Что такое миф с точки зрения философии

Возникновение философии относится к VI в. до нашей эры. В это время в странах Древнего Востока (прежде всего в Индии и Китае) и в Древней Греции осуществляется переход от мифологического мировоззрения к философскому.

Мифология в древности выступала как форма общественного сознания. Люди воспринимают и осознают окружающий мир, запечатлевают накопленный ими жизненный опыт, сохраняют и передают его из поколения в поколение. Люди, живущие мифом, воспринимают его как саму жизнь.

Для мифов характерны следующие черты:

• Отождествление фантазии с реальностью. Вера человека в миф не нуждается ни в каком логическом обосновании. Логические доводы – бессильны.

• Объяснение действительности в наглядно-образной форме. Миф объясняет реальность не через абстрактные понятия и логические рассуждения, а с помощью наглядных образов и чувственных ассоциаций.

• Эмоциональная насыщенность. Миф затрагивает чувства людей. Человек, верящий в миф, чувствует себя причастным к этим событиям и зависимым от них.

• Связь с магией. Представления о сверхъестественных силах предполагают возможность посредством магии влиять на них с целью получить их поддержку.

• Переход от мифа к философии был подготовлен рядом факторов социального, экономического и духовного характера: развитием аграрного и ремесленного производства, разложением первобытнообщинного строя и возникновением государственных структур и правовых норм регулирования общественной жизни; появлением разделения труда и товарно-денежных отношений; постепенным накоплением знания, которое все больше использовалось в практической жизни людей и способствовало развитию их мировоззрения.

Рождение философии – рождение нового типа мышления, который хотя и вынашивается в лоне мифологического мышления, но принципиально отличен от него и выступает как его соперник в построении картины мироздания. Философия возникает, когда авторитет разума занимает место авторитета традиции.

Основные различия между мифологией и философией состоят в следующем.

• Мифологическое сознание удовлетворяется описаниями, философское требует доказательств.

• Философское мышление стремится дать объяснение действительности путем рационального, логического рассуждения, а не посредством повествования, достоверность которого с самого начала ставится вне всяких сомнений.

• Средством философского рассуждения служат не наглядные образы и эмоции, а абстрактные понятия.

С возникновением философии мифология не вытесняется из культуры. Даже после возникновения философии, мифология всегда соседствует с ней, часто переплетаясь и подпитывая ее на протяжении веков. Более того, каждая новая эпоха создает свои собственные мифологемы, которые так или иначе находят свое отражение в философии.

Мифология является исторически первой формой мировоззрения. Мифология — это комплекс мифов, в которых излагаются представления о происхождении мира, о его устройстве, о возникновении человека и общества. Для древнего человека миф был реальностью, в которой он жил. Мифы разрешали или запрещали определенные формы поведения, мифы устанавливали для древнего человека определенные гарантии единства общества и стабильности социальной жизни.

Главным свойством мифологического сознания считается синкретичность. В мифологических представлениях все может быть всем, т. е. человек и природа, познание и переживание, объект и субъект нераздельны.

Вторая важная особенность мифологического сознания — нечувствительность к противоречиям. Любой предмет, любой человек, любое явление может быть одновременно и чем-то другим. Объективная связь явлений безразлична мифу, он не замечает противоречий, которые обязательно заметит современный разум.

Третьей особенностью мифологического сознания можно считать установление особого вида связей между явлениями. Миф предлагает следующие типы таких связей. Во-первых, метаморфоза: предметы, животные, люди, явления превращаются друг в друга. Во-вторых, ассоциативные связи. Ассоциации самые разнообразные, скажем, дыхание и душа или смерть и сон. В-третьих, объяснение связи между явлениями в мифе происходит в зависимости от заданной цели.

Четвертое важное свойство мифологического сознания — символичность. Человек мифа оперирует не понятиями, а символами, образами. При этом символы всегда конкретны, в отличие от абстрактных понятий. К тому же символичность проявляется и в том принципе мифа, который можно назвать олицетворением, т. е. природные явления, культурные факты, человеческие чувства выступают в виде личностей: Солнце — это бог Гелиос, время — это Хронос, страх — это Фобос и т. д.

Еще одна важная черта мифа— коллективность. Не отдельная личность, а коллектив творит первобытный миф.

И последнее, что можно отметить, — такое свойство мифологического сознания, как авторитарность. Миф не позволяет человеку критиковать свои положения, оставляя ему лишь возможность транслировать миф, его формы и предзаданные нормы.

Надо сказать, что в ходе исторического развития миф не преодолевается полностью. В современном коллективном и массовом сознании проявляются фундаментальные черты первобытного мифа. Конечно, современный миф отличается от первобытного, но существуют специфические черты, которые доказывают, что современный миф — это тоже миф. Миф присутствует во всей истории человечества. Он существовал в разных формах религии, искусства и политики, он жив и теперь. Философия заимствует у мифа мировоззренческий характер, однако она предлагает другие способы решения мировоззренческих проблем.

Взгляд философии на мир — это точка зрения разума. Вместо символов и образов, характерных для мифа, философия предлагает понятия, рациональные категории.

Отличия философии от мифа можно проследить по всем выше указанным особенностям мифа. Во-первых, философское сознание не синкретично: в нем противопоставляются субъект и объект познания, человек и природа, знание и переживание, индивид и общество.

Во-вторых, философское мышление не терпит противоречий и стремится их исключить. Взгляды разных философов могут быть противоречащими друг другу, однако внутри одной философской теории противоречие не допустимо.

В-третьих, философия не допускает связи явлений по ассоциации или посредством превращения. Философия выстраивает причинно-следственные цепочки для объяснений тех или иных явлений в жизни мира или общества.

Далее: философское мышление происходит в понятиях и категориях, но не в символах и образах.

Философия не авторитарна, критика для нее вполне естественна.

В философии всегда можно проследить авторство той или иной идеи, т. е. она носит личностный, а не коллективный характер. Философия создается конкретными личностями и обращается к личностям.

Во Вселенной — как во внешней, той, что нас окружает, так и во внутреннем мире — все взаимосвязано, голографично, все ускользает от привычной логики и линейного образа мышления, которые дробят мир на части и, исследуя одну проблему, забывают, что предмет исследования неотделим от жизни в целом и является лишь одной из ее граней.

Поскольку невозможно приспособить реальность к нашему образу мышления, необходимо наше мышление приспособить к реальности.

Понимание того, что целое присутствует в каждой своей части и каждая часть есть некоторый, может быть неполный, образ целого, ведет к многостороннему подходу, исследованию объекта со всех сторон, к постепенному приближению к объекту и слиянию с ним.

Из этого слияния рождаются символические структуры, выражающие глубокую, многогранную сущность вещей и парадоксальную природу жизни, где нечто есть не только А, но и Б и где одна вещь имеет множество значений, поскольку одновременно принадлежит различным планам существования.

Традиция и рождение философии

Хотя разделение мифа и логоса в западной культуре связывают с зарождением философии, причиной этого разделения была не философия. Философия возникает почти одновременно на Востоке и на Западе, но на Востоке она не отрицает традицию, а опирается на нее и продолжает ее.

Должны были существовать исторические предпосылки этого разделения: политические реформы и сопутствующие им перемены. В те времена Афины потрясает кризис аристократических ценностей, которые были опорой общества на протяжении многих веков. Одновременно происходит усиление власти демоса и провозглашение превосходства разума над традицией. Вместе с тем возникают сомнения в правдивости всего, о чем рассказывают религиозные предания.

Профанация традиционных ценностей и верований порождает сомнения в том, о чем повествуют священные писания. Существуют ли вообще боги? То, что раньше воспринималось в качестве истины, стало считаться выдумкой. Некоторые софисты утверждали, что боги не существуют, что они лишь персонификация природных явлений, придуманная для того, чтобы устрашать человека, отвращать его от злых поступков и облегчать правителям контроль над народом.

Эти идеи, распространившиеся среди греческой аристократии, свидетельствуют о кризисе традиционных форм религиозности, ибо многие люди стали считать себя выше религиозной традиции. Подобное происходило много раз на протяжении истории, начиная со времен Сократа и заканчивая XX веком. Атеизм, как пишет Платон, при отсутствии морали приводит к появлению людей, которые, если достаточно образованы, могут стать тиранами, демагогами, военачальниками и софистами (Платон, Законы, 908) .

Воспитание, метафизика и миф

Греческие мифы, как и мифы других народов, изображают богов не в лучшем свете. Все боги тем или иным способом грешат. Они участвуют в битвах за власть, спорят между собой и обманывают друг друга, плачут и смеются, совершают самые страшные преступления.

Кронос поедает своих детей, Зевс переходит от одного любовного приключения к другому, Гермес появляется в образе воришки, Дионис беспричинно убивает своих спутников… А все эти поступки противоположны неизменной и совершенной сущности божественного.

Платон отвергает идею антропоморфного божества, которое действует в мифе. Бог всемогущ, благ и справедлив, он совершенен, и единственная форма почитания Бога — это практика моральной добродетели, моральное совершенствование. Платон также выступает против легенд и мифов, приписывающих богам страсти, слабости и преступления, характерные для человека. Поэтому Платон, а потом и все его последователи настаивают, чтобы мифы, которые использует философия с целью воспитания и формирования молодой души в духе «аретэ», были очищены от всех элементов, где говорится, что божество плохое или выступает как причина зла, или заменены другими мифами, в которых боги изображаются в соответствии с их метафизической природой.

По словам Платона, юная неопытная душа не способна отличить, где содержится иносказание, а где — нет, и поэтому ей можно рассказывать лишь философские мифы, которые побуждают ее к добродетели. Другие мифы, наделенные глубоким символическим и метафизическим смыслом, можно исследовать лишь при достижении духовной зрелости. В молодости человек еще не обладает критериями и легче усваивает плохое, чем хорошее. Это касается не только мифов, но и всего остального, что может отрицательно повлиять на формирование характера и системы ценностей.

Проблема, о которой говорит Платон, актуальна и сегодня. Развитие городов, демократизация образования и плохое философское воспитание (а часто — его полное отсутствие) привели в ХІХ веке к десакрализации жизни и слому традиции, породив скептический и циничный атеизм. Сегодня есть немало тех, кто сомневается в истинности и историчности событий из жизни Иисуса Христа (непорочное зачатие, воскрешение Лазаря, превращение воды в вино, чудесное насыщение пяти тысяч человек двумя рыбами и пятью хлебами, воскрешение Христа после распятия и вознесение на небо). Тех, кто сомневается, не меньше, чем во времена Платона.

И даже понимание того, что речь идет о символах и иносказаниях, не препятствует профанации, потому что одно дело — воспринимать нечто в качестве символа, и совсем другое — использовать символ как средство восхождения и внутренней трансформации.

В древности священные предания передавались во время обряда инициации, и юноши, став хранителями традиции, не имели права разглашать услышанное и прожитое ими. Это правило сохраняло свою силу всегда, когда речь шла о передаче знаний, которые могли стать предметом профанации любого типа.

Философская рефлексия не может заменить миф, ибо чистая философия непрактична, поэтому Платон часто обращается к мифу, гармонично сочетая рассуждения и доказательства с мифическими образами и сюжетами, поэтому невозможно сказать, что из них первично. Решая вопросы метафизического характера, касающиеся происхождения души, ее природы и судьбы в потустороннем мире, он всегда обращается к мифу.

Серьезное отношение к мифологии свойственно всем философам, продолжающим линию пифагорейской школы, учение и методы обучения которой ближе к мистериям, чем к философии последующих эпох. Для них миф всегда эзотеричен и является сердцем философии.

С течением времени логос начинает преобладать над мифом, философия становится более рациональной и спекулятивной, становится более наукой и историей блуждания человеческого разума, чем восходящей дорогой, ведущей к полноте жизни и подлинной мудрости.

Кроме воспитания и очищения нравственного есть воспитание и очищение духовное, есть восхождение к божеству и уподобление божеству. Инструментом этого восхождения являются священные, или теургические, мифы. Как говорит Прокл, этот тип мифов соответствует наиболее священным таинствам и наиболее совершенным ступеням мистерий, а заключенные в них знания являются метаисторией и таинством, возвышающим слушателей. Теургические мифы недоступны пониманию тех, кто еще не владеет глубоким знанием философии. Для таких людей миф в силу своего метаисторического и символического характера остается закрытой дверью.

Как утверждает Плотин, миф — это особый мир, имеющий свой язык и свои цели. Миф использует понятия времени и последовательности там, где нет ни того, ни другого, говорит о дифференциации и об отдельных сущностях, дабы различать лишь разные уровни и качества божественных энергий Единого. «Истину можно сообщать различными способами, наше же дело — руководствуясь умом и здравым смыслом ее повсюду искать и выявлять» (Плотин, Эннеады, III, 5, 9) .

Та же парадоксальная логика, согласно которой нечто одновременно есть и не есть, встречается в новой физике, где материя есть энергия, объекты являются процессами, каждый объект является совокупностью взаимоотношений с его окружением и сам по себе не имеет никакого значения.

Изучая божественное, нельзя использовать критерии, применяемые при анализе повседневного чувственного опыта души, поскольку то, что для человека является истиной, для богов является ложью, и наоборот. Другими словами, невозможно думать о божественном, используя логику и критерии низшей природы человека.

Боги являются олицетворением принципов и законов, направляющих жизнь всего мироздания, а происходящее с ними говорит о взаимодействии сил, действующих внутри микрокосма и макрокосма. Изучая символизм богини Афины, можно понять природу мудрости; идея становления и приобретения утраченной целостности выражается символическими структурами, описывающими рождение, деяния, смерть и воскрешение солнечных героев. Афродита, Арес и их дети Фобос, Деймос и Гармония раскрывают природу конфликта, а браки Зевса олицетворяющего жизнь и движение доброй воли, символизируют фазы становления и развития любого космоса, от человека до любой другой системы. Свержение Гефеста говорит об эманации духа, которая начинается в высших сферах, а заканчивается низшей. Узы, которыми Кронос прикован к Тартару, указывают на единство духа и мира проявленного.

Очевидно, что эти образы имеют одно значение, когда речь идет о чувственном мире, и совсем другое — если рассматривать их с точки зрения мира умопостигаемого. Так, для нас узы являются помехой, а там — единением; свержение понимается нами как действие насильственное, а в сфере богов указывает на эманацию.

«Встречаясь с мифом, мы чувствуем потребность исследовать его, понять его, мы не можем оставаться безразличными перед мифом», — говорит Саллюстий. Посредством символов мифы имитируют вещи божественные и подготавливают разум к созерцанию трансцендентальных истин.

Поскольку человек может подражать и худшему, и лучшему, теургические мифы нельзя рассказывать тем, кто находится во власти своей низшей природы и не достоин знаний, которые всегда передавались в тайне и не разглашались среди непосвященных.

Как говорит Платон, нужно хранить молчание о вещах божественных, которые невозможно выразить никаким другим способом, кроме аллегории с «аморальным» содержанием; если же их надо рассказывать, это нужно делать в тайне и в присутствии минимального количества людей, совершив предварительно самое дорогостоящее жертвоприношение, чтобы подобный миф могли услышать лишь немногие.

Мифы побуждают к поиску истины и намекают на «неизреченное» знание. Можно сказать, что миф — это логос интуиции и самый возвышенный объект философии, когда речь идет об исследовании и прояснении природы божественного. «Мифы, которые говорят о богах, являясь их отражением, сами становятся божественными», — говорит Саллюстий. Другими словами, они являются самым лучшим средством для передачи божественной природы посредством слова и лучшим путем восхождения к божественному. В мифе невидимое становится видимым и невыразимое передается способом, раскрывающим то, что может быть открыто.

Мифы можно классифицировать по разным признакам и трактовать разными способами. Их можно воспринимать как сказочные истории поэтического характера, они могут быть включены и в священные писания, в которых переплетаются нравственные поучения, правила, организующие жизнь общества, и символические сюжеты.

Саллюстий утверждает, что «существует пять видов мифов — теологические, психические, физические, материальные и обладающие смешанной природой психического и материального». Правда, лучше сказать, что здесь речь идет не столько о видах мифов, сколько о различных интерпретациях мифа. «Теологические мифы, — продолжает он, — являются предметом исследования философов, физические и психические — поэтов, а смешанные связаны с религиозными таинствами».

Можно согласиться, что такое разделение мифов несовершенно, как и любое другое, поскольку, как мы уже сказали, миф многомерен и может быть носителем различных знаний о человеке и вселенной, об их эволюции и взаимодействии.

Теологическая, психическая и физическая (от phisis «природа») интерпретации мифа представляют различные точки зрения, связанные с пониманием его символических элементов. Миф имеет свои дух, душу и тело, слитые воедино, и каждая его плоскость открывает нам истины о соответствующем уровне реальности. Это значит, что при анализе мифических сюжетов нужно понимать, какими ключами мы располагаем, умело ими пользоваться и не смешивать различные интерпретации.

То, что Платон описывает в своем мифе о Пещере, может быть реальностью как общественно-политической жизни, так и жизни отдельного человека. Каждый из нас имеет свои цепи, которые удерживают человека внутри Пещеры на психическом, ментальном или конкретном плане. С точки зрения онтологии этот миф говорит о существовании градаций реальности и о возможности восхождения от менее реального к более реальному, от преходящего к неизменному. С точки зрения гносеологии он указывает на разные способы познания мира и на градации знания, которое движется от представлений и мнений о чем-либо к истинному знанию, знанию метафизических основ мироздания.

Теологические мифы обозревают природу Богов, психические говорят о душе, а физические — о деятельности божественных сил в мире проявленном.

Миф о Кроносе — титане, поедающем своих детей, имеет три значения, каждое из которых объясняет природу и форму действия этого божества (принципа или закона) на одном из уровней реальности. Вероятно, еще пифагорейцы отождествляли это божество с мировым разумом, который, как говорил Плотин, содержит в себе все бессмертные сущности, и все они в нем вечны и неизменны, и он их «поглощает», не допуская, чтобы они пали в область материи, где их кормилицей станет Рея, олицетворяющая мир преходящий (Эннеады, V, 1, 4) . По отношению к душе этот миф говорит о том, что хотя душа воздействует на окружающий мир, все ее мысли остаются внутри нее самой. Но Кронос — это также и Время, а время, как мы знаем, содержит в себе все свои подразделения и, с другой стороны, не щадит своих детей — всё родившееся во времени исчезает в нем, все, кроме самой жизни, которую олицетворяет младший из сыновей Кроноса — Зевс.

Символизм божества этим не исчерпывается. В одном из своих произведений Плутарх говорит, что Кронос спит, заточенный в глубокой пещере, так как Зевс вместо оков послал ему сон. Помощники Кроноса, обладающие даром предвидения, многое рассказывают о будущих событиях, но о самых важных — как о сновидениях Кроноса. Все замыслы Зевса являются Кроносу в сновидениях, и тогда «титанические страсти и движения души делают его напряженным, но сон опять восстанавливает его покой и царственное и божественное становится само по себе чистым и невозмущенным» (Плутарх, О лике, видимом на диске луны) .

Разве Кронос, скованный сном, не олицетворяет здесь духовное начало человека, к которому иногда прикасаются замыслы души, ее чаяния и ее ностальгия по вечности? В те мгновения, когда мы возвышаемся над собой, окрыленные энтузиазмом и мистическим эросом, когда мы забываем самих себя и теряем себя, в нас просыпается древнейший из богов, Кронос-дух. Он знает наши истоки и наше будущее и сообщает свое знание душе, которая в эти священные моменты вспоминает, что принадлежит к миру бессмертных богов, и осознает свою судьбу, а именно что однажды закончится ее долгое странствие и в конце пути она сольется с духом.

«Мы… Но кто же это «мы». Мы были частицами духовного мира, не отсеченными и не отделенными от него. Но и сейчас мы от него не отделены. Только теперь к первоначальному существу присоединилось другое, жаждавшее бытия… оно соединилось с тем, кем мы были… И мы стали ими обоими; мы уже не одно то, чем являлись раньше; иногда мы лишь то, что к нам примкнуло, — это когда духовное «существо» перестает действовать и, в определенном смысле, удаляется» (Плотин, Эннеады, VI, 4, 14).

В материальных мифах (при буквальном понимании мифических сюжетов) происходит отождествление богов с предметами и явлениями чувственного мира. В качестве примера Саллюстий приводит воззрения египтян, которые, как он считает, Изиду отождествляли с землей, Кроноса — с водой, а других богов — с иными предметами.

Но для религиозного человека мир — это иерофания, а для философа он — красота и гармония, космос, в котором все согласовано и взаимосвязано. А объединение как таковое возможно благодаря аналогии, или подобию. Те же принципы, которые пронизывают Вселенную, присутствуют в каждой ее части и имеют свои аналоги в чувственном мире. Вселенную как бы пронизывают каналы, связывающие разные онтологические планы и объединяющие между собой все уровни существования. Бесконечное отражается в конечном. Так, царственное начало Вселенной имеет свои образы и на небе, и в человеке, и в природе. Благодаря этому возможны познание и восхождение, а также нисхождение сверхкосмического в космическое. Как сказал Прокл, Бог присутствует во всем в одинаковой мере, но не всё в одинаковой мере присутствует в Боге.

Этот принцип симпатии, существующей между высшим и низшим, позволяет узнать присутствие Зевса и в дубе, и в орле, и в царе, а его супругу Геру — во всем, что объединяет и связывает различные части мироздания.

На этой симпатии, которая часто принимает наивные формы и профанизируется до смешного, основывается и теургия, и религиозные ритуалы. Она служит фундаментом таких наук, как астрология, алхимия, сакральная математика, дивинация и другие, базирующихся на идее, что все существующее является знамением и отражением духа, средством узнавания единой реальности через многое.

Смешанный тип мифов встречается достаточно часто, он описывает явления, которые происходят в природе и имеют свои аналоги во внутреннем мире человека. Именно поэтому этот тип мифов играет важную роль в обрядовой жизни общества, позволяя посредством ритуала получить опыт сакральности.

Смешанные мифы является основой всех мистериальных действий, а главная цель посвящений в таинства заключается в объединении человека с миром и Богом.

В качестве примера можно привести миф о споре, который возник на Олимпе на пиру богов, куда не пригласили богиню раздора Эриду. Чтобы отомстить, она бросает возле Геры, Афины и Афродиты яблоко с надписью «Прекраснейшей», и богини спорят из-за него. Не желая вмешиваться в спор, Зевс направляет их к Парису, и каждая стремится склонить его на свою сторону: Гера обещает сделать его самым могущественным из людей, Афина — самым храбрым героем (и мудрейшим из людей), а Афродита — обладателем самой красивой женщины. Парис вручает яблоко Афродите, и его выбор в дальнейшем становится причиной войны и гибели Трои.

В этом мифе пир богов является символом мира божественного, а яблоко — это мир чувственный, мир противоположностей, который боги наделили различными дарами, и поэтому сказано, что они спорят о праве на яблоко. Парис олицетворяет душу, которая, как говорит Платон, из всех вечных вещей легче всего воспринимает красоту.

Миф о Парисе и его выборе имеет свое продолжение, где появляются новые герои, и судьба каждого из них дополняет и объясняет с другой точки зрения вселенную, которую мы называем человеком. Все эти события и герои с их судьбами существуют в нашей душе, но в реальной жизни она проживает лишь один из аспектов мифа. Подобно Парису, она предпочитает красоту мира внешнего или, уподобляясь Ахиллу, вместо спокойной и беззаботной жизни выбирает героическую смерть; она одновременно сражается под Троей и плавает, как Одиссей, по водам моря жизни в поиске своей небесной родины.

Для большинства людей мифы подтверждают существование Богов, но лишь философам они открывают сущность и форму деятельности божественных сил.

Мифы являются инструментом познания самого себя и мира, потому что и мир, и человек — это мифы, священные предания, рассказывающие о становлении. Основная идея мифа — рассказать о том, что было в начале времен и что будет в конце времен, и о дороге, соединяющей эти пределы. Роль мифа — разбудить человека, защитить его от неведения, от силы времени, несущего не только старость и смерть, но и забвение, а потом и уход с дороги, соединяющей Землю и Небо.

Если мифы под маской вымысла открывают знание о сущности вещей, мы можем задать вопрос, как они возникли: в результате обобщения опыта, приобретаемого человечеством на протяжении всей его истории, или же они имеют своих создателей, как в случае «Теогонии» Гесиода, «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, преданий орфической традиции? Скорее всего, верно и то, и другое.

Как говорит Елена Петровна Блаватская, мистики и посвященные всех времен облекали свои знания в символы и придавали им форму мифа.

«Кто может тщательно изучать древние религии и космогонические мифы и не ощущать, что это поразительное подобие концепций в своих экзотерических формах и в эзотерическом духе есть результат не совпадения, а проявления определенной схемы? Это показывает, что уже в те века, которые отделены от нас непроницаемым туманом преданий, человеческая религиозная мысль развивалась в полном согласии во всех частях нашей планеты» (Е.П. Блаватская, Разоблаченная Изида) .

Облачения передаваемых истин были разными, но сущность оставалась неизменной.

Так, мифы о солнечном герое, в которых основными мотивами являются смерть и возрождение, рассказывают не только о ритмах и циклах растительного мира. Прежде всего, цель такого мифа — «объяснить» внутреннюю дорогу, по которой движется человеческая душа с момента ее нисхождения в материю; рассказать о том, как ей вернуться к истокам. С точки зрения философии события, изложенные в Новом Завете, мифы об Осирисе или Дионисе не отличаются принципиально. Все они — Иисус, Осирис или Дионис — олицетворяют бессмертное начало человеческой души, а правдивые сказания об их жизни не только описывают фазы восхождения, но и позволяют припомнить, что нужно сделать, чтобы внутри нас проснулась «вечная жизнь».

В греческой мифологии Афина олицетворяет мудрость и справедливую войну. В индуизме ей соответствуют боги Ганеша и Картикея, сыновья Шивы, бога-разрушителя всех форм и родителя всех освобождений. Атрибутом Афины является сова, символизирующая способность видеть в темноте, а Ганеша связан с символизмом слона, самого мощного из всех существ, но и самого внимательного. Идея-Мудрость открывается посредством различных символов и в то же время остается скрытой.

В греческой мифологии Зевс-Жизнь заключает первый брак с Метидой-Изначальной Мыслью, которая жизнь наделяет формой, а в египетском мифе первой божественной парой, возникшей из бога Атума, были Шу-Жизнь и Маат-Закон.

Мифология полна кажущихся парадоксов. Так, Гермес одновременно является вестником Зевса и Геры, покровителем героев и путеводителем душ, толкователем и хранителем мистерий и традиций, посредником в спорах, но также покровителем воров и торговцев. Как соединить эти функции, как примирить их, если не понимать, что это божество олицетворяет принцип коммуникации? А коммуникация осуществляется как в вертикальной плоскости, так и в мире горизонтальном, и включает в себя передачу опыта, информации, энергии и материи. Если вертикаль связана с идеей трансмутации субъекта, то горизонталь, мир материальный, допускает лишь трансформацию, циркуляцию материальных благ и информации, но не передачу истинного знания.

В нашей цивилизации сегодня доминируют все формы горизонтальной коммуникации — мы информируем, но не обучаем, налаживаем связи между разными государствами в сфере экономики, но не уделяем должного внимания столь необходимому диалогу культур.

Мистерии и философия

Мы живем одновременно в физическом, психическом и духовном мирах, которые представляют три аспекта, три грани или формы восприятия единой реальности, неотделимые одна от другой и не исключающие друг друга. В каждом из этих миров мы приобретаем опыт и знание, позволяющие нормально в нем функционировать.

С точки зрения такой логики религия не отвергает философию или науку, миф имеет право на сосуществование с научным знанием, а знание вещей мира проявленного не отрицает мистического опыта. При этом необходимо учитывать, что лишь последний тип знания трансформирует человека и уподобляет его божеству.

Познание жизни во всех ее пределах связано с идеей восхождения от сферы веры, смутных интуиций и представлений об истинной природе человека, к области абстрактного мышления и внутреннего диалога, целью которого является поиск истины.

«Недоумения же тут возникают больше всего потому, что познание Единого не достигается ни путем научного исследования, ни путем размышления. Вот почему Платон говорит о Нем, что Он есть неизреченный, неописуемый, неизобразимый… Самое большее, что тут могут сделать слова, это показать путь и вести по пути того, кто желает созерцать Бога» (Плотин, Эннеады, VI, 9, 4) .

Осознав пределы разума, нужно открыть дорогу интуиции, сделать шаг в новое пространство, где то, во что верили, и то, над чем размышляли, становятся достоянием внутреннего опыта, знанием самих себя или, лучше сказать, возвращением к самому себе.

Идея восхождения от нравственной чистоты к чистоте ума, за которыми следует уподобление божественному, является лейтмотивом всех философско-религиозных учений.

Очищение является предусловием познания истины. Обремененная пороками душа все видит в искаженном свете; стремясь возвыситься, она падает, и это падение может быть губительным. Для неоплатоников миф о полете Дедала и его сына Икара был символами двух типов восхождения души. Одно осуществлялось поспешно, без предварительной подготовки и закончилось падением и гибелью. Вместо мудрости приходит тьма заблуждений, вместо щедрости и гуманности — эгоизм, вместо толерантности — фанатизм, вместо свободы — рабство.

Функция и цель философии в своей сущности не отличается от цели, стоящей перед мистериями. Подобно мистериям, «философия — посвящение в тайную истинную науку и раскрытие истинных таинств» (Феон Смирнский) . Философию интересует божественное и неизменное, реальность, которая больше молчание, чем слово, больше отождествление, чем наблюдение, больше пребывание в центре, чем движение за его пределами.

Посвящение в мистерии включало три основные фазы: очищение, созерцание и достижение счастья в дружбе с богами. В философских школах, сохранявших связь с мистериями, от Пифагора до неоплатоников, этим трем фазам соответствовали очищение посредством арифметики, геометрии, музыки, астрономии и чистого образа жизни, восхождение, осуществляемое с помощью диалектики и созерцания высшей реальности, и счастье, которое достигали благодаря уподоблению божеству.

Последний уровень — счастье — является результатом предыдущих шагов и, согласно Платону, заключается в уподоблении божеству настолько, насколько это доступно человеческой природе.

Цель интегральной философии — очищение души, и это происходит посредством истины и добродетели. Практическая философия обогащает душу человека добродетелями, делает ее чистой, а созерцательная — наделяет сиянием ума и истины и уподобляет Богу. Человек не может быть счастлив, пока не обрел власть над самим собой и мудрость.

«Добродетель разделяется на две части: на созерцание истины и поступки. Созерцать учит образование, действовать — поучение. Правильные поступки и упражняют, и обнаруживают добродетель. Итак, если правильно поступать необходимо для добродетели, а как поступать правильно, указывает поучение, стало быть, и оно необходимо» (Платон, Письмо ХСII) .

Чтобы объяснить фазы процесса трансформации, мы снова можем обратиться к символам. Каждой из трех фаз соответствует мифический прототип, который олицетворяет шаги, ведущие к совершенству и достижению целостности. Речь идет о богинях-девах — Артемиде, Афине и Гестии, которые в отличие от других богов не подвластны красоте и власти Афродиты.

Артемида — сестра-близнец бога Аполлона, богиня лесов и гор, владычица диких зверей и охотница. Это лунная богиня, управляющая рождением и развитием человеческой сущности. Она — символ чистоты, с которой мы приходим в этот подлунный мир и которую утрачиваем, попадая во власть Эроса-Пандемоса. Как говорит Платон, эта богиня получила свое имя за чистоту и скромность и за то, что является стражем добродетели.

Артемида, владычица зверей, олицетворяет очищение души от всего инстинктивного, подлинное нравственное возрождение. Духовный рост достигается не приобретением, а очищением от всего лишнего, это процесс освобождения добродетели изнутри наружу, откровение красоты, которая уже присутствует в душе.

А очищение — стремление «как можно тщательнее отрешать душу от тела, приучать ее собираться из всех его частей, сосредоточиваться самой по себе и жить, насколько возможно, — и сейчас и в будущем — наедине с собою, освободившись от тела, как от оков» (Платон, Федон, 67c) .

Философ подобен скульптору, обрабатывающему камень. Этот камень грубый, твердый, его трудно обрабатывать. Убирая лишнее, мы испытываем боль, но это боль освобождения, и в конце концов камень становится тем, чем он должен быть и что он несет внутри себя. Чтобы достичь цели, этот камень нельзя надолго оставлять в покое.

Необходимо постоянно работать над собой, ежедневно отделять плохое от хорошего, охотиться за худшим в себе и помогать рождению лучшего.

Артемида покровительствует повивальному искусству не только когда речь идет о рождении физического существа, но и когда речь идет о рождении души. Именно это сложное искусство помощи при родах считал своей основной задачей Сократ. Цель его разговора — пробудить человека ото сна, посеять в нем философское беспокойство и заставить его сделать нечто для самого себя, породить внутри себя добродетель. Задача философии — вернуть человека самому себе, укрепить его в добродетели, а добродетель укрепить в мудрости.

Афина — богиня мудрости и справедливой войны; она рождена из головы Зевса в полном боевом облачении благодаря вмешательству Гефеста, Прометея или Диониса. Она покровительница героев и их непорочная мать, спасительница сердца бога Диониса, покровительница ткачества, та, кто ежедневно производит амброзию, которой питаются боги.

Каждое качество и атрибут этой богини рассказывает нам нечто о природе созерцания и постижения высшей реальности. Для Платона Афина олицетворяет божественный разум и помышление о божественном. Можно вспомнить, что религиозность — это усердное помышление обо всем, что связанно с богами, все то, что ведет к воссоединению разделенного тела Диониса в единое целое. Воссоединение сначала происходит внутри человека, а потом проявляется в его отношениях с окружающим миром, потому что добродетель — это то, что получает душа от слияния с Богом.

Помышление о божественном очищает разум и возвышает его. Эпоптея, или созерцание, позволяет видеть в темноте, проникнуть в самую ткань мира, в видимом узнать невидимое. Темнота — это падение, утрата зрения, пребывание души в материи и отождествление с ней. Возвращение зрения — это возвращение к самому себе, завоевание утраченного, ибо созерцание есть борьба, цель которой — восстановить внутреннее согласие и справедливость, преобразить себя, а значит, и свой образ жизни.

Мудрость, которую олицетворяет Афина, рождается внезапно, как молния, и не является результатом логического анализа. Духовное прозрение возникает благодаря внутренней устремленности, обращенности сознания вовнутрь и благодаря его слиянию с тем, что знает внутри нас все ответы. Откровение, сообщенное духом, дает душе более ясное зрение, вселяет в нее надежду на целостность, не позволяет ей рассеиваться и внушает любовь к сиянию Духа. (Плотин, Эннеады, V, 3, 8) . Речь идет о проблесках реальности и приобретении знания, которое не сомневается и которое возрождает в человеке энтузиазм, окрыляющий душу и ведущий ее по внутренним дорогам возрождения.

Но что такое мудрость? Можно сказать, что это умение жить в подлинном смысле этого слова. Мудрость — это знание, но не интеллектуальное знание, не знание вещей или какой-то науки, а знание истины, знание самого себя и обладание собой.

Гестия олицетворяет священный огонь, неподвижный центр, из которого все эманирует и к которому все возвращается. Ее изображают в образе женщины, лицо которой закрыто вуалью. Пифагорейцы называли ее Домом Зевса, матерью богов, Алтарем, Узами и Мерой природы. Восхождение — это движение к центру, к Сердцу вселенной, которое совпадает с центром души, с ее началом и завершением.

Именно в Гестии смертное приобщается к божественному и соединяется с ним: «Вдруг вспыхивает свет, единственный, чистый. Ты спрашиваешь себя, откуда он идет — снаружи или изнутри. Свет ниоткуда не идет, он никуда не направлен… это свет, от которого происходит и в котором сохраняет существование все прочее».

Гестия является сущностью окружающих нас вещей, принципом движения и жертвы как единения смертного и бессмертного (Платон, Кратил, 401 е) .

«Необходимо единение с Богом, сделаться ему подобным, наше восхождение принести в качестве священной жертвы, ибо восхождение и гимн, и спасение каждого. Такое жертвоприношение осуществляется через невозмутимость души и созерцание Бога» (Порфирий, De Abst., II, 34).

Гестия — гарант незыблемости и залог побед. Она есть пребывание в свободе и свободное существование, в котором нет ни поисков, ни обременяющих воспоминаний, ни смутных представлении о будущем. Счастье — пребывание у очага вселенной, обладание огнем и способность беречь огонь. Огонь — это свет и тепло, мудрость и добродетель в их абсолютном единстве, благо и способность творить благо.

Узнавая самих себя, мы начинаем узнавать неизменную сущность самой жизни, и самопознание превращаем в самостроительство, создание и воссоздание микрокосма.

Собственное жилище на твердой почве вечности можно создать, используя в качестве фундамента мировоззренческие позиции, достойные вечности, и строя его стены из достоинств, возвышающих душу, а его свод — из мудрости, порожденной созерцанием неба.

Основная проблема — это суметь выбрать центр и укрепиться в нем. Найти то, что может стать точкой отсчета всей жизни, нечто стабильное, превышающее нас самих, изначальное и неизменное. Это нечто есть внутри нас. Его надо открыть в Ночи нашей души, в те мгновения, когда исчезают все вопросы, а мы сами превращаемся и в вопрос, и в ответ, и перед нами предстает Тайна бытия, древнейший из богов, Эрос-Фанет, персонифицирующий творческую мощь и свет духа, волю творить и волю порождать духовность.

Философия и миф

Философия как форма духовного освоения бытия возникла, конечно, не на пустом месте. Важным источником ее возникновения выступал в человеческой культуре миф, который на самых ранних стадиях развития человеческой культуры фиксировал и целостность мира, и то место которое занимает в нем человек. Именно в мифе изначально вырабатывались представления и образы, которые позже фиксируются в философских системах.

В каком то смысле целостность восприятия мира была психическим свойством сознания человека на ранних стадиях развития. Такая целостность была обусловлена недостаточностью конкретных знаний о мире, сложностью отделения субъективных и объективных компонентов существования человека. На уровне первобытного мышления индивидуальность человека, его внутреннее “Я” осознавалась в иной форме чем сегодня. Современный человек достаточно четко отличает собственную индивидуальность от индивидуальности других людей и от реальности, которая его окружает. Это является условием познавательной деятельности, когда стоящее вне меня может противостоять мне, выступая в качестве объекта познания. Для первобытного сознания характерным является не противопоставление самого себя природе, а скорее отождествление с нею, осознание собственной включенности в нее. Для него характерно “огромное преобладание коллективного над индивидуальным. В эту эпоху почти еще нетронутой природы субъект минимален, а объект максимален”[63].

В этой ситуации, такие важнейшие структурные компоненты мировоззрения как “Мы”, “Оно” и “Я”, связаны таким образом, что “Я” (осознаваемая индивидуальность), с одной стороны, сильно зависит от “Мы” (осознаваемая коллективность), а “Я” и “Мы” вместе неотторжимы от “Оно” ( как осознаваемой внешней природы). Человек этого периода еще не в силах задавать рациональные вопросы природе, он воспринимает ее непроизвольно и тем самым, конечно, познает, но иными, чем сегодняшняя наука, способами. Это, с одной стороны, ограничивало познавательные возможности человека (с позиции сегодняшнего понимания познания), а, с другой, позволяло ему воспринимать мир целостно и нерасчлененно[64].

Соответственно, и результатами такого познания-восприятия, выступают не современные понятия, а образы, совокупность которых реализуется в мифологических системах. Таким образом, миф выступает как оформление нерефлексивного чувственно-образного восприятия мира.

“Мифологические представления могли быть только образами и ничем иным, потому, что “образ”, как бы мы ни мудрили, есть зрительный “внешний вид”, зрительная “наружная” сторона предмета. Пространственные, ограниченные внешней зрительной данностью, однократные и неподвижные представления порождали “образы”, в которой при всей их суммарности не содержалось ни доли обобщения… Мифотворческий образ – производное именно мифотворческого мышления со всеми законами мифотворческого восприятия пространства, времени и причины, с его слитностью субъекта и объекта”[65].

При этом следует понимать, что миф обладал своей собственной, внутренней логикой в рамках познания-восприятия, которая была не менее жесткой в следовании заданным правилам, чем современная формальная логика. Иное дело, что в основе этих правил, этой “логики мифа” лежали совершенно иные предпосылки, так как данный тип мышления был не абстрактен, а конкретен, не расчленял, а, напротив, пытался объединить в едином сознании буквально все, и, наконец, реализовывалось это в образно-метафорической форме.

Кстати и сегодня, развитие знаний, не приуменьшает желание человека верить в Бога, наличие техники, не отрицает значение искусства, ценностно-эмоционального переживания мира, на человека более сильное влияние могут оказывать факторы связанные с его бытийными страхами и суевериями, как бы критически они не опровергались наукой. Более того, иногда, именно ценностные переживания в конечном счете оказываются более истинными, отбрасывая временные знания развивающихся наук. Конечно, мы можем подойти к мифу с чисто научных позиций, верифицируя его образы только человеческим опытом, интерпретируя его логически. Но это лишь один из подходов, навязанный нам развитием научного знания. Можно критиковать миф с религиозных позиций, так как он вступает в противоречие, например, с иудейско-христианской религией. Но все это на самом деле неверно, так как миф лежит вне данных образований, представляя собой завершенный культурный феномен и в этом смысле он самодостаточен. Как отмечал Гадамер, миф это способ удостоверения и его опыт, это вторичный, рассказанный нам. Он, как мы уже отмечали, не требует дополнительно обоснования кроме факта самого рассказа. Поэтому миф обладает собственной истиной, которая «находится за пределами науки»[66].

Итак, миф как форма целостного, синтетичного восприятия мира выступает не только средством его объяснения, но и выполняет регулятивно-прагматические функции. Будучи вымыслом миф поучает, так как “основан на истине, воспринимаемой как непреложный закон и священное слово, неверие в которое равно богохульству”[67]. Именно нерасчлененность и целостность мифа придавала жесткий характер тем ценностно-нормативным установкам, которые он выдвигал перед индивидом. Мифологические предписания не требовали дополнительного обоснования.

Философия, хотя и строится на принципах доказательности и обоснования, преодолевая тем самым миф, тем не менее сохраняет это изначальное родство с мифом, перенося систему обоснования в некие абсолютные, хотя и сконструированные разумом, структуры, типа абсолютного духа или абсолютного разума. Последнее также придает философским принципам некоторые черты повелительности, а философ всегда выполняет наряду с функциями теоретического отражения бытия, мировоззренческие функции проповедника.

Эта воздействующая на сознание человека регулятивно-мировоззренческая установка активно реализуется не только в философии, но и в художественном творчестве (общая образно-метафорическая структура) или, например, в политике, где происходит сознательное конструирование и навязывание обществу современных мифов, обеспечивающих более эффективное, не требующее дополнительных обоснований, воздействие на индивидуальное и массовое сознание.

В философию переходит и еще одна особенность мифа, которая, безусловно, рационализируется в ней, теряя свою метафоричность и конкретность, но сохраняя сущность, связанную с тем, что миф всегда давал наиболее общую космогоническую и эсхатологическую картину мира[68]. Философия также как особое рационалистическое мировоззрение (воззрение на мир) пытается, в той или иной форме дать общее понимание мира, найти его причины и истоки, описать перспективы развития.

Более того и миф, и философия, и наука дают свои, качественно отличные описания мира. Если наука описывает действительную реальность, путем ее расчленения предметными областями, то миф имеет дело с особой, сознательно сконструированной реальностью. Поэтому метафоры мифа выступают бескачественными образованиями, хотя и носят очень конкретный характер. “Отсутствие качественных признаков вытекает из отсутствия понятийной мысли, способной отвлекать признаки и строить “качество” предмета… Нужно осознать, что никакой эпитет, никакое описательное имя, семантически относящееся к эпохе мифотворчества, не выражают никаких качественных признаков, ни дурных, ни хороших”[69].

Миф является принципиально конструирующим образованием, в отличие от возможностей понятийной деконструкции. Он не расчленяет целостность бытия на его отдельные фрагменты, а, напротив, создает целостность восприятия, соединяя в себе реальное и идеальное, сознательное и бессознательное, давая живую и многомерную картину бытия. Целостность настолько превалирует в нем, что в некоторых случаях затрудняет конкретное познание отдельных сторон предметов и явлений.

Философия, перейдя к рационально-теоретическому способу мышления, с помощью абстрактных понятий и категорий описывая действительную реальность (подобно наукам), тем не менее сохранила в себе – установку на сознательное конструирование особых образно-смысловых реальностей, которые не всегда могут верифицироваться действительностью. В нее переходит особенность мифа, “связывающая буквально все со всем”, что собственно говоря и становится признаком “спекулятивного” мышления, то есть рефлексии и саморефлексии философа над смыслом жизни, над проблемами бытия и т.д.

Исторически, именно теоретическая неоформленность мифа вела к тому, что “спекуляция находила неограниченные возможности для развития, ее не сдерживал научный (т.е. дисциплинированный ) поиск истины”[70]. Негативный оттенок термина “спекулятивное мышление” не должен скрывать от нас того факта, что любая философия использует его. Часто именно умозрительный характер и своеобразная “оторванность” от конкретных проблем, позволяют философски подходить к пониманию мира, особенно когда речь заходит о проблемах, трудно или совсем не структурированных и не поддающихся частнонаучным методам познания. Умозрительно смотреть на мир означает «зрить его умом», то есть не просто созерцать (хотя и это необходимо), а пропускать через свое сознание, творчески промысливать его.

Миф предшествовал многим позднейшим культурным образованиям. Так, например, изначально присутствующий в мифе ритм дает начало поэзии и танцевальному искусству. Становится также ясным, почему в античной философии большое значение придавалось устной и диалогичной форме рассуждения. Человек античности еще только что оторвался от мира, он еще в буквальном смысле его слышал и проговаривал, а сам факт говорения интерпретировал как особый принцип понимания смысла Космоса.

Говорящий был одновременно и пророчествующим, олицетворяя собой вещающий Логос. “Логос говорит деревьями, землей, птицами, животными, водой, людьми, вещами”[71]. Соответственно, философ претендующий на понимание смыслов мира, должен уметь и вслушиваться, и говорить (вещать, пророчествовать и т.д.). Здесь кроется причина отказа многих античных философов фиксировать свои размышления в письменной форме и даже в последней эти размышления реализуются в виде диалога, то есть записанного речевого жанра общения.

Философия – это прежде всего диалог, диалог человека с другим человеком, диалог человека с Космосом. А любой диалог это еще и своеобразная борьба мнений, представлений, пониманий[72]. Для античной философии это абсолютно естественная вещь. Философские мысли (как собственного говоря и все в античности) были сопряжены с ритмом и их можно было и танцевать, и выкрикивать и изображать. Ритмичность обеспечивает узнавание-предугадывание в диалоге, в том числе и в наше время. Задавая вопрос, мы часто бессознательно оформляем его таким образом, чтобы натолкнуть оппонента на удовлетворяющий нас ответ. В поэтическом диалоге это проявляется в том, что построенный в ритмично-рифмованной форме вопрос, требует соответствующего ответа, поэтому вероятность совпадения ответа с ожидаемым становится более высокой[73].

Таким образом, подводя некоторые итоги, можно сказать, что миф, выступая первой исторической формой целостного понимания мира, на уровне первобытного сознания был одним из важнейших источников философского знания, и ряд особенностей мифологического сознания перешел в философию, подвергшись определенной рациональной интерпретации. Одновременно, философия сохранила в себе и внерациональные компоненты, что было связано с поэтическим, образным восприятием мира, который не менее важен для любого человека, для целостного ощущения бытия, чем дар рационального мышления. Философия, следовательно, возникает как диалектическое преодоление мифологического сознания, с его неразделенностью субъектно-объектных отношений, многочисленными вымыслами и фантазиями, даруя новый гибкий тип мировоззрения в принципиально новых исторических условиях.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском: