Жизнь и смерть с точки зрения психологии

В конце XIX — начале XX века вера в научное познание мира достигла апофеоза. Новейший рационализм попытался разложить наши фобии, мотивации, эмоции и т. п. чуть ли не на атомы. Однако первоначальная эйфория постепенно сменялась разочарованием — оказалось, что смерть не так сложна, как о ней говорят,- она гораздо сложнее. Кроме того, большое количество школ и течений в психологии сделали невозможной единую трактовку понятия смерти с позиций этой науки.

Знаменитый Зигмунд Фрейд пытался расправиться с проблемой, введя термины «влечения к жизни» и «влечения к смерти». По Фрейду, влечение к смерти (Todestriebe)- это присущие индивиду, как правило, бессознательные тенденции к саморазрушению к возвращению в неорганическое состояние. В полном соответствии с гегелевской диалектикой влечения к жизни и влечения к смерти противоположны и едины в одно и то же время. Ища подтверждения своих идей в работах биологов, Фрейд говорит об удивительном сходстве предложенного немецким генетиком А. Вейсманом деления на смертную сому (тело в узком смысле) и бессмертную (при определенных условиях) зародышевую плазму с делением на влечения к смерти и к жизни. Останавливаясь вкратце на резко дуалистическом понимании природы влечений, австрийский психиатр напоминает о том, что, по теории Э. Геринга, в живой субстанции происходят беспрерывно два рода процессов противоположного направления, одни — созидающего, ассимиляторного, другие — разрушающего, диссимиляторного тина. «Должны ли мы попытаться узнать в этих обоих направлениях жизненных процессов работу наших обоих влечений — влечения к жизни и влечения к смерти? — задается вопросом Фрейд.- Но мы не можем скрыть и того, что мы нечаянно попали в гавань философии Шопенгауэра, для которого смерть есть «собственный результат» и, следовательно, цель жизни. «

Современный исследователь доктор Элизабет Кюблер-Росс (США), рассматривающая мир в бинокль Фрейда и Юнга, пишет: «Если мы обернемся назад и обратимся к культурам прошлого, то увидим, что смерть во все века воспринималась человеком как несчастье, и, очевидно, так будет всегда. Для психиатра это совершенно очевидно и, вероятно, может бить лучше объяснено в терминах нашего понимания бессознательной части «я»; для несознающего разума смерти по отношению к себе самому совершенно немыслима. Для нашего бессознательного немыслимо вообразить реальный конец собственной жизни здесь, на земле, и, если эта наша жизнь должна окончиться, конец всегда связывается с вмешательством злобных сил извне. Говоря просто, в нашем несознающем разуме мы можем оказаться только убитыми; немыслима смерть от естественных причин или от старости. Поэтому смерть как таковая ассоциируется с пугающим действием, злым деянием, с чем-то, что само вопиет об отмщении и каре.

Второе, в чем мы должны разобраться, — это то, что наш несознающий разум не делает различий между желанием и деянием. Любой из нас может пересказать лишенный логики сон, в котором соседствуют противоречащие друг другу события и утверждения — вполне приемлемые в снах, но немыслимые при бодрствовании. Подобно тому как мы в своем несознающем разуме не можем отличить желание во гневе убить кого-нибудь от акта убийства, маленький ребенок не в состоянии различить фантазию и реальность. Ребенок, который, рассердившись, пожелал, чтобы мать умерла, из-за того что она не выполнила его просьбу, будет в высшей степени травмирован ее реальной смертью. Он будет всегда повторить себе, реже другим: это я сделал, я виноват, я был плохим, поэтому мама покинула меня.

Когда мы вырастаем и начинаем понимать, что не так всемогущи, чтобы сделать невозможное возможным, страх, что мы виноваты в смерти дорогого человека, уменьшается, а вместе с ним и чувство вины. Страх угасает, но в какой-то момент внезапно усиливается. Он ясно виден на лицах людей, идущих по больничным коридорам или у тех, кто понес тяжёлую утрату.

Возможно, зная это, легче понять соблюдавшиеся столетиями многие обычаи и ритуалы, целью которых было смягчить гнев богов или общества, уменьшить ожидаемую кару. Я имею в виду траурные одежды, вуаль, женский плач старинных времен — все это способы вызвать жалость к оплакивающему утрату, способы выражения печали, горя, раскаяния. Человек в горе бьет себя в грудь, рвет на себе волосы, отказывается есть, тем самым пытаясь наказать себя и избежать предстоящего вечного наказания или ослабить кару, которой он ждет за смерть любимого человека.

Чувства горя, раскаяния, вины не так далеки от гнева или ярости. Скорбь всегда несет в себе гнев. Поскольку никто из нас не хочет обратить гнев на покойного, эти эмоции часто маскируются или подавляются и служат проявлением скорби или выражаются иначе следует помнить, что наша задача-не расценивать подобные чувства как плохие или постыдные, а постараться понять их подлинное происхождение как нечто в высшей степени, присущее человеку. Для иллюстрации я снова приведу в пример ребенка — ребенка в каждом из нас. Пятилетний мальчик, потерявший мать, и обвиняет себя в ее исчезновении, и сердится на нее за то, что она покинула его и глуха к его просьбам. Ребенок любит умершего и жаждет его появления, но столь же обильно ненавидит его за свое одиночество».

Наряду с точными замечаниями в рассуждениях Э. Кюблер-Росс очень много спорного. Могу, например, сослаться на собственный опыт, опровергающий идеи американского психиатра. Когда умерла моя бабушка (она воспитывала меня, заменяя мать), у меня не было ни малейшего чувства ненависти к ней. Чувство вины было, по вины не за смерть бабушки (она умерла от рака), а за то, что при ее жизни я недодал ей своей любви. Вот от этого я страдал и страдаю до сих пор. Относительно ритуалов и обильных слез по покойнику — тоже можно поспорить. Ибо слезы, как сейчас известно, содержат анестезирующие вещества, действие которых сходно с действием морфина. Так что рыдания родственников-это, скорее, не попытка возбудить к себе жалость и защититься этой жалостью от остракизма богов или общества, а физиологическая реакция организма, смягчающего душевную боль. (Замечательно при этом то, что организм одинаково реагирует на физическую и душевную боль — слезами.)

По мнению известного психоаналитика Э. Фромма, избавиться от страха перед смертью — все равно что избавиться от собственного разума. В книге «Человек для себя» он пишет: «Сознание, разум и воображение нарушили «гармонию» животного существования. Их появление превратило человека в аномалию, каприз универсума. Человек — часть природы, он подчинен физическим законам и не способен изменить их; и все же он выходит за пределы природы. Брошенный в этот мир в определенное место и время, он таким же случайным образом изгоняется из него. Осознавая себя, он понимает свою беспомощность и ограниченность собственного существования. Он предвидит конец — смерть. Он никогда не освободится от дихотомии своего существования: он поможет избавиться от разума, даже если бы захотел; он не может избавиться от тела, пока жив, и тело заставляет его желать жизни». И бояться смерти, добавим мы.

Правда, некоторые исследователи считают, что страх смерти не врожденное, а приобретаемое в ходе жизни свойство психики. Л. Уотсон, например, просматривая литературу по проблемам психологической реакции человека на смерть, был поражен тем фактом, что «страх смерти возникает только у взрослых людей и только у тех, кто имеет время для размышлений на эту тему».

В психиатрии, однако, отмечены случаи, когда дети сходили с ума, пытаясь понять, почему молодые иногда умирают раньше пожилых. Боязнь смерти, безусловно, наличествует у детей с достаточно раннего возраста, хотя они могут и не воспринимать смерть адекватно — как окончательное прекращение своего физического существования. Смерть скорее сопряжена в их сознании с понятием физической боли, страдания и т. д.

Если признать за осознанием смерти характер «обучения», то надо отбросить всю теорию эволюции. Для живых существ чувство опасности есть напоминание о возможной гибели. Страх позволяет им выжить. А если б знание о смерти не было бы намертво вбито в гены, то все живое на земле погибло бы, перестав страшиться любых опасностей. Л. Уотсон и сам вынужден отчасти признать это. Правда, к подобному признанию он идет через нежелание лицезреть очевидные вещи. Сначала он говорит о том, что не существует фактов, «подтверждающих врожденность страха смерти либо его развития в качестве обязательной составляющей поведения, связанного с умиранием», но затем приводит пример того, как молодые шимпанзе, достигшие определенного возраста, без всякого указания извне или специальной тренировки начинают избегать контакта со змееподобныин объектами. «У них есть врожденное свойство,- пишет Уотсон,-страшиться символов, способных ассоциироваться с опасностью, однако я не знаю ни одного животного с врожденным страхом самой смерти». Естественно! Ведь животному наплевать на смерть как на таковую. Смерть его волнует только в случае, если становится препятствием к осуществлению заложенных в нем биологических функций. Но это и есть чувство опасности. Таким образом, мы можем с уверенностью констатировать, что чувство опасности в подсознании животного и человека адекватно страху смерти. Но у человека это чувство значительно осложнено приобретенными в процессе жизни культурными навыками, опытом абстрактного мышления, развитием интуиции.

Конечные стадии цикла, предваряющие наступление клинической смерти, одинаковы как при мгновенной, так и при медленной смерти. Если умирающие больные имеют достаточно времени для того, чтобы справиться со своими страхами и примириться с неизбежностью смерти, или получают соответствующую помощь от окружающих, то они нередко начинают испытывать состояние покоя и умиротворенности».

«Возможно кому-то это покажется натяжкой, однако мы считаем, что в ходе истории наше отношение к смерти повторяло последовательность стадий умирания. В нашей истории было время, когда люди отказывались верить в то, что смерть представляет собой естественное событие, предпочитая возлагать ответственность за нее на какие-либо одушевленные или неодушевленные силы. Это отчетливо проявляется в погребальных обрядах цивилизаций» населявших Дельту (Уотсон имеет в виду шумеров, ассирийцев, египтян.) Затем наступает период принятия смерти как реального, завершающего жизнь события, характерного для иудейско-эллинских цивилизаций. Далее следует стадия отрицания смерти, попытки преодолеть ее реальность. И, наконец, как и при падении с высоты, сегодня наша цивилизация настолько приблизилась к краю пропасти, что трансценденция является ее единственной защитой от гибели».

В психологии существует понятие «пограничной ситуации» — ситуации, в которой резко обостряется самоосознание личности. К. Ясперс называет пограничными моменты непосредственной угрозы жизни, которые активизируют личностное мышление, освобождая его от шелухи коллективного опыта, навязанных моделей поведения. Как раз с этим связан другой интересный феномен — резкое изменение жизненного кредо людей, побывавших в состоянии клинической смерти и имевших опыт «запредельного существования».

Вот что рассказывает одна молодая женщина, попавшая в тяжелейшую автомобильную аварию (ее монолог приводят в своей книге американские исследователи Станислав и Кристина Гроф):

«За те несколько секунд, пока мой автомобиль был в движении, я испытала ощущения, которые, казалось, охватили века. Необычайный ужас и всепоглощающий страх за свою жизнь быстро сменились ясным сознанием того, что я умру. Как это ни странно, одновременно пришло такое глубокое ощущение покоя и мира, какого я никогда раньше не испытывала. Казалось, я перемещалась с периферии своего существа — тела, заключавшего меня — в самый центр моего «Я», место невозмутимого спокойствия и отдохновения. Время как бы исчезло; я наблюдала свою собственную жизнь: она проходила передо мной, как фильм, очень быстро, но поразительно подробно. Достигнув границы смерти, я как бы оказалась перед прозрачным занавесом. Движущая сила опыта влекла меня через занавес — я была все еще абсолютно спокойна,- и вдруг я осознала, что это не конец, а, скорое, переход. Описать мои дальнейшие ощущения я могу только следующим образом: все части моего существа, чем бы я в тот момент ни была, ощущали континуум за тем, что я раньше считала смертью. Я чувствовала, что сила, направлявшая меня к смерти, а потом за ее пределы, будет вечно вести меня в бесконечную даль.

Как раз в этот момент мой автомобиль врезался в грузовик. Когда он остановился, я огляделась вокруг и поняла, что каким-то чудом осталась жива. Потом произошло нечто поразительное: сидя в груде разбитого металла, я почувствовала, что границы моей личности исчезают, и я начинаю сливаться со всем окружающим — с полицейскими, обломками машины, рабочими с ломами, пытающимися меня освободить, машиной «скорой помощи», цветами на соседней клумбе, телерепортерами. Каким-то образом я видела и чувствовала свои раны, но казалось, что они не имеют ко мне никакого отношения — они были лишь частью быстро расширявшейся системы, включавшей в себя гораздо больше, чем мое тело. Солнечный свет был необыкновенно ярким и золотым, казалось, что и весь мир сияет прекрасным светом. Я ощущала счастье и бьющую через край радость, несмотря на драматизм обстановки, и это состояние сохранялось в течение нескольких дней в больнице. Это происшествие и связанный с ним опыт полностью изменили мое мировоззрение и понятие о существовании. Раньше я не особенно интересовалась вопросами духа и считала, что жизнь заключена между рождением и смертью. Мысль о смерти всегда меня пугала. Я верила, что «мы проходим по сцене жизни лишь однажды», а потом — ничего. Попутно меня мучил страх, что я не успею осуществить в жизни все, чего хочу. Теперь я совершенно по-другому представляю мир и мое место в нем. Мое самоощущение превосходит представление о физическом теле, ограниченном рамками времени и пространства. Я знаю, что я часть огромного безграничного творения, которое можно назвать божественным».

Француз Жерар Шураки, который пережил опыт «пограничного существования» (он тоже попал в автомобильную аварию), говорит: «Я бы, конечно, не хотел когда-нибудь снова перенести такую физическую боль. Но сейчас у меня уже нет страха перед смертью. Для меня смерть — это тоже жизнь, только в другом месте. Когда-то я гонялся за временем, так стремился не отстать от жизни. Сама жизнь казалась мне бесконечной гонкой. (Когда случилась авария, Шураки вел автомобиль со скоростью 140 км/час) Теперь я далек от этого. Для меня куда важнее внутренняя ценность вещей. А в жизнь я влюбился еще сильнее».

Американский врач Р. Моуди указывает, что пережитый опыт умирания производит, как правило, умиротворяющее воздействие. «Многие говорили мне, что после того, что произошло, они чувствуют, что их жизнь стала глубже и содержательнее, так как благодаря этому опыту они стали гораздо больше интересоваться фундаментальными философскими проблемами». психология смерть боязнь выбор

«Я рос в маленьком городке. Люди там не отличались широким кругозором,- говорит один из обследованных Моуди «возвращенцев с того света».- И я был таким же, как все. Но после случившегося со мной мне захотелось узнать больше. Я как будто повзрослел за одну ночь. Передо мной открылся новый мир, о существовании которого я даже не подозревал. Я думал: «Как много в мире такого, о чем я и пе догадывался. Оказывается, есть вещи поважнее, чем футбол, танцы и прочее. Я чаще стал думать о том, где граница для человека и для его сознания?»

Итак, большинство из побывавших «по ту сторону бытия»:

• а) перстают бояться смерти;
• б) производят переоценку основных представлений;
• в) изменяют образ жизни.

Переживания, испытанные во время клинической смерти, с точки зрения экстремальной психологии могут относиться к так называемым компенсаторным явлениям.

Среди других аспектов восприятия смерти следует отметить и такой: свидетели смертельных происшествий зачастую бывают потрясены гораздо больше, чем те, кто подвергся смертельной опасности (если жертва не получила серьезных физических повреждений).

* Эта способность, возможно, дана человеку Творцом, а может, выработалась в ходе эволюции. Равно как и способность к внушению, благодаря которой человек может в определенных ситуациях преодолевать страх перед смертью.

Ежегодно в мире умирает 55 млн человек — такие данные озвучивает ВОЗ. Причины могут быть разными: сердечно-сосудистые патологии, рак, хронические болезни. Но сколько человек скончалось от так называемой психологической смерти, точно не знает никто.

Летальный исход по определению представляет собой полную остановку биологических и физиологических процессов жизнедеятельности организма. Есть огромное количество течений в науке, физиологии и психологии, которые занимаются изучением данного явления. Однако всех их в большей мере интересует физическое окончание жизни человека. Но некоторые исследователи уверены, что отрицать такое явление, как психологическая смерть, нельзя. АиФ.ru разбирался, в чем заключается проблема и почему внешне здоровый и крепкий человек может быстро угаснуть.

Нежелание жить

Как говорят специалисты, плотно занимающиеся изучением вопроса, распознать психологическую смерть не так и сложно. Как правило, люди оценивают внешние, т.е. физические параметры — давление в норме, сердце бьется ровно, иммунитет сильный. Психологическая смерть же требует более внимательного подхода к состоянию человека. Так, на нее будут указывать следующие признаки:

• Тусклые и невыразительные глаза — их еще нередко сравнивают с глазами смертельно уставшего человека
• Однообразная речь, отличающаяся монотонностью
• Бедная мимика, которую не запомнить и не описать
• Землистый оттенок кожи — даже она в этом случае выглядит «усталой»

Причем если начать присматриваться к людям, таких можно обнаружить достаточно много. И у каждого своя причина на психологическое разрушение себя самого. Мужчины подвержены такой проблеме чаще женщин, так как в мужской природе заложена потребность к самореализации и самораскрытию. И если с этим пунктом отмечаются проблемы, то мужчине сложнее найти внутренние ресурсы, чтобы удержаться на плаву.

Нередко, стремясь описать психологическую смерть, специалисты стараются сравнить ее с физическим концом. Ведь в этом случае также происходят угасания всех процессов, но только изнутри. Доказано, что психологическая мотивация, желание жить и стремиться к чему-либо заметно продлевают человеку жизнь. Если же у него не хватает желания, сил и радости для выполнения разнообразных дел, он начинает медленно угасать: сначала затормозятся обменные процессы, может пропасть аппетит, потом начнутся сбои в организме в целом, следом станут отказывать органы, и человек умрет от какого-либо заболевания из серии хронических, сердечных и т.д. При этом случаться такое может и в молодом возрасте, когда кажется, что жизнь только начинается.

Говорить о том, что определенный человек идет к психологической смерти, можно на основании ряда наблюдений. Так, например, когда у него пропадает интерес к жизни, цель в ней, появляется скука, он уже встает на путь саморазрушения. По факту он программирует себя на то, что он сделал уже все, что мог, больше ему стремиться не к чему, и, собственно, дальнейшая жизнь будет только чредой скучных и однообразных дней. Такие мысли и настрой нередко посещают людей в глубокой депрессии.

Также человек, настроившийся на саморазрушение, отличается равнодушием. Причем не внешним, а внутренним. Ему действительно все равно, что вокруг него происходит. Его нередко характеризуют еще как тотальное и хроническое. Человек начинает выключаться из жизни: если ему что-то говорят, он делает, не говорят — не делает, может позвонить, а может и не позвонить, и так буквально во всем.

Нередко те, кто запускает процесс собственной психологической смерти, начинают распространять свое внутреннее состояние на всех окружающих. Про таких людей говорят, что они тяжелые собеседники. В своих беседах с окружающими они легко могут ругать буквально все подряд, обесценивать каждого человека и его поступки.

Пути выхода

Выход тут только один — насильно вытаскивать себя и придумывать новые цели, интересы и т.д., чтобы жизнь не казалась скучной и однообразной. Родным такого человека также следует помочь ему. Нередко может потребоваться помощь специалиста — психолога или даже психиатра. Бывает, что для коррекции состояния человека применяют медикаментозные средства, например, антидепрессанты. Такие препараты, естественно, назначаются только врачом и используются исключительно под его руководством.

Если человек не хочет саморазрушаться, ему следует взять себя в руки. Вытащить себя самостоятельно из самостоятельно же созданного болота вполне возможно — было бы желание. Если его нет, но есть ощущение, что не хотелось бы умирать так рано, стоит обратиться за помощью к близким и специалистам. Вместе искать вариант, как выбраться из глубокого психологического равнодушия и разрушения, гораздо проще.

Психологическая смерть

Название пугающее, правда? Я и сама испугалась, недавно прочитав в одной умной книге по возрастной (!) психологии про психологическую смерть, даже в зеркало побежала смотреть… Но все по порядку.

Что такое смерть? Вроде бы тут все ясно. По определению, «смерть – это полная остановка биологических и физиологических процессов жизнедеятельности организма». Так сказано в Википедии. В медицине есть такая наука – танатология, которая занимается изучением смерти. А еще там сказано, что после смерти тело начинает разлагаться. Все это — про физическую смерть, но мало кто знает и вообще задумывается, что бывает такое явление в нашей жизни – психологическая смерть. Физиологически-биологически человек вроде живой: сердце бьется, дыхание присутствует, все процессы жизнедеятельности проходят в пределах нормы. Что в нем не так? Можно ли определить эту самую психологическую смерть. Оказывается, можно. Есть даже внешние признаки: тусклые невыразительные глаза, монотонная однообразная речь, роботообразные движения, невыразительная бедная мимика, кожа землистого оттенка… Я лично сразу представила себе какого-то «зомби» из фильма ужасов! Но ведь, если присмотреться к толпе людей, обязательно такие найдутся. Это обычные люди, они не кусаются, не бросаются на других людей, не питаются человечиной, они просто существуют, но живут ли они по-настоящему?! И как это – жить по-настоящему? И как наступает эта самая «психологическая» смерть?

Если следовать аналогии с физической смертью, то должны прекратиться какие-то процессы психологические, что-то должно остановиться, какая-то психическая деятельность человека. Мозг ведь при этом продолжает работать, человек «нормально» живет, работает, ходит в магазины, водит машину, одевается, ездит отдыхать на курорты, делает пластические операции, иногда и руководит другими людьми, в общем, живет «полной» жизнью, даже и удовольствие получает: от еды, секса, развлечений, чего, казалось бы, еще нужно?

Первыми сигналами, ведущими к психологической смерти, являются скука и уныние, которые приводят к пустоте, к однообразию существования. Люди пытаются заполнить эту пустоту разнообразием внешним: в еде и развлечениях, которого становится все больше и больше в современном мире. Но это мнимое разнообразие не дает жизни душе, не дает полноценности жизни, не дает развития человеку, его индивидуальности , не наполняет смыслом его существование.

Приведу цитату из книги, которая содержит характерное для психологической смерти высказывание взрослого человека, описывающее его состояние: «Я умею то, что я умею. Не требуйте от меня большего, я уже завершил свое развитие, у меня нет ни сил, ни возможности изменяться».

Еще одним признаком является равнодушие, причем хроническое тотальное равнодушие ко всему происходящему, как с окружающим миром, так и с самим человеком: сказали – сделал, позвонили – взял трубку, спросили – ответил, а потом, может, уже и отвечать, брать, делать перестанет? Напоминает простейшие организмы с зачатками психики: реакция на внешний стимул! Я, конечно, утрирую, но ведь регресс налицо, а дальше – отмирание и умирание?

Знаете поговорку: «Больно – значит живой»? Я думаю, что для признаков психологической жизни/смерти эта проверка тоже подходит. Боль является признаком жизни. Но как часто, испытав боль, не справившись с ней, не прожив ее, мы начинаем избегать всего, что с ней связано: чувств, отношений, эмоциональных связей, людей вообще, закрываемся от мира и даже от самих себя, от собственных чувств и переживаний и вообще от ощущения себя. Люди не знают, как о себе заботиться, что можно сделать для себя, что принесет им настоящую радость и ощущение себя живыми и настоящими. Вместо открытых, искренних чувств и отношений люди начинают контролировать друг друга, манипулировать друг другом, демонстрируя свою так называемую «силу» и «психологическую непроницаемость» (меня не так просто сломать, никто не увидит моих слез и т.п.)

Так называемые носители психологической смерти начинают распространять свое «разложение» вокруг себя, ругая и обесценивая все происходящее и всех окружающих, кто живет и творит, развивается, меняется. Это оставляет тяжелое впечатление о таком человеке, я бы сказала специфическое «зловоние». Ведь мертвые, как мы уже выяснили, разлагаются.

Страшно? Мне – да, поэтому я побежала смотреться в зеркало, поэтому я забегала-закружила-заметалась: где я? Что со мной? Как я? Живу или замираю, где мои остановки, где мои «некрозы», бесчувственные места? И как человек рациональный, решила: надо что-то делать. Поэтому и написала эту статью, поэтому хочу будить людей, потому что просыпаюсь сама в этот момент, творю, наполняю смыслом свою жизнь, меняюсь и меняю свою реальность. Ведь жизнь, любая: и физиологическая, и психологическая, — это рост, развитие, изменение. Остановка – регресс, увядание, смерть. Для человека психологическая жизнь – это чувства, эмоции, отношения, интерес, любопытство, новые знания, новый опыт, смерть – однообразие, избегание перемен, новых отношений, боли, нового опыта. Это не значит, что нужно постоянно куда-то бежать, спешить, что-то все время делать. Наоборот, нужно остановиться, подойти к зеркалу, спросить себя, жив ли я, есть ли я или только кажусь?

Психология умирания и смерть

Отношение к смерти оказывает своеобразное влияние на образ жизни человека. Философская школа стоиков говорит нам о том, что смерть является важнейшим событием в жизни каждого из нас. Поскольку мы привычно смотрим на смерть как на абсолютное зло, нам трудно принять мысль о том, что она может оказывать позитивное влияние на жизнь. Между тем подобная точка зрения представлена в целом ряде работ. Р.Кочюнас, (2003), например, говорит о том, что жизнь сразу утратит свою интенсивность, если хотя бы на мгновение отказаться от мысли о смерти.

Есть такая восточная поговорка — «Все люди хотят попасть на небо, но никто не хочет умирать». Читая строки известного французского поэта Жан-Франсуа Гишара:

«Смерть совершенно не тревожит

Пока я есть — не может быть её,

А есть она — меня уж быть не может»,

можно предполагать, что большинству современных людей свойственно сторониться всего, что связано со смертью.

В зависимости от возраста меняются представления человека о смерти. Известно, что до 6 лет, как правило, ребенок имеет представление об обратимости смерти (сон, отъезд). Приблизительно в пубертатном периоде жизни приходит полное понимание и осознание неотвратимости и необратимости смерти. Средний возраст, связанный с высокой степенью трудовой активности, с богатой и сложной личной жизнью, отодвигает мысли о смерти на самый край сознания. Реальная угроза жизни, наступающая, например, у пациентов с болезнями системы кровообращения, злокачественными процессами, тяжелыми травмами застает многих пострадавших психологически неподготовленными. В старости человек, как правило, понимает и осознает близость смерти, но с трудом может примириться с ней.

У каждого человека существуют собственные философские представления о смерти, сформированные его предшествующим опытом.

Страх перед смертью — это явление дифференцированное, связанное с телом, актуальными способностями, отношением к прошлому, настоящему и будущему. Формирование эмоционального отношения человека к смерти зависит от следующих психологических факторов:

— отношение к здоровью ребенка в родительской семье;

— отношение к смерти, демонстрируемое в семье;

— отношение к смерти в национальных особенностях религии;

— отношение к смерти в микросоциуме.

Ребенок сталкивается впервые с проблемой смерти именно в родительской семье. Если мы видим тревожно-мнительный тип воспитания со стороны родителей, бабушек и дедушек, особенно подкрепляемый такими высказываниями: «Если будешь плохо есть, заболеешь и умрешь …» или «Необходимо срочно идти к врачу, иначе это может плохо закончиться …»

Такой подход вызывает в ребенке тревогу, которая еще не может быть им осознана. Поэтому частые запугивания при отсутствии размышлений и спокойных разговоров о сущности смерти формируют еще в детстве страх смерти.

Кроме того, взрослые сами зачастую демонстрируют свой страх перед смертью, который проявляется в осторожности в общении с онкологическими больными, тревожность и беспокойство, существующие на похоронах; предрассудки, существующие в отношении примет, связанных со смертью. Ребенок впитывает эту атмосферу и фиксирует как негативный опыт.

Отношение к смерти формируется также с помощью религии. Те церковные таинства, которые способны снять острую боль утраты и дать надежду в том «потустороннем» мире встретить душу родного человека, возрождают принцип «надежды», который необходим человеку в преодолении страха смерти и восприятия её как чего-то естественного, как естественного продолжения жизни. Различные религиозные системы, выполняя, таким образом, психопрофилактическую функцию, воспитывают в людях определенные «антитела» к страданию и смерти, резистентность по отношению к умиранию и болезни. Тема страдания в обрядах и молитвах делала из мысли о смерти, болезни и страданий составную часть психической оснащенности человека; страдание становилось своеобразной «заслугой», которая по достоинству будет оценена в загробной жизни. Религиозные институты предоставляли всегда подобным образом определенное облегчение в ситуациях реальной угрозы умирания и смерти. Атеистическое мировоззрение по сравнению с религиозным содержит гораздо меньше иллюзий. Это тесно связано с отсутствием религиозных традиций, веры в потустороннюю жизнь, которая является очевидной для религиозных людей.

Поэтому, в настоящий момент, по мере формирования эмоционального отношения к смерти, мы сталкиваемся со следующими поведенческими паттернами:

— Страх смерти, связанный с физическими страданиями (замена здоровой заботе о теле)

— Материалистическое мировоззрение (отсутствие религиозной поддержки)

— Рационально-атеистический подход (вытеснение проблемы из эмоционального спектра)

— Отсутствие традиций (вместо наличия традиции в отношении смерти)

Каждый человек неизбежно встречается со смертью родственников и близких. Медицинские работники, психологи, психотерапевты наиболее часто сталкиваются с проблемой умирания и смерти при контакте с тяжело и длительно страдающими больными. Неизлечимая болезнь неотвратимо приближает реальность смерти. Она существенно изменяет человеческую жизнь, и на этом фоне, как это ни парадоксально, нередко появляются признаки «роста личности» (Yalom, 2004). При приближении смерти наблюдается целый ряд специфических изменений в восприятии жизни (Р.Кочюнас, 2003), к числу которых прежде всего относятся следующие:

1. Заново оцениваются приоритеты жизни – теряют свое значение всякие мелочи, несущественные детали и подробности;

2. Возникает чувство освобождения – не делается то, чего не хочется делать; теряют свою силу категории долженствования «должен», «обязан», «необходимо» и т.п.;

3. Усиливается сиюминутное текущее ощущение и переживание процесса жизни;

4. Обостряется значимость элементарных жизненных событий (дождь, листопад, смена времен года, времени суток, полная луна на небе);

5. Общение с любимыми людьми становится более глубоким, более полным, насыщенным;

6. Уменьшается страх оказаться отвергнутым, возрастает желание и возможность рисковать.

Все эти и подобные им изменения свидетельствуют о повышении чувствительности неизлечимо больного человека, что предъявляет определенные требования к тем, кто находится рядом с ним – к врачам, медицинскому персоналу, к родным, друзьям, близким. У больного возникают очень важные для него в этот период вопросы, которые он начинает задавать окружающим людям: «Скоро ли я умру?», «Сколько мне еще осталось жить?». Единственно правильного ответа на такой вопрос не существует, несмотря на то, что можно говорить о более или менее универсальных принципах. Прежде всего, больному советуют привести в порядок жизненные дела, завершить начатое, оставить распоряжения родным и близким. Больной имеет право знать правду о своем реальном положении, и никому не позволено узурпировать его право, однако не стоит забывать, что «право знать» совсем не тождественно «обязанности знать». Часто знание того, что скоро наступит смерть, не облегчает состояния больного, и иногда даже лучше, если он знает меньше.

Психологическая подготовка к смерти предполагает исследование некоторых ее философских аспектов. Осознание неизбежности смерти, в частности, заставляет человека принимать решение о том, провести ли ему оставшееся отведенное природой время в ожидании неизбежного трагического финала, или действовать вопреки всему, жить полной жизнью, максимально реализовывая себя в деятельности, в общении, вкладывая свой психологический потенциал в каждое мгновение своего существования.

Профилактически необходимо нарушить табу на разговоры и мысли о смерти и начать готовиться к ней еще в состоянии полной силы и здоровья (Р.Конечный, М.Боухал, 1983). При этом полезной может быть также и апелляция к альтруизму каждого человека: необходимо сделать собственное умирание переносимым и приемлемым, как можно менее тяжелым для окружающих, оставить о себе самые лучшие воспоминания, проявить сопротивляемость и мужество.

Различают ряд наиболее характерных психологических реакций на опасность или близость смерти (Р.Конечный, М.Боухал, 1983):

1. Смирение и спокойное принятие неизбежного.

2. Пассивная капитуляция, проявляющаяся в апатии и безразличии.

3. Уход в будничные повседневные разговоры и события.

4. Уход в фантазию о бессмертии.

5. Конструктивная деятельность компенсаторного плана, полезная (завершение важной работы, разрешение семейных проблем и т.д.) или проблематичная, которая носит характер злоупотребления (употребление токсических веществ, переедание, злоупотребление эротическими и сексуальными переживаниями) – наблюдается при относительно сохранных физических и психических способностях.

Динамика психологических реакций умирающих

Все психологические реакции человека, оказавшегося перед лицом смерти, можно подразделить на ряд этапов. Наиболее распространенной в этом плане остается схема Элизабет Кюблер-Росс (Kubbler-Ross, 1969). Она описала следующие пять этапов психологических реакций умирающих.

В качестве самой первой психологической реакции на известие о близкой смерти некоторые авторы выделяют фазу шока. Сознание больного наполняется картиной неотвратимой гибели, и психическую боль этой стадии трудно определить в словах. «Все оборвалось, сердце остановилось, я заледенел, информация ударила, как топор по голове и т.д.»,- говорит больной. Нередко сверхсильный стресс вызывает реактивный психоз со ступором, реже с возбуждением. Не каждый пациент может справиться с этим страшным событием. Переживание паники дезорганизует психику, гипертрофирует восприятие, нарушает оценочные аспекты сознания. Умирающий зовет на помощь, требует срочно что-нибудь сделать, чтобы удержать жизнь, мечется, рыдает, проклинает судьбу, близких и т.п.

Далее последовательно выделяются пять классических фаз.

1. Фаза отрицания болезни (анозогнозическая) – больной отказывается принять свою болезнь. Психологически происходит вытеснение ситуации. При посещении врачей пациенты прежде всего надеются на отрицание диагноза. Появляются спасительные мысли о врачебной ошибке, о возможности нахождения чудодейственных лекарств или целителя, что дает некоторое облегчение, но в то же время в клинической картине появляются нарушения сна со страхом уснуть и не проснуться, страх темноты и одиночества, явления во сне «покойников», воспоминания войны, ситуаций угрозы жизни.

Действительное положение вещей скрывается как от других людей, так и от самого себя. «Нет, только не я!» – самая обычная реакция вначале на объявление смертельного диагноза. Вероятно, целесообразно молчаливо согласиться с больным. Особенно это касается лиц, осуществляющих уход за больным, а также ближайших родственников. По мнению М.Хегарти (Heagarty M.C., 1978), эта начальная стадия отказа признавать реальность, изоляции от нее является нормальной и конструктивной, если она не затягивается и не мешает терапии. Если времени оказывается достаточно, то большинство больных успевают сформировать психологическую защиту;

По мнению Bird (1973), отрицание является важнейшей стадией преодоления страха смерти, оно действует на больного подобно морфию – не устраняя причины заболевания, оно уменьшает боль: «Отрицание облегчает душевные страдания за счет сокрытия реальности. Иногда бестолковый доктор пытается бороться с психологической защитой пациентов, высмеивая абсурдность их фантазий (пациенты с неизлечимой болезнью порой усматривают признаки выздоровления, начинают строить далеко идущие планы и т.п.). На самом деле проявляется совершенно естественная и обоснованная реакция умирающего на страх смерти». «Развенчание» искаженной картины болезни уместно при других заболеваниях (например, отрицание болезни при инфаркте миокарда может стоить пациенту жизни). С помощью отрицания создается иллюзия, что все обстоит хорошо. Однако отрицание ни в коем случае не означает, что пациент действительно не знает о приближении смерти. Скорее можно думать, что он выбирает незнание или, иначе говоря, предпочитает оставаться в неведении. На бессознательном уровне пациент чувствует, какова ситуация в действительности, но склонен игнорировать ее. « Следует отметить, что использование отрицания бывает успешным, т.е. выполняет свои функции только тогда, когда никто из окружающих людей не использует этот механизм защиты. Обычно же близкие умирающего, а иногда даже врачи, также склонны игнорировать истинное положение дел, потому что тоже испытывают страх перед смертью и не знают, как разговаривать с человеком, которому осталось недолго жить» (Р.Кочюнас, 2003).

В этой фазе спорным представляется вопрос об индивидуальном подходе в необходимости знания правды о прогнозе и ситуации. Бесспорно, представляет ценность смирение перед судьбой и принятие ее воли, но нужно отдать должное тем, кто борется до конца, без надежды на победу. Вероятно, здесь имеют место и личностные качества, и мировоззренческие установки, однако бесспорно одно: право выбора – за пациентом, и мы должны отнестись к его выбору с уважением и поддержкой.

2. Фаза протеста (дисфорическая) – вытекает из вопроса, который ставит себе больной: «Почему именно я?». Отсюда возмущение и гнев на окружающих и вообще на всякого здорового человека. В фазе агрессии полученная информация признается, и личность реагирует поиском причины и виноватых. Протест против судьбы, негодование на обстоятельства, ненависть к тем, кто, возможно, явился причиной болезни, — все это должно выплеснуться наружу. Позиция врача или сестры – принять этот выплеск на себя из милосердия к пациенту. Мы всегда должны помнить, что агрессия, не находящая объекта вовне, обращается на себя, и может иметь разрушительные последствия в виде самоубийства. Важным для завершения этой стадии является возможность излить эти чувства вовне. Следует понимать, что это состояние враждебности и гнева — закономерное, нормальное явление, и сдерживать его больному очень трудно. Нельзя осуждать больного за эти его реакции по сути не на окружающих, а на свою судьбу. Здесь больной особенно нуждается в дружеской поддержке и участии, эмоциональном контакте;

Эта фаза также носит приспособительный характер: упреки, брань, гнев носят не столько агрессивный характер, сколько заместительный. Они помогают преодолеть страх перед неизбежным.

3. Фаза «торга» (аутосуггестивная) – больной стремится как бы отложить приговор судьбы, изменяя свое поведение, образ жизни, привычки, отказываясь от самых разнообразных удовольствий и т.п. Больной вступает в переговоры за продление своей жизни, обещая, например, стать послушным пациентом или примерным верующим. При этом происходит резкое сужение жизненного горизонта человека, он начинает выпрашивать, выторговывать себе те или иные поблажки. Это прежде всего просьбы к врачам относительно послабления режима, назначения обезболивания или к родственникам с требованием выполнения различных прихотей. Этот нормальный «процесс сделок» для узко ограниченных целей помогает пациенту прийти к соглашению с реальностью все укорачивающейся жизни. Желая продлить себе жизнь, больной нередко при этом обращается к богу с обещаниями смирения и послушания («Мне нужно еще немного времени, чтобы закончить начатые дела»). Хороший психологический эффект в течение этой фазы дают рассказы о возможном спонтанном выздоровлении;

4. Фаза депрессии – приняв неизбежность своего положения, больной с течением времени неизбежно впадает в состояние грусти и печали. Он теряет интерес к окружающему миру, перестает задавать вопросы, а просто все время повторяет себе: «На этот раз умереть предстоит именно мне». При этом у пациента может появиться чувство вины, сознание своих промахов и ошибок, склонность к самообвинению и самобичеванию, связанное с попыткой ответить самому себе на вопрос: «Чем я это заслужил?»

Каждая душа имеет свою «копилку боли» и, когда наносится свежая рана, заболевают и дают о себе знать все старые. Чувства обиды и вины, раскаяния и прощения перемешиваются в психике, складываясь в смешанный комплекс, который трудно пережить. Тем не менее, в страданиях происходит искупление вины. Это зачастую закрытое состояние, диалог с самим собой, переживание печали, вины, прощания с миром.

Депрессивное состояние у больных протекает по-разному. В ряде случаев это основное печальное настроение усугубляется реактивными моментами, связанными с потерей частей тела или функций, важных для целостного образа «Я», что может быть связано с перенесенными по поводу болезни хирургическими операциями.

Другой тип депрессии, наблюдаемый у умирающих больных, понимается как преждевременное оплакивание потери семьи, друзей и самой жизни. Это по сути тяжелое переживание потери собственного будущего и признак начальной стадии следующей фазы – принятия смерти. Данная группа больных особенно трудна для всех людей, кто соприкасается с ними в этот период. У окружающих такие пациенты вызывают чувство тревоги и беспокойства, душевного дискомфорта. Любые попытки ободрить или поддержать больного шуткой, бодрым тоном голоса воспринимаются им как нелепые в этой ситуации. Больной замыкается в себе, ему хочется плакать при мысли о тех, кого он вынужден вскоре оставить.

В этот период вольно или невольно все те, кто окружает больного, начинают избегать общения с ним. Это касается как родственников, так и медицинского персонала. При этом, в особенности, у родственников возникает неизбежное чувство вины за свое такое поведение и даже, порой, невольные мысленные пожелания умирающему более быстрой и легкой смерти. Даже родители больных детей не являются в данном случае исключением. Такое отчуждение может показаться окружающим бессердечным родительским безразличием к умирающему ребенку. Но родственники и медицинский персонал должны понимать, что эти чувства при данных обстоятельствах нормальны, естественны, представляют собой действие естественных механизмов психологической защиты. Врачу и психологу следует помочь преодолеть у ухаживающих за больным эти чувства и попросить несмотря ни на что продолжить эмоциональную поддержку умирающего. Именно в этот период больной более всего нуждается в душевном комфорте, сердечности и теплоте. Даже чье-то молчаливое присутствие в палате у постели умирающего может оказаться полезнее, чем какие бы то ни было разъяснения и слова. Краткое объятие, похлопывание по плечу, пожатие рук скажет ему о том, что о нем беспокоятся, заботятся, что его поддерживают и понимают. Здесь всегда необходимо участие родственников и выполнение, по возможности, любых просьб и желаний больного, хоть как-то направленных к жизни и деятельности;

5. Фаза принятия смерти (апатическая) – это примирение с судьбой, когда больной смиренно ждет своего конца. Смирение означает готовность спокойно встретить смерть. Измученный страданием, болью, болезнью, пациент желает лишь отдохнуть, наконец, уснуть навсегда. С психологической точки зрения это уже настоящее прощание, конец жизненного пути. Смысл бытия, даже неопределяемый словами, начинает распускаться в умирающем и успокаивает его. Это как вознаграждение за проделанный путь. Теперь человек не клянет свою судьбу, жестокость жизни. Теперь он принимает на себя ответственность за все обстоятельства болезни и своего существования.

Бывает, правда, и так, что больной, приняв факт своей неизбежной кончины, смирившись с судьбой, вдруг вновь начинает отрицать неизбежность принятого уже фатального исхода, строит при этом радужные планы на будущее. Подобная амбивалентность поведения по отношению к смерти логически понятна – так как агония – это одновременно и борьба за жизнь, и отмирание. В этой фазе надо создавать у больного уверенность в том, что он не останется в финале один наедине со смертью. В зависимости от своего духовного потенциала на этой стадии врач может позволить себе привлекать по необходимости религию.

Удельный вес, соотношение отдельных стадий у разных людей значительно различается. Следует отметить, что через все эти стадии проходят не только сами больные, но также и члены их семей, узнав о неизлечимой болезни близкого человека (Р.Кочюнас, 2003).

Умирающий человек способен понять свое положение и нередко хочет поговорить о своей болезни и приближении смерти, но только с теми, кто выслушивает его без поверхностных попыток утешить. Важно не только выслушивать пациента, но и помочь ему поделиться своими мыслями о смерти, собственном негодовании и о том, что он потеряет вместе с жизнью.

Основные принципы взаимодействия с умирающими

Р.Конечный, М.Боухал (1983) приводят описание тех психологических методов воздействия, которые целесообразно применять в клинике в отношении умирающих пациентов: «Мы стремимся облегчить положение больного путем симптоматического лечения, назначаем паллиативные и небольшие манипуляции, которые могут оказывать благоприятное действие как плацебо. Мы придерживаемся принципа хорошего ухода и стараемся уменьшить физический дискомфорт. Избегаем вмешательств, которые сами по себе более неприятны, чем само заболевание. Мы проявляем понимание опасений и страха больного, стремимся тактично отвлечь от них внимание больного и переключить его на более приятные или интересные впечатления и воспоминания из его прошлого. Обеспечим более частый контакт с родственниками, особенно с родителями больного ребенка. Родственников предупреждаем о том, чтобы напрасно не тревожили пациента. Соглашаемся с помощью родственников при уходе за больным. Делаем все для того, чтобы у больного не возникло ощущения, что он «списан со счета». В заключение беседы и обхода надо подбодрить его словами «до свидания завтра»». Положение врача может облегчить то обстоятельство, отмечают авторы, что и при важных жизненных моментах действуют определенные общественные нормы, которые помогут преодолеть неприятные и сложные элементы контакта («молчание – это тоже ответ», «общественная ложь»). Для трудного разговора с больным желательно неавторитарное, «партнерское» поведение, связанное с «умением слушать». С этой проблемой хуже справляются те врачи, которые сами боятся смерти. Существует представление о том, что врачи боятся смерти больше, чем представители других профессий.

Следует отметить также, что при умирании больного необходимо учитывать то, какое впечатление это производит на других пациентов. В стационаре следует особое внимание уделять размещению умирающего больного в палате. Смерть является огромным потрясением для остальных больных. Смерть одного больного в палате таит в себе опасность «психической инфекции» для остальных. Неожиданная смерть вызывает сильное потрясение соседей по палате, если умирание длиться несколько дней, то это не оставляет без воздействия психику даже самых сильных духом больных. Страх испытывают те, кто имеет подобное заболевание, а также пациенты с невротическими расстройствами. Поэтому важно вовремя изолировать умирающего. Уход за таким больным в небольшой палате более интенсивен, что благоприятно как для самих тяжело больных, та и для окружающих.

По мнению П.И.Сидорова и А.В.Парнякова (2002, 2008), «правдивость у постели больного есть всеобщая тенденция современности». Эта тенденция касается не только самих врачей, но и родственников больных, а также всех тех, кто занимается уходом. Одновременно, по мнению авторов, следует избегать и чрезмерной откровенности в этих ситуациях – врач не должен быть многословен. Отношения с больным при любых обстоятельствах должны строиться на взаимном доверии. При этом следует учитывать определенную специфическую динамику психологических реакций у терминальных больных, описанную Маргарет Кюблер-Росс, особенности конкретного случая, конкретной ситуации. В том случае, если у пациента наблюдается выраженная реакция отрицания, и он не желает знать о смертельности своего заболевания, то и говорить на эту тему не следует. Не следует заставлять пациента думать о смерти, если он страстно хочет о ней забыть, если, разумеется, подобное «слепое» отношение к болезни не мешает проведению терапии.

Р.Кочюнас (2003) перечисляет несколько важных с его точки зрения принципов, которые следует учитывать при оказании психологической помощи умирающим людям:

1) Очень часто люди умирают в одиночестве. Известное философское изречение: «Человек всегда умирает в одиночестве» нередко понимают слишком буквально и оправдывают им защитное отгораживание от умирающего. Но страх смерти и боль становятся еще сильнее, если оставить человека одного. К умирающему нельзя относиться как к уже умершему. Его надо навещать и общаться с ним.

2) Следует внимательно выслушивать жалобы умирающего и заботливо удовлетворять его потребности.

3) На благо умирающему должны быть направлены усилия всех окружающих его людей. В общении с ним следует избегать поверхностного оптимизма, который вызывает подозрительность и недоверие.

4) Умирающие люди предпочитают больше говорить, чем выслушивать посетителей.

5) Речь умирающих часто бывает символичной. Для лучшего ее понимания необходимо расшифровать смысл используемых символов. Обычно показательны жесты больного, рассказы и воспоминания, которыми он делится.

6) Не следует трактовать умирающего человека только как объект забот и сочувствия. Нередко окружающие с самыми лучшими намерениями пытаются решить, что лучше для умирающего. Однако чрезмерное принятие на себя ответственности уменьшает диапазон самостоятельности пациента. Вместо этого следует выслушать его, позволить ему участвовать в принятии решений о лечении, посетителях и т.п.

7) Самое большее, чем может воспользоваться умирающий человек, — это наша личность. Конечно, мы не представляем собой идеальное средство помощи, но все же наилучшим образом соответствующее данной ситуации. Пребывание с умирающим требует простой человеческой отзывчивости, которую мы обязаны проявить.

8) Психологам и врачам следует признаться в своих сомнениях, чувстве вины, ущемленном нарциссизме и мыслях о собственной смерти.

Персоналу, работающему с умирающим и его близкими, тоже необходима психологическая помощь. С ними прежде всего следует говорить об осознанном смирении с чувствами вины и бессилия. Медикам важно преодолеть унижение профессионального достоинства. Такое чувство довольно часто встречается среди врачей, для которых смерть пациента в определенном смысле является профессиональной катастрофой.

Эвтаназия

Некоторые пациенты, испытывая невыносимые мучения, ждут смерть как избавление от них, обращаясь к врачу с просьбой ускорить ее наступление. Термин «эвтаназия» предложен английским философом Ф. Бэконом для обозначения «легкой», не сопровождающейся агонией смерти. Буквально термин «эвтаназия» переводится «благоумирание», но сам термин стал означать не столько «благую» смерть саму по себе, сколько ее причинение. Эвтаназию можно определить как добровольное безболезненное лишение жизни пациента, страдающего неизличимым недугом.

О правах неизлечимо больного человека на «легкую» смерть и правовых возможностях врача на осуществление эвтаназии активно заговорили в зарубежной литературе последних лет. Однако большинство врачей, следуя клятве Гиппократа, отрицательно относятся к эвтаназии. В России эвтаназия запрещена, в Нидерландах в 2001 году, в Бельгии в 2002 году врачей официально наделили правом применения эвтаназии по просьбе смертельно больного человека. Например, в соответствии с законодательством штата Индиана (США) действует так называемое прижизненное завещание, в котором пациент официально подтверждает свою волю на то, чтобы его жизнь не продлевалась искусственным образом при определенных обстоятельствах. В 1977 году в штате Калифорния (США) после долгих лет обсуждений на референдумах был принят первый в мире закон «О праве человека на смерть», по которому неизлечимо больные люди могут оформить документ с изъявлением желания отключить реанимационную аппаратуру. Однако до сих пор этим законом официально никому не удалось воспользоваться, так как одним из условий осуществления эвтаназии должно быть заключение психиатра о вменяемости пациента (а Американская ассоциация психиатров запрещает своим членам участие в подобных процедурах), а другое обязательное условие состоит в том, что проводить эвтаназию должен врач, что также невозможно, поскольку Американская медицинская ассоциация приняла решение о запрещении своим членам участие в эвтаназии, выдвинув лозунг: «Врачи не должны быть палачами». Так, в Швеции и Финляндии пассивная эвтаназия путем прекращения бесполезного поддержания жизни не считается противозаконной. Однако основой для принятия врачом решения о прекращении лечения является свободное и осознанное волеизъявление пациента. Аналогичные просьбы от ближайших родственников пациента, находящегося в бессознательном состоянии, являются юридически недействительными. В 1990 году в Австралии в штате Виктория были приняты дополнения к Закону 1988 года по вопросу о назначении специального агента для решения вопроса от имени терминального больного о прекращении поддержания его жизни.

Различают пассивную и активную эвтаназию.

Пассивная эвтаназия (или как ее еще называют «метод отложенного шприца») выражается в том, что прекращается оказание направленной на продление жизни медицинской помощи, что ускоряет наступление естественной смерти — что на практике достаточно часто встречается и у нас в стране.

Чаще всего, когда говорят об эвтаназии, то имеют в виду активную эвтаназию.

Под активной эвтаназией (или как ее еще называют «метод наполненного шприца») понимают введение умирающему каких-либо лекарственных или иных средств либо другие действия, влекущие за собой быстрое и безболезненное наступление смерти.

Активная эвтаназия может выражаться в следующих формах:

1) «Убийство из милосердия» – происходит в тех случаях, когда врач, видя мучительные страдания безнадежно больного человека и будучи не в силах их устранить, например, вводит ему сверхдозу обезболивающего препарата, в результате чего наступает желанный смертельный исход.

2) «Самоубийство, ассистируемое врачом» – происходит, когда врач только помогает неизлечимо больному человеку покончить с жизнью.

3) Собственно активная эвтаназия – может происходить и без помощи врача Пациент сам включает устройство, которое приводит его к быстрой и безболезненной смерти, как бы сам накладывает на себя руки.

Хотя сама идея эвтаназии зародилась давно. Но со времен Гиппократа и до наших дней традиционная врачебная этика включает в себя запрет: «я никому, даже просящему об этом, не дам вызывающее смерть лекарство, и также не посоветую это». С недавнего времени, однако, у врачей все чаще появляется готовность прибегнуть к этой практике, по крайней мере, тогда, когда пациент сам просит о смерти.

Современное законодательство в области здравоохранения предоставляет пациентам право выбора согласиться на медицинское вмешательство (ст. 32 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан) или отказаться от него (ст. 33). Право на жизнь, данное человеку в силу его рождения на Земле, не может быть оторвано от его права на достойную смерть. Сказано: «Страшнее ошибки в каком-то конкретном случае может быть только мнение, правильное сегодня, но ошибочное завтра. Это та ошибка, которую нельзя обнаружить в настоящем». Эти мудрые слова можно полностью отнести и к проблеме эвтаназии. Решение ее — задача общая — врачей и юристов, философов и богословов, одним словом, ученых всего мира, в том числе и российских. Последнее же слово всегда должно оставаться за законом.

Контрольные вопросы:

1. Техника правильного сбора информации и ошибки врача, возможные при этом.

2. Техника правильной передачи информации и ошибки врача, возможные при этом.

3. Техники активного слушания.

4. Основные формы психологического взаимодействия врача и пациента.

5. Влияние характера заболевания на выбор формы взаимодействия между врачом и пациентом.

6. Неспецифические психологические факторы эффективности лечебного процесса.

7. Специфические психологические факторы эффективности лечебного процесса.

8. Психология умирания и смерть.

9. Динамика психологических реакций умирающего.

10. Основные принципы взаимодействия с умирающими.

11. Эвтаназия: понятие, виды.

Тестовые задания:

Задание 1. Техника правильного сбора информации включает все следующие правила за исключением одного:

а) правильный баланс открытых и закрытых вопросов;

в) использование вопросов с внушаемым ответом;

г) прояснение даваемой пациентом информации;

Задание 2. К правилам передачи информации пациенту относятся все перечисленные за исключением одного:

а) преподнесение более важных вещей первыми;

б) использование медицинской терминологии;

в) использование повторения;

г) категоризация информации;

д) использование дополнительных средств.

Задание 3. При безоценочном слушании следует соблюдать следующие правила за исключением одного:

а) заинтересованно слушать пациента;

б) давать советы;

г) перефразировать сообщения больного;

д) демонстрировать эмпатийное понимание.

Задание 4. Формой взаимодействия, при которой врач выступает в качестве специалиста-консультанта, решающего совместно с больным вопросы проведения лечеб­ных и реабилитационных мероприятий является:

Задание 5. Моделью полностью доминирующей по­зиции врача при решении всех вопросов, связанных с боль­ным и его лечением является:

Задание 6. К неспецифическим факторам эффективности лечебного процесса относятся все за исключением одного:

а) ожидания пациента;

в) психическая адаптация;

г) информационная и эмоциональная поддержка;

г) сходство и совместимость позиций врача и пациента.

Задание 7.Плацебо-эффект связан с:

а) параметрами лекарственного вещества;

б) психологической установкой;

в) длительностью предъявления раздражителя;

г) наркотической зависимостью;

д) фактором неожиданности.

Задание 8. К специфическим факторам эффективности лечебного процесса относятся все за исключением одного:

Задание 9. Сознательное аргументиро­ванное воздействие на другого человека, имеющее своей целью изменение его суждений, отношения, намерения, решения:

Задание 10.Сознательное неаргу­ментированное воздействие на человека, имеющее своей целью изменение его состояния, отношения к чему-либо:

Задание 11.Формирование эмоционального отношения человека к смерти зависит от следующих аспектов за исключением одного:

а) отношения к здоровью ребенка в родительской семье;

б) отношения к смерти, демонстрируемое в семье;

в) отношения к вопросам полового созревания в семье;

г) отношения к смерти в национальных особенностях религии;

д) отношения к смерти в микросоциуме.

Задание 12.Добровольное безболезненное лишение жизни пациента, страдающего неизличимым недугом: