Что такое смерть с христианской точки зрения

Победа над смертью, способность жить вечно — идея, которая владеет умами человечества на протяжении всей его истории. Смерть отнимает у человека все, сводит на нет любые его достижения, смыслы превращает в бессмыслицу. Каждый человек приближается к ней со скоростью 60 секунд в минуту. И вряд ли найдется тот, кто сказал бы, что эта грядущая встреча со смертью его радует. Человеку свойственна тоска о бессмертии. Но возможно ли победить этого страшного и неумолимого врага? Что люди понимают под словом «бессмертие» сегодня? Каково христианское видение смерти? Об этом и многом другом — материалы из темы нашего августовского номера.

Как христиане относятся к смерти? Почему боятся ее и, одновременно, ждут ее — чая воскресения мертвых, как поется в Символе веры? Почему скорбят об умерших и в то же время — празднуют дни кончины святых? Почему просят о безболезненной кончине и, в то же время, страшатся уйти из жизни внезапно? В этих, казалось бы, парадоксальных сочетаниях мы пробуем разобраться вместе с главой Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, викарием Святейшего Патриарха Московского и всея Руси епископом Орехово-Зуевским Пантелеимоном (Шатовым).

Смириться с исчезновением?

— Владыка Пантелеимон, каким был Ваш первый опыт соприкосновения со смертью?

— Когда мне было шесть лет, умерла моя бабушка. Я уезжал на дачу летом и когда вернулся, то не сразу заметил, что нет моей бабушки, которая жила с нами. Была уже осень, потому что я помню, что папа топил печку. И вот около этой печки я у него спрашиваю: «Пап, а где бабушка?» Он говорит: «Она умерла». — «А как это умерла?» — «Ну, она уснула». — «Раз уснула, то когда она проснется?» — «Она никогда не проснется.» Мне стало немножко страшно, и я спросил: «И что?» Ее, говорит папа, закопали. Мне стало совсем не по себе: «Как же это. » Отец стал объяснять: «Ну как, сынок, все же умирают». Тут мне сделалось еще страшнее! Я тогда уже с замиранием сердца спрашиваю: «А я. » — «И ты тоже умрешь, только это будет не скоро, не бойся.»

И с тех пор я стал над этим задумываться. Меня очень любили родители, поэтому я рос самовлюбленным, эгоцентричным человеком, и отчасти по этой причине меня волновала собственная смерть, вопрос моего собственного абсолютного исчезновения. С этой мыслью я не мог смириться, ужас смерти мучил меня очень долгое время. Помню, как ребенком прибегал к маме на коммунальную кухню, где она стирала или готовила, и спрашивал: «Мама, я умру?» Она меня утешала тем, что это будет очень не скоро. Эти слова, конечно, не могли меня утешить, но сама будничная обстановка кухни, голос мамы успокаивали меня и отвлекали от страшных мыслей. Уже будучи совершеннолетним, я, бывало, ночью не мог уснуть, просто готов был кричать, кусал подушку, чуть ли не головой об стенку бился, потому что представление, что тебя не будет, и все кончится, было ужасающим!

После этих приступов, которые случались периодически, я, конечно, начинал очень дорожить тем, что у меня было, старался совершать какие-то хорошие поступки. Но все равно ужас возвращался — до тех пор, пока я не пришел к вере.

— Приход к вере был связан с этим страхом смерти?

— Нет, к вере я пришел, поняв, что существует другая реальность, помимо той, в которой я живу. Причем я узнал об одной стороне этого другого мира — ощутил реальность ада. И от противного стал рассуждать: если есть адское состояние, то есть и Бог. И тогда крестился. После этого страх смерти от меня ушел.

— Атеистическая пропаганда утверждала, что страх смерти — это именно то, что приводит людей к религии, так как вера в «сказки о загробной жизни» — способ успокоить человека, побороть этот страх. Что на это можно сказать?

— Есть такой анекдот: в лаборатории сидят, привязанные, две подопытные собачки, и новенькая спрашивает другую: «Что такое условный рефлекс?». Та отвечает: «А вон, видишь, стоят два болвана в белых халатах? Как только загорится та лампочка, они сразу же принесут нам поесть. ». Вот такая для нее причинно-следственная связь.

Так и тут: причинно-следственная связь обратная. Человек боится смерти, потому что смерть противоестественна. Даже Господь страшился смертных страданий и молился Отцу: Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты (Мк 14:36).

— Мысль о том, что смерть противоестественна, неочевидна для многих людей. Почему христиане считают иначе?

— Человек ведь не телевизор: выключили, и он погас. Телевизор просто функционирует, он не осознает, что с ним происходит. Но я же понимаю, кто я, обладаю какой-то степенью свободы. Зачем эта свобода мне дана, зачем мне дана способность мыслить, осознавать себя? Как с этим быть? Даже когда человек видит, как умирают другие люди, он не понимает, не может осознать, как это возможно в отношении него самого.

— Поэтому люди зачастую вытесняют из сознания мысли о смерти, о конечности земной жизни…

— Конечно. Почему, например, на Западе сегодня отпевают и хоронят в закрытых гробах? Смерти как бы нет. Страдания как бы нет — поэтому у нас не любят посещать одиноких людей, больных, видеть инвалидов… Получается, такой человек не соприкасается с реальностью на самом деле — вся жизнь превращается в какой-то сон, непрерывное стремление к удовольствиям и бегству от всего, что может быть неприятным. Современные люди закрывают глаза на смерть, они хотят жить вечно той суетой, тем опьянением страстями, в котором они пребывают (тщеславие, погоня за карьерой — это тоже род пьянства). Но рано или поздно они протрезвеют.

Страх: нормально ли бояться смерти?

— О своей смерти можно думать абстрактно, и она может не вызывать особых эмоций, поскольку кажется человеку слишком нереальной, далекой…

— Смерть действительно становится страшна тогда, когда ты видишь, как умирают твои близкие. Для санитаров, которые работают в морге, покойник — это объект, они не видели его живым, не слышали его голоса, не видели его глаз, не испытывали к нему никаких чувств. А когда умирает кто-то близкий, бывает страшно, бывает тяжело перенести.

Хотя, конечно, нормальный человек не может отнестись спокойно к телу мертвому, холодному, недвижимому. Я помню свой первый подобный опыт: когда я пошел работать в больницу санитаром, и ночью меня вызвали выносить покойника — это было еще тогда, когда я не знал Бога и не верил в Него. Я помню эту ночь как одну из самых страшных ночей в моей жизни. Я не мог заснуть и думал: лишь бы больше не было вызовов. Потому что снова пойти в этот морг, где лежат эти голые тела на цинковых столах, нести туда еще одного покойника — мне было ужасно тяжело об этом даже подумать.

Хотя люди разные: один мой друг, который позже стал священником, иногда приходил специально в этот морг работать санитаром, чтобы вспомнить о смерти.

— А для христианина нормально бояться собственной смерти?

— Существует разный страх смерти. Есть страх такой, какой был у меня: для человека самовлюбленного и к тому же неверующего смерть — конец всему, и этот конец не может быть оправдан никаким самопожертвованием ради других. Есть страх, что ты исчезнешь, — и он естественный: ну как же смириться с тем, что тебя не будет? А есть страх смерти, о котором говорится в книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова: Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь (Сир 7:39). Этот страх ответа за свои поступки, за свои слова помогает человеку становиться лучше. Конечно, Бог есть Любовь, Он милостив, но Он же есть и Судия праведный. Поэтому, конечно, бояться смерти как ответа перед Ним — это нормально и полезно.

— Но апостол Павел говорил, что не может дождаться дня, когда разрешится и будет со Христом…

— Верующий человек относится к смерти двояко. С одной стороны, первые христиане писали на могилах: «Радуйся!», воспринимали смерть как конец земных мучений, торжество. Современный нам старец Паисий Святогорец, когда узнал, что у него рак, чуть ли не в пляс пустился: обрадовался, что кончается эта жизнь, и впереди — вечность. И когда умирала моя супруга, она говорила, что не боится смерти, потому что верит, что это будет встреча с милостивым Богом. И даже не боялась оставлять своих детей, поскольку верила, что если Господь ее призывает, значит, Он Сам позаботится о детях, Матерь Божья поможет.

Но, с другой стороны, в смерти есть, конечно, и скорбь, и ужас. Ведь Христос плакал у гроба своего друга Лазаря.

Это удивительным образом как-то совмещается в человеке: ощущение противоестественности смерти, с которой он не может смириться (и это правильно, с этим не надо мириться!), и понимание того, что смерть — это переход к другой, лучшей жизни, встреча с Богом. Последнее помогает ему этот естественный перед смертью страх преодолевать.

— Вы видели когда-нибудь, как умирает настоящий христианин?

— Меня поразила смерть мамы протоиерея Владимира Воробьева*. Я был при ее кончине, она знала, что умирает, попрощалась со всеми, благословила своих внуков, передала какие-то свои пожелания. Ей было трудно умирать, каждый вдох давался тяжело, но с ней рядом находились два ее сына, которые поддерживали маму с двух сторон, и мы все вместе молились Богу. А после ее смерти я чувствовал, что осталась открытой дверь туда, куда ушла Евгения Павловна. Это было удивительное чувство!

Моя жена тоже умирала, окруженная детьми, друзьями, мы видели, что она умирает, молились все о ней. Я помню, что пережил после ее смерти, — этого нельзя никак описать или объяснить. Мы жили на даче у отца Владимира, и я пошел в сад, сел на стул и долго сидел в каком-то состоянии, когда не было ни мыслей, ни чувств, но было странное, необыкновенное ощущение какой-то свободы от всего. Я понимал, что сейчас душа моей жены переходит в другой мир, оставляет всё земное. Я отчасти как бы сопутствовал ей.

В смерти есть величие. Когда умирает христианин, когда он осознает, что с ним происходит, а близкие сопровождают его на этом пути, — в этом некая тайна, которая приоткрывается тем, кто остается на земле.

Таким образом, умирание сопряжено и со страхом, и с грустью расставания, и с безобразием разлагающегося тела, но вместе с тем — чего часто не хотят видеть — есть в этом моменте и радость от ожидания полноты бытия, и некое таинство, и величие.

Уверенность: откуда она?

— Что нам дает уверенность в том, что будет воскресение из мертвых, будущая жизнь?

— Уверенность в том, что есть жизнь после смерти, нам дает факт воскресения из мертвых Господа, Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа. В XXI веке людям особенно легко в это верить, поскольку у нас есть Плащаница, исследованная учеными множество раз, — подлинная ткань, в которую было завернуто тело Христа. Ее подлинность не раз ставилась под сомнение, но сегодня она доказана. Невозможно иначе объяснить ее появление, как только тем, что Господь действительно умер на кресте за нас, как написано в Евангелии, воскрес из мертвых и теперь жив.

— Но разве вера опирается только на Плащаницу?…

— Нет, конечно. Есть еще внутренняя уверенность, убежденность. Например, митрополит Антоний Сурожский рассказывает о том, что решил раз и навсегда честно убедиться, что Евангелие — это сказки, сел читать и вдруг почувствовал присутствие Христа, хотя не верил в Него. И он понял тогда, что Евангелие — правда, и что раз Христос жив и вполне реально присутствует перед ним, значит Он действительно воскрес и смерть побеждена.

— Поэтому православные и празднуют дни кончины святых, например, Успение Богородицы?

— Именно потому и празднуют, что кончилась эта суета и началась настоящая жизнь! Успение — это рождение в жизнь вечную. Когда мы смотрим Олимпиаду, мы же празднуем, прежде всего, победу спортсменов в финале, а не на каких-то промежуточных этапах. Так и смерть — она подводит некую черту. Мы знаем примеры великих грешников, которые жили страшно, скверно, нечисто, а в конце жизни просияли как великие святые. Это мученик Вонифатий, это блаженная Таисия, которая жила благочестиво, потом пала в разврате, но когда к ней пришел один из подвижников и призвал к покаянию, она бросила всё и пошла с ним в монастырь. Она прожила после своего обращения несколько часов и умерла ночью по дороге в пустыню, но так сильно было ее покаяние, что ее спутник видел ее душу, словно звезду, взошедшую на небо.

— Многие верят в бессмертие души, но христиане верят еще и в воскресение тела…

— Да, мы верим, что будет воскресение тела, правда, как это будет — для нас тайна. Даже воскресший Христос являлся своим ученикам таким образом, что они Его не узнавали. Не только Мария Магдалина не узнала, когда пришла ко гробу (она приняла Его за садовника), но не узнали и апостолы, с которыми Он беседовал на протяжении долгого времени по пути в Эммаус! Они не узнали Его, когда Христос явился им на берегу Генисаретского озера, хотя сидели вместе с ним у костра. Написано, что никто не смел спросил у Него: «Кто Ты?» Почему так? Они знали, что это Христос, но не узнавали Его прежним, таким, каким они видели Его в три года совместных странствий. Я так это понимаю.

Поэтому и воскресение после смерти — тайна. Как человек воскреснет? В каких телах будут люди? Кто-то предполагает, что все будут одного возраста. А может быть, тело будет соответствовать состоянию души человека.

— А вообще насколько мы можем рассуждать о том, что нас ждет в будущей жизни?

— Мы можем предполагать на основании Священного Писания, с рассуждением — на основании свидетельств святых или свидетельств тех людей, кто побывал за гранью жизни и смерти и вернулся.

Есть разные образы перехода от этой жизни к другой. Кто-то говорит о весах, на которых взвешиваются дела, кто-то — о мытарствах. Но очевидно, что на языке человеческом невозможно выразить эту тайну адекватно. Этот опыт невозможно передать достаточно понятным образом. И в этом знании нет особой нужды. Можно не расстраиваться: когда-нибудь мы все узнаем, что там, за гранью — никуда от этого не деться.

Скорбь: бывает ли она чрезмерной?

— Можно ли упрекнуть верующих в том, что они плачут на похоронах, скорбят по умершим, несмотря на свою веру в то, что они обязательно увидятся?

— Смерть — это всегда печаль, всегда расставание. Если человек был тебе близок, естественно грустить о расставании с ним. Если это праведный человек, как мама отца Владимира Воробьева, — все равно грустно: ведь его больше нет рядом, чувствуется какая-то пустота, как чувствует отсутствие ноги человек, которому ее ампутировали. Расставание бывает очень трудным…

— А бывает излишняя скорбь?

— Бывает, совершенно точно. Один известный священник, у которого умерла жена, крайне тяжело это переживал. И старец даже укорил его за это, написал ему, что это грех — христианину не подобает так убиваться.

Я пережил нечто подобное, поэтому могу говорить не теоретически, а исходя из опыта… Сейчас-то я уже привык жить один, но когда умерла моя жена, конечно, мне было очень тяжело. После короткого периода успокоения и радости, так как её кончина была блаженной, хотя и не совсем безболезненной, наступило время тягостного одиночества. Мир в тот момент стал для меня черно-белым, еда потеряла свой вкус, иногда, помню, просто хотелось выть, кричать. Сначала мне сочувствовали, а потом люди быстро привыкли, что моя жена умерла. Не с кем было поделиться своей скорбью — детям высказать ее я не мог. Было страшно больно внутри, страшно одиноко, терзало ощущение оставленности близким человеком — оно, конечно, ужасно.

Поэтому людям, у которых умер близкий человек, конечно, нужна помощь Божья. Мне помогало то, что я стал ходить в больницу. Ведь и праведному Алексию Мечеву, потерявшему супругу, святой Иоанн Кронштадтский сказал: «Будь с народом, войди в чужое горе, возьми его горе на себя и тогда увидишь, что твое несчастие мало, незначительно в сравнении с общим горем; и легче тебе станет». Так и я забывал о своем горе, видя скорбь других людей.

Утешала меня еще вера в то, что супруга моя в Царствии Небесном сподобилась прощения грехов. Старец Павел (Троицкий) писал мне о том, что по ее молитвам многое в моей жизни совершалось впоследствии.

Поэтому, с одной стороны, — это тяжело и трудно, а с другой, у тебя там на небесах есть близкий человек.

— Как лучше вести себя, как утешать человека, если у него умер кто-то из близких?

— Такому человеку нужна некая внутренняя поддержка, которая совершенно необязательно должна быть выражена в словах. Я помню одного человека, который умирал, и, встречаясь с ним глазами, я чувствовал, что он переживает. То есть существует невербальное общение между людьми. Можно и не говорить ничего, но дать человеку почувствовать свое понимание, соучастие как-то иначе. Эта поддержка выражается интонацией голоса, каким-то особым вниманием, бережным отношением, жестом. Можно так посмотреть на человека, что этого ему будет достаточно: он все поймет. И это очень поможет ему.

— Многим родственникам хотелось бы знать об участи своих умерших. Нормально ли такое желание, можно ли молиться об этом?

— На самом деле, никто об этом не может сказать достоверно, и до Страшного суда это неизвестно. Точно мы знаем участь святых, а об остальных мы можем только предполагать и молиться: «Со святыми упокой».

И потом, если мы узнаем, что им хорошо, что ж, не будем за них молиться? Молиться надо продолжать, чтобы было еще лучше, — это и поддерживает нашу связь с ними и свидетельствует о нашей любви. Мне кажется, главное — молиться и стараться жить так, чтобы содействовать спасению наших близких. Помните, апостол Павел говорит о верующей жене: «Откуда ты знаешь, не спасёшь ли мужа?» Даже если он неверующий. Муж и жена — одно целое, и ясно, что даже когда один из них умирает, некое единство сохраняется. И твои добрые дела, сделанные в память о нем, тоже помогают ему в той жизни. Не просто деньги, брошенные в кружку нищего, а изменение души, духовный подвиг, какое-то доброе дело.

Любовь сильнее смерти

— Можно ли сказать, что знание о бессмертии души заложено в любом человеке, верующем или неверующем?

— Конечно. Я думаю, в человеке, безусловно, живет несогласие со смертью. Мы созданы для вечной жизни, и это знание заложено в нас. Мы и боимся смерти именно поэтому. Каждый человек в глубине души чувствует, что Бог призвал нас в этот мир для счастья, для радости вечной, а не для какого-то бессмысленного прозябания, а потом — абсолютного уничтожения.

Человек верит, что все у него будет хорошо. Но в этом мире никогда не может так быть: не может здесь существовать полноты счастья, никогда человек не удовлетворит все свои желания, никогда жизнь не будет устроена так, как ему хотелось бы, никому не удастся избежать страдания, — потому что мир искажен грехом. Однако в человеке заложена вера в счастье. Это правильная вера, правильное мироощущение ребенка, воспринимающего мир как сказку. Но созданный Творцом мир лучше, чем сказка, и Бог больше любит человека, чем любят его родители. Человек чувствует душой эту любовь, верит в это.

— Таким образом, можно примириться и со смертью?

— Можно примириться со смертью как с переходом в другую жизнь. Все в этом мире — подготовка к этому предстоящему нам всем переходу. Единственное, что по-настоящему значимо в этом мире, — это любовь, которая нас соединяет. Любовь существует вопреки смерти. И она сильнее смерти.

*Протоиерей Владимир Воробьев — известный московский священник, ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. — Ред.

С христианской точки зрения, смерть человека является освобождением нашей богоподобной души от бренного тела?

Ни в коем случае. Христианство учит, что душа без тела является такой же неполноценной, как и тело без души. Поэтому Церковь всегда рассматривала посмертное разделение души и тела как нарушение человеческой природы, и величайшую трагедию.

Разделяет ли Церковь учение о реинкарнации — переселении душ?

Нет. Церковь утверждает, что каждый человек — уникален, поэтому душа дается ему лишь однажды, при рождении, так же, как и тело. После смерти душа отделяется от тела и будет находиться в таком противоестественном состоянии до Всеобщего Воскресения, когда Бог восстановит тела всех умерших когда-либо людей. Тогда душа и тело каждого человека вновь соединятся, на этот раз — уже навсегда.

Что происходит с душой после смерти?

Согласно православному вероучению, после смерти душа первые три дня остается на Земле, рядом с телом, со своими родными и близкими, не имея, однако, возможности какого-либо общения с ними. С третьего по девятый день душа созерцает райские обители, а с девятого по сороковой ей показываются адские мучения. На сороковой день Бог определяет посмертную участь души человека, в соответствии с ее состоянием.

Что такое мытарства?

Мытарствами в православной традиции называются посмертные испытания души на наличие в ней греховных страстей и привязанностей. Это не догмат, но учение, известное с XI-XII веков из «Мытарств преподобной Феодоры».

Согласно этому учению, мытарств — двадцать: от мытарства празднословия до мытарства жестокости. На каждом из них происходит испытание души в отношении какой-либо разновидности греха. Если в ней есть симпатия и привязанность к этому греху, душа остается на этом мытарстве и уже не может продолжать свой путь к Богу.

Может ли душа, увидев реалии посмертного своего существования, измениться и стать иной?

Самостоятельно душа измениться не может. Это связано с тем, что меняться может лишь человек. А душа, отделенная от тела, не является полноценным человеком, она лишена воли и способности к такой перемене. Но изменение посмертного состояния души человека возможно через молитву и праведную жизнь любящих его людей, поскольку духовная связь между ними сохранилась. Поэтому душа усопшего может приобщиться Богу в той степени, в какой живущие на Земле приобщаются ему своей молитвой и праведностью. На этом единстве живых и умерших людей, связанных взаимной любовью, основана традиция Церкви поминать усопших. Меняя себя, мы способны изменить и души наших умерших близких.

Почему один из главных православных праздников — Успение Пресвятой Богородицы — связан с воспоминанием о смерти? Что такое Успение?

Вот как отвечал на подобный вопрос святой Феофан Затворник: «Ныне празднуем Успение Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии. Но ведь это была смерть Богоматери — истинная, подобная смерти всякого человека. Чего же ради она наименована Успением, как бы засыпанием или сном? — Это могло быть и потому, что Пречистая недолго была держима в узах смерти и области тления, а чрез три дня обретена воскресшею, подобно Сыну своему, Господу Иисусу Христу. Но еще более — потому, что смерть эта была мирна, тиха, сладостно приятна, подобно желанному, покойному сну, по утомлении тела дневными трудами».

Комментарий к фото Туринской плащаницы:

Туринская плащаница — погребальное полотно, в которое праведный Иосиф Аримафейский завернул тело Христа. В настоящее время хранится в соборе в Турине. Изображение на Плащанице по сути является фотонегативом.

В 1978 году Плащаницу исследовали ученые. Они доказали, что изображение на полотне не является рукотворным. Оно появилось вследствие химического изменения молекул ткани. Причины изменения —ожог. Также удалось узнать, что пятна крови принадлежат человеку (группа АБ) и они появились до возникновения на Плащанице самого изображения.

* Смерть с христианской точки зрения *

Что может быть в жизни человека более пропитано суевериями, чем его смерть, а также обряд погребения? Взгляды христиан на смерть и погребение тела умершего человека кардинально отличаются от взглядов мирян, тем более тех, кто вырос в советское время, когда страна была практически атеистической.

С точки зрения православия смерть считается засыпанием человека. То есть, умерший переходит в лучший мир, в вечность. Каждый, кто сталкивался с такой страшной ситуацией в свой жизни, знает, насколько важным является процесс погребения. Таким образом, для христиан считается необходимостью молиться, проводить церковную заупокойную службу, давать милостыню, и творить добрые дела в честь и память об умершем родном человеке.

В христианстве человеческое тело считается храмом души, поэтому к нему требуется также относиться благоговейно. Одним из главных догматов христианства является догмат о Воскресении, ведь каждый христианин верит, что во время Второго Пришествия Иисуса Христа Спасителя, тело воскреснет, а поэтому его необходимо хорошо подготовить, ведь он в дальнейшем вновь соединиться с душей и будет с ней одним целым.

Похоронные обряды в христианстве заключаются в тщательной подготовке тела умершего к погребению. Необходимо обмыть его, одеть в чистое одеяние, покрыть белым саваном, после чего он хорониться в землю, которая выступает постелью для тела, после чего оно восстанет. Если позаботиться о правильном погребении умершего человека, это скажет о том, что его родные и близкие верят в воскресение. Именно по этой причине священнослужитель надевает во время похоронного процесса белые ризы, тем самым показывает свою веру в Догмат Воскресения.

Если вы желаете более детально узнать обо всех обрядах, которые требуется проводить во время захоронения, вы можете обратиться напрямую к служителю Церкви, который подробно расскажет о всем процессе и правильном взгляде на это с точки зрения Священного Писания и Церкви. Существует масса суеверий, которые стараются исполнять многие верующие, хотя они могут до конца и не понимать их сути. Для этого необходимо обратиться к выше поставленным лицам, которые смогут разъяснить все с правильной позиции.

Смерть – это победа над последним врагом

Автор статьи

Протоиерей Игорь Гагарин

– Что такое смерть с точки зрения православия?

– У апостола Павла сказано, что смерть – это победа над последним врагом, потому что в этой жизни человек постоянно встречается с врагами. Речь идет не о людях, конечно же, потому что людей мы не должны воспринимать как врагов, а о жизненных обстоятельствах, которые враждебны к человеку. Это и несчастные случаи, и болезни, подлость, измены – мы встречаемся с такими «врагами» на протяжении всей жизни. И человек все их может преодолеть. Он может преодолеть болезнь, он может преодолеть утрату, может преодолеть измену. Но последний враг, победить которого никто не мог, – это смерть.

И именно главный наш праздник – Пасха, воскресение Христово – это победа над последним врагом. На Пасху мы поем: «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живых даровав». Смерть перестала быть непобедимой, и победил её Христос.

В этом и заключается благая весть, ведь само слово «Евангелие» переводится как «благая весть». Добрая, радостная весть о том, что последний враг побежден. И нам с вами предлагается стать участниками этой победы. Верою во Христа и выстраиванием своей жизни согласно со Христом, мы становимся участниками победы над смертью и тоже преодолеваем её.

Однако, победа может быть в любой войне, но одновременно она может быть поражением для кого-то. Например, Великая Отечественная война окончилась нашей победой, но кто-то во время неё дезертировал, кто-то сбежал или еще что-то, и он уже не победитель…

Так что же такое смерть? Здесь принципиальна разница у верующего и неверующего. Если говорить образно: есть жизнь как некий путь, а куда этот путь приводит – зависит от человека. Для неверующего человека этот путь всегда заканчивается тупиком – ты уперся в стену, за которой уже ничего нет. Или там есть обрыв – можно как угодно развивать образ – это все равно конец. А для нас, верующих, смерть – это дверь. Дверь, через которую человек входит в принципиально иную жизнь. Она совсем не похожа на ту жизнь, которой мы живем, но они связаны. Следующая жизнь является логическим продолжением того пути, которым я шел в этой жизни. Потому что всё то, во имя чего я жил, все те ценности, которые в земной жизни возобладали мною, – в мир этих ценностей я попадаю, когда закончен земной путь.

И совершенно ясно сказано в Евангелии, что единственная подлинная ценность – любовь. Если человек жил любовью, если любовь стала господствующим состоянием его души, то он, выходя из этой жизни, входит туда, где любовь становится всеобъемлющей.

К сожалению, все мы видим и знаем, что в земной жизни любовь далеко не всегда торжествует, часто она бывает гонима, преследуема, а ненависти и зла зачастую больше в этой жизни. Но если, несмотря на все это, человек устоял в любви и сумел вырастить в себе любовь, тогда смерть является для него переходом в неизмеримо более прекрасное будущее. Но если человек жил злобой, был проникнут эгоизмом, то он приходит туда, где эта злоба становится атмосферой, в которой ему придется пребывать вечно.

– Когда человек уходит, он может уйти и негодяем, и в раскаянии. От чего зависит, когда Господь забирает человека к себе? Ведь иногда, кажется, что не вовремя человек ушел, рано?

– Есть вопросы, на которые лишь Бог может ответить. Скажу, как я это понимаю.

Во-первых, очень многое зависит жил ли этот человек, предавая себя в волю Божью. У нас на службе очень часто произносятся такие слова: «Сами себе и друг друга и весь живот наш Христу Богу придадим». И в молитве «Отче наш» прошение: «Да святится имя Твое, да будет воля Твоя» – является основным в наших молитвах.

Ведь Бог человека создал свободным и никогда не навязывает ему Свою волю. И я думаю, что в случае, когда человек предает себя в волю Божью, если он произносит – вслух или про себя – «да будет воля Твоя», то ничего случайного в жизни этого человека уже быть не может. И он будет взят Богом в другую жизнь в самую лучшую для него минуту, хотя окружающим может так и не казаться.

Если я умираю в цвете лет, то для окружающих это может показаться жестоким. И лишь один Бог знает, что меня ждало, если бы я сейчас не ушел. Как я мог бы пасть, например. Один из классических примеров, про декабриста Рылеева. Когда он был еще ребенком, то смертельно заболел. Мать его была очень верующей и горячо молилась, и ей было видение, где было сказано: «Лучше пусть он уйдет сейчас, потому что если ты его вымолишь, то он, став взрослым, будет участвовать в покушении на царя и умрет позорной смертью на виселице». Но она так горячо молилась и говорила: «как угодно, но я надеюсь», и она вымолила его. И мы знаем, что впоследствии произошло. Хотя сам Рылеев, насколько известно, перед смертью покаялся, и, тоже, наверное, по молитвам матери, принял свои смерть и казнь как должное, и умер по-христиански. Но не лучше ли было бы, если бы он ушел во младенчестве, не испачкав свою душу последующим сомнительным «подвигом»?

И так очень часто бывает. Ведь мы, умирая, продолжаем жить. И не так уж и важно, в какой момент мы в эту дверь войдем, намного важнее – в каком состоянии. Можно прожить очень долгую жизнь и войти в эту дверь совершенно не готовым.

Наша самая большая проблема в том, что нам очень трудно поверить, что жизнь продолжается – трудно это почувствовать. Верующий человек в это верит, но я вижу, что очень часто мы все скорбим и плачем, хотя, казалось бы, раз мы верим, то должны радоваться, что наконец-то человек пойдет к Богу. Но такого не происходит. Если мне бы вдруг врачи сказали: «Через полгода ты умрешь» – я должен бы, казалось, ответить: «Как здорово, наконец-то! Вам еще тут сколько служить, а я уже отправлюсь к Богу!». Но едва ли я так ответил бы, случись это в действительности. Обычно человек тратит огромные деньги на врачей, причем верующий человек. И это понятно, потому что вера не есть знание.

Но я могу сказать, что лично встречал в своей жизни людей, которые известие о своей скорой смерти воспринимали с радостью. И действительно говорили о том, что не стоит переживать: «Я же к Богу иду, я же всю жизнь любил и люблю Бога». Одна бабушка-монахиня, помню, говорила: «Ну что же вы, радуйтесь! Я радуюсь, что скоро». Это критерий глубины веры. С такой верой смотрит на смерть апостол Павел. Он говорит о том, что ему предстоит выбор между жизнью или смертью, и он не знает, что избрать. Он говорит, что предпочел бы смерть, потому что желает разрешиться от этого тела и быть со Христом, потому что это неизмеримо лучше. Но дальше он говорит, что для оставшихся важно, чтобы он продолжал жить, потому что может еще послужить им, и поэтому избирает жизнь.

Церковь – это определенный образ жизни, и если человек выстраивает всю свою жизнь в Церкви, то я думаю, его возьмут в самый лучший момент. Но если человек живет беспечно, пренебрегает своими обязанностями, если он не под Богом живет, забывает о Боге – тогда возможны иные исходы. В этом случае Бог как бы отпускает человека ходить своими путями, и что может быть на этом пути – неизвестно.

Есть еще мнение, которое звучит так, что Бог забирает человека в том случае, если он видит что лучшего от этого человека уже ждать невозможно. Если же у Бога есть хоть какие-то основания считать, что в нашей жизни может быть что-то, лучшее, чем сейчас, он продляет эту жизнь. Продляет, ожидая от человеческой свободы чего-то более достойного, нежели то, что человек демонстрирует сейчас.

Я могу привести несколько примеров, когда человек умирал, и совершенно ясно было, по обстоятельствам его смерти, что она не случайна. Например, у моей прихожанки был сын – очень хороший парень, добрый, светлый, но с большими недостатками. Один из недостатков – проблемы с алкоголем. Выпив, он становился очень грубым, хотя в остальное время это был добрый, трудолюбивый человек, много помогал в церкви. Мать, естественно, пыталась его останавливать, и ей доставалось в первую очередь, хотя и исключительно словесно – он её пальцем не трогал. Я пытался вести с ним беседы, он со мной соглашался, что так нельзя, но каждый раз история повторялась. К тому же, он в какой-то степени был нездоров. Так что мать плакала очень часто. И вот однажды, я приезжаю, а мне говорят, что он лежит в реанимации: пьяным уснул на работе, упал на печку, и очень сильно обгорел. И никакой надежды на то, что его удастся спасти – нет. А его мать рассказывает, что перед тем как пойти на работу, он вдруг пришел домой к ней, упал на колени, поклонился ей в землю и стал просить у неё прощения за всё. Хотя до этого никогда в жизни не извинялся – протрезвеет и все. А тут вдруг нашло что-то. Ведь он попросил у неё прощения и ушел на работу, не собираясь там умирать. Вот тогда я подумал – так ли это случайно, что он ушел? Мне кажется, что нет. Ведь это было главное, что ему помешало бы предстать перед Богом.

И таких случаев очень много. Вот девочка одна из детдома у нас недавно погибла. Летом пошла в поход, где произошел несчастный случай, и она утонула. И девочки вспомнили, что когда она уходила в поход, прощалась. «Я, говорит, чувствую, что вас вижу в последний раз». Тогда все посмеялись, а потом… Так что, очень много таких моментов, когда понимаешь, что все мы ходим под Богом, нас отзовут туда. И вот это успокаивает, потому что это подтверждение того, что жизнь не заканчивается, что нас туда просто отзывают. Это, мне кажется, и есть секрет правильного отношения к смерти. Верить по-настоящему, что смерть не есть смерть, а логическое продолжение того, что началось здесь.

– Батюшка, а как насчет нашей человеческой натуры, когда мы должны радоваться, но все равно переживаем?

– Я тоже всегда над этим думал, почему?

Опять мы возвращаемся к вопросу веры. Почему мы не радуемся, почему мы скорбим, даже в том случае, когда мы очень верующие люди? Почему своя смерть нам не кажется такой радостью, как это было у первых христиан? Они с радостью шли на муки и смерть, понимая, что входят в подлинную жизнь.

Есть такой святой – Игнатий Богоносец, который был приговорен к смерти императором Трояном, и отправлен на растерзание зверям на арене цирка. Житие Игнатия Богоносца было для меня особенно интересно, потому что многие жития дошли до нас уже в пересказах и не всегда понятно, где подлинный момент, а где легендарный, додуманный людьми. А от Игнатия Богоносца до нас дошли письма, которые он писал, когда его отправляли на казнь. Его вели несколько месяцев, потому что приговорен он был в Антиохии (на территории нынешней Сирии), а казнь должна была состояться в Риме. И вот он шел, много месяцев в сопровождении конвоя солдат. А ведь он был епископом города Антиохии и его все знали. Поэтому на протяжении всего пути, во всех городах его встречали христиане, и ему разрешали встречаться и беседовать с ними. И по дороге он писал письма. Эти письма до нас дошли, и они потрясают. Это пишет человек, который знает, куда его ведут, на что его ведут. Некоторые его письма носят административный характер, богословский, где он разъясняет важные вещи. А в некоторых письмах он касается того, что его ждет. И он больше всего боится, что что-то случится, и он избежит казни. А он очень её хочет и считает, что это самый прекрасный момент его жизни. Всю свою жизнь до этого он называет подготовкой к этому моменту, а скоро наступит подлинный триумф, самый высший и счастливый миг – когда его выведут на арену цирка и спустят на него львов. И побег ему предлагали устроить по пути. Но он был, повторяю, не рядовым членом церкви – очень высокопоставленным епископом. И вот он пишет: «Я вас умоляю, не делать этого. Не проявляйте ко мне неуместной любви, потому что если вы меня действительно любите, правильной любовью, вы не помешаете мне сделать то, чего жаждет испытать душа моя. И у него есть удивительные поэтические слова. Он говорит: «Я пшеница, которая должна стать хлебом. Вот есть пшеница и есть хлеб, но чтобы стать хлебом, надо эту пшеницу сначала перемолоть в муку. И я пшеница, а зубы этих львов будут мельницей, которая перемелет меня в муку, чтобы я стал хлебом Божьим». И он говорит, что «я еще не начинал жить, а в тот момент, когда эти львы бросятся на меня, тогда и начнется, наконец, моя настоящая жизнь, к которой я стремился». Вот это правильно христианское отношение к смерти.

Другое дело, что вера – это такая вещь, которая находится не в категории «либо она есть, либо её нету». Она имеет очень много градаций. Это как огонь – может быть маленькая искорка, а может быть пламя. Так и здесь, мне кажется, в какие-то моменты, любой из нас может переживать такие подъемы веры, когда он на все способен. А в какие-то моменты она не совсем угасает, но настолько слабеет, что можно сравнить её действительно с тлеющим-тлеющим угольком. Человек, конечно, помнит о Боге, но при этом вера не греет его, она просто есть.

Сейчас выходят книжки о новомучениках, которые погибли уже в XX веке. Книги со свидетельствами о том, как они умирали, как их вели на расстрел – священников в лагерях, например. И вы знаете, удивительно, но я очень мало видел случаев, чтобы они с радостью шли на расстрел. В основном они молятся, но плачут. Очень часто по глазам текут слезы, и если их освобождают – они радуются искренне. Я думаю – почему так? Это понятно, если я умираю, не зная, куда пойду – в рай или в ад. В этом случае можно еще сомневаться. Но эти люди должны быть уверены, что они умирают за Христа. Лучшей смерти нет. Так почему они плачут, почему они боятся, почему они мучаются, всю ночь молятся, страдают? Но потом я для себя это объяснил очень просто. Человек существо не только духовно-телесное, человек это все-таки еще и животное. А для всего живого присущ инстинкт самосохранения. И он действует, он не поддается контролю нашего разума. Смерть, в любом случае, противна всему нашему естеству, и поэтому что-то мучает.

Сам Иисус Христос в Гефсиманском саду мучился и страдал. Он, который знал Отца небесного, терзался и мучился, и кровавый пот капал с него в Гефсиманском саду. А всё потому, что смерть – противна. Я имею в виду сам момент умирания, а не то, что за ней последует. Но тело все равно умирает, а тело – это часть меня, в любом случае. Оно мое, пока я живу, мы с ним соединились. Душа и тело живут не отдельными самостоятельными жизнями, а смерть – это болезненный процесс отделения души от тела. Поэтому понятно, что для человека естественно воспринимать смерть как что-то пусть временное, но ужасное и болезненное.

Теперь то, что касается смерти наших близких людей. Здесь тоже все понятно. Ведь мы же расстаемся. А ведь если я какого-то человека люблю, то любовь заключает в себе радость общения с ним. Любовь – это когда мы уже в чем-то стали одним целым с этим человеком. И, в конце концов, если я человека люблю, и он просто уезжает куда-то далеко – разве я не буду страдать от того, что он уехал? И даже если я знаю, что он уехал туда, где ему будет гораздо лучше, чем здесь, и я могу радоваться за него, но эта радость все равно будет растворена горечью и печалью оттого, что я не смогу с ним общаться. Не смогу с ним разговаривать, не смогу видеть его улыбку, чувствовать его рукопожатие – все проявления близости, без которых любовь немыслима. Я верю, что он живет, но мы с ним расстались.

И поэтому, я думаю, есть разница между скорбью верующих и неверующих, когда человек умирает. Для неверующего человека эта скорбь абсолютно безысходная. Ведь я тоже был неверующим, очень давно, и сейчас мне даже страшно представить, как можно было жить, осознавая чужую смерть как конец. Что это все, ноль, что есть только гниющий труп и больше ничего. Память, а что память? Сегодня помню, завтра забуду. Жутко, как это безысходно.

Для верующего человека это тоже больно, потому что он понимает, что это расставание. Пройдет время, пока я не приду туда, к нему.

Поэтому скорбь есть в любом случае, но она разная. Её главное отличие, можно объяснить образно. Три друга, которые друг друга очень любят, должны расстаться. Один из них уезжает куда-то далеко и первому говорят: ты его не увидишь больше никогда, а второму говорят: ты его не увидишь очень-очень долго, но когда-нибудь все-таки увидишь. Мне кажется, и тот, и другой будут плакать и скорбеть, но второй все-таки отчаиваться не будет, потому что он знает, что они когда-нибудь встретятся.

– Батюшка, если говорить о надежде на встречу после смерти, то появляется сомнение – состоится ли эта встреча, если есть вероятность попасть в разные места иного мира?

– Все что «там» – это все-таки тайна, и у нас нет абсолютно точных инструкций о том, что нас ждет после смерти. Есть разные ответы на этот вопрос. Мне очень близка такая мысль, что если какой-то человек спасается, то вместе с ним спасаются все те, кого он любит. Даже если эти люди сами по себе не заслужили спасения. Как говорит владыка Антоний, есть такие слова очень хорошие: «Господи, я знаю, что этот человек совершенно не достоин царства Божьего, но мы-то с Тобой друзья. Ради нашей дружбы возьми его к нам, ведь я и с ним тоже друг». И мне кажется, это очень верно, потому что я не смогу быть счастлив, если тот человек, которого я люблю, будет в аду. Какой мне рай-то будет, в конце концов.

Есть, правда, и другое мнение – что мы «там» просто забудем о нем. Находясь в Царстве Божьем и видя то блаженство, человек просто забудет все. Из его памяти просто сотрутся все эти люди.

Но этот второй вариант мне не нравится. Потому что это означает, что я их не любил. Ведь если я действительно люблю человека, я его не забуду.

Ведь любовь это не просто состояние или чувство, любовь это сам Бог. Если я люблю человека, который может даже этого и не заслуживает по каким-то понятиям, это значит, что Бог меня с ним связал.

Именно поэтому я думаю, что, спасаясь, человек, действительно делает нечто большее. Если говорить словами Серафима Саровского: «Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи». Это из этой же области.

И если внецерковная философия или этика говорят о том, что надо менять мир в лучшую сторону, то христианство с самого начала говорило: «Спаси себя». Но, помню, в школе нас учили, что самосовершенствование – это эгоизм, ведь ты только себя совершенствуешь, а остальное оставляешь в стороне. Церковь говорит, что это не так – в той мере, в какой я устремляюсь к Богу, я тащу за собой всех тех, кто так или иначе ко мне привязался.

Кстати, детей очень интересует, а спасутся ли животные – кошки, собаки. Я читал, по-моему, у Владимира Лосского о том что, спасаясь, человек привносит вместе с собой в царство Божье все те ценности, которые были с ним. И поэтому я детям так объясняю: что касается диких животных – не знаю, но если у вас была собачка и вы её очень сильно любили, то неужели Господь не сделает так чтобы и там, в вечной жизни, она была вместе с вами? И это я говорю про собачку, а человек, даже самый плохой, в глазах наших должен быть выше любой животного, выше самой хорошей собачки. Поэтому я верю в то, что не будет таких ситуаций, что вы в одном месте, а человек, которого вы любите, – в другом. Вы будете либо вместе в аду, либо вместе в раю.

И именно в этом сила молитв в церкви, именно в этом их значение. Почему такое огромное значение имеют родительские субботы, когда люди молятся за усопших? Я зрительно это себе представляю, как некую паутину, в хорошем смысле, когда один светлый человек, тащит за собой тех, кого он любит, они за собой, соответственно, тащат тех, кого они любят. А в результате очень многие попадают в эту хорошую спасительную паутину не в силу своих качеств, а в силу того, что их полюбил кто-то спасающийся.

И если человек был последний пропойца, но его хоть кто-то любит, то это говорит о том, что в его жизни не все было черным. Мне кажется, что погибнут, в вечные муки войдут, на самом деле, немного людей. Это будут действительно те люди, которые до такой степени отвратительно прожили свою жизнь, что не оставили на земле ни одного человека, который бы мог от сердца за него помолится и попросить у Бога. Я думаю таких людей мало, на самом деле.

– Как бы эта мысль не расслабила тех, кто прочитает интервью, о том, что можно не особо стараться заботиться о своей душе, все равно же будет кто-то меня любить, и в рай я попаду.

– Во-первых, Церковь православная никогда не смотрела на рай и ад как на белое и черное. Тут очень много градаций, как в поэме Данте, есть круги ада, так и у рая, тоже есть круги. Как есть очень много степеней блаженства, и также много степеней страданий.

Потому что в земной жизни есть люди, которые счастливы, но по-разному. Кто-то на вершине, кому-то просто хорошо, а кому то «так». Спросишь: – «Счастлив?» – «Нет, не особо счастлив» – «Горе какое-то?» – «Да нет, жизнь идет и идет».

Я думаю, что степень блаженства – это степень близости к Богу. Чем ближе к Богу, тем светлее. И в этом смысле, мне кажется, что блаженство разное, так же как и мука. Я не могу себе представить, что вечная мука для всех одинакова. Для кого-то мука будет состоять в том, что не будет у него возможности войти в Царство, хотя муки как таковой никакой не будет. Но святые отцы говорят, что в этом и есть самое большое страдание. Потому что если я кого-то люблю и не могу с ним встретиться, то меня никто не мучит, но это мучительно. Я не могу туда войти, здесь живи и все, живи вечно, живи хорошо, но за эту дверь тебе войти нельзя.

Христианское отношение к смерти

Для христианина смерть — великое таинство. Она — рождение человека из земной, временной жизни в вечность.

В то же время — «что для человека всего ужаснее? — пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский.

Настоящее христианское отношение к смерти основано на осознании критической разницы между жизнью этой и грядущей. Митрополит Московский Макарий (Булгаков) говорит: «Смерть есть предел, которым ограничивается время подвигов для человека и начинается время воздаяния, так, что по смерти невозможно ни покаяние, ни исправление жизни. Эту истину выразил Христос Спаситель своею притчею о богатом и Лазаре, из которой видно, что тот и другой немедленно по смерти получили воздаяние, и богатый, как ни мучился во аде, не мог освободиться от своих страданий».

Однако по отношению к смерти иногда можно наблюдать бесстрашие у тех, кто не верит в Бога. Святитель Игнатий Брянчанинов объясняет это тем, что всякий человек, не сознавая того, чувствует бессмертие своей души и поэтому подсознательно не считает смерть реальностью. «Бесстрашие протестантов и неверующих перед лицом смерти — это прямое следствие неосведомленности о том, что их ожидает в будущей жизни и что можно сделать сейчас, чтобы подготовиться к ней. По этой причине истинные опыты или видения загробной жизни потрясают до глубины души и, если человек не вел ревностной христианской жизни, изменяют его жизнь до конца дней».

По маловерию некоторые из христиан бывают заражены взглядом на смерть безбожного мира, который считает смерть величайшим из бедствий и даже надеется, что некогда она, может быть, будет преодолена наукой.

Когда молятся в церкви о даровании нам «христианской кончины живота нашего» — молятся о даровании нам возможности подготовки к смерти, покаяния перед ней и причащении Святых Таинств перед смертью. Господь говорит: «В чем застану, в том и сужу». Здесь указывается на возможность того, что смерть застанет нас в такой момент, который будет решающим для нашей судьбы в вечности. Хорошо, если смерть застанет нас за добрым делом — в молитве, в состоянии покаяния и примирения со всеми людьми и т. д. Очевидно, что душу нашу постигнет тогда, по словам Господа, светлая участь.

Обычно людям Бог не открывает часа их смерти, так как им это не полезно. Об этом так пишет преподобный Варсонофий Великий одному состоятельному больному, спросившему его о том, будет ли он жив или умрет, — раздавать ли ему свое имение или делать это еще рано: «Если я скажу, что ты умрешь, то спасение твое будет как бы вынужденным; потому что, видя себя в узах смерти, ты, как бы по необходимости, откажешься от своего имения. А если ты надеешься еще долго жить, и, пожелав спастись, утвердишь мысль твою во благом (т.е. раздать имение), то и хотя тотчас умрешь, спасение твое будет по твоей доброй воле».

Все святые и подвижники благочестия искали памяти о смерти и старались пользоваться всеми средствами, чтобы укрепить ее в себе. Память о смерти, как и все другие добродетели, есть Божий дар душе, и усвоение этой памяти есть великое приобретение для христианина. Священник Александр Ельчанинов пишет: «Многое облегчилось бы для нас в жизни, многое стало бы на свое место, если бы мы почаще представляли себе всю мимолетность нашей жизни, полную возможность для нас смерти хоть сегодня. Тогда сами собой ушли бы все мелкие горести и многие пустяки, нас занимающие, и большее место заняли бы вещи первостепенные».

Помня о возможности каждодневной внезапной смерти, нам легче будет в согласии с советом святых отцов, проводить каждый день, как последний день нашей жизни, в страхе перед Богом и в служении ближним. Обычно, человек гонит от себя мысль о физической смерти, и, в сущности, почти каждый день живет так, как будто бы ему одному из всех людей было даровано физическое бессмертие. На пути жизни духа человек должен, прежде всего, окончательно преодолеть эту иллюзию и уметь всегда смотреть правде в глаза и верить лишь в бессмертие души.

Но не только о близости своей смерти должны мы думать: мы должны предполагать, что и наши ближние и друзья могут быть взяты смертью сегодня же или что мы видимся с ними последний раз в жизни. Если мы это почувствуем сердцем, то мы всегда будем относиться к ним с любовью, лаской, нежностью, а когда надо — с терпением. Известно, как переживаются невнимательность и пренебрежительность к людям, которые затем внезапно ушли из жизни. Такие случаи черствости сердца непоправимы и вспоминаются всегда с горьким сожалением. Поэтому в отношениях с людьми — безразлично, близкими или дальними — надо всегда думать, что мы говорим с ними в последний раз, служим им перед самой их смертью, и что следующая наша встреча будет уже перед Престолом Всевышнего Судьи. И, как важно, какова была у нас последняя встреча, под впечатлением которой наш ближний будет свидетельствовать о нашем к нему отношении.

К часу смертному святые и праведники готовились как к самому важнейшему и решающему моменту для человеческой души. И если человек чувствует, что в нем еще силен грех, что над ним еще имеет власть темная сила, он не может не бояться смерти. Но если сердце живет любовью ко Христу, то смерть должна уже не пугать, а манить к себе: душа христианина, как невеста, должна стремиться к встрече со своим Женихом-Христом. Она должна радоваться при надежде на скорое свидание со своими любимыми покровителями из числа святых Торжествующей Церкви и возможность увидеть их славу. Об этом пишет преподобный Исаак Сирин: «Человек, пока в нерадении, боится часа смертного, а когда приблизится к Богу, боится встречи суда, когда же всецело подвинется к Богу вперед, тогда любовью поглощается тот и другой страх». Так достигается бесстрашие в отношении смерти тела.

Отношение христианина к приближению смерти является показателем его духовной зрелости. Как прискорбно бывает смотреть, когда умирающий христианин упорно не хочет примириться с сознанием приближающейся смерти — призывает одного доктора за другим, хватается за всевозможные лекарства и с отчаянием стремиться лишь к тому, как бы продлить жизнь тела.

Бывают, однако, случаи, когда память смерти сопровождается такими чувствами, которые неполезны душе. Об этом так пишет игумения Арсения: «Хорошо иметь память о смерти, но с разумом — когда она служит к отречению, к умилению, к сокрушению духа, к смирению. Если же она производит уныние, то и самая память смерти будет вести не ко спасению, а к погибели. Во время уныния полезнее иметь память милости Божией, Его благодати, Его дарований, благодеяний. Все хорошо в свое время, а не вовремя и самое хорошее может послужить во вред». Здесь, впрочем, говорится о редких исключениях.

Основным же случаем является необходимость для всякого христианина постоянной памяти о возможной близости смерти. Нужно знать, что этого не терпят наши враги — темные силы. Архиепископ Варлаам (Ряшенцев) говорит: «Памяти смертной враг боится больше всего, больше чем молитвы, и все свое лукавство употребляет на то, чтобы отвлечь человека от этой памяти, увлекая чем-либо земным».

Опасности неправильного отношения к смерти

Каждому возрасту присущи свои страхи по отношению к смерти и соответствуют свои попытки по преодолению этих страхов.

В детстве каждый ребенок однажды нахмурится и спросит: «А я умру?» Каким бы ни был ответ родителей, он вскоре отвлечется и забудет об этом, ведь ничто не напоминает о неизбежном конце. Незрелая психика ребенка, незнакомого с христианством, может быть повреждена преждевременным знанием о прекращении земного существования. Отсутствие перспективы жизни пагубно для детей. Ребенок обращен в будущее по своей изначальной природе. Но если это будущее его страшит, то отсутствие перспективы является для ребенка не просто трудностью, но сильно травмирует его сознание. Конечно, дети из неверующих семей верят в «живую воду», в псевдонаучные теории об открытии бессмертия или фантастические путешествия со сверхсветовой скоростью, благодаря которым можно остановить время и не умирать. Особенно детская душа жаждет вечности и бессмертия. И это следствие не недоразвитости ребенка, а чистоты его души, которая бессмертна.

В тех семьях, в которых ребенок болен неизлечимой болезнью, от которой умирают, или ему предстоит тяжелая операция, родители переосмысливают свою жизнь. Многие из родителей приходят к вере, крестятся, крестят своих детей, начинают вместе молиться, читать с ребенком

Евангелие, жития святых. Те из людей, которые работают в больничных храмах, знают и много случаев чудесных исцелений детей, совершившихся по вере родителей с Божией помощью.

Страдание во время тяжелых болезней и ребенка делают взрослее. В этом состоянии он очень нуждается в нашем внимании, в нашей беседе с ним, особенно на темы Евангелия. Потому что Евангелие говорит нам о победе жизни над болезнями и смертью, говорит нам о Христе, о Том Кто является источником жизни, радости и счастья.

Беседовать с ребенком легче всего, потому что у ребенка еще нет каких-то предрассудков или ложных стереотипов, но беседовать с ним нужно абсолютно искренне и с максимальной любовью. Дети очень хорошо чувствуют фальшь, а вот простить неискренность или даже раздражение, тем более холодность, им очень трудно, потому что у них у самих, в отличие от взрослых, всего этого еще нет. Ребенку не нужно много объяснять. Если есть настоящая любовь, он просто будет брать с вас пример.

Какие страхи и проблемы с вопросом о смерти возникают у молодых людей?

Прежде всего, пугает неизвестность. У людей, вышедших из детского возраста, страх неизвестности может быть более тяжелым, чем представление о смерти как уничтожении всего. В последнем ложном утверждении есть некоторая определенность, которая к тому же поддерживалась идеологией атеизма.

Возможен и другой вид страха. Это тревога отделения, когда человек точно знает, что придется расстаться с этим миром, где все привычно и знакомо, с любящими людьми. И если с первым страхом — с неизвестностью, человек борется с помощью знания и науки, которая «доказала», что загробного мира нет, то со вторым страхом — с «точным знанием, что все мы умрем», человек, как это ни парадоксально, борется незнанием. Умом человек, конечно, понимает, что когда-нибудь умрет, но в то же время. не знает этого. Вернее, хочет не знать. Он убегает от знания.

Как можно ощущать себя, зная, что рано или поздно тебя не будет? Как жить, творить и действовать в мире, зная, что все закончится для тебя? Наука, культура, идеология не дают ответов. Человек остается со смертью один на один. Ничто не спасает его, даже «глубокомысленные» рассуждения, типа «когда ты есть — смерти нет, когда смерть наступила — тебя уже нет».

Итак, мир бежит от смерти. В этом беге молодежь впереди.

Рассмотрим некоторые молодежные мифы, благодаря которым сформировалось неправильное отношение к смерти.

Культ хиппи. Здесь — безграничное принятие всего и вся. Все равно — и добро и зло, что сверху, что снизу — все одинаково, все принимается, каждому свое. И абсолютная вседозволенность. Однако от подлинной духовной христианской любви идеология хиппи отличается отвержением любой ответственности. Насколько легко тебя приняли, столь же легко от тебя отвернутся. Даже твоя смерть пройдет незамеченной — ведь никто не плачет об увядшем растении.

В романтическом ореоле предстает образ рокера-байкера. Это воин на ревущем мощном мотоцикле. Мифологически он рыцарь. Он утрированно мужественен и верен закону стаи «ночных волков». Страх смерти здесь презирается, о разбившихся лихих наездниках слагаются легенды. Смерть здесь привлекательна и романтична, а жизнь имеет смысл лишь тогда, когда ты подчиняешься неписанным законам чести. Твоя личность значима лишь настолько, насколько ты соответствуешь несложному кодексу поведения: выглядишь круто, ездишь быстро. До глубины твоих переживаний никому нет дела.

Панк-культура. Опьяняющий нигилизм, абсолютное непризнание любых ценностей, развенчание кумиров. К смерти здесь отношение соответствующее: «мол, туда и дорога, все равно нет будущего».

Различные элитарные движения. Страх смерти здесь блокируется разработанной системой «приличного» поведения. Отношение равнодушное — лишь бы смерть была «красивой».

Следующий молодежный миф, отзвуки которого присутствуют во всех субкультурах — «хорошо умереть молодым». Это может быть не только самоубийство, но и медленное уничтожение себя наркотиками.

Когда человек достигает зрелого возраста, он обычно отходит от юношеских увлечений, оставляет романтизм и попадает в сети функционального мира. Он озабочен тем, чтобы поудобнее устроиться в этом мире. У него нет времени остаться наедине с собой, его преследует призрак незавершенного дела, упущенной возможности. Все это может оказаться дополнительным грузом у человека, умирающего в зрелом возрасте.

Мы видим, что для многих жизнь становится бегством от смерти. Так человек бежит от самого себя, от подлинной близости с другими, от правильных взаимоотношений с Богом. Это бег через овраги соблазнов, через барьеры карьеры, через кустарники страстей. Но от себя не убежишь. Критерий правильного устроения души или, что одно и то же, духовной зрелости — осознанное принятие факта собственной конечности.

Благодаря прогрессу техники реанимации непрерывно возрастает число людей, переживших состояние клинической смерти.

Были предприняты попытки проведения систематического опроса людей, переживших клиническую смерть, об опыте, пережитом ими на грани жизни и смерти. Результат был поразительным. Рассказы людей, переживших посмертный опыт, содержат много общего. Они говорили о выходе из тела, о встрече с умершими близкими, о присутствии некоего «света» и т. п. Достоверность этих фактов теперь общепризнанна.

Возникает вопрос: можно ли для поддержания и укрепления умирающих широко использовать эти современные наблюдения?

Интересно, что ответ на этот вопрос мы можем найти в предании Древней Церкви. Оказывается, христианская древность имела подобные свидетельства о переживании посмертного опыта. Киево-Печерский Патерик, например, рассказывает нам о преподобном Афанасии Печерском (память 2 декабря), который на третий день восстал из гроба. Сколько ни просили преподобного Афанасия открыть что-нибудь о жизни за гробом, он ничего не рассказывал, а только заметил: «Если я скажу вам, вы не поверите мне и не послушаете меня. Кайтесь всякий час и молитесь Господу. Дальше же не спрашивайте меня, но, молю вас, простите». Сказав это, он затворился в пещере, где провел еще двенадцать лет.

Это свидетельство преподобного еще раз говорит нам о том, что посмертный опыт уникален. В основном он помогает изменить жизнь и свое отношение к смерти — пережившим этот опыт и тем исследователям, которые очень близко соприкасались с этими людьми.

После ознакомления с современными книгами о потусторонней жизни после смерти у читателя создается впечатление, что смерть совершенно не страшна, что человека, перешедшего в «тот» мир, автоматически ожидают приятные ощущения умиротворенности, радости и пребывание во вселюбящем и всепрощающем Свете; что поэтому нет различия между праведными и грешными, верующими и неверующими. Это обстоятельство заставило некоторых христианских мыслителей насторожиться и отнестись с недоверием к такого рода литературе. Стали спрашивать: «Не являются ли эти видения света хитрым дьявольским обольщением, направленным на усыпление бдительности христиан? — Живи, как хочешь, все равно попадешь в рай».

В этих рассказах есть некоторая опасность. Главная проблема состоит не в самих посмертных видениях, а в их интерпретации врачами и психиатрами, далекими от христианства.

Действительно, далеко не все временно умершие удостаиваются видеть Свет. Есть основания предполагать, что многие люди иногда сознательно, а иногда несознательно умалчивают о своих неприятных посмертных видениях. В рассказах самоубийц как раз нет ничего светлого в посмертных видениях.

Вот несколько современных рассказов, иллюстрирующих потустороннее состояние самоубийц. Один мужчина, горячо любивший свою жену, покончил с собой, когда она умерла. Так

он надеялся соединиться с ней навсегда. Однако оказалось совсем иначе. Когда врачу удалось его реанимировать, он рассказал: «Я попал совсем не туда, где находилась она. То было какое-то ужасное место. И я сразу понял, что сделал огромную ошибку».

Некоторые возвращенные к жизни самоубийцы описывали, что после смерти они попадали в какую-то темницу и чувствовали, что здесь они останутся на очень долгий срок Они сознавали, что это им наказание за нарушение установленного закона, согласно которому каждому человеку надлежит претерпеть определенную долю скорбей. Самовольно свергнув с себя возложенное на них бремя, они должны в потустороннем мире нести еще большее.

За последнюю четверть столетия документировано множество рассказов людей, переживших клиническую смерть. Значительный процент этих рассказов включает описание того, что люди видели поблизости от места своей кончины. В большинстве случаев души этих людей еще не успели побывать в раю или в аду, хотя иногда созерцали эти состояния.

Как более древние рассказы в религиозной литературе, так и современные исследования врачей-реаниматоров подтверждают учение Священного Писания о том, что после смерти тела какая-то часть человека (назовите ее, как хотите — «личность», «сознание», «Я», «душа») продолжает существовать, хотя и в совершенно новых условиях. Это существование не пассивное, потому что личность продолжает мыслить, чувствовать, желать и т. д., — подобно тому, как она это делала во время своей земной жизни. Понимание этой изначальной истины исключительно важно, чтобы правильно строить свою жизнь.

Однако далеко не все заключения врачей-реаниматоров следует принимать за чистую монету. Иногда они высказывают мнения, основанные на неполных, а иногда и на неправильных сведениях. Христианину надо все, относящееся к духовному миру, обязательно проверять учением Священного Писания, чтобы не запутаться в сетях философских построений и личных мнений авторов книг, которые пишут на эту тему.

Главная ценность современных изысканий в вопросах жизни после смерти состоит в том, что они независимым и научным путем подтверждают истину бытия души и загробной жизни. Кроме того, они могут помочь верующему человеку лучше понять и подготовиться к тому, что он увидит непосредственно после своей смерти.

Наряду с христианским учением о спасении человека во Христе, существует ложное учение о перевоплощении, которое не требует от человека особого подвига жизни и изобретено людьми для некоторого самоуспокоения.

Это учение привлекает к себе приверженцев тем, что, с одной стороны, оно обещает своего рода «бессмертие» души (в его примитивном языческом виде), а с другой стороны, отрицая верховного Судью над людьми и наказание в аду, оно освобождает грешника от чувства ответственности и страха за свои неблаговидные поступки. Логичный вывод из этого учения тот, что если человек и нагрешит в этой жизни, то в следующем своем перевоплощении он сможет поправить дело. После неограниченного цикла перевоплощений каждый человек в конце концов достигнет того же конца, что и остальные люди: слияния с абсолютом. Разница лишь в количестве циклов.

Кроме того, учение о перевоплощении дает возможность объяснить и оправдать любые страсти и даже преступления человека. Например, если содомит чувствует влечение к другим мужчинам, то это, очевидно, потому, что в одной из своих «прежних жизней» он был женщиной. Если жена изменяет своему мужу, то это, вероятно, потому, что ее любовник был ее супругом в какой-то другой жизни. И так далее.

Помимо того, что это учение есть сплошной ничем не доказуемый вымысел, оно при некоторой кажущейся привлекательности в действительности ужасно мрачно. Во-первых, что собственно перевоплощается после смерти человека? Очевидно, это не та душа, которую мы отождествляем с нашим «Я». Ведь наше «Я» сознает себя единым и непрерывным существом на протяжении всей жизни. Наше «Я» познает, набирается опыта, развивает свои таланты. А тут получается, что весь этот духовный багаж, приобретенный с большим трудом, во время смерти стирается, и человек в своем новом теле должен начинать учиться с нуля: в момент нового воплощения его сознание — белый лист бумаги. Если человек страдает за плохую карму, собранную в прежней жизни, то он никогда не сможет понять, за что именно он наказывается. Ведь он ничего не помнит. Получается, что он несет наказание за дела, совершенные им в состоянии невменяемости, что несправедливо и недопустимо.

Кроме того, если все люди раньше или позже достигнут той же цели, то зачем трудиться или стараться развивать свои добрые качества, делать добро? Да и что это за награда раствориться в нирване, где нет ни мысли, ни чувств, ни воли? К тому же и современные рассказы о жизни после смерти в корне ниспровергают оккультное учение о перевоплощении.

Действительно, во всех случаях, записанных врачами-реаниматорами, душа после смерти продолжала сознавать себя единой с той, которая жила в теле до смерти. Если она хотела вернуться в прежний мир, то лишь для того, чтобы довершить свою незаконченную миссию. Встречаясь с душами умерших родственников, душа временно умершего узнавала в них живые личности, и они в свою очередь узнавали ее. Во всех случаях души умерших сохраняли свое сформировавшееся «Я».

Таким образом, отрицая сохранение личности, учение о перевоплощении отрицает бессмертие вообще и делает человека игрушкой слепых космических процессов. Оно настолько же ложно, насколько пессимистично.