Что такое справедливость с точки зрения права

Справедливость тесно связана с правом и оказывает на него большое влияние. Поэтому категорию справедливости с древних времен исследовали философы, юристы, другие ученые. Например, в Древней Греции то, что соответствовало справедливости, воспринималось как право. Аристотель пытался связать справедливость и закон. Он писал: «Все установленное законом в известном смысле справедливо, ибо все, что положено законодателем, законно, и каждое отдельное постановление его мы считаем справедливым Иванников И.А. «Общая теория государства и права. Гриф Академии социальных наук» . Издательство: Дрофа, 2006. — С. 80″.

Римские юристы полагали, что право вообще справедливо, говорить о справедливости права — это тавтология. И даже Фома Аквинский, придерживавшийся теологической теории, рассматривал право как действие справедливости в божественном порядке человеческого общежития. Справедливость, как полагал он, одна из этических добродетелей, которая имеет в виду отношение человека не к самому себе, а к другим людям и состоит в воздаянии каждому принадлежащего ему.

Гуго Гроций также считал идею справедливости необходимым признаком права. По мысли Г. Гроция, право есть то, что не противоречит справедливости.

Современная юридическая наука относит справедливость к сфере не только морали, но и выделяет три ее аспекта: нравственный, социальный и правовой. Нравственный аспект состоит в том, что те или иные государственно-правовые явления и процессы оцениваются с точки зрения добра и зла, добродетели, долга и т.д. Справедливость с социальной точки зрения, или социальная справедливость, предполагает, прежде всего, многообразные отношения, связанные с экономикой, политикой и духовной сферой. Система социальной справедливости требует соответствия между правами и обязанностями личности, между деянием и воздаянием, между трудом и вознаграждением, равенство людей перед законом и судом и т.д. Правовой аспект справедливости означает проникновение требований справедливости в ткань законодательства, в принципы и содержание правовых предписаний, в организацию и осуществление правосудия и т.д. Например, в Гражданском кодексе Российской Федерации говорится о принципе справедливости при использовании аналогии права. В Уголовном кодексе специально выделен принцип справедливости как основа применения наказания и иных мер уголовно-правового характера (ст. 6 УК). Морозов Н. П., Чернокнижный С. Б. «Справочные правовые системы». — М.: «Весь». 2003. — С.36 Справедливым считается наказание, соответствующее характеру и степени общественной опасности совершенного правонарушения, обстоятельствам его совершения, личности виновного.

Взаимосвязь справедливости и права соответствует объективным потребностям общества, и будучи увязанной со многими правовыми нормами, образует его подсистему. Как отмечал академик РАН В.С. Нерсесянц: «Справедливость входит в понятие права, право по определению справедливо, а справедливость — внутреннее свойство и качество права Нерсесянц В.С. Философия права. Учебник для вузов. М.: Инфра М.- Норма, 1997.».

Джон Ролз выделяет два основных принципа справедливости:

«1.Каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других. 2.Социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы: а) от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех, и б) доступ к положениям и должностям был бы открыт всем».

Понятие справедливость является основным специфическим элементом идеи права. Интересно, что в латинском языке «право» и «справедливость» оба этих понятия обозначалась одним и тем же словом ius.

За неопределенностью скрывающейся за словом «справедливость» можно обнаружить «твердое ядро» — понятие «справедливости», которое предполагает оценку всех человеческих поступков на основе одного и того же набора правил. Речь идет только о формальном требовании, конкретное содержание зависит от содержания упомянутого набора правил, которое определяется в рамках той или концепции справедливости.

Элемент справедливости является основным элементом, который делает право правом, отделяя его от других явлений. Во-первых, право противостоит произволу. Во-вторых, он четко определяет отличие права от этики. Правовая справедливость рассматривает частный случай с точки зрения общей нормы, тогда как для этики характерно внимание к частностям, учету различных ролей, которые играет тот или иной человек в обществе. Если искать специфический принцип морали, который противостоит правовой справедливости, то это будет милосердие — исключение ввиду особых обстоятельств. Характерным примером милосердия являются помилование и амнистия.

Правовая идея носит оценочный характер. Она необходима людям, пользующимся авторитетом. Это узкий круг людей. Например: судьи, правители, присяжные и др. Следует отметить, что справедливость необходима только тираническим правителям, так как они в своем правлении пользуются ею. Демократические же правители руководствуются только законом и могут допускать несправедливые действия. Тиран же над законом, он руководствуется справедливостью. В современных развитых демократических государствах справедливость заменена законом, то что законно, то и справедливо, однако не всегда нормы закона являются справедливыми, даже в демократическом государстве.

Таким образом, справедливость представляет собой ценностный ориентир при характеристике общественно значимых действий, поступков, государственно-правовых явлений, соразмерность действий людей требованиям юридических предписаний и ответная реакция, на это общества и государства.

Некоторые отечественные юристы указывают на отсутствие методики определения меры и параметров справедливости. Иначе говоря, отсутствуют такие приемы юридической техники, которые позволяли бы безошибочно фиксировать, являются ли данные юридические решения справедливыми, согласуются ли отдельные правовые нормы или акты с социальной справедливостью или нет. Спорный вопрос о том, следует ли справедливость отнести к свойствам норм права или это правовой принцип, который определяет весь строй правовых отношений в демократическом обществе. Большинство ученых трактуют справедливость как принцип права, как тип (вариант) построения общественных отношений.

Представления о справедливости у разных народов, в разные эпохи неодинаковы. Считается, что понятие справедливость — идеологическое явление. «Любой класс или группа, стоящие у власти, стремятся навязать обществу свое представление о справедливости. Это объясняется тем, что одним лишь принуждением нельзя обеспечить власть и исполнение законов» Морозов Н. П., Чернокнижный С. Б. «Справочные правовые системы». — М.: «Весь». 2003. — С.45-50.

Властвующие стремятся оказывать воздействие на поведение и поступки людей идеологическими средствами, например с помощью морали, убеждения, религии, искусства и др.

Вместе с тем существует общечеловеческое представление о справедливости, как и представления, присущие данному обществу или народу, доминирующие в сознании конкретного народа. Если принятый обществом или стоящими у власти масштаб нравственно оправданного и соразмерного соответствует пользе общества, он трактуется как справедливость. Критерий соразмерности всегда присутствует при оценке того или иного явления как справедливого или несправедливого.

Все сказанное позволяет сделать следующие выводы из соотношения права и справедливости: Хартли Т.К. Основы права Европейского сообщества: Пер. с англ. — М.: Закон и права: ЮНИТИ, 2008. — С.79-90

• 1) справедливость представляет собой ценностное, нормативно- должное свойство содержания норм права;
• 2) право не создает и не определяет справедливости, а лишь отражает ее или не отражает. Отражение может быть точным или искаженным, полным или урезанным. Через право государство как бы возводит справедливость в ранг официальной и защищаемой государством. Через право справедливость приобретает юридически значимый характер, тем самым справедливость приобретает одновременно регулирующее значение;
• 3) в праве справедливость находит свое существование, при этом справедливость как бы трансформируется во внутреннее свойство права.
• 4) справедливость влияет на форму закрепления содержания права, например, будет ли норма права сформулирована в качестве диспозитивного или императивного требования или предписания;
• 5) справедливость тесно связана с равенством, но это не тождественные понятия. Реализуя принцип справедливости, законодатель должен стремиться к установлению единства правового статуса всех граждан, допуская отдельные изъятия лишь при наличии весомых объективных обстоятельств;
• 6) справедливость является одновременно идеей (нравственный критерий) и мерой регулирования поведения и общественных отношений.

Надо отметить, что норма права, правильно отражая справедливость, не всегда автоматически ведет в процессе своей реализаций к справедливым результатам. Важно подчеркнуть, что юридическая справедливость не тождественна справедливости социальной. Иначе говоря, не всякое законное решение выступает как справедливое.

Поэтому законодатель предоставляет возможность правоприменительным органам и лицам, разрешающим конкретные дела, учитывать всю совокупность обстоятельств дела, все факторы и условия, влияющие на юридическую ответственность, и выбрать наиболее справедливое при данных обстоятельствах решение.

Таким образом, общее право и право справедливости имеют два аспекта взаимосвязи: воплощение справедливости в законодательстве; справедливость как основной принцип реализации права, в том числе правоприменительной деятельности. Хартли Т.К. Основы права Европейского сообщества: Пер. с англ. — М.: Закон и права: ЮНИТИ, 2008. — С.98-100

Справедливость — понятие морального сознания, результат идеально завершенного общественного рассуждения. Справедливость как понятие выразить нельзя, она не может быть понята одним человеком, потому что для одного человека справедливо то, что другой посчитает несправедливым.

Справедливость нельзя закрепить ее в каком-либо законодательном акте, нельзя дать точное определение. В отличие от нее несправедливость может быть выражена через нормы. Справедливость в итоге вырождается в совершенно другие слова: демократия, права человека высшая ценность, естественные права и др. Справедливость носит идеалистический характер, т.е. достичь ее не представляется возможным. В итоге справедливость нельзя выразить категориально.

Какова официальная трактовка этого термина в различных учебниках и научных публикациях? Посмотрим, какие определения предлагаются обществу и обратим внимание на недостатки этих определений.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ — общая нравственная санкция (освящение, одобрение, утверждение законов или договоров) совместной жизни людей, рассмотренной по преимуществу под углом зрения сталкивающихся желаний, интересов, обязанностей; способ обоснования и распределения между индивидами выгод и тягот их совместного существования в рамках единого социального пространства (Философская энциклопедия).

Наш комментарий

Справедливость рассматривается как социальная категория, не указаны ориентиры вне общества, соответственно, при таком подходе в обществе могут договориться о том, что поедать друг друга может считаться справедливым.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ — одна из четырёх основополагающих добродетелей, заключающаяся в уважении к равенству и законности, правам индивидуумов и праву как институту. Справедливость предполагает, что закон должен быть одним для всех, что право должно уважать права отдельных людей, наконец, что правосудие в юридическом смысле слова должно быть справедливым с точки зрения морали. Как обеспечить гарантированную справедливость? Никак. В абсолютном значении это невозможно, вот почему политика, даже если она стремится быть справедливой, всегда конфликтна и уязвима. Но другого пути все равно нет. Никакая власть не бывает справедливой, но справедливость без власти недостижима (Философский словарь Спонвиля).

Наш комментарий

Всё сужено до чисто юридического восприятия явления. Ориентиром опять выступают нравы (мораль) общества.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ — 1. отвлеч. сущ. к справедливый. Справедливый — 1. беспристрастно следующий правде, истине в своих поступках и мнениях. 2. Истинный, правильный, основательный, не вымышленный.

1. Беспристрастие, справедливое отношение к кому-чему-нибудь.

(Толковый словарь Ушакова).

Наш комментарий

Хотя Словарь Ушакова и говорит о связи справедливости с правдой, истиной, но в каждой из статей упоминает о беспристрастности. Но возникает конфуз, если посмотреть на определение слова «беспристрастный, даваемое в том же словаре:

БЕСПРИСТРА́СТНЫЙ [сн], беспристрастная, беспристрастное; беспристрастен, беспристрастна, беспристрастно. Способный к справедливой оценке, суждению, не предубежденный, чуждый пристрастия. Беспристрастный судья.

|| Справедливый, не обусловленный личной склонностью, пристрастием.

Вот и получается, что справедливость по Ушакову — это справедливо следующий правде. Масло масляное, не находите? Но самое «чудное» определение справедливости содержится, что неудивительно, в экономическом словаре.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ — (беспристрастность) (equity, fairness). Концепция справедливости распределения, используемая в экономической теории благосостояния (welfare economics). Справедливость в смысле беспристрастности имеет несколько значений, которые не всегда согласуются друг с другом. Иногда справедливость означает равенство; в других случаях справедливость видят в том, что вознаграждение должно зависеть от заслуг; наконец, иногда под справедливостью подразумевают то, что все надежды и ожидания должны оправдываться. Указанные интерпретации слова «справедливость» могут противоречить друг другу.

Например, если мы рассмотрим концепцию справедливости применительно к пенсиям, окажется, что справедливость как равенство подразумевает приблизительно равный размер пенсий; справедливость как соответствие вознаграждения заслугам предполагает, что пенсия у людей, выполнявших тяжёлую и ответственную работу, должна быть выше, чем у тех, кто трудился не напрягаясь или делал обычную работу, и справедливость как подтверждение ожиданий означает, что люди должны получать именно ту пенсию, на которую они были вправе рассчитывать.

Наш комментарий

Опять «справедливость — это справедливость». Безобразно. Ну, а далее — в лучших традициях недонауки «экономикс»: с одной стороны, с другой стороны. Всё противоречиво, поэтому и даётся совершенно дебильное определение «масло — это масло». Хотя потом осторожно интерпретируют, что справедливость — это и равенство, и вознаграждение заслуг, и почему-то — оправдание всех надежд. Уже одно это показывает уровень образованности авторов.

Равенство — не есть справедливость. Так Прокруст, персонаж мифов древней Греции, укорачивающий одних и удлиняющий других, кто не подходил по размерам к его прокрустову ложу, следовал жёсткой установке — сделать всех равными, равными ему по росту.

Вознаграждение заслуг — также не может считаться справедливостью, поскольку тот же Третий Рейх активно вознаграждал труд по умерщвлению людей в концлагерях.
Реализация всех желаний того же Чикатило — весьма далека от действительной справедливости.

Соответственно, совершенно феерически идиотичен пример с пенсиями. Авторы словаря (да, да — словаря!) утверждают, что применимо к пенсиям никак не добиться справедливости, поскольку тогда будет противоречие между интерпретациями. Ну, это логично — если вы выбрали неправильные интерпретации, то у вас будет неправильный результат. Авторы почему-то решили, что равенство пенсий — это должно быть справедливо, но тут же сами себе оппонируют — что нужно же учитывать заслуги человека, его вклад (не уточняя правда — вклад во что именно? Такие вот «экономисты» ныне выплачивают пенсии бывшим СС-овцам в некоторых странах Европы). Неверному тезису — легко оппонировать. Ну, а последнее — вообще глупо. Повторим: «Люди должны получать именно ту пенсию, на которую они были вправе рассчитывать». Сами себе противоречат: если исполнение всех желаний, то зачем ограничивающее слово «вправе»? Авторы бессознательно, видимо, чувствуют, что пишут ахинею и потому поставили это ограничивающее слово, противореча сами себе.

Если же сказать о том, какие пенсии справедливы, то можно дать такое определение, оставив некоторые аспекты в умолчаниях (о чём — ниже):

В умолчаниях остались следующие моменты: Куда ведёт справедливое развитие общества? В чём заключаются права Человека состоявшегося? Но эти моменты мы раскроем далее, когда дадим адекватное жизни определение справедливости.

КАК НАДО ОПРЕДЕЛЯТЬ СПРАВЕДЛИВОСТЬ?

Понятие справедливости связано с пониманием добра и зла, различением, присущим человеку, общей нравственности человека и общества. Следует понимать, что разные цивилизации несут различные идеалы, поэтому и справедливость в них понимается по-разному, что однако, не отменяет наличия некой неотмирной справедливости для всех, если смотреть на мир с позиций достаточно общей теории управления. Поскольку при таком подходе окажется, что управления бывают различных взаимовложенных уровней (управление на уровне семьи вложено управление на уровне государства). И процессы в объемлющих системах оказывают воздействие на процессы во вложенных вне зависимости от того, как выстроено управление во вложеных. То есть отгородиться от объемлющих систем — не получится.

И самое главное заключается в том, что такой взгляд относит нас в иерархии взаимовложенных управлений к иерархически наивысшему всеобъемлющему уровню управления (тут каждое слово важно, на картинке — ИНВОУ), которое оказывает воздействие на все вложенные уровни. Этот уровень в разных культурах и философиях называют по-разному: Бог, Абсолют, Всеобщее сознание, Вселенский Разум, Всевышний, Аллах, Кришна и т.д. — что не меняет сути явления, на которое указывают эти названия-«пальцы».

При таком взгляде закономерно возникают вопросы:
«А как выстроить взаимоотношения с этим иерархически наивысшим объемлющим управлением? Какой режим функционирования психики будет наиболее способствовать этому?»

Если вспомнить общешкольный курс биологии, известный всем, и заглянуть в собственную психику, то можно утверждать, что информационно-алгоритмическое обеспечение поведения человека включает в себя:

• врождённые инстинкты и безусловные рефлексы,
• бездумную автоматическую отработку привычек и освоенных навыков поведения в ситуациях-раздражителях,
• разумную выработку своего поведения на основе памятной и вновь поступающей информации,
• интуицию, выходящую за границы инстинктивного и разумного, рекомендации которой впоследствии могут быть поняты разумом,
• совесть, как канал поступления безошибочных рекомендаций (этим она отличается от интуиции) извне о правильном порядке действий в той или иной ситуации.

Ясно, что инстинкты и разум, интуиция, совесть — явления разного иерархического порядка в организации поведения человека на основе и в процессе его психической деятельности.

В психике всякого индивида есть возможное или действительное место всему этому. Однако только в русском языке есть поговорка:

Она о том, что можно быть «людем», но не состояться по своему устройству психики в качестве человека.

Ведь нашим принципиальным отличием от животных является способность целенаправленно менять свою психику, отдавая предпочтение какой-то из компонент психики. И, действительно, что-то одно из названного может подчинять себе все прочие компоненты в процессе выработки поведения индивида во всех жизненных обстоятельствах:

• если первое, то индивид — человекообразное животное (таковы большинство членов всякого национального общества в прошлом) — это животный тип строя психики;
• если второе, то индивид — носитель типа строя психики «зомби», поскольку он, по существу, — биоробот, запрограммированный культурой;
• если третье или четвёртое, то индивид — носитель демонического типа строя психики. Который характеризуется поговоркой «что хочу, то и ворочу».
• если пятое, то это — человечный тип строя психики, норма для человека, которая должна достигаться в подростковом возрасте (к началу полового созревания и пробуждения половых инстинктов) и обретать устойчивость к началу юности (завершению процесса формирования организма), после чего она должна быть неизменно характерной для организации его психики на протяжении всей дальнейшей жизни во всех без исключения обстоятельствах.

На наш взгляд — для человечного строя психики — нормально, если врождённые рефлексы и инстинкты являются основой, на которой строится разумное поведение, выбирающее какие программы психики отрабатывать в зависимости от советов совести; нормально, когда интуиция предоставляет информацию, которую возможно понять посредством интеллектуальной деятельности и опять-таки направить по-совести на благо. То есть для человечного строя психики нормально, когда в его иерархии совесть, выше интуиции, интуиция всегда выше разума, разум выше привычек и инстинктов, а все вместе они обеспечивают пребывание человека в ладу с биосферой Земли, Космосом и Богом.

Тем не менее, достаточно часто приходится видеть, как разум становится невольником и обслуживает животные инстинкты человека; как рассудочная деятельность превозносится над собой и пытается отрицать интуитивные оценки и даже полностью вытесняет интуицию из психики; как все они вместе, пытаются отвергать Высший промысел, доносимый с иерархически наивысшего объемлющего уровня управления через совесть, вследствие чего становятся жертвами непреодолимой ими самими ограниченности и одержимости, что находит своё выражение в нечеловеческом строе психики, который в зависимости от организации компонент психики индивида может быть нескольких видов:

• Если разум отвергает интуицию или служит — как невольник — инстинктам, то это — не человеческий, а животный строй психики. При этом следует иметь в виду, что и при животном строе психики интеллект может быть высокоразвитым, а его носитель может быть выдающимся профессионалом в той или иной области деятельности цивилизации (включая и магию), по существу не будучи человеком.
• Также и строй психики биоробота (зомби) отличается от человеческого тем, что в поведении утрачивается свобода в обращении с информацией, вследствие чего индивид автономно отрабатывает внедренную в его психику программу поведения (автономный робот-автомат) или же не в состоянии воспрепятствовать активизации свойственных навыков и качеств извне, т.е. другими по их произволу (дистанционно управляемый робот). Кроме того, зомбирующие программы могут быть иерархически более значимыми в поведении индивида, чем врожденные инстинкты, вследствие чего, с одной стороны, в каких-то ситуациях зомби не проявляет инстинктивно-животных реакций на раздражители и выглядит человеком, в отличие от носителей животного строя психики, которые и не пытаются сдержать животное начало; с другой стороны возможен конфликт в психике зомби между поведенческими программами инстинктов и зомбирующими программами поведения, а также между различными зомбирующими программами.
• Демонические личности, обладая осознанными или бессознательными завышенными самооценками, и будучи носителями животного строя психики, строя психики зомби, либо пребывая в своеволии индивидуализма, освободившегося из неволи инстинктов и зомбирующих программ, порождают агрессивно-паразитический индивидуализм с претензиями на сверхчеловеческое достоинство в человечестве. То есть в основе демонического типа психики лежит нечеловеческий строй психики тех, кому Свыше дано быть людьми.

В современном нам обществе существует огромное число людей, строй психики которых можно назвать опущенный в противоестественность ниже животного. Этот строй психики не свойственен природе человека, его генетике, поскольку характеризуется самоотравлением людей разнообразными психотропами (алкоголем, табаком и другими наркотиками). Он привнесён в жизнь социальной системой, в которой живут современные люди.

В человеческих обществах варианты «отношения» культуры (рассматриваемой как информационно-алгоритмическая система, с которой взаимодействует психика индивидов, также рассматриваемая как информационно-алгоритмическая система) к личностному познавательно-творческому потенциалу как к объективному фактору могут быть различными.

Во-первых, культуру всякого общества можно отнести к одному из двух классов:

• культуры, в которых эта проблематика не осознаётся никем;
• культуры, в которых эта проблематика осознаётся хотя бы некоторыми.

Во-вторых, в каждом из двух названных выше классов культур также возможны варианты:

• культуры, алгоритмика которых безразлична к деятельности индивидов, направленной на освоение их познавательно-творческого потенциала;
• культуры, алгоритмика которых направлена на подавление познавательно-творческого потенциала большинства в угоду тем или иным меньшинствам — вплоть до генетического закрепления эффекта подавления или уничтожения познавательно-творческого потенциала;
• культуры, алгоритмика которых направлена на как можно более полное освоение познавательно-творческого потенциала всеми и развитие его в последующих поколениях.

Поскольку каждый человек живёт не один (изолированно), а в обществе (городе, каком-то коллективе, фирме, партии и т.д.), то это порождает в обществе в целом (селе, городе, области, партии, фирме и т.д.) некую коллективную психическую деятельность («коллективную психику», психическую «атмосферу».) Она может быть двух видов:

• С ростом ошибок. К ошибкам, которые совершает один человек, добавляются ошибки, совершаемые другими. Ком ошибок растёт и погребает под собой всё такое общество (часть общества, партию …), если общество (часть общества) не подготовит другую психическую «атмосферу».
• С устранением ошибок. Ошибка, совершённая одним человеком, устраняется другими. Но главное здесь в том, что каждый старается не совершать ошибок сам, чтобы не обременять других устранением ошибки.

Теперь, отметив и разъяснив все эти моменты, мы можем дать простое и чёткое определение справедливости:

«Справедливость — это политика государства и деятельность гражданского общества, направленные на искоренение эксплуатации «человека человеком», путём построения культуры, в которой устройство психики большинства выражает человеческие качества вида Человек разумный, то есть — необратимо человечный тип строя психики будет достигаться всеми как единственно и безальтернативно нормальный к началу юности. Справедливость обеспечивает в обществе безусловную возможность для каждого члена общества реализовать свою судьбу (человеческий потенциал) наилучшим образом».

Поэтому особая тема в социологии и культурологии как одной из её ветвей — это вопросы:

• о том, что именно из генетически запрограммированного потенциала личностного и общественного развития человека мы не осваиваем по причине невостребованности этих способностей в исторически сложившейся порочной культуре,
• как изменить культуру, чтобы она стимулировала полное освоение генетического потенциала, предопределённого Промыслом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Естественно, что в нормальной культуре человечества, достижению человечного типа строя психики к началу юности должны сопутствовать становление целостного мировоззрения и миропонимания, формирование личностной культуры диалектического познания и творчества. Иными словами:

• истинное развитие общества должно выражаться в смещении статистики распределения населения по типам строя психики в сторону нарастания доли носителей человечного типа строя психики;
• а деградация, регресс общества — в уменьшении доли носителей человечного типа строя психики и нарастании долей нечеловечных.

Но у разных цивилизаций — различное понимание справедливости.

Русское понимание справедливости

В русском понимании справедливость — некий неотмирный — Богом предопределённый — идеал, который должен быть познан человеком и воплощён в жизнь этого мира. Реальная же жизнь может быть сколь угодно далека от этого идеала, что однако не делает этот идеал неправомочным, несбыточным, а только обличает греховность людей, не сумевших его осуществить. Это определение совпадает по внутреннему смыслу с тем, которое мы дали выше, поскольку именно достижение человечного типа строя психики обеспечивает познание и воплощение человеком в жизнь этого неотмирного идеала.

Западное понимание справедливости

В западном понимании справедливость — это бессовестное оправдание исторически сложившегося порядка вещей; оправдание прошлого как процесса, породившего это настоящее, и тенденций несущих в себе будущее. А откуда и как возникает «порядок», оправдываемый житейской мудростью мира сего; какая нравственность и этика в нём выражаются, — западных интеллектуалов не интересует… И с точки зрения философии оправдания этого порядка не правы все, кроме безупречного в своём «развитии» Запада. Верхом западной философии в нынешнее время в экономическом преломлении стала мантра о том, что рыночная экономика всё сама отрегулирует.

Восточное понимание справедливости

В восточном понимании справедливость — не отмирна и потому не может быть воплощена здесь, но она может быть достигнута вне этого мира, поэтому нужно не стремиться изменить текущее состояние общества, а стремиться изменить себя так, чтобы уйти из этого мира в неотмирную реальность, где и получить эту справедливость. А изменения в мире необходимо принимать спокойно и безропотно, поскольку нет никакой разницы, что происходит здесь и сейчас, важно только то, что будет происходить — там.

• русские люди не могут быть счастливы, если где-то в мире творится несправедливость;
• западные люди стремятся насадить свой образ жизни везде, поскольку он им видится единственно справедливым,
• а восточные люди созерцают всё это, подстраиваясь под меняющиеся обстоятельства жизни.

Справедливость как объект правового сознания

Справедливость – это не только нравственная категория, как принято считать, но и элемент содержания социально-экономических и политических отношений и требований их сохранения или изменения. Официальным орудием ее обеспечения считается позитивное право, которое само далеко не всегда справедливо. В соотношении справедливости и права обнаруживается, таким образом, противоречие – противоречие между правом как естественно-социальным явлением и юридическим, или позитивным, правом.

Ключевые слова: общество, социальные отношения, правовое сознание, справедливость, право, закон, норма.

Справедливость находит свое специфическое выражение во всех социальных отношениях и является, хотя подчас и в недостаточной мере, объектом внимания всех соответствующих отраслей знания, будь то этика или психология, экономика или политика. Не в меньшей, а еще в большей мере проблема справедливости является объектом внимания всех проявлений правового сознания: и естественно-социального и позитивного права, и правовой психологии и идеологии, а также и юридических наук, теоретизирующих, не выходя из-под контроля идеологии господствующего класса, по поводу моделирования новых вариантов позитивного права, поиска более справедливых форм или иногда, напротив, по поводу противоположности справедливости и права.

В политически организованном классовом обществе основным регулятором, инструментом и орудием в руках государственного аппарата, посредством которого он регламентирует все социальные отношения, является юридическое право. С содержанием юридических законов и их применением наиболее тесно и сопряжена та форма справедливости в социальных отношениях, которая признается и осуществляется в реальности господствующим классом и его государственной машиной. Естественно, что именно юридическое право и должно, как отмечает М. Э. Морозов, «обеспечивать достижение справедливого результата в юридическом пространстве. Применение иных регуляторов в этой сфере возможно весьма в ограниченной степени» [1] .

Позитивное право утверждает и служит осуществлению определенного варианта справедливости в объективной социальной действительности на основе использования государством своего властного ресурса, методов силового принуждения. Мораль, как уже отмечалось, «устремлена к тому, чтобы идеалы справедливости и добра воздействовали на человека преимущественно изнутри, при помощи стимулов сознания и общественного мнения. Право же – преимущественно регулятор внешний, призванный делать это через установление формально-определенных, писаных норм, поддерживаемых властью» [2] . Поэтому естественно, что большинство научно-теоретических публикаций в специальной литературе, анализирующих проблему справедливости, посвящено исследованию ее соотношения с правом. Причем авторство значительной части этих работ принадлежит представителям юридических наук.

Если связь права и справедливости однозначно фиксируется, за исключением незначительного меньшинства, практически всеми авторами, касающимися этой проблемы, то в ответе на вопрос, какова же она, эта связь, в чем заключается специфика проявления проблемы справедливости в сфере ее отражения правовым сознанием, или в ответе на вопрос, сформулированный А. Ф. Черданцевым: «…где она, справедливость – до права, над правом, под правом, в праве или это само право?» [3] , авторы соответствующих исследований не столь единодушны [4] .

Сторонники отрицания необходимости установления положительной зависимости справедливости в общественных отношениях от права ссылаются на то, что справедливость относительна, даже иррациональна и поэтому является, по их мнению, не правовым понятием, а лишь морально нравственным требованием и находится за пределами юриспруденции. Попытки связать право и справедливость в этой трактовке приводят якобы только к теоретическим трудностям и к смешению права и правовой теории с моралью. Эта точка зрения на проблему соотношения права и справедливости представлена, например, в работах представителей юридического позитивизма XIX в. Дж. Остина, а затем Г. Кельзена [5] , которые считали, что категория «справедливость» имеет право на существование, но не в пределах позитивного права или правовой теории, не связанных якобы ни с какими идеалами, ни с какой идеологией, а лишь исключительно в рамках морали. С. А. Муромцев, представитель российской юридической науки XIX в., рассматривая соотношение справедливости и права, утверждал, что «в своем наиболее резком очертании право и справедливость представляются нашему сознанию именно как два понятия, противоположных одно другому», а в случае реализации идеала справедливости в праве, «когда идеальное становится реальным» и противопоставление справедливости и права теряет свое значение, мы получаем право, гармонирующее с требованиями лишь «вчерашней справедливости» [6] .

Более распространенной является точка зрения, согласно которой право неотделимо от справедливости и тождественно ей. Она восходит еще к философии Сократа и его последователей и находит свое выражение в римском праве в виде положения, согласно которому «право означает то, что всегда является справедливым» [7] . Сведение права к справедливости характерно и для сторонников теории естественного права. Так, Т. Гоббс называл справедливость естественным законом[8]. «Право, – утверждал Г. Гроций, – означает не что иное, как то, что справедливо, при этом преимущественно в отрицательном, а не в утвердительном смысле, так как право есть то, что не противоречит справедливости». [9] Сторонники психологической школы права предложили свой вариант отождествления права и справедливости. Так, например, представитель этой школы Л. И. Петражицкий считал, что справедливость есть не что иное, как интуитивное право [10] .

Работы современных представителей юридической науки на первый взгляд создают впечатление большого разнообразия точек зрения на соотношение справедливости и права. Справедливость характеризуется теми или иными авторами то как свойство права, то как его качество (понятия эти нередко не различаются), то как функция права, то как система требований по отношению к праву, то как принцип права, то как результат правовой деятельности. Нередко между правом и справедливостью просто ставится знак равенства, а кто-то склонен характеризовать справедливость как сущность права. Иные считают право формой реализации, воплощения справедливости. При этом нередко право может отождествляться с законом. Справедливость в социальных отношениях в таком случае видят в неукоснительном соблюдении требований юридических законов – субъективно устанавливаемых государственных норм. Закон может и противопоставляться праву, и рассматриваться как лишенный справедливости – неправовой.

Наиболее ярким примером откровенного и настойчивого отождествления справедливости с правом может служить позиция академика В. С. Нерсесянца, который вообще отказывает категории «справедливость» быть понятием идеально-нравственным или религиозным. «. Справедливость входит в понятие права, . право по определению справедливо, а справедливость – внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т. д.). Более того, только право и справедливо», – утверждает В. С. Нерсесянц. По его мнению, «какого-либо другого принципа, кроме правового, справедливость не имеет», а если признается, что «справедливость исходно представлена в том или ином внеправовом (социальном, политическом, религиозном, моральном и т. д.) начале, правиле, требовании», то тем самым, согласно его логике, якобы признается несправедливость права [11] . Саму постановку вопроса о справедливости или несправедливости права он считает неуместной, «поскольку оно (уже по понятию) всегда справедливо и является носителем справедливости в социальном мире. Справедливо то, что выражает право, соответствует праву и следует праву. Действовать по справедливости – значит действовать правомерно. » [12] . Возможность существования несправедливого права в этой трактовке исключается.

Специальный анализ индивидуальных точек зрения не входит в нашу задачу. В целом при использовании философских категорий наблюдается смешение свойства и качества, свойства и части, части и сущности, части и целого и т. п. [13] Многообразие точек зрения на рассматриваемую проблему в значительной мере оказывается видимостью и сводится нередко просто к различиям в расстановке акцентов: кто-то, говоря о справедливости, в большей мере делает упор на понятии «свойство», кто-то – на понятии «функция», кто-то – на понятии «сущность», а кто-то – на понятии «принцип» и т. д. Результат логических построений значительной части авторов оказывается фактически общим: метафизическая абсолютизация каких-то отдельных проявлений приводит к сведению справедливости к праву, к выводу об их тождестве. Следует отметить и наличие более диалектических вариантов подхода к данной проблеме. Так, например, О. В. Мартышин вполне справедливо отмечает, что «отождествление только права со справедливостью, поглощение справедливости правом представляется произвольным и в высшей степени сомнительным» [14] . Не только сомнительным, но просто неверным – как будто не существует проблемы социально-экономической и политической справедливости, которая далеко не всегда может покрываться и решаться с помощью правовых норм. И в социально-экономических, и в политических отношениях можно действовать, не нарушая нормы права и не считаясь с несправедливостью этих действий и их результатов. Не всегда и не все правовые нормы нуждаются в определении их справедливого содержания. Факторы, формирующие содержание справедливости, по сути, зависят от исторических форм, условий местности, экономических отношений и политико-правовых норм в обществе, которые делают ее неким стабилизатором. Это означает, что правовая справедливость должна адекватно отражать конкретную историческую, экономическую и политическую ситуацию, причем соответствовать ментальным установкам данного общества и требованиям реального времени.

«Неверно отождествление права и справедливости, – считает М. Э. Морозов, – так как сущность права не исчерпывается идеей справедливости. Справедливость нельзя рассматривать как право в целом, а только как один из его принципов. Право – это один из инструментов для реализации идеи справедливости, но само наличие справедливого права еще не гарантия ее достижения, поскольку регулирование человеческих отношений не исчерпывается правом. » [15] . Нельзя сводить право к справедливости, а справедливость – к праву, это пересекающиеся, но не совпадающие понятия. Законно принятые решения могут быть очень даже несправедливыми, а справедливые – незаконными. Достижение справедливости, по мнению Морозова, вполне соответствующей объективному положению дел, – это для права менее существенная функция по сравнению с его регулятивной и охранительной функциями.

Сторонники «поглощения» справедливости правом не могут, конечно, тоже игнорировать наличие несправедливых норм юридического права и откровенно несправедливых судебных решений. Логическим выходом из данного противоречия или его решением в таком случае считается разделение и даже противопоставление понятий «право» и «закон», которое может приводить и к выводу о несовместимости права и закона [16] . Если проблему соотношения права и справедливости, чаще всего в виде их отождествления, можно выделить в качестве одной из наиболее значимых особенностей проявления проблемы справедливости в сфере юридических наук, то в качестве второй, очень даже значимой, особенности предстает проблема соотношения права, закона и справедливости. Сторонники «поглощения» справедливости правом считают справедливость основой любого законодательства. Но законы довольно часто не соответствуют справедливости. Они объявляются неправовыми, находящимися за пределами права. Антиподом этой точки зрения выступает мнение, согласно которому закон справедлив и в этом состоит его сущность. Данная точка зрения требует неукоснительного соблюдения закона, беспристрастности в принятии решения о воздаянии в соответствии с буквой закона: пусть закон плох, но это закон, и он должен соблюдаться. Это трактовка, служащая сохранению устойчивости государства и его воспроизводству. Она в наибольшей мере разделяется государственной властью и ее сторонниками.

Юридический закон есть справедливость или справедливость есть закон? Судить по справедливости или по закону? Это давно возникшие и обсуждаемые вопросы. И по сей день они остаются далеко не риторическими.

В настоящее время существует движение так называемого «свободного права» [17] , апеллирующего к практике судебного разбирательства, в которой имеет место свобода судейского усмотрения, исходные начала которой следует искать еще в античном обществе. Известно, что в системе римского права содержались правила, позволяющие судье при неполноте и несовершенстве законов руководствоваться справедливостью. «Ибо не будь у человека, так сказать, семени справедливости, не возникло бы ни других доблестей, ни самого государства» [18] . И в Англии, например, эта возможность институциализирована в специальном самостоятельном «Суде справедливости», которому при необходимости разрешалось выходить за жесткие рамки закрытой системы сложившихся в общем праве прецедентов, и судья мог давать свое решение возникшего вопроса, которое считалось не юридическим, поскольку принималось вне рамок общего права, но отвечавшим требованиям справедливости [19] .

Действительно, общество заинтересовано в том, чтобы применялись законы, если они справедливы, и не применялись, если несправедливы. В этом случае судья становится на путь, если можно так выразиться, «свободного поиска справедливого права» за рамками закона, когда конкретные случаи решаются в соответствии с принципами справедливости и принимается решение независимо от закона. Такое решение может быть принято и вопреки закону. Но правовой формализм требует от судей всегда применять нормы права, зафиксированные в виде законов, так как эти нормы являются единственным оправданием их полномочий судить. Если судьи отклоняются от этих норм, значит, они действуют без полномочий и их действия неоправданны.

Кроме того, что не менее важно, в случае «свободного поиска справедливого права», при котором действия судьи не очерчены законодательно, благое намерение может реализоваться в виде своей противоположности. Субъективное мнение судьи – это не очень надежный вариант решения проблемы. Оно может стать средством достижения справедливости, а может стать и средством реализации произвола. Строжайше оформленное и применяемое в соответствии с буквой закона юридическое право может порождать даже диктат несправедливости. Не случайно законы имеют и оговорки, предусматривающие различные варианты смягчающих обстоятельств, сопровождаются подзаконными актами, толкованиями, оговаривающими их применение. И вряд ли можно однозначно ответить на вопрос: чей произвол для общества благоприятнее – произвол законодательной или произвол судебной системы?

Сама по себе постановка проблемы неправового закона как закона, не соответствующего справедливому праву, справедливой правовой системе, не только заслуживает самого пристального внимания теоретиков, но и требует практического решения. Но не потому, что эти законы находятся за пределами права, абсолютно противоположны ему, а именно потому, что они входят в структуру господствующего в обществе права, являются элементами его правовой системы и охраняют несправедливые отношения в обществе.

Между правом и законами нет, конечно, абсолютного совпадения. Право шире всей совокупности законов. Кроме санкционированных государством правовых норм существует и естественно-социальное право. Право есть объективное отношение, закон же –субъективная форма, сотворенная людьми, то есть «субъективно сформулированное и объективно узаконенное юридическое право становится субъективно применяемой, но объективно действующей по отношению к индивидам и обществу правовой системой»[20]. Расхождения между ними не только возможны, но и фактически неизбежны. Но это совершенно не означает, что юридический закон, не соответствующий справедливым объективным отношениям, не является правовой нормой. Любой закон, в том числе и справедливый, является в большей мере средством ограничения прав, чем их предоставления, но и самый несправедливый закон является средством предоставления кому-то каких-то прав.

Довольно ярко проявляющаяся в жизни нашего общества тенденция к несправедливости нашего законодательства заставляет и многих правоведов, и политиков, и рядового человека говорить о несовместимости законов и права. Но это не более чем эмоциональная оценка, в которой выражается отношение к существующему правопорядку. Если исходить из того, что несправедливый закон – это не право, то далее логически следует признать, что в истории общества правопорядка никогда фактически и не существовало, так как несправедливые законы не только всегда были на вооружении у государства, но чаще всего и доминировали.

Г. Кельзен был абсолютно прав, утверждая, что «некоторый правопорядок может считаться несправедливым с точки зрения определенной нормы справедливости. Однако тот факт, что содержание действительного принудительного порядка может быть расценено как несправедливое, еще вовсе не основание для того, чтобы не признавать этот принудительный порядок правопорядком». И в той же степени неправ, говоря, что «норма права не может быть ни хорошей, ни дурной» и что она «либо обладает действительностью, то есть соответствует норме более высокого порядка, либо вообще не существует как норма права». Право же составляет «ценность как раз потому, что оно есть норма» [21] . Предпочтительнее согласиться с мнением Д. Дидро, который считал, что есть два рода законов: одни – безусловной справедливости и всеобщего значения, другие же – нелепые, обязанные своим признанием лишь слепоте людей или силе обстоятельств, изъяв, конечно, из его высказывания «безусловность» справедливости.

Обеспечение принятия только справедливых законов и их справедливого применения должно быть (но это не означает, что такое положение есть или что оно было, не означает даже и того, что оно гарантировано в будущем) постоянной задачей государства. «Но, – как отмечает М. Э. Морозов, – практически невозможно создать абсолютно справедливый закон, который удовлетворил бы всех людей»[22]. «Нет закона, который был бы всем по душе», – это отмечал еще Катон Старший. Не только потому, что законы, как считал М. Монтень, часто «создаются дураками, еще чаще людьми, несправедливыми из-за своей ненависти к равенству» [23] . Более серьезным основанием невозможности создания абсолютно справедливых законов являются социально-экономические и политические различия в положении социальных групп. Закон, как писал Р. Куинни, «…определен тем, кто доминирует над политическим процессом. Хотя закон, как предполагается, защищает всех граждан, он берет начало как инструмент доминирующего класса и в конце концов поддерживает господство этого класса. Закон служит сильному, но не слабому. Закон используется государством. которое оберегает и защищает себя»[24]. Невозможен закон, удовлетворяющий интересы не только каждого отдельного индивида, но даже и интересы всех социальных групп любой эпохи. Любой закон, как уже отмечалось, есть дозволяющее ограничение. И вопрос сводится лишь к тому, что он больше ограничивает – справедливость или несправедливость? Способен ли он низвести несправедливость до минимума, чтобы тем самым создать более благоприятные условия для соблюдения социальной справедливости?

Априори справедливый закон невозможен, но не существует и не существовало априори справедливого права. Все это касается и любой правовой системы. Особенно наглядно это проявляется в особенностях и в действии правовых систем всех классовых обществ, в которых юридическое право занимает абсолютно подавляющее положение в их правовых системах.

Будучи возведенным в закон волей господствующего класса, право концентрирует и выражает экономические, политические и социальные интересы прежде всего данного класса. Санкционированное государственной машиной позитивное, или юридическое, право остается независимо от того, о каком государстве идет речь, орудием его деятельности. Посредством юридического права государство придает законную силу тому варианту справедливости, который в наибольшей мере соответствует интересам классов или социальных групп, находящихся у власти. И этот вариант справедливости оно внедряет посредством диктата закона во все сферы бытия общества, представляющие для него хотя бы какой-то интерес. И можно каждый раз, то есть применительно к любому этапу истории, говорить лишь о степени справедливости существовавшего права.

Не свободно существующее позитивное право и от привилегий, отражающих социальную иерархию, от «права сильного». С античных времен звучат сентенции по поводу того, что закон в равной мере должен распространяться и на тех, кто его принимает и применяет. Но тем не менее и в настоящее время «применяется он зачастую не последовательно, не полно и что особенно плохо – избирательно» [25] . Фактически существует двойное законодательство. Для верхнего слоя правящего класса закон существует на уровне понятия и только понятия. Он издает и изменяет законы для их исполнения нижестоящими. Как говорил итальянский диктатор Муссолини: «Друзьям все, врагам законы», а «если существующие законы будут мешать, это не будет проблемой, мы издадим новые» [26] .

Все юридические науки находятся под прессом идеологии господствующего класса, задача которой в данном случае и заключается в том, чтобы существующее юридическое право представить как лучшую форму всеобщей справедливости. Теоретическое оформление и хотя и относительная, но логическая стройность, придающие идеологии доказательность, позволяют правящей элите под видом заботы о всеобщем благе утверждать тот вариант справедливости, который в наибольшей мере соответствует сосуществованию ее интересов. На службу этой цели ставятся и юридические науки. И правовая идеология, и юридические науки в нашем обществе широко пользуются такими логическими формами, как «закон для всех», «равенство всех перед законом», «равные возможности», «равные права», «правовое и социальное государство», провозглашают идею свободного, независимого индивида. Но все это остается не более чем словесной маскировкой того, что правовая система работает на интересы тех, кого раньше называли буржуа, а теперь называют работодателями. И правовая идеология, и правовые теории не исключают требования совершенствования правовой системы. Это относится и к теориям, отождествляющим право и справедливость, и противопоставляющим праву неправовой закон. Но и данная постановка проблемы не выходит за пределы рамок господствующей идеологии. Она предусматривает изменения, совершенствование лишь отдельных законодательных актов, исключая качественные изменения правовой и социально-экономической системы, а совершенствовать любой закон можно лишь в связи с другими законами, в связи с существующим правом, за которым уже «закреплено» свойство справедливости.

Противопоставляемое неправовому закону справедливое право – это не более чем идеальный тип. Это принимаемое за факт, но ничем не обоснованное допущение, не имеющее даже абстрактно-логического обоснования, это даже не умозрительная конструкция некоего идеально-справедливого права, а именно допущение его существования в так называемом «юридическом пространстве» и вне его социально-экономического и политического наполнения. Ссылки на естественное право как образец справедливости, как критерий для оценки позитивного права, функционирования законодательной власти и в целом государства несостоятельны, даже если понятие естественного права будет заменено более соответствующим действительности понятием естественно-социального права. Приписывание ему свойства образца справедливости – это не более чем результат поэтизации первобытного дикаря и первобытных отношений.

Формируясь, естественно-социальное право могло основываться только на физической силе, ограничивавшейся лишь необходимостью быть в группе. Эволюционируя вместе с экономическим развитием и изменениями социальной структуры общества, оно лишь в большей мере отражало и отражает интересы угнетаемых социальных групп, чем официальное право, поскольку его «нормы», не имеющие, кстати, четкого выражения, вырабатываются в процессе взаимодействия широких слоев населения, а не внутри господствующего класса. Но доминирующим в классовом обществе является сознание экономически господствующего класса. В широких слоях населения живет надежда «выбиться в люди», что находит свое выражение и в естественно-социальном праве. Многие, например, сословные привилегии были закреплены и поддерживались лишь силой обычая, а не юридическим правом.

Естественно-социальное право фиксируется преимущественно в правовой психологии социальных групп. Поскольку оно формируется на основе всей практики общественных отношений, в том числе и на основе практики принятия и применения государством юридических норм, соответствующих интересам лишь узких социальных групп, естественно-социальное право способно в большей мере, чем юридическое право, соответствовать социальной справедливости. Несколько преувеличивая сей момент, Д. А. Керимов утверждает даже, что «в процессе общественного развития личность вполне способна выразить и фактически повсеместно выражает социально необходимое куда более сознательно, широко и масштабно, чем это необходимое зафиксировано в правовых правилах поведения» [27] .

Немаловажное значение имеет тот факт, что в психологии справедливость приобретает действенность, исходящую снизу, от индивидов, а не сверху, от государственных органов. Нарушение закона, который большинством населения воспринимается в качестве справедливого, влечет за собою не только санкции со стороны государства, но и общественное осуждение. Однако доминирующей в естественно-социальном праве является противоположная тенденция, направленная на обнаружение несправедливых законов, нарушитель которых рассматривается «как жертва произвола со стороны властей»[28]. Оно занимает протестную позицию по отношению к юридическому праву, оно в большей мере сопряжено с поиском справедливости, но тем не менее и оно преследует интересы пусть и более широких, но тем не менее определенных социальных групп, и не может быть гарантией достижения абсолютной справедливости. Как невозможен закон, который удовлетворил бы всех людей, так же недостижимо и абсолютно справедливое право.

Проблема справедливости в системе правовых отношений трактуется неоднозначно, но в любом случае занимает в ней значимое место. Правовое сознание по своей природе содержит в себе тот или иной вариант поддержки идеи регламентации отношений между личностью и государством на основе каких-то норм взаимоотношений. И хотя определяются они вариативно, но всегда в связи со столь же вариативно толкуемой справедливостью. При этом все правовые системы, что наиболее ярко проявляется в их идеологическом изображении, должны представить себя в качестве средства обеспечения и образца всеобщей социальной справедливости – и экономической, и политической, и справедливости, проявляющейся во всех других социальных отношениях для всех индивидов всех социальных групп общества.

В силу необходимости обеспечения указанной степени всеобщности:

– справедливость в правовой сфере должна приобрести и приобретает формализованный характер;

– в качестве основного варианта ее реализации выдвигается требование абстрактно-равного отношения всех к чему-либо (или ко всем);

– доминирующее в правовых учениях отождествление права со справедливостью, требование совершенствования действующего юридического права в направлении совпадения с неким идеальным абстрактно предполагаемым правом, вынос за пределы права несправедливых (неправовых) законов фактически обращает систему права к ее моральной оценке;

– большинство вариантов постановки проблемы справедливости в правовых отношениях оказываются в силу поиска ее правовой всеобщей формы оторванными от социально-экономических условий ее проявления.

В системе правовых отношений в форме субъективно определяемых, но законодательно закрепленных и превращенных в объективный фактор регулирования общественных отношений господствующая социальная группа физически утверждает признаваемый ею вариант справедливости в политических и экономических отношениях, стремясь придать ему форму всеобщности. Осуществление этой цели преследует любая система права, а существующее право, в свою очередь, оценивается социальными группами с позиции признаваемой ими политической и экономической справедливости, и в том числе с позиции нравственности его норм.

1 Морозов М. Э. Право как фактор достижения справедливости в юридическом пространстве. – Новосибирск, 2009 [Электронный ресурс]. URL: http://arbitrage.ru/index.php? option=com_coiitent&task=vie\v& >

[2] Алексеев С. С. Философия права. – М.: Норма, 1998. – С. 56–57.

[3] Черданцев А. Ф. Социалистическое право и справедливость // Справедливость и право. Межвузовский сборник научных трудов. – Свердловск: Изд-во СЮИ, 1989. – С. 5.

[4] Мы не пытаемся решить за юридическую науку проблему соотношения справедливости и права. В нашу задачу входит лишь определение специфики проявления проблемы справедливости в сфере правового сознания.

[5] См.: Лейст О. Э., Остин Дж. Возникновение юридического позитивизма. Лекции о юриспруденции, или философия позитивного права // История правовых и политических учений / под ред. О. Э. Лейста. – М.: Юридическая литература, 1997; Кельзен Г. Чистое учение о праве. Вып. 1. – М.: ИНИОН АН СССР, 1987.

6 Муромцев С. А. Право и справедливость: сб. правоведения и общественных знаний. – СПб., 1893. – С. 8–9.

7 См.: Дигесты Юстиниана: в 8 т. Кн. 1–4. (Д.1.1.11) / отв. ред. Л. Л. Кофанов. – М.: Статут, 2002.

[8] См.: Гоббс Т. Левиафан. Соч.: в 2 т. – М.: Мысль, 1991. – Т. 2. – С. 109.

9 Гроций Г. О праве войны и мира. – М.: Ладомир, 1994. – Кн. 1, гл. 1, § 3. – С. 68.

10 См.: Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности / Л. И. Петражицкий. Соч.: в 2 т. – СПб.: Типография м. Меркушева, 1910. – Т. 1.

[11] Нерсесянц В. С. Философия права. – М.: Норма, 2000. – С. 31.

[12] Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. – М.: Норма, 1999. – С. 65–67.

[13] См.: Экимов А. И. Справедливость и социалистическое право. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1980; Черненко А. К. Право как справедливость: ступени познания // Гуманитарные науки в Сибири. – 1998. – № 1; Мальцев В. В. Введение в уголовное право. – Волгоград, 2000; Рагузина О. В. Гуманизм и справедливость юридической ответственности в публичном и частном праве: дис. . канд. юр. наук. – Саратов, 2001; Арендаренко А. В. Принцип социальной справедливости в уголовном праве Российской Федерации (теоретико-правовые аспекты): монография. – М.: Юнити-Дана, 2009.

[14] Мартышин О. В. Справедливость и право // Право и политика. – 2000. – № 12 [Электронный ресурс]. URL: http://ww\v.zakon.kz/203667-spravedlivost-i-pravo.html

[15] Морозов М. Э. Право как фактор достижения справедливости в юридическом пространстве [Электронный ресурс]. URL: http://arbitrage.ru/index.php?option=comcontent&task= view& >

16 Фомин А. А. Юридическая безопасность – особая разновидность безопасности: понятие и общая характеристика // Государство и право. – 2006. – № 2. – С. 73.

17 См., например: Румянцева В. Г. Социологическая юриспруденция в творчестве Р. фон Иеринга, С. А. Муромцева, Е. Эрлиха, Р. Паунда: автореф. дис. … канд. юр. наук. – СПб.: СПбГУ, 2002.

[18] Цицерон. О государстве. XXVI, 41.

[19] См.: Tucker P. The Early History of the Court of Chansery // English Historical Review. –2000. – September. – p. 795.

[20] Иванов В. А., Иванов В. В. О диалектике институтов власти, собственности и права. – Ярославль: ЯГСХА, 2009. – С. 68.

21 См.: Кельзен Г. Чистое учение о праве. Вып. 1. – М.: ИНИОН АН СССР, 1987 [Электронный ресурс]. URL: http://www.ex-jure.ru/law/news.php?news >

[22] Морозов М. Э. Указ. соч.

[23] Монтень М. Опыты: в 3 кн. – М., 1981. – Кн. 3. – С. 264.

[24] Quinney R. Critique of Legal Order. – Boston, 1974. – P. 7.

[25] Коновалов А. Народный контроль закона // Российская газета. – 2011. – 23 июня (№ 134). – С. 8.

[26] Цит. по: Petacco А. L’uomo dellaprovvidenza: Mussolini, ascesa e caduta di un mito. – Milano: Mondadori, 2004. – P. 190.

[27] Керимов Д. А. Философские проблемы государства и права. – М.: Госюриздат, 1984. – С. 184.

[28] См.: Дербин А. П. К проблеме справедливости в праве (очерк философии права). – Минск: Академия МВД РБ, 2004.