.И. Лобачевским (1792-1856) и Я. Больяи (1802-1866). Из отрицания пятого постулата возникли неевклидовы геометрии. Б. Риман (1826-1866) своей теорией многообразий (1854) доказал возможность существования многих видов неевклидовой геометрии. Сам Б. Риман заменил пятый постулат Евклида на постулат, согласно которому вообще нет параллельных линий, а внутренние углы треугольника больше двух прямых углов.

В геометрии Евклида основной объект – прямые, а если мы возьмем кривую поверхность, то как на ней будут лежать прямые? Прямая – кратчайшее расстояние между точками А и В. Но что будет на сфере? К. Гаусс вводит понятие «кривизна поверхности». У прямой линии кривизна стремится к бесконечности.

Далее, Ф. Клейн (1849-1925) показал соотношение неевклидовой и евклидовой геометрий. Геометрия Евклида относится к поверхностям с нулевой кривизной, геометрия Лобачевского – к поверхностям с отрицательной кривизной, а геометрия Римана – к поверхностям с положительной кривизной.

Сравним основные показатели разных геометрий с помощью таблицы.

Таблица 1 – Сравнительные характеристики геометрии Евклида, геометрии
Н.И. Лобачевского, геометрии Б. Римана

Римский этап.

Римский этапизвестен творчеством такого выдающегося ученого, как александрийский математик, астроном, механик Клавдий Птолемей (около 87-165). Он предложил геоцентрическую модель Вселенной, просуществовавшую около 1375 лет и сменившуюся гелиоцентрической системой Н. Коперника только в XV в.

В Центре Вселенной находится неподвижная Земля, ближе к Земле – Луна, далее располагаются Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн. Данная космологическая модель была математически обоснована и сыграла выдающуюся роль в мировоззрении поздней античности, Средневековья и Возрождения. Кроме того, данная модель обосновывала религиозную картину мира, согласно которой Бог является источником творения мира и человека, а земля является центром мироздания.

5.3. Средневековая наука: основные достижения

И ключевые персоналии

В средние века науке, как и философии, отводилась роль «служанки богословия». Это выражалось в том, что она привлекалась для иллюстрации и подтверждения религиозных истин. Догматические положения христианской философии оказали сильнейшее воздействие на процесс формирования всего концептуального аппарата средневековой науки, начиная с введения целого ряда постулатов (о творении мира из ничего, о существовании первой причины и т.п.) и заканчивая постановкой самих задач научного исследования.

Как показали исследователи средневековой науки, в науке этого периода можно выделить четыре больших направления[31]. Первое – физико-космологическое, ядром которого является учение о движении. Второе – учение о свете, в рамках которой строится модель Вселенной, соответствующая принципам неоплатонизма.

Третий раздел – науки о живом. Они понимались как науки о душе, рассматриваемой как принцип и источник и растительной, и животной, и разумной жизни и содержали богатый эмпирический материал, трактуемый в свете идей Аристотеля.

Четвертый раздел – это комплекс астролого-медицинских знаний, к которому примыкает учение о минералах, а также алхимия.

Философские проблемы, рассматриваемые в этот период, несмотря на их определенную религиозность и метафизичность, оказали большое влияние на дальнейшее развитие философии. К числу обсуждаемых философских проблем можно отнести проблемы универсалий (решение этой проблемы привело к появлению направлений номинализма, концептуализма, реализма). Также важными были вопросы, связанные с соотношением веры и разума, доказательства бытия Бога, философии истории (вспомним Августина и его работу «О граде Божьем»).

Со второй половины VIII в. научное лидерство переместилось из Европы на Восток. В IX в. на арабский язык были переведены «Начала» Евклида, работы Аристотеля, «Математическая система» Клавдия Птолемея. Мы наблюдаем прогресс в области математики, физики, астрономии, медицины. Строятся обсерватории, библиотеки. Научным центром является Багдад, где работает много ученых. переводчиков, мыслителей. Особые успехи достигнуты в астрономии и математике. Известны своими идеями Аль-Фараби (870-950), развивший логическое наследие Аристотеля; Аль-Бируни (973-1048) – энциклопедист-ученый, высказавший предположение о гелиоцентризме впервые на средневековом Востоке.

Известен своим творчеством Омар Хайям (1048-1131) – иранский ученый, философ, поэт. Вместо лунного календаря О. Хайям предложил солнечный календарь.

Известен Улугбек (1394-1449) – среднеазиатский ученый, астроном. Он изложил теоретически основы астрономии, указал положение 1018 звезд, привел таблицы движения планет.

На арабском Востоке работает выдающийся мыслитель, ученый, врач Ибн Рушд (лат. Аверроэс) (1126-1198), сторонник философии Аристотеля. Большинство философских сочинений Ибн Рушда представляет собой комментарий к трудам Аристотеля. Он сформулировал концепцию двойственной истины, согласно которой Бога и книгу природы, написанную Богом, можно познавать двумя путями: с помощью рациональной религии (доступна немногим образованным) и с помощью образно-аллегорической религии (доступна всем). Концепция двойственной истины признавала права «естественного разума» наряду с христианской верой.

Необходимо назвать арабского ученого, врача и астронома Ибн Сину (Авиценну), также представителя аристотелизма.

В IX в. страны Европы стали соприкасаться с богатством арабской цивилизации, а переводы арабских текстов на латинский язык стимулировали восприятие знаний Востока европейскими народами.

Таким образом, естествознание в этот период еще не сформировалось, оно находилось в стадии «преднауки». Познавались отдельные явления, которые легко укладывались в умозрительные натурфилософские схемы мироздания, выдвинутые еще в период античности (главным образом в учении Аристотеля). Средневековую науку отличают тенденция к систематизации и классификации знаний, компилятивный характер научных теорий.

Становление современного естествознания началось с первых двух глобальных научных революций, происходивших в XVI-XVII вв.

Контрольные вопросы

1. Назовите основные периоды развития греческой науки.

2. Какова роль арабской науки в становлении европейской науки?

3. Каковы особенности стиля мышления средневековой науки?

4. Каковы исторические и социальные предпосылки формирования научного знания?

5. В чем заключается средневековая проблема универсалий? Приведите аргументы сторонников номинализма, концептуализма, реализма.

6. В чем заключается проблема возникновения «научного знания»?

ЛЕКЦИЯ 6. СТАНОВЛЕНИЕ НАУКИ НОВОГО ВРЕМЕНИ:

ОТ КОПЕРНИКА ДО НЬЮТОНА

Дата добавления: 2017-02-28 ; просмотров: 1483 | Нарушение авторских прав

Возникновение науки

Можно ли установить — хотя бы с относительной хронологической и географической точностью — когда и где возникла наука?

Можно ли узнать дату и место рождения науки?

Трудность ответа на этот вопрос состоит прежде всего в определении содержания понятия «наука», в попытке вычленить те основные характерные ее черты, которые как раз не были чертами «историческими», т.е. преходящими во времени.

Каким образом можно хотя бы попытаться ответить на такой вопрос?

Когда речь идет об исследовании истоков науки, то границы того, что мы называем сегодня «наукой» со всей очевидностью расширяются до границ «культуры». История как раз позволяет осознать, что современная наука уходит в своих истоках в глубинные пласты мировой культуры. Историк науки, ищущий ее культурные истоки, похож на географа, исследующего те участки реки, которые еще не река (ручьи, болота, возвышенности и т.п.), но без которых ее не было бы.

Об этом чрезвычайно выразительно сказал французский математик Лазар Карно (1753—1823): «Науки подобны величественной реке, по течению которой легко следовать после того, как оно приобретает известную правильность; но если хотят проследить реку до ее истока, то его нигде не находят, потому что его нигде нет, в известном смысле источник рассеян по всей поверхности Земли».

Сегодня перед нами наука выступает как семейство многочисленных научных дисциплин,

— одни из которых совсем молоды (вроде кибернетики, математической лингвистики или молекулярной генетики),

— другие появились в XIX веке, (статистическая физика, электродинамика, физическая химия, социология),

— третьи — в Новое Время (например, математический анализ, аналитическая геометрия, динамика),

— а некоторые — уходят своими корнями в Античность или даже в более отдаленные времена (геометрия, астрономия, география, история).

Наука жадно интегрирует опыт всей познавательной деятельности человечества, а также «присваивает» технические изобретения, практический опыт земледельцев, ремесленников, путешественников. она нуждается в определенной социально-политической обстановке, отстаивает свое «место под солнцем» в качестве особого фрагмента духовной культуры наряду с философией, теологией, технологией. организует себя как социальный институт, требует общественного признания самой профессии ученого, предъявляет требования к системе образования и частично содержательно завладевает ею.

Как здесь выделить существенные события от «фоновых», следствия — от их причин? Историки науки предлагают различные ответы на вопрос о дате и месте рождения науки в зависимости от того, какую теоретическую модель науки они принимают, в известном смысле от того, какому течению в рамках философии науки они принадлежат или неявно следуют, даже не отдавая себе требовательного отчета о природе своего выбора.

Таким образом, определение даты и места рождения науки — это вопрос открыто дискуссионный для сообщества профессиональных историков науки, здесь нет полного согласия.

Можно выделить пять радикальных, достаточно ясно и резко противопоставленных друг другу мнений. Познакомимся кратко с каждым из них.

— Одна из точек зрения исходит из того, что наука отождествляется с опытом практической и познавательной деятельности вообще.

Тогда отсчет времени надо вести с каменного века, с тех времен, когда человек в процессе непосредственной жизнедеятельности начинает накапливать и передавать другим знания о мире.

Известный английский ученый и общественный деятель Джон Бернал в своей книге «Наука в истории общества» пишет: «Так как основное свойство естествознания заключается в том, что оно имеет дело с действенными манипуляциями и преобразованиями материи, главный поток науки вытекает из практических технических приемов первобытного человека; их показывают и им подражают, но не изучают досконально. Вся наша сложная цивилизация, основанная на механизации и науке, развилась из материальной техники и социальных институтов далекого прошлого, другими словами — из ремесел и обычаев наших предков».

— Многие историки называют другую дату: наука рождается примерно двадцать пять веков назад (примерно V в. до н.э.) в Восточном Средиземноморье, точнее в Древней Греции.

Именно в это время на фоне разложения мифологического мышления возникают первые программы исследования природы, появляются не только первые образцы исследовательской деятельности, но и осознаются некоторые фундаментальные принципы познания природы.

Наука понимается этими историками как сознательное, целенаправленное исследование природы с ярко выраженной рефлексией о способах обоснования полученного знания и о самих принципах познавательной деятельности. Коротко говоря, наука — это особый вид знания, это — знание с его обоснованием.

Уже в Древнем Египте и Вавилоне были накоплены значительные математические знания, но только греки начали доказывать теоремы. Поэтому вполне справедливо считать, что столь специфическое духовное явление возникло в городах-полисах Греции, истинном очаге будущей европейской культуры.

— Третья точка зрения относит дату рождения науки к гораздо более позднему времени, к периоду расцвета поздней средневековой культуры Западной Европы (XII– XIV вв.).

Наука, считают они, возникает в тот период, когда была переосознана роль опытного знания, что связано с деятельнос-

тью английского епископа Роберта Гроссета (1168—1253 гг.), английского францисканского монаха Роджера Бэкона (ок. 1214— 1292 гг.), английского теолога Томаса Брадвардина и др.

Эти оксфордские ученые, все — математики и естествоиспытатели, призывают исследователя опираться на опыт, наблюдение и эксперимент, а не на авторитет предания или философской традиции, что составляет важнейшую черту современного научного мышления. Математика, по выражению Роджера Бэкона, является вратами и ключом к прочим наукам.

Характерной чертой этого периода в развитии духовной культуры Западной Европы была также начинающаяся критика аристотелизма, долгие века господствовавшего в природознании.

Таким образом, эта точка зрения прямо противоположна изложенной чуть выше. Она связывает рождение естествознания Нового Времени, а тем самым и науки вообще с постепенным освобождением научного мышления от догм аристотелианских воззрений, т.е. с бунтом против философского спекулятивного мышления.

— Большинство же историков науки считают, что о науке в современном смысле слова можно говорить только начиная с XVI—XVII вв.

Это эпоха, когда появляются работы И.Кеплера, Х.Гюйгенса, Г.Галилея. Апогеем духовной революции, связанной с появлением науки, являются, конечно, работы Ньютона, который, кстати говоря, родился в год смерти Г.Галилея (1643 г.).

Наука в таком понимании — новейшее естествознание, умеющее строить математические модели изучаемых явлений, сравнивать их с опытным материалом, проводить рассуждения посредством мысленного эксперимента.

Рождение науки здесь отождествляется с рождением современной физики и необходимого для нее математического аппарата. В этот же период складывается новый тип отношения между физикой и математикой, плодотворный для обеих областей познания. Надо прибавить, что в XVII веке происходит и признание социального статуса науки, рождение ее в качестве особого социального института. В 1662 г. возникает

Лондонское Королевское общество, в 1666 г. — Парижская Академия наук.

— Некоторые (правда, немногочисленные) исследователи сдвигают дату рождения современной науки на еще более позднее время и называют конец первой трети XIX в.

Такого мнения придерживаются те, кто считают существенным признаком современной науки совмещение исследовательской деятельности и высшего образования.

Первенство здесь принадлежит Германии, ее университетам. Новый тип обучения предлагается после реформ Берлинского университета, происходивших под руководством знаменитого и авторитетного естествоиспытателя Вильгельма Гумбольдта. Эти идеи были реализованы наилучшим образом в лаборатории известного химика Юстуса Либиха в Гисене.

Новация состоит в том, что происходит оформление науки в особую профессию.

Рождение современной науки связано поэтому с возникновением университетских исследовательских лабораторий, привлекающих к своей работе студентов, а также с проведением исследований, имеющих важное прикладное значение.

Новая модель образования в качестве важнейшего последствия для остальной культуры имела появление на рынке таких товаров, разработка и производство которых предполагает доступ к научному знанию.

Действительно, именно с середины XIX в. на мировом рынке появляются удобрения, ядохимикаты, взрывчатые вещества, электротехнические товары.

Историки показывают, что для Англии и Франции, не принявших поначалу «немецкой модели» образования, это обернулось резким культурным отставанием. Культ ученых-любителей, столь характерный для Англии, обернулся для нее потерей лидерства в науке.

Этот процесс превращения науки в профессию завершает ее становление как современной науки.

Теперь научно-исследовательская деятельность становится признанно важной, устойчивой социокультурной традицией,

закрепленной множеством осознанных норм, — делом столь серьезным, что государство берет на себя некоторые заботы о поддержании этой профессии на должном уровне, причем это делается в порядке защиты общезначимых национальных интересов.

— Иногда можно встретить и такую экстравагантную точку зрению, которая исходит из того, что «подлинная» наука — Наука с большой буквы — еще не родилась, она появится только в следующем веке. Здесь, конечно, мы уже покидаем почву былого, почву истории науки и попадаем в область социальных проектов.

Попробуем задать себе вопрос: является ли возникновение науки некоторой «железной» закономерностью в развитии человеческой истории, могут ли культуры, обладая разнообразными познаниями и техническими навыками, не создавать тот тип производства знания, который получил имя «наука»?

В большинстве своем историки науки согласны с тем, что такое возможно.

В Египте, Месопотамии, Индии, Китае, Центральной и Южной Америке доколумбовой эпохи существовали великие цивилизации, накопившие гигантский и по-своему глубокий, своеобразный опыт производственных навыков, ремесел и знаний, но не создавшие науки в современном смысле слова.

В технологическом плане Поднебесная империя Китая ощутимо обгоняла западноевропейскую цивилизацию вплоть до XV века. Китай дал миру порох, компас, книгопечатание, механические часы и технику железного литья, фарфор, бумагу и многое, многое другое. Китайцы смогли развить великолепную технику вычислений и применить ее во многих областях практики.

По мнению известного английского историка Джозефа Нидама, между I в. до н.э. и XV в. н.э. с точки зрения эффективности приложения человеческих знаний к нуждам человеческой практики китайская цивилизация была более высокой, чем западная. Но науки как таковой эта империя не создала.

В Индии религиозные каноны требовали строгого постоянства звуков священных санскритских текстов, и ради этой цели была изобретена поражающая своей детальностью грамматика, позволяющая очень точно описать звуковой строй языка, которая приводила в изумление даже лингвистов современности, ибо она «предвосхитила» теоретическую фонологию.

Да и мало ли других удивительных достижений насчитывает индийская культура! Достаточно вспомнить ее математику, медицину, разнообразную ремесленную практику. Однако познание внешнего мира не признавалось в Древней Индии высшей ценностью и благом для человека. Говорят, когда Будду спрашивали о природе мира, его происхождении и законах, он, как свидетельствует традиция, отвечал «благородным молчанием». Человек, в теле которого застряла стрела, говорил Будда, должен стараться извлечь ее, а не тратить время на размышления по поводу того, из какого материала она сделана и кем пущена.

Древний Вавилон создал развитую арифметику, на которой базировались тонкие геометрические измерения и обработка астрономических наблюдений. Вавилонская астрономия, в свою очередь, была средством государственного управления и регулирования хозяйственной жизни: она была нужна прежде всего для составления календарей и предсказания разлива рек.

И нам хорошо известно, что учителями древних греков в области математики и философии были прежде всего египтяне, которые сумели передать им многое из того драгоценного познавательного опыта, который был накоплен в Вавилоне и Месопотамии, добавив при этом то, что было накоплено ими самими.

В каком же смысле те историки науки, которые считают местом рождения науки Древнюю Грецию, выводят из рассмотрения эти замечательные достижения более древних культур?

Речь идет о том, что научное познание мира — это не просто объяснение его устройства, которое дает миф, и не просто технологические знания, которые могут вырабатываться, опираясь и на указания мифа, и на практическую повседневную жизнь, и быть «побочным продуктом» магических и ритуальных действий религиозного содержания.

Ни миф, ни технология сами по себе никогда не превращаются в науку.

Каким же образом мог произойти этот духовный скачок, столь важный в перспективе мировой истории?

Известный историк античной науки И.Д.Рожанский пишет: «В странах Ближнего Востока математические, астрономические, медицинские и иные знания имели прикладной характер и служили только практическим целям. Греческая наука с момента своего зарождения была наукой теоретической; ее целью было отыскание истины, что определило ряд ее особенностей, оставшихся чуждыми восточной науке».

— Так, ни вавилоняне, ни египтяне не проводили различия между точными и приближенными решениями математических задач. Любое решение, дававшее практически приемлемые результаты, считалось хорошим.

— Напротив, для греков имело значение только строгое решение, полученное путем логических рассуждений.

— Вавилонские астрономы умели наблюдать и предсказывать многие небесные явления, включая расположение пяти планет, но они не ставили вопроса о том, почему эти явления повторяются.

— Для греков же именно этот вопрос был основным, и они начали строить модель Космоса.

Первичным источником космологических учений для греческих мыслителей были, конечно, восточные мифы (например, идея первичного бесформенного или неопределенного состояния Вселенной, чаще всего представляющегося в виде водной бездны), однако в греческом контексте египетский миф претерпевает такую трансформацию, что становится философией, т.е. учением, которое должно быть рационализировано, которое можно опровергнуть и т.п.

Что же случилось?

Общий духовный скачок, который произошел в Греции в VI — V вв. до н.э., подчас именуется «греческим чудом».

В течение очень небольшого исторического срока маленькая Эллада стала лидером среди народов средиземноморского бассейна, опередив более древние и могущественные цивилизации Вавилона и Египта.

Это время великого перелома в жизни греческого общества, эпоха освобождения от власти родовых вождей, возникновения самоуправляющихся городов-полисов, интенсивного развития мореплавания, торговли.

Это — эпоха зарождения такой формы государственного устройства, которая греками же была названа «демократией» (властью народа).

Активность народа, невиданное и ранее невозможное в условиях восточных деспотий участие его в управлении социальной жизнью, требовало соответствующих форм выражения, и они были удачно найдены.

Прежде всего греческие полисы стихийно создали формы жизни, обеспечивающие возможность довольно свободной, открытой коммуникации и информационного обмена. В центре города-полиса располагалась агора — рыночная площадь. Это было место, на котором происходило народное собрание, но оно было и рынком, где продавались съестные припасы и ремесленные изделия. В приморских городах, например в Милете, агора находилась близ гавани.

Постепенно вокруг центральной площади начали концентрироваться различные общественные здания и храмы. Агора начала обстраиваться портиками, где посетители находили зимой защиту от дождей и холодного ветра, а летом — от зноя. Широкое обсуждение текущих дел, выбор должностных лиц, открытый суд приводили к столкновению мнений и интересов. Следствием было появление ораторского искусства, которое в кратчайшие сроки достигло высот совершенства.

Надо подчеркнуть, что искусство оратора — это искусство убеждения в условиях, когда каждый вправе сомневаться, требовать доказательств, задавать вопросы и возражать. Подобное невозможно во время проповеди, школьного урока или в условиях, когда отдает приказ облаченное непререкаемой властью лицо.

В лоне ораторского искусства рождалась логика.

В правилах «чистой рациональности», неумолимых сегодня законах логики, давно заглохли возбужденные крики толпы и давнее красноречие оратора, но именно там — в спорах об общественных работах, о ценах, о виновности подсудимого и т.п. — получили они свой исток. Логика греков, таким образом, с самого начала носила характер диалога, логики спора; она была механизмом человеческого общения в условиях, когда традиционные, мифологические координаты общественной жизни уже пришли в упадок. В дальнейшем эти правила стали не только нормами коммуникации, но и правилами мышления вообще.

Итак, наука (как рациональное мышление) и демократия связаны изначально.

И законы Солона (594 г. до н.э.), реформировавшие общественную жизнь Афин, были одним из тех деяний, отдаленным последствием которых явилось «чудо» греческой философии и науки.

В какой степени все же правомерно считать современную науку плодом западноевропейской цивилизации?

Известный и авторитетный историк науки Эдгар Цильзель (1891—1944) считал, что объективный исследователь должен с непреложностью увидеть: научный подход к миру — довольно позднее достижение в истории человечества. Он писал:

«Развитая наука появляется только однажды, а именно в современной западной цивилизации. Мы слишком склонны рассматривать себя и свою цивилизацию как естественную вершину человеческого развития. Из этой самонадеянной точки зрения вытекает уверенность, будто человек просто становился все более и более смышленым, пока в один прекрасный день не появились великие исследователи-пионеры и не создали науку как последнюю стадию однолинейного интеллектуального развития. Таким образом, не учитывается тот факт, что развитие человеческого мышления шло во многих качественно различных направлениях, где «научное» является лишь одной из ветвей».

С точки зрения Э.Цильзеля, при переходе от феодализма к раннему периоду капитализма человеческое общество претерпевает фундаментальные изменения, создавая необходимые условия для возникновения научного метода. Эти общие условия, или предпосылки генезиса науки состоят в следующем.

— Перемещение центра культурной жизни в города. Наука, будучи светской и невоенной по духу, не могла развиваться среди духовенства и рыцарства, она могла развиваться только среди горожан.

— Конец средневековья был периодом быстрого технологического прогресса. В производстве и в военном деле стали использоваться машины. Это, с одной стороны, ставило задачи для механиков и химиков, а с другой — способствовало развитию каузального мышления и в целом ослабляло магическое мышление.

— Развитие индивидуальности, разрушение оков традиционализма и слепой веры в авторитеты. «Индивидуализм нового общества есть предпосылка научного мышления, — подчеркивал Э.Цильзель.

— Ученый также доверяет в конечном счете только своему собственному разуму и склонен быть независимым от веры в авторитеты. Без критичности нет науки. Критический научный дух (который совершенно неизвестен всем обществам, где отсутствует экономическая конкуренция) есть наиболее сильное взрывчатое вещество, которое когда-либо производило человеческое общество».

— Феодальное общество управлялось традицией и привычкой, а возникновение экономической рациональности способствует развитию рациональных научных методов, основанных на вычислениях и расчетах.

Как видим, аргументы Э.Цильзеля говорят примерно о той же социальной атмосфере, которая, с точки зрения историков античности, способствовала развитию науки в Древней Греции.

Однако Джозеф Нидам, известный прежде всего своими глубокими исследованиями науки древнего и средневекового Китая, считает совершенно недопустимой точку зрения, согласно которой мировая цивилизация обязана рождением науки исключительно Западной Европе.

«Так уж получилось, — пишет Дж. Нидам, — что история науки, какой она родилась на Западе, имеет врожденный порок ограниченности — тенденцию исследовать только одну линию развития, а именно — линию от греков до европейского Ренессанса. И это естественно. Ведь то, что мы можем назвать по-настоящему современной наукой, в самом деле возникло только в Западной Европе во времена «научной революции» XV—XVI столетий и достигло зрелой формы в XVII столетии. Но это далеко не вся история, и упоминать только об этой части было бы глубоко несправедливо по отношению к другим цивилизациям. А несправедливость сейчас означает и неистинность, и недружелюбие — два смертных греха, которые человечество не может совершать безнаказанно».

Однако, как мы видим, Дж.Нидам предостерегает против недооценки великих цивилизаций Востока, но вовсе не отрицает сам факт научной революции XVI—XVII вв., происшедшей в Западной Европе. Он просто иначе ставит вопрос о возникновении современной науки, и вопрос вновь выглядит парадоксальным. Нидам пишет:

«Изучение великих цивилизаций, в которых не развилась стихийно современная наука и техника, ставит проблему причинного объяснения того, каким способом современная наука возникла на европейской окраине старого мира, причем поднимает эту проблему в самой острой форме. В самом деле, чем большими оказываются достижения древних и средневековых цивилизаций, тем менее приятной становится сама проблема».

Так называемая проблема европоцентризма, иначе выражаясь, ставит со всей остротой вопрос о более детальном и глубоком изучении социальных аспектов бытия науки, анализа тех социокультурных предпосылок, в которых нуждается ее развитие.

Никто не может отрицать достижений великих цивилизаций древности, на которых покоилась древнегреческая ученость, никто не сомневается в том, что великие цивилизации Азии и доколумбовой Америки также обладали важным познавательным опытом.

А. Койре напоминал о важнейшей роли арабского мира в том, что бесценное наследие античного мира было усвоено и передано далее Западной Европе.

«. Именно арабы явились учителями и воспитателями латинского Запада, — говорил А.Койре. — . Ибо если первые переводы греческих философских и научных трудов на латинский язык были осуществлены не непосредственно с греческого, а с их арабских версий, то это произошло не только потому, что на Западе не было больше уже — или еще — людей, знающих древнегреческий язык, но и еще (а быть может, особенно) потому, что не было никого, способного понять такие трудные книги, как «Физика» или «Метафизика» Аристотеля или «Альмагест» Птолемея, так что без помощи Фараби, Авиценны или Аверроэса латиняне никогда к такому пониманию и не пришли бы. Для того, чтобы понять Аристотеля и Платона, недостаточно — как ошибочно часто полагают классические филологи — знать древнегреческий, надо знать еще и философию. Латинская же языческая античность не знала философии».

Можно со всей основательностью сделать вывод, что ни один географический регион, ни один конкретный народ не может в полной мере считать себя «чудотворцем», породившим удивительное детище — современную науку.

По своему содержанию наука глубоко наднациональна и способна впитать завоевания любых эпох и народов.

Поэтому, в частности, и сама наука призывает к бережной реконструкции того, что знали и умели самые разные народы, населявшие когда-либо Землю.

Появление социальных наук

Рассмотренная нами выше полемика косвенным образом показывает глубокую обоснованность той концепции науки, которая относит ее рождение к XVI—XVII вв.

Именно в этот период происходит нечто почти осязаемо социологически значимое: наука превращается в особый институт, объявляет о своих целях и о тех правилах, которые будут соблюдать те, кто посвятит свою жизнь изучению вещей «как они есть».

Реальному появлению науки на «белый свет», т.е. ее институциональному оформлению, предшествовало широкое общественное движение, шедшее под лозунгами демократических реформ, выдвигавшее смелые проекты развития исследовательской деятельности познания природы и перестройки уже существующего университетского образования.

1660 г. — дата рождения нового общественного феномена, появления Лондонского Королевского общества естествоиспытателей, утвержденного Королевской хартией в 1662 г.

1666 г. — создание во многом похожей по целям организации в Париже — Академии наук.

Эти учреждения знаменовали собой общественное признание победы определенного интеллектуального умонастроения, которое зародилось существенно ранее (XIII—XIV вв.) и которое называлось «позитивной экспериментальной философией».

Как видим, наука впервые социализируется в тоге философии, хотя и особой, — «экспериментальной».

Основание этих учреждений привело к появлению первых «писаных» решений относительно исследовательских программ и главных содержательных компонент понятия «наука».

Теперь впервые явственно были сформулированы определенные научные нормы и установлены требования их соблюдения.

Обратим внимание на то, что наука этого периода была оторвана от образования: обычный естествоиспытатель XVII в. был любителем. Профессионального естественнонаучного или технического образования просто еще не существовало. Лондонское Королевское общество объединяло ученых-любителей в добровольную организацию с определенным уставом, который был санкционирован высшей государственной властью того времени — королем.

«Волна» социального движения, на гребне которой появились новые учреждения, включала борьбу против авторитета древности, осознание возможного прогресса, демократизм, ориентацию на высокие цели служения обществу, педагогические идеалы и дух гуманитарности, интерес к человеку.

Надо, правда, отметить, что становление естествознания в этот период не ставило проблемы перестройки традиционных культурных ценностей, адаптации их к ценностям науки. «Наука достигла узаконения, — пишет немецкий социолог Ван ден Дейль, — не за счет навязывания ее ценностей обществу в целом, а благодаря данной ею гарантии невмешательства в деятельность господствующих институтов».

Иными словами, наука начала с того, что сама резко отграничила себя от других феноменов культуры и их ценностей, т.е. от религии, морали, образования.

Только эти гарантии невмешательства в другие сферы дали ей возможность выживания на арене социального действия того времени.

В уставе Лондонского королевского общества, который был сформулирован Робертом Гуком, записано, что целью Общества является «совершенствование знания о естественных предметах и всех полезных искусствах. с помощью экспериментов (не вмешиваясь в богословие, метафизику, мораль, политику, грамматику, риторику или логику)».

Наука — это опытное познание, в XVII в. не уставали это повторять.

Сам король в Первой хартии Королевского общества подчеркивает эту ориентацию: «Мы особенно приветствуем те философские исследования, которые подкрепляются солидными экспериментами и направлены либо на расширение новой философии, либо на улучшение старой».

Историки отмечают, что Королевское общество стремилось пропагандировать и поддерживать, так сказать, экзальтированный эмпиризм. Выдвинутая кем-то гипотеза подвергалась проверке на опыте, в эксперименте и либо принималась и сохранялась, либо неминуемо отвергалась, если «свидетельство» эмпирического факта было для нее неблагоприятно. Члены Общества отвергали работы, выполненные по другим нормам.

Так, в 1663 г. некому Эккарду Лейхнеру, предложившему работу философско-теологического содержания для обсуждения на заседании Общества, было официально отвечено: «Королевское общество не заинтересовано в знании по схоластическим и теологическим материям, поскольку единственная его задача — культивировать знание о природе и полезных искусствах с помощью наблюдения и эксперимента и расширять его ради обеспечения безопасности и благосостояния человечества. Таковы границы деятельности британской ассамблеи философов, как они определены королевской хартией, и ее члены не считают возможным нарушать эти границы».

Отказ другому автору звучал столь же твердо и даже не так вежливо:

«Вы не можете не знать, что целью данного Королевского института является продвижение естественного знания с помощью экспериментов и в рамках этой цели среди других занятий его члены приглашают всех способных людей, где бы они ни находились, изучать Книгу Природы, а не писания остроумных людей».

Ван ден Дейль считает, что наука заплатила достаточно высокую плату за свое превращение в признанный обществом институт. Эта плата состояла в отречении от всех опасных лозунгов и целей, которые еще недавно связывали науку с широким демократическим движением за обновление образования, за политические и социальные реформы.

Отныне существование естествознания («экспериментальной философии») было нормативно закреплено, и в XVII в. появилась совершенно новая социальная роль — естествоиспытателя, которая теперь должна была разыгрываться по совершенно определенным правилам.

То, что сегодняшнему взгляду кажется делом сугубо личной рефлексии ученых, следствием ее самоопределения, непременной компонентой ее Я-образа, — т.е. проведение границы, отделяющей науку от ненауки, — было в XVII в. историческим компромиссом, который преследовал не столько какие-то содержательные цели науки, сколько использовал возможность получить «место под солнцем» в социальном и культурном пространстве того времени.

Роль времени в науке

Историк математики Ван дер Варден:

«Понять труды Ньютона, не зная античной науки, невозможно. Ньютон ничего не творил из ничего. Без огромных трудов Птолемея, дополнившего и завершившего античную астрономию, была бы невозможна и «Новая астрономия» Кеплера, а вслед за ней и механика Ньютона. Без конических сечений Аполлония, которые Ньютон знал в совершенстве, точно так же был бы немыслим и закон тяготения. И интегральное исчисление Ньютона можно понять только как развитие архимедовых методов для определения площадей и объемов. История механики как точной науки начинается только с установления закона рычага, определения направленного вверх давления воды и нахождения центров тяжести у Архимеда».

Великий человек в науке всегда стоит «на плечах» своих гигантов-предшественников.

В своей преемственности наука, научные труды прорывают границы узкого существования в рамках эпохи, их создавшей, и живут в границах, по выражению М.М.Бахтина, «большого времени».

В современной науке живут темы и идеи Аристотеля, например, о необходимости изучать даже «ничтожного червяка», идеи Пифагора и Платона о том, что математические формы представляют собой сущность мира, живут средневековые идеи о красоте бесконечного, доказательства гармонии Вселенной Иоганна Кеплера и тому подобное.

Все эти представления переосмысляются, меняются, но сохраняют свое интеллектуальное значение.

Вслед за М. М. Бахтиным, который говорит о развитии литературы, можно также утверждать, что посмертная жизнь великих произведений науки парадоксальна.

Чем глубже произведение, чем оно совершеннее, тем более оно обогащается со временем все новыми значениями, новыми смыслами.

Значительные произведения как бы перерастают то, чем они были в эпоху своего создания.

М. М. Бахтин говорит: «Мы можем сказать, что ни сам Шекспир, ни его современники не знали того «великого Шекспира», какого мы теперь знаем». Равным образом можно сказать, что современники не знали «великого Ньютона». Максвелл умер, еще не зная, что он — гений, а мы знаем «великого Максвелла» гораздо лучше, чем его современники. Даже Ч.Дарвин, не обойденный прижизненной славой, не мог подозревать, что схема «естественного отбора» станет категориальной схемой мышления вообще, что она потеряет непосредственную связь с биологией и будет фигурировать в трудах по кибернетике и теории познания.

«Автор — пленник своей эпохи, своей современности, — говорит М.М.Бахтин. — Последующие времена освобождают его из этого плена, и литературоведение призвано помочь этому освобождению».

Но не так ли и автор открытий в одной научной области вдруг начинает жить как человек, сделавший вклад в развитие дисциплины, о существовании которой он и не подозревал!

Историческое развитие научных знаний постоянно «освобождает» научные открытия и результаты из «плена» узких предметных интерпретаций.

— Во-первых, развитие знаний представляет собой непрерывный динамичный процесс, где уже созданные системы знаний постоянно перекраиваются, перестраиваются, выбрасывая одни разделы и вписывая другие, взятые, казалось бы, из далеких областей.

— Во-вторых, речь идет о том, что перед взором каждого труженика науки стоят как образцы действия других исследователей, и этот «обмен опытом» происходит постоянно, нарушая границы веков и пространств.

В последнем случае мы сталкиваемся с ситуацией, когда фольклорист В.Я.Пропп ссылается на биологические дисциплины (анатомию и морфологию) как на образец, его вдохновляющий.

Физик Нильс Бор, формулируя свой принцип дополнительности, опирается на «Принципы психологии» Уильяма Джемса.

Биолог Ч.Дарвин вычитывает исходную аналогию своей теории эволюции из работ демографа Т.Мальтуса.

Всеобщим поветрием нашего времени является «математизация», когда науки, весьма далекие от точных измерений (биология, геология, история) все же ориентируются на физику и ее методологический опыт, приведший к успеху («Книга Природы написана на языке математики»).

А Вернер Гейзенберг, объясняя психологическое состояние создателей квантовой физики, говорит о мужестве Христофора Колумба: «Когда спрашивают, в чем, собственно, заключалось великое достижение Христофора Колумба, открывшего Америку, то приходится отвечать, что дело не в идее использовать шарообразную форму земли, чтобы западным путем приплыть в Индию; эта идея уже рассматривалась другими. Дело было не в тщательной подготовке экспедиции, в мастерском оснащении кораблей, что могли осуществить опять-таки и другие. Но наиболее трудным в этом путешествии-открытии, несомненно, было решение оставить всю известную до сих пор землю и плыть так далеко на запад, чтобы возвращение назад с имеющимися припасами было уже невозможно.

Аналогично этому настоящую новую землю в той или иной науке можно достичь лишь тогда, когда в решающий момент имеется готовность оставить то основание, на котором покоится прежняя наука, и в известном смысле совершить прыжок в пустоту».

В своем историческом прогрессе наука, таким образом, постоянно опирается на прошлые достижения, сплошь и рядом меняя их содержание почти до неузнаваемости и порождая иллюзию поступательного своего движения в одной-единственной, идущей от древности социокультурной традиции.

Историк науки может вполне убедительно продемонстрировать иллюзорность такого представления о траектории научного развития, но он не будет спорить с тем, что возможность ассимилировать познавательный опыт прошлого самым различным образом — также удивительное свойство человеческой цивилизации, и в этом смысле готов содействовать высвобождению великих научных трудов из «плена» породившего их времени.