Пять чувств позволяют нам познавать окружающий мир и реагировать наиболее соответствующим образом. За зрение отвечают глаза, за слух – уши, за обоняние – нос, за вкус – язык, а за осязание – кожа. Благодаря им мы получаем информацию о нашем окружении, которая анализируется и истолковывается головным мозгом. Обычно наша реакция направлена на продление приятных ощущений или на прекращение неприятных.
Из всех доступных нам чувств мы чаще всего используем зрение. Мы можем видеть благодаря множеству органов: световые лучи проходят через зрачок (отверстие), роговицу (прозрачную мембрану), затем через хрусталик (орган, похожий на линзу), после чего на сетчатке глаза (тонкая мембрана в глазном яблоке) возникает перевернутое изображение. Изображение преобразуется в нервный сигнал благодаря выстилающим сетчатку рецепторам – палочкам и колбочкам, и передается в головной мозг через зрительный нерв. Мозг распознает нервный импульс как изображение, переворачивает его в нужном направлении и воспринимает в трехмерном виде.
По мнению ученых, слух – второе наиболее используемое человеком чувство. Звуки (колебания воздуха) через слуховой проход проникают к барабанной перепонке и заставляют ее вибрировать. Затем они проходят через окно преддверия – отверстие, закрытое тонкой пленкой, и улитку заполненную жидкостью трубку, раздражая при этом слуховые клетки. Эти клетки преобразуют колебания в нервные сигналы, посылаемые в головной мозг. Мозг распознает эти сигналы как звуки, определяя уровень их громкости и высоту.
Миллионы рецепторов, расположенные на поверхности кожи и в ее тканях распознают прикосновение, нажатие или боль, затем посылают соответствующие сигналы спинному и головному мозгу. Головной мозг анализирует и расшифровывает эти сигналы, переводя их в ощущения – приятные, нейтральные или неприятные.
Мы способны различать до десяти тысяч запахов, некоторые из которых (ядовитые газы, дым) оповещают нас о близкой опасности. Расположенные в полости носа клетки выявляют молекулы, являющиеся источником запаха, затем посылают соответствующие нервные импульсы в мозг. Мозг опознает эти запахи, которые могут быть приятными или наоборот неприятными. Ученые определили семь основных запахов: ароматический (камфорный), эфирный, душистый (цветочный), амброзиевый (запах мускуса – вещества животного происхождения, используемого в парфюмерии), отталкивающий (гнилостный), чесночный (серный) и, наконец, запах горелого. Обоняние часто называют чувством памяти: действительно, запах может напомнить об очень давнем событии.
Менее развитое чем обоняние, чувство вкуса сообщает о качестве и вкусовых особенностях потребляемой пищи и жидкостей. Вкусовые клетки, расположенные на вкусовых сосочках – маленьких бугорках на языке, определяют оттенки вкуса и передают соответствующие нервные импульсы в мозг. Мозг анализирует и идентифицирует характер вкуса.
Как мы пробуем пищу?
Чувства вкуса не достаточно, чтобы оценить пищу, и обоняние также играет очень важную роль. В носовой полости находятся две чувствительные к запахам обонятельные области. Когда мы едим, запах пищи достигает этих областей, которые «определяют», вкусная пища или нет.
Ежедневно на каждого человека обрушивается огромное количество информации. Мы сталкиваемся с новыми ситуациями, предметами, явлениями. Одни люди без проблем справляются с этим потоком знаний и успешно используют его в своих интересах. Другие же с трудом способны запомнить хоть что-то. Во многом такая ситуация объясняется принадлежностью человека к определенному типу по способу восприятия информации. Если она подается в неудобной для человека форме, то ее обработка будет крайне затруднительной.
Что такое информация?
Понятие «информация» имеет абстрактное значение и во многом его определение зависит от контекста. В переводе с латинского языка это слово означает «разъяснение», «представление», «ознакомление». Наиболее часто под термином «информация» понимают новые факты, которые восприняты и поняты человеком, а также признаны полезными. В процессе переработки этих впервые полученных сведений люди получают определенные знания.
Как воспринимается информация?
Восприятие информации человеком — это ознакомление с явлениями и предметами посредством их воздействия на различные органы чувств. Анализируя результат воздействия того или иного предмета или ситуации на органы зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания, индивид получает определенное представление о них. Таким образом, основа в процессе восприятия информации — пять наших органов чувств. При этом активно задействованы прошлый опыт человека и ранее полученные знания. Обращаясь к ним, можно отнести полученную информацию к уже известным явлениям или выделить из общей массы в отдельную категорию. Способы восприятия информации базируются на некоторых процессах, связанных с психикой человека:
- мышление (увидев или услышав предмет или явление, человек, начиная мыслить, осознает, с чем он столкнулся);
- речь (возможность назвать объект восприятия);
- чувства (различные виды реакций на предметы восприятия);
- воля (способность человека организовывать процесс восприятия).
Представление информации
По этому параметру информацию можно разделить на следующие виды:
- Текстовая. Она представляется в виде всевозможных символов, которые, сочетаясь друг с другом, позволяют получить слова, фразы, предложения на каком-либо языке.
- Числовая. Это сведения, представленные числами и знаками, которые выражают определенное математическое действие.
- Звуковая. Это непосредственно устная речь, благодаря которой сведения от одного человека передаются другому, и различные аудиозаписи.
- Графическая. К ней относят схемы, графики, рисунки и прочие изображения.
Восприятие и представление информации неразрывно связаны между собой. Каждый человек старается выбирать именно тот вариант подачи данных, который обеспечит наилучшее их понимание.
Способы восприятия информации человеком
В распоряжении человека есть несколько таких способов. Они определяются пятью органами чувств: зрением, слухом, осязанием, вкусом и обонянием. В связи с этим существует определенная классификация информации по способу восприятия:
- визуальная;
- звуковая;
- тактильная;
- вкусовая;
- обонятельная.
Визуальная информация воспринимается с помощью глаз. Благодаря им в мозг человека поступают различные зрительные образы, которые затем там обрабатываются. Слух необходим для восприятия информации, поступающей в виде звуков (речи, шумов, музыки, сигналов). Органы осязания ответственны за возможность восприятия тактильной информации. Рецепторы, расположенные на коже, позволяют оценить температуру исследуемого объекта, тип его поверхности, форму. Вкусовая информация поступает в мозг от рецепторов на языке и преобразуется в сигнал, по которому человек понимает, какой это продукт: кислый, сладкий, горький или соленый. Обоняние также помогает нам в познании окружающего мира, позволяя различать и идентифицировать всевозможные запахи. Главную роль в восприятии информации играет зрение. На него приходится около 90% полученных знаний. Звуковой способ восприятия информации (радиопередача, например) составляет около 9%, а остальные органы чувств отвечают всего за 1%.
Типы восприятия
Одна и та же информация, полученная каким-либо определенным способом, воспринимается каждым человеком по-разному. Кто-то после минутного прочтения одной из страниц книги может без труда пересказать ее содержание, другой же не запомнит практически ничего. А вот если такому человеку прочитать тот же текст вслух, он с легкостью воспроизведет в памяти услышанное. Такие различия определяют особенности восприятия информации людьми, каждые из которых присущи определенному типу. Всего их четыре:
- Визуалы.
- Аудиалы.
- Кинестетики.
- Дискреты.
Зачастую очень важно знать, какой тип восприятия информации является для человека доминирующим и чем он характеризуется. Это значительно улучшает взаимопонимание между людьми, дает возможность максимально быстро и полно донести нужные сведения до своего собеседника.
Это люди, для которых главным органом чувств в процессе познания окружающего мира и восприятия информации является зрение. Они прекрасно запоминают новый материал, если видят его в виде текста, картинок, схем и графиков. В речи визуалов часто встречаются слова, так или иначе связанные с характеристикой объектов по их внешним признакам, самой функцией зрения («посмотрим», «светло», «яркий», «будет видно», «мне кажется»). Такие люди говорят обычно громко, быстро, активно жестикулируют при этом. Визуалы большое внимание уделяют своей внешности, окружающей обстановке.
Для аудиалов гораздо проще усвоить то, что они один раз услышали, а не сто раз увидели. Особенности восприятия информации такими людьми заключаются в их умении слушать и хорошо запоминать сказанное как в разговоре с коллегами или родственниками, так и на лекции в институте или на рабочем семинаре. Аудиалы имеют большой словарный запас, с ними приятно общаться. Такие люди умеют прекрасно убеждать собеседника в разговоре с ним. Активному времяпровождению предпочитают спокойные занятия, любят слушать музыку.
Кинестетики
Осязание, обоняние и вкус играют важную роль в процессе восприятия информации кинестетиками. Они стремятся потрогать, ощупать, попробовать предмет на вкус. Значима для кинестетиков и двигательная активность. В речи таких людей часто встречаются слова, описывающие ощущения («мягкий», «по моим ощущениям», «хватать»). Для ребенка-кинестетика необходим телесный контакт с близкими людьми. Для него важны объятия и поцелуи, удобная одежда, мягкая и чистая постель.
Способы восприятия информации напрямую связаны с органами чувств человека. Основная масса людей получает знания при помощи зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. Однако типы восприятия информации включают в себя и тот, который связан в первую очередь с мышлением. Людей, воспринимающих окружающий мир подобным образом, называют дискретами. Их довольно мало, причем встречаются они только среди взрослых, так как у детей логика развита недостаточно. В молодом возрасте основные способы восприятия информации дискретами – визуальный и аудиальный. И лишь с возрастом они начинают активно размышлять об увиденном и услышанном, открывая при этом для себя новые знания.
Тип восприятия и обучаемость
Способы восприятия информации людьми во многом определяют ту форму обучения, которая будет максимально для них эффективной. Конечно, нет таких людей, которые бы получали новые знания целиком при помощи одного органа чувств или их группы, например, осязания и обоняния. Все они выступают в роли средств восприятия информации. Однако знание того, какие органы чувств являются у конкретного человека доминирующими, дает возможность окружающим быстро довести до него нужные сведения, а самому человеку позволяет эффективно организовать процесс самообразования.
Визуалам, например, нужно представлять всю новую информацию в читаемом виде, на рисунках и схемах. В этом случае они гораздо лучше запоминают ее. Визуалы преуспевают обычно в точных науках. Еще в детстве они отлично складывают пазлы, знают многие геометрические фигуры, хорошо рисуют, чертят, строят из кубиков или конструктора.
Аудиалы, напротив, легче воспринимают информацию, полученную из устной речи. Это может быть разговор с кем-либо, лекция, аудиозапись. При обучении иностранному языку для аудиалов предпочтительнее аудиокурсы, чем напечатанный самоучитель. Если все же требуется запомнить написанный текст, его лучше проговаривать вслух.
Кинестетики очень подвижны. Им сложно концентрироваться на чем-либо длительное время. Таким людям трудно усвоить материал, полученный на лекции или из учебника. Процесс запоминания будет проходить быстрее, если кинестетики научатся связывать теорию и практику. Им легче обучаться таким наукам, как физика, химия, биология, в которых конкретный научный термин или закон можно представить в виде результата опыта, проведенного в лаборатории.
Дискретам требуется немного больше времени, чем прочим людям, чтобы принять к сведению новую информацию. Они сначала должны осмыслить ее, соотнести со своим прошлым опытом. Таким людям можно, например, записывать лекцию преподавателя на диктофон, чтобы впоследствии прослушать ее второй раз. Среди дискретов много людей науки, так как рациональность и логичность для них превыше всего. Поэтому в процессе учебы им будут наиболее близки те предметы, в которых точность определяет восприятие информации — информатика, например.
Роль в общении
Типы восприятия информации влияют и на то, каким образом с человеком лучше общаться, чтобы он прислушался к вам. Для визуалов очень важен внешний вид собеседника. Малейшая небрежность в одежде может оттолкнуть его, после чего будет совсем неважно, что он говорит. Беседуя с визуалом, нужно уделять внимание своей мимике, говорить быстро с использованием жестикуляции, подкреплять разговор схематичными рисунками.
В разговоре с аудиалом должны присутствовать слова, которые ему близки («послушайте меня», «звучит заманчиво», «это говорит о многом»). Восприятие информации человеком-аудиалом зависит во многом от того, как собеседник говорит. Тембр голоса должен быть спокойным, приятным. Важный разговор с аудиалом лучше отложить, если вы сильно простужены. Такие люди не терпят также визгливых нот в голосе.
Переговоры с кинестетиком нужно проводить в помещении с комфортной температурой воздуха, приятным запахом. Таким людям требуется иногда прикоснуться к собеседнику, так они лучше понимают услышанное или увиденное. Не стоит ждать от кинестетика быстрого принятия решения сразу после беседы. Ему необходимо время на то, чтобы прислушаться к своим ощущениям и понять, что он все делает правильно.
Диалог с дискретом должен быть построен на принципе рациональности. Лучше всего оперировать строгими научными фактами, правилами. Для дискрета более понятен язык цифр.
Зрение слух и осязание важнейшие каналы восприятия информации
Какие есть виды слепоты?
Для лечения суставов наши читатели успешно используют Око-плюс. Видя, такую популярность этого средства мы решили предложить его и вашему вниманию.
Подробнее здесь…
В офтальмологии существуют разные виды слепоты — от полной потери зрения до частичной. В зависимости от причин ухудшения зрения от этого могут пострадать оба глаза или только один из них. Человеческое зрение является основным органом чувств, через который поступает информация от окружающего мира, и его утрата негативно сказывается на качестве жизни и трудовой деятельности.
Частичная или полная слепота не только связана с биологическими патологиями, но и зависит от безопасности рабочего места, домашней обстановки, присутствия контактов с химическими и токсичными веществами. Загрязненная окружающая среда, пестициды в сельском хозяйстве или недостаточное поступление с пищей микроэлементов может привести к частичной или полной слепоте.
Что такое острота зрения, какие бывают отклонения
Острота зрения — это способность глаза различать две фигуры, приближенные друг к другу. При проверке применяют таблицы Сивцева-Головина, состоящие из 12 рядов. Верхнюю строчку в данных таблицах людям с нормальным зрением видно за 50 м, а десятую — за 5 м. Такое зрение обозначают 1,0. Дополнительные строчки (11-12) видны людям со зрением выше нормы, соответственно 1,5 и 2,0, но и это не предел: существуют данные о людях, способных различать лица на расстоянии в 1,5 км.
Ослепнуть может даже человек с идеальным зрением, это обусловлено разными причинами, как врожденными, так и приобретенными. ВОЗ рекомендует проходить профилактический осмотр 1 раз в год. Своевременная диагностика нужна для предотвращения потери зрения. В мире от этого недуга страдают 300 млн людей. В офтальмологии слепотой называют аномалии зрения, при которых человек полностью или частично утрачивает зрительное восприятие.
Патологии, вызывающие ухудшение или потерю зрения:
- Рак глаза.
- Катаракта, помутнение хрусталика в пожилом возрасте.
- Травма глазного яблока или кровоизлияние в мозг.
- Глаукома, повреждение зрительного нерва вследствие повышенного давления.
- Ослабление зрения на фоне заражения ВИЧ или ЦМВ.
- Ретинобластома, часто встречающаяся форма детского рака.
- Ретинопатия, вызванная диабетом.
- Амблиопия. При ней слепота на один глаз возникает, когда мозг подавляет работу органа для получения четкой картинки.
- Косоглазие.
- Инфекционные заболевания, которые могут дать осложнения на органы чувств.
- Наследуемые болезни, вызывающие уменьшения зрения.
- Причина слепоты в аномалии преломления световых лучей.
Возникновение последнего из факторов может вызвать:
- Близорукость. Точка фокуса световых лучей находится не на сетчатке, а перед ней, что мешает видеть удаленные предметы.
- Дальнозоркость. Точка фокуса находится позади сетчатки, и только при возрастной дальнозоркости хорошо различимы удаленные предметы.
- Астигматизм. Нарушение формы хрусталика или глазного яблока, из-за чего у предметов размытые границы или они раздвоены.
Чтобы врач мог поставить правильный диагноз, надо пройти комплексное обследование.
Слепота может быть как врожденной, так и приобретенной. Врожденная слепота возникает при наследственных заболеваниях, внутриутробных дефектах развития плода, отравлениях или инфекциях, перенесенных матерью во время беременности. Она ставится сразу после рождения. Приобретенная слепота возникает при кислородном голодании и родовых травмах, иммунных заболеваниях, диабете, патологиях, влияющих на ЦНС, в том числе и инфекционных, недугах сердечно-сосудистой системы, травмах, отравлениях токсичными веществами и при неправильном питании.
Виды слепоты
Слепота бывает постоянной, когда со зрением произошли необратимые изменения, и временной, когда потеря чувства носит эпизодический характер. Существует много классификаций слепоты, основными из которых являются: по степени падения зрения, по причине возникновения. Для определения болезни выясняют остроту зрения, внутриглазное давление и поле зрения отдельно для каждого глаза.
Классификация по степени падения зрения содержит следующие понятия:
- Профессиональная слепота. При потере зрения невозможно продолжать профессиональную деятельность.
- Неполная слепота. Невозможно четко увидеть предмет, находящийся на расстоянии 3 м, посчитать количество предметов на этом расстоянии.
- Предметная, или практическая, слепота. Присутствует светоощущение, неразличимы очертания предметов.
- Абсолютная слепота. Отсутствуют зрительные сигналы, зрачок не реагирует на яркий свет. Зрительный нерв не передает характеристики предметов, их цвет, размер, расстояние до них.
Существуют категории слепоты, принятые во Всемирной организации здравоохранения.
- первая категория — 10-30% от нормы, одним глазом, с коррекцией очками;
- вторая категория — 5-10% от нормы, одним глазом.
- третья категория — 2-5% от нормы;
- четвертая категория — присутствует только ощущение света;
- пятая категория — отсутствует светоощущение, больные ничего не видят.
По причине возникновения различают следующие состояния:
- Куриная слепота. При уменьшении освещения у больного снижается острота зрения, иногда при наступлении сумерек человек может рассмотреть только размытые очертания или ничего не видит. Нередко возникает ложная куриная слепота из-за усталости глазных яблок, вследствие продолжительной работы за компьютером.
- Снежная слепота. Возникает из-за чрезмерного попадания на глаз ультрафиолетовых лучей, вызывающих отеки роговицы.
- Гемианопсия. Временами в поле зрения появляется черное пятно, мешающее вести нормальный образ жизни. Это тревожный диагноз, требующий немедленного обращения к врачу.
- Скотома. Сниженное поле видимости, присутствуют участки, полностью не воспринимаемые человеком.
- Дальтонизм. Отсутствие восприятия оттенков, доходящее до невозможности отличить основные тона красного, зеленого или синего.
- Кортикальная слепота. Вызвана нарушениями кровотока в затылочной области мозга, является предвестником или последствием инсульта. Проявляется сильнее при стрессовых ситуациях или с приближением ночи.
- Временная слепота. Характеризуется потемнением в глазах, является предвестником серьезных проблем со здоровьем зрительного нерва или затылочных областей мозга.
- Выборочная слепота. Невозможность фиксировать в восприятии определенные признаки предметов, такие как форма, цвет, текстура. Возникает при повреждении головного мозга.
- Слепота, возникшая вследствие приема химических веществ. Чаще всего является необратимой по причине повреждения зрительного нерва в результате интоксикации организма.
Причины для внеочередного обращения к доктору:
- выделения из одного или обоих глаз;
- непроходящее напряжение в мышцах, окружающих глазное яблоко, вне зависимости от степени усталости;
- нервный тик при спокойном эмоциональном состоянии, продолжающийся в течение 1 недели;
- болевые ощущения в веках или глазных яблоках, не проходящие в течение 3 дней;
- постоянные пересыхания глазных яблок, что может свидетельствовать о проблемах с кровоснабжением или грибковой инфекции;
- ощущение постороннего предмета, не прошедшее после промывания глаза;
- боль или давление в задней части глазного яблока, часто является предвестником инсульта;
- частые случаи лопнувших сосудов, что свидетельствует о повышенном внутриглазном давлении.
При походе к врачу измеряется не только острота зрения, но и горизонтальный и вертикальный угол обзора, а также внутриглазное давление. Эти проверки позволят заметить ухудшение до того, как дегенерация станет необратимой. У детей нужна дополнительная подготовка к обследованию.
Последствия слепоты
При значительном снижении зрения больным ощущается отдаление от мира, возникают проблемы с ориентированием в пространстве, появляется невозможность узнать точный размер или расстояние до предмета. Снижение или прекращение трудовой активности приводит к ухудшению жизненных условий. При таком обширном увеличении негативных ситуаций у людей возникают отрицательные эмоции, депрессивные состояния, мысли о неправильности жизни и попытки суицида. При обследовании и принятии решения о степени слепоты используется специальная шкала.
К слепым относят:
- полностью потерявших зрение;
- людей, у которых осталось только светоощущение;
- больных, у которых присутствует остаточное зрение 0,02-0,05 от нормы.
Ослепшему пациенту необходима психологическая помощь, для того чтобы справиться с эмоциональным стрессом. Только помощь врачей, специализирующихся на потере зрения, даст понять пациенту, как подготовиться к изменившимся обстоятельствам.
Когда эмоциональный фон приходит в норму, мозг перераспределяет ресурсы между другими органами чувств, которые берут на себя функции утерянного зрения. Происходит обострение слуха, обоняния и осязания, вследствие чего улучшается ориентация на местности и долговременная память. Увеличиваются аналитические способности, логическое мышление и внимание, благодаря чему ослепшие люди могут ориентироваться в пространстве. Важной составляющей дальнейшего существования является память о визуальных образах различных предметов.
При своевременной диагностике четверо из пяти людей со слепотой могли ее избежать. Для своевременного обнаружения проблемы надо проходить ежегодное обследование у офтальмолога, наблюдать, поступают ли с питанием нужные полезные вещества. А также необходимо следить за личной безопасностью и избегать токсичных воздействий на организм. Необратимыми в офтальмологии считаются нарушения работы зрительного нерва или кровоизлияние в мозг, все остальные заболевания лечатся с разной степенью успешности.
Людям, находящимся в группе риска с предрасположенностью к патологиям, когда существует нарушение зрения (слепота может развиться незаметно), а также получившим травму глаз или затылочных долей мозга, нужно обязательно проходить ежегодную диагностику, обращаться к врачу при обнаружении симптомов ухудшения зрения.
Статья:: Общение 5: Каналы восприятия
Фильтры восприятия
Мир вокруг нас беспределен, а наше сознание такое маленькое. Способности человеческого восприятия ограничены, и нам приходится выбирать наиболее важное, а все остальное – отсеивать. Эта фильтрация происходит на самых различных уровнях – начиная с того, что вы можете совершенно не замечать «ненужных» людей, и заканчивая тем, что вы просто не обращаете внимание на запах книги, находящейся у вас в руках. Мы не можем видеть или слышать абсолютно все, что нас окружает, мы выбираем наиболее важное для нас в этом мире. Нам просто приходится от чего-то отказываться, чтобы не перегружаться. Кто-то читает «Известия», кто-то детектив, и это тоже фильтрация. Человек выбрал то, что ему кажется более важным и интересным, или то, что ему ближе и роднее.
Есть люди, которые находят хорошую работу, друзей и замечательную жену (мужа), и это также связано с тем, что они ищут, а что отсеивают. Есть люди, которые постоянно думают о проблемах, о том, что плохо в этом мире, и они тоже находят это. Мир достаточно велик, и в нем есть все. Нужно только немного направить самого себя, и вы найдете то, что ищете.Если вы пойдете по миру в поисках проблем –
найдете проблемы!
Если пойдете в поисках мастерства –
найдете мастерство!Что ищешь, то и находишь.
Скажите, как можно найти то, чего не замечаешь? Наша голова – весьма полезный и чуткий инструмент, она делает именно то, что вы ей приказываете (не что хотите, а что приказываете). И она совершенно честно ищет то, что вы ей предлагаете найти.
У меня была знакомая семейная пара, назовем их Оля и Юра. Жена говорила про мужа, что он совершенно не замечает детей, они как бы находятся вне его поля зрения. Когда Оля предлагала мужу вспомнить ребенка какого-нибудь общего знакомого, очень часто Юра удивлялся этому; он забывал, что у этого знакомого вообще есть дети. (Правда, стоит отметить, как все переменилось, когда у них у самих родился сын!)
Следующий пример – телевизионное вещание: 5-7 каналов почти по 16 часов в сутки. Кто что смотрит? Одни смотрят исключительно сериалы, другие предпочитают новости, третьи вообще смотрят все подряд, кроме детских передач. Есть еще категория людей, которая телевизор не смотрит, но это та же самая история. Это ведь тоже выделение чего-то. Или отсечение, если хотите. И здесь нет речи о том, что более правильно выделять, а что менее правильно, ведь это личное дело каждого – замечать что-то или нет! Здесь речь идет о том, что мы все время чего-то не замечаем. А может, иногда стоит обратить на это внимание? И наоборот, возможно, мы слишком много думаем о чем-то. А нужно ли нам посвящать этим мыслям так много времени?
И также это совершенно непосредственно касается общения. Люди отбрасывают то, что им не подходит, и берут то, что прошло через их фильтры. Вот о том, как устроено общение, и кто из чего что берет, и как сделать, чтобы все нужное к вам попало, и пойдет рассказ дальше.Каналы восприятия
Один из наиболее важных фильтров – так называемые каналы восприятия: зрение, слух и чувства.
Визуальный (В).
То, что мы видим. Образы, картинки, кино.
Аудиальный (А).
То, что мы слышим. Как речь, так и свист ветра, или звук капающий воды. И, соответственно, интонации, тембр, высота голоса.
Кинестетический (К)
(От «кинес” – «движение”, по-гречески). То, что мы чувствуем. Сюда же относятся Запах и Вкус. То, что мы чувствуем в теле удобно поделить на 3 части:
Тактильные ощущения – ощущения кожи, осязание;
Внутренние – мышечные, ощущения в желудке, тепло;
Метаощущения – оценочные ощущения, которые нам сообщают об отношении, эмоции: радости, любви, счастье, горе и пр.
Метаощущения обычно расположены в районе груди и иногда захватывают шею и голову.Если мы объединим все вместе, то получится:
Зрение (визуальная система).
Слух (аудиальная система)
Вкус.
Запах.
Кожная чувствительность (тактильные ощущения).
Внутренние – мышечные, ощущение в желудке, тепло.
Метаощущения – оценочные ощущения.Я обнаружил некое соответствие с эзотерической моделью человека, в которой мы как бы состоим из семи тел. Так вот, в ней с физическим телом связаны кожные ощущения, с эфирным – внутренние ощущения, тепло, а с астральным – эмоции и чувства. Это просто замечание, из которого я не делаю никаких глобальных выводов. Просто некоторое совпадение моделей, что вообще само по себе заслуживает внимания.
Каждая система восприятия имеет собственные тонкости и особенности. Например, самая скоростная – визуальная. Аудиальная несколько менее быстрая. А кинестетическая самая медленная.
Какая буква в алфавите идет перед «Р»?
Кто сейчас начал проговаривать про себя алфавит? Так нас учили в школе – запоминать алфавит аудиально. А эта система вроде магнитофона – для того, чтобы добраться до какой-то информации, нужно прослушать в голове весь кусок, который находится до нее. Естественно, обычно люди умеют сокращать время прокрутки – увеличивают скорость прослушивания (правда, сильно ускорить не удается – может потеряться содержание), или разбивают на куски. Так, скорее всего, большинство из вас начало проговаривать алфавит не с “А», а откуда-нибудь с середины – например с «И” или «Ж”. Именно поэтому, когда ваш собеседник что-то вспоминает в аудиальном канале, нужно дать ему время прокрутить «пленку» в голове.Каналы восприятия
Итак, как мы выяснили весь чувственный опыт человека можно условно разделить на два мира: внешний и внутренний. Пойдем дальше и посмотрим какого рода информация поступает нам из каждого из миров.
Начнем с внешнего мира. Вполне очевидно, что внешний мир мы воспринимаем через пять органов чувств: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус. Т.е. мы что-то видим, слышим, чувствуем запах, ощущаем что-то кожей и чувствуем вкус. Это по качеству совершенно разные виды информации. Т.е. то, что мы воспринимаем через зрение, никак не сводится к тому, что мы воспринимаем через слух. То, что мы чувствуем как вкус совершенно не похоже на то, что мы ощущаем, как запах.
Эти разные по качеству виды информации, которые мы получаем из внешнего мира, называются каналами восприятия информации.
Многие ли из вас задумывались, а почему у нас именно пять органов чувств? Некоторые люди считают, что есть некое шестое чувство, которое они называют интуицией или экстрасенсорикой. Однако, думаю, то, что ощущают экстрасенсы, хоть и представляется информацией из какого-то неизвестного источника, но все же эта информация будет в одном из пяти каналов, т.е. экстрасенс что-то видит, слышит или чувствует. Хотя я могу ошибаться. Пусть экстрасенсы меня, если что, поправят. Возможно, у них есть действительно какой-то канал информации, который по качеству не сводится к базовым пяти, которые есть у обычного человека.
Так вот, возвращаемся к вопросу: почему у обычного человека именно пять каналов информации и именно такого типа, т.е. зрение, слух, осязание, обоняние и вкус? Ответ такой же очевидный, как и вопрос. Потому, что наше человеческое тело снабжено природой такими органами восприятия, как глаза, уши, кожа, нос, язык. Кожа, нос и язык имеют специальные рецепторы, которые, собственно, и получают необходимую информацию. Мать-природа не наделила нас такими органами чувств, как эхолокация, которую используют летучие мыши. А как насчет ощущения электромагнитных полей земли, которым пользуются перелетные птицы, чтобы точно определять положение точки назначения их перелета?
Как вы думаете, как воспринимает летучая мышь информацию, которая приходит через эхолокацию? Эхолокация – это ориентировка в пространстве по звуку, непрерывно издавая высокочастотные пощелкивания и определяя расстояние до препятствий и добычи по отраженному сигналу. Можем ли мы сказать, что этот канал информации у летучей мыши похож на слух или осязание? А может это принципиально новый вид информации, который не сводится к известным нам пяти: зрению, слуху, обонянию, осязанию и вкусу? А как насчет восприятия птицами электромагнитных полей земли? Скорее всего, это тоже совершенно новый вид информации, который человеку не известен.
Да что там экзотические каналы восприятия у животных. Вообще, не кажется ли вам потрясающим то, что у нас с вами, у человеческих особей, есть такие разные виды воспринимаемой информации? Ведь не дай нам природа, например, обоняния, мы бы понятия не имели, что в мире существуют запахи. Более того, мы были бы уверены, что такого рода информации, как запах, в природе не существует. И, если бы, какая-то раса инопланетян, наделенных рецепторами обоняния, начала бы нам рассказывать про запахи, то мы вряд ли их бы поняли.
Перейдем теперь к внутреннему миру, и рассмотрим, какие там есть каналы информации. Для этого вам нужно всего лишь что-то вспомнить или представить. Например, жаркое лето в Анапе; или прикосновение любимого человека; или запах и вкус маминого пирога. И что же мы видим? А то, что во внутреннем мире все те же пять каналов информации: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус. И мы никак не сможем во внутреннем мире почувствовать то, что мы не можем почувствовать во внешнем мире.
Получается, что весь чувственный опыт, который мы получаем из мира, неважно внутреннего или внешнего, мы воспринимаем через пять каналов, о которых уже неоднократно бы сказано выше: зрение, слух, обоняние, осязание и вкус.
Есть еще, правда, шестой канал. Это чувство равновесия. Его ученые выделяют в отдельный канал. Но здесь можно сказать, что это особый вид осязания. Не столь важно.
В этой книге для удобства мы также будем называть каналы следующим образом: Зрение — визуальный канал. Слух — аудиальный канал. Осязание, обоняние и вкус — все это будет представлять кинестетический канал. Мы объединили три отдельных канала в один — кинестетический — лишь для удобства. Кинестетический канал будет обозначать вид информации, которую можно почувствовать или ощутить.
Прошу еще раз уделить внимание тому факту, что мы видим мир только лишь потому, что у нас есть глаза, а не потому, что в мире существуют цвета. Звуки мы слышим только лишь потому, что у нас есть уши, а не потому, что в мире существуют звуки. Каким был бы для нас мир, если бы у нас не было глаз и ушей, а вместо них была эхолокация и чувство электромагнитного поля земли? Был бы для нас мир таким, как мы его сейчас знаем? Является ли наш обычно воспринимаемый нашими органами чувств мир таким, как мы его воспринимаем, или это всего лишь работа наших органов восприятия?
Правительства Российской Федерации от 15 декабря 1999 г. N 1396 Собрание закон
Зрение, слух и осязание — важнейшие каналы восприятия информации. Понятие о психических процессах (внимание, память, мышление, психомоторика, ощущение и восприятие) и их роль в управлении автотранспортным средством. Внимание, его свойства. Основные признаки потери внимания.
Различные причины отвлечения внимания, в том числе застегивание ремня безопасности или регулировка зеркала после начала движения; настройка радиоприемника или навигационной системы во время поездки; прикуривание или прием пищи; чтение дорожной карты или схемы проезда во время движения; телефонные разговоры или дискуссия в транспортном средстве.
Свойства нервной системы и темперамент. Влияние эмоций и воли на управление транспортным средством.
Психологические качества человека и их роль в возникновении опасных ситуаций в процессе вождения.
Обработка информации, воспринимаемой водителем. Прогноз развития ситуации как необходимый фактор обеспечения безопасности движения. Чувство опасности и скорости. Риск и принятие решений в процессе управления транспортным средством.
Качества, которыми должен обладать идеальный водитель. Ценности и цели водителя, обеспечивающие безопасное управление транспортным средством. Мотивация безопасного вождения. Мотивация власти и ее роль в аварийности.
Тема 2. Основы саморегуляции психических состояний в процессе управления транспортным средством
Психические состояния, влияющие на управление транспортным средством: утомление, монотония, эмоциональное напряжение. Работоспособность. Стресс в деятельности водителя. Нештатные ситуации как фактор возникновения стресса. Приемы и способы управления эмоциями. Контролирование эмоций через самопознание.
Профилактика утомления. Способы поддержания устойчивого физического состояния при управлении транспортным средством. Влияние болезни и физических недостатков, алкоголя, наркотиков и лекарственных препаратов на безопасность дорожного движения. Приемы и способы повышения работоспособности. Нормализация психических состояний во время стресса.
Тема 3. Основы бесконфликтного взаимодействия участников дорожного движения
Общая культура человека как основа для безопасного поведения на дорогах. Этические качества личности. Этика водителя как важнейший элемент его активной безопасности.
Понятие конфликта. Источники и причины конфликтов. Динамика развития конфликтной ситуации. Профилактика возникновения конфликтов. Способы регулирования и конструктивного завершения конфликтов. Возможности снижения агрессии в конфликте.
Практическое занятие по темам 1 — 3
Применение практических методов совершенствования психофизиологических и психологических качеств водителя. Анализ трудностей и успехов в водительской деятельности (примеры из практического обучения вождению обучаемых).
Раздел 2. Основы управления транспортным средством и безопасность движения
Тема 4. Планирование поездки в зависимости от целей и дорожных условий движения
Влияние целей поездки на безопасность управления транспортным средством. Оценка необходимости поездки в сложившихся дорожных условиях движения: в светлое или темное время суток, в условиях недостаточной видимости, различной интенсивности движения, в различных условиях состояния дорожного покрытия. Выбор маршрута движения и оценка времени для поездки. Примеры типичных мотивов рискованного поведения при планировании поездок. Доводы в пользу управления рисками.
Влияние дорожных условий на безопасность движения. Виды и классификация автомобильных дорог. Обустройство дорог. Основные элементы безопасности дороги. Понятие о коэффициенте сцепления шин с дорогой. Изменение коэффициента сцепления в зависимости от состояния дороги, погодных и метеорологических условий.
Понятие о дорожно-транспортном происшествии. Виды дорожно-транспортных происшествий. Причины и условия возникновения дорожно-транспортных происшествий. Распределение аварийности по сезонам, дням недели, времени суток, категориям дорог, видам транспортных средств и другим факторам.
Тема 5. Оценка уровня опасности воспринимаемой информации, организация наблюдения в процессе управления транспортным средством
Три основных зоны осмотра дороги впереди: дальняя (30 — 120 секунд), средняя (12- 15 секунд) и ближняя (4 — 6 секунд). Использование дальней зоны осмотра для получения предварительной информации об особенностях обстановки на дороге, средней для определения степени опасности объекта и ближней для перехода к защитным действиям. Особенности наблюдения за обстановкой в населенных пунктах и при движении по загородным дорогам. Навыки осмотра дороги сзади, при торможении, перед поворотом, перестроением и обгоном. Контролирование обстановки сбоку через боковые зеркала заднего вида и поворотом головы. Преимущества боковых зеркал заднего вида панорамного типа. Способ отработки навыка осмотра контрольно-измерительных приборов. Алгоритм осмотра прилегающих дорог при проезде перекрестков.
Примеры составления прогноза (прогнозирования) развития штатной и нештатной ситуации. Ситуационный анализ дорожной обстановки.
Тема 6. Оценка тормозного и остановочного пути. Формирование безопасного пространства вокруг транспортного средства при разных скоростях движения
Время реакции водителя. Время срабатывания тормозного привода. Безопасная дистанция в секундах и метрах. Способы контроля безопасной дистанции. Уровни допускаемого риска при выборе дистанции. Время и пространство, требуемые на торможение и остановку при различных скоростях и условиях движения. Безопасный боковой интервал. Формирование безопасного пространства вокруг транспортного средства в различных условиях движения (по интенсивности, скорости потока, состояния дороги и метеорологических условий) и при остановке. Способы минимизации и разделения опасности. Принятие компромиссных решений в сложных дорожных ситуациях.
Тема 7. Техника управления транспортным средством
Посадка водителя за рулем. Использование регулировок положения сиденья и органов управления для принятия оптимальной рабочей позы.
Контроль соблюдения безопасности при перевозке пассажиров
Назначение органов управления, приборов и индикаторов. Действия водителя по применению: световых и звуковых сигналов; включению аварийной сигнализации, регулирования систем обеспечения комфортности. Действия при аварийных показаниях приборов.
Приемы действия органами управления. Техника руления.
Пуск двигателя. Прогрев двигателя.
Начало движения и разгон с последовательным переключением передач. Выбор оптимальной передачи при различных скоростях движения. Торможение двигателем.
Действия тормозами, обеспечивающие плавное замедление в штатных ситуациях и реализацию максимальной тормозной силы в нештатных режимах торможения, в том числе на дорогах со скользким покрытием.
Начало движения на крутых спусках и подъемах, на труднопроходимых и скользких участках дорог. Начало движения на скользкой дороге без буксования колес.
Особенности управления транспортным средством при наличии АБС.
Специфика управления транспортным средством с АКПП. Приемы действия органами управления АКПП. Выбор режима работы АКПП при движении на крутых спусках и подъемах, на труднопроходимых и скользких участках дорог.
Тема 8. Действия водителя при управлении транспортным средством
Силы, действующие на транспортное средство. Сцепление колес с дорогой. Резерв силы сцепления — условие безопасности движения.
Управление транспортным средством в ограниченном пространстве, на перекрестках и пешеходных переходах, в транспортном потоке и в условиях ограниченной видимости, на крутых поворотах, подъемах и спусках. Управление транспортным средством в сложных дорожных условиях и в условиях недостаточной видимости.
Способы парковки и стоянки транспортного средства.
Выбор скорости и траектории движения в поворотах, при разворотах и в ограниченных проездах в зависимости от конструктивных особенностей транспортного средства. Выбор скорости в условиях городского движения, вне населенного пункта и на автомагистралях.
Обгон и встречный разъезд.
Проезд железнодорожных переездов.
Преодоление опасных участков автомобильных дорог: сужение проезжей части, свежеуложенное покрытие дороги, битумные и гравийные покрытия, затяжной спуск и подъем, подъезды к мостам, железнодорожным переездам и другим опасным участкам. Меры предосторожности при движении по ремонтируемым участкам дорог, применяемые при этом ограждения, предупредительные и световые сигналы.
Особенности движения ночью, в тумане и по горным дорогам.
Тема 9. Действия водителя в нештатных ситуациях
Условия потери устойчивости транспортного средства при разгоне, торможении и повороте. Основные случаи падения или опрокидывания транспортного средства в движении и в неподвижном положении. Основные приемы обеспечения устойчивости в движении и неподвижном положении. Действия водителя при падении в движении и в неподвижном положении.
Случаи использования падения транспортного средства для выхода из нештатной ситуации и уменьшения тяжести последствий ДТП. Порядок действий при использовании преднамеренного падения. Оценка технического состояния транспортного средства и состояния здоровья после падения.
Способы поднятия транспортного средства и приведения его в работоспособное состояние.
Пользование дорогами в осенний и весенний периоды. Действия водителя при возникновении юза, заноса и сноса. Действия водителя при угрозе столкновения спереди и сзади.
Действия водителя при отказе рабочего тормоза, разрыве шины в движении.
Действия водителя при возгорании и падении транспортного средства в воду.
Антропология чувств
Лекции Марии Пироговской о зрении, слухе, обонянии, осязании, а также боли, тепле и даже таких чувствах, о которых вы и не подозревали
Расшифровка
Мы все знаем, что чувств у нас пять. Откуда мы это знаем? Из здравого смысла или из обыденного языка, который подсказывает нам выражение «шестое чувство» — то есть чувство, которого нет. знает из похода в Эрмитаж с его малыми голландцами, на чьих картинах аллегорически изображаются зрение, слух, обоняние, осязание и вкус. А читал Аристотеля: в трактате «О душе» он рассуждал об ощущениях, которые отличают животных и людей от остального живого мира. Первое отличие заключается в чувстве осязания; еще одной, особой формой осязания является вкус; со вкусом сходно обоняние — оно опосредовано водой или воздухом; наконец, зрение и слух трактуются как возможность воспринимать цвета и звуки. Для Аристотеля зрение — самое важное из чувств, поскольку оно делает возможной фантазию и тем самым отделяет ощущение от мышления, то есть животную душу от человеческой. Так пять чувств стали осмысляться иерархически: наверху — зрение и слух, то есть интеллектуальные высшие чувства; внизу — животные чувства: вкус, обоняние и осязание.
Еще вроде бы говорят о шестом чувстве. И еще есть чувство голода. А равновесие (его еще называют проприоцепцией) — это чувство или нет? А болевой порог? А ощущение температуры? Картина оказывается весьма запутанной. Получается, что, помимо канонических пяти чувств, о которых известно всем, есть еще , знания о которых принадлежат специалистам: медикам, неврологам и так далее.
Допустим, вы пришли в поликлинику к терапевту и начинаете ему рассказывать, чтó и где у вас болит, ноет, жжет и так далее. В момент врач понимает, что с вами происходит, и говорит: «Вот на это, пожалуйста, не обращайте внимания, эти ощущения вам и мне не важны, я не буду на них строить диагноз. А вот на этих ощущениях, наоборот, давайте сосредоточимся». Получается, что мы можем направлять свое внимание на сигналы своего тела и потом полученное знание переводить в слова. А другие телесные ощущения мы, напротив, можем оставлять на периферии и жить с ними в фоновом режиме — так люди, например, привыкают к хронической боли.
У всех нас есть тела, и эти тела оснащены особым чувственным аппаратом, который передает в мозг данные о состоянии внешней среды и самого тела. Кажется, что это епархия нейрофизиологов, неврологов или когнитивных исследователей. Но так ли это? Помимо собственно нейрофизиологических сигналов, мы можем рассматривать чувственное восприятие еще и как некоторый культурный и социальный процесс. Социальные антропологи предлагают рассматривать процесс чувствования или процесс ощущения как социальное явление — подобно религии, родственным отношениям или покупкам в магазине. Сенсорные данные незаметно для нас самих окрашены социальными значениями. То, что и как мы чувствуем, что выделяем как значимое, а что игнорируем, влияет на отношения между людьми.
Например, в нейрофизиологии существует понятие шестого чувства. Это вовсе не интуиция в бытовом смысле, а ощущение собственного тела, его внутренний отклик от суставов, мышц, конечностей, их положения и движения. Шестое чувство — проприоцепцию — в конце XIX века описал английский нейрофизиолог Чарлз Шеррингтон, но попытки назвать, обозначить внутреннее ощущение тела возникали гораздо раньше, еще в ренессансной медицине. Это то, как мы ощущаем свое тело и его движения в пространстве, то есть суставно-мышечное чувство. Обычно мы не рефлексируем над этими ощущениями и замечаем их, только если пошло не так, — только тогда наше внимание фокусируется на этих ощущениях. Например, если по просьбе невролога нам надо стоять на одной ноге или закрыть глаза и вытянуть руки. Или если мы занимаемся танцами или йогой и специально учимся фокусировать внимание на отклике тела (то, что в разных школах йоги называется «быть в теле»). В других, менее удачных случаях внимание будут привлекать поломки соответствующей сенсорной системы. Например, невролог Оливер Сакс в книге «Человек, который принял жену за шляпу» описал случай полной утраты проприоцепции: у его пациентки Кристины из-за полиневрита пропало ощущение собственного тела от макушки до пяток. В качестве компенсации она должна была пользоваться зрением и выстраивать все свои движения заново, обдумывая их последовательность и следя за ними глазами. Из гиперправильных и оттого странных движений и поз Кристины окружающим казалось, что с ней не так: то ли пьяная, то ли еще . Но понять и назвать это «не так» они не могли. Оказывается, сидеть на стуле, стоять, заходить в автобус — это очень сложные операции, которые мы совершаем бессознательно благодаря беспроблемно работающей проприоцепции. Более того, мы совершаем их « то есть в соответствии с нормами телесного поведения, принятыми в нашем обществе.
Другое незамечаемое и редко проблематизируемое чувство — ощущение тепла и холода. Его еще называют термоцепцией. С осязанием из «большой пятерки чувств» оно не связано: за ощущение тепла и холода отвечают особые рецепторы в коже. Например, в разных культурах существуют разные наборы терминов, которыми выражаются градации температуры, и у нас есть представления о приемлемой или неприемлемой температуре тела или дома. Скажем, мы умиляемся скандинавской культуре хюгге, но не отдаем себе отчет в том, что люди ходят дома в красивых вязаных свитерах с оленями потому, что в квартире приемлемой температурой считается 16–18 градусов, а не привычные нам 20–24 (зато мы сразу заметим, если с привычной нам температурой случится: поздно подключат паровое отопление или в середине октября внезапно можно будет ходить без куртки).
Какие-то следы иначе осмысленной термоцепции можно обнаружить в языковых метафорах. Мы говорим о горячих и холодных людях — для нас эти метафоры стерты, но они имели реальный медицинский смысл: в античной медицине температура была присуща каждому из четырех темпераментов и считалась рабочей и постоянной характеристикой человеческого тела. Сообразно температуре, горячим сангвиникам рекомендовались одни лекарства и продукты, а холодным меланхоликам — другие. Если же обращаться к более далекой от нас культуре, можно увидеть еще более затейливые способы включения термоцепции в социальные отношения. Например, у индейцев цоциль, которые живут в мексиканском штате Чьяпас, время и пространство обладают температурными характеристиками. Согласно космологии цоциль, солнце создавало мир четыре раза и три раза разрушало с помощью кипящего дождя; солнце и солнечное тепло служат референтными точками для называния времени суток, месяца и года, а разные точки пространства имеют разную температуру; стороны света называются по силе жары и так далее.
Если вернуться к примеру с терапевтом, то можно сказать, что даже такое несомненное чувство, как боль, может иметь совершенно разные социальные смыслы. Ощущение боли (ноцицепция) есть у всех. На индивидуальном уровне это ощущение может довольно сильно варьировать: это называют болевым порогом — у он высокий, у — низкий. На уровне социума разнообразия не меньше: одни виды боли могут не замечаться, другие положено терпеть, к третьим относятся с большим вниманием. На ситуацию влияет и то, кто испытывает боль и кому на нее жалуются. Представьте себе ребенка в диалоге с родителями, или молодого солдата в диалоге со старшими по званию, или пожилую женщину на приеме у терапевта: представления о том, что такое боль, в каждой из этих ситуаций будут разными. А если перейти на уровень сравнения культур между собой, то контраст будет еще более сильным. Например, американские медицинские антропологи обнаружили, что довольно сложно измерить уровень боли. Инструмент, который используется для измерения, — визуально-аналоговая шкала, которая состоит из условных гримас и цифр от 1 до 10: чем сильнее гримаса, тем больше цифра и тем большую боль человек испытывает. Визуально-аналоговая шкала предполагает универсальный характер боли — однако выясняется, что на оценку сильно влияют социальные характеристики пациента и сама коммуникативная ситуация (разговор с врачом или парамедиками).
В одном исследовании сравнивали восприятие боли у рожениц из Бельгии и Нидерландов. У этих стран общий язык, похожие политические системы и среда обитания. Однако отношение к родовой боли и обезболиванию оказалось разным — до такой степени, что исследователи говорят о двух разных «культурах боли». Что различается, какие факторы могли повлиять на формирование этих разных культур боли? С одной стороны, в этих странах разные религиозные ландшафты. С другой — медицинская помощь устроена В Бельгии преобладает медицинская модель больничных родов: весь процесс происходит под контролем врачей, и боль кажется ненужным осложнением и без того непростой ситуации. В Голландии популярны домашние роды, и боль считается подспорьем для акушерки и самой роженицы — тем самым она нормализуется, женщины в большей степени готовы ее терпеть. То есть социальные и культурные различия дают себя знать и на уровне ощущения боли и коммуникации о ней.
Столкновение разных культур боли и разных языков ощущений можно наблюдать и внутри одного общества. Самый очевидный пример — этнические меньшинства внутри большого общества. Менее очевидный — периоды активного культурного импорта, когда старая, привычная культура боли сталкивается с новой. В качестве примера можно привести Россию конца XVII века (новая прививка западной гуморальной медицины на фоне устоявшегося подхода к телу и болезням, который определялся религиозными воззрениями и верой в колдовство). Здоровьем царя и его ближайшего окружения занимался Аптекарский приказ — это тогдашний аналог Министерства здравоохранения. Он занимался наймом иностранных докторов, комплектованием московских аптек, покупкой импортных лекарств и заготовкой трав. Там же хранились «дохтурские сказки» — своего рода медицинские карточки. Они были составлены во время большой кремлевской диспансеризации 1673 года, когда царь Алексей Михайлович, боявшийся заразы, велел всем ближним боярам подробно описать свои недомогания иностранным докторам. Так один способ описания боли столкнулся с другим: бояре говорили о своих ощущениях, а врачи переводили услышанное на более привычный им язык гуморальной медицины. Результаты получались выразительные: «хипохондрика и оморок», «по сказке больного тараканы в голове, от того глух и оморок», «гортанью и низом лягушки малые шли». Получается, что в XVII веке одни люди мыслили свою телесность в терминах лягушек, сглаза и порчи, а другие — в терминах ипохондрии и других понятий западной медицины.
Ощущением тела, ощущением температуры и боли сенсорные системы человеческого тела не исчерпываются. У нас есть чувство времени (хроноцепция), ощущения голода и жажды, ощущение высоты, разные физиологические рефлексы (например, зуд). К этому примешиваются разнообразные социальные чувства, такие как стыд. Но все эти чувства в разных культурах играют разные когнитивные и символические роли. Этнографические исследования разных культур показывают, что различение основных чувств универсально. Но осмысление чувств, а также их ассоциация (то есть связь друг с другом) в разных обществах разная. И в разные исторические периоды одни чувства как бы усиливаются и выходят на передний план — то есть выдвигаются в социальное пространство. Общество начинает о них думать и уделять им больше внимания, чем остальным. А другие чувства как будто уходят в тень, их статус и возможности не обсуждаются. Все эти различия носят культурный, а не физиологический характер: нельзя сказать, что индейцы амазонской сельвы физиологически обладают более развитым слухом или обонянием, чем обитатели Стокгольма или Москвы. Важно другое: в обществе индейцев и в шведском обществе слух и обоняние будут наделяться разным статусом, будут иметь разный социальный смысл и будут работать в разных сферах. Такие специфические сочетания, когда одни чувства оказываются значимее других, когда поломка одной сенсорной системы может компенсироваться, а поломка другой воспринимается как трагедия, в антропологии называют чувственными конфигурациями.
Если попытаться описать, чем одна конфигурация чувств может отличаться от другой, то получится три варианта. , одно и то же чувство может занимать разные места в культурном универсуме. Что это значит? Грубо говоря, в одной культуре рефлексия по поводу сенсорных данных будет большой, а в другой — маленькой. Например, в одной культуре будут много думать о слухе или температуре, а это не будет вообще никак обсуждаться. , могут различаться значения чувств: в одном обществе на ощущении температуры будут держаться базовые категории, а в другом термоцепция будет актуализироваться лишь в очень специальных случаях. В-третьих, чувственным данным может приписываться разная степень надежности. Например, юридическую силу может иметь лишь то, что человек увидел своими собственными глазами: это значит, что зрению приписывается очень высокая степень надежности, оно дает «окончательное свидетельство». Но это не константа, иначе мы бы не сталкивались с таким важным социальным регулятором, как слухи и пересказы, где услышанное своими ушами считается вполне надежным источником информации.
Все это должно привести нас к мысли, что человек вместе с присущими ему сенсорными системами — существо не постоянное. Наоборот, он меняется во времени и пространстве, и вместе с эпохой изменяются его мировоззрение, его эмоциональный язык, его чувствительность, а также социальный смысл его ощущений. Первыми об этом стали задумываться историки французской школы «Анналов» еще в 1930-е годы, а сейчас в социальных и гуманитарных дисциплинах мысль о подвижности ощущений представляет собой некоторый консенсус, из которого исходят и историки, и антропологи.
Я уже упоминала важность внимания для тех или иных ощущений. Для описания общества некоторые исследователи даже прибегают к такой метафоре, как нервная система. Нервная система не существует отдельно от человека: она пронизывает его тело, она определяет его чувствительность, его болевые точки, его реакции на раздражители. В смысле именно она диктует, что будет для нас приятным или отталкивающим. Мы можем представить ощущения как часть такой социальной нервной системы: общество говорит нам, что в телесных сигналах важно, а что нет, на что нужно обратить особое внимание, а чем пренебречь. Для совместного существования людям нужна договоренность по поводу того, что и как они ощущают, — общие правила. Согласованность представлений о плохом и хорошем, здоровом и опасном, прекрасном и отвратительном распространяется и на сенсорные впечатления, на то, как телесный опыт оформляется в соответствии с культурными нормами. Поэтому можно сказать, что любое общество в буквальном смысле слова основано на консенсусе: мы договариваемся мыслить и чувствовать в унисон (разумеется, до некоторой степени). Интересно, что эти значения заключены уже в самих терминах: русское слово «чувство» может означать и нейрофизиологическое ощущение, и эмоцию, и некоторую социальную норму (например, мы говорим о чувстве стыда или чувстве справедливости). В английском языке слово «sense» тоже многозначно: это не только канал восприятия окружающего мира, но и здравый смысл, своего рода общественный разум. Самое интересное для историка и антрополога — когда консенсус нарушается, ощущения и чувства, вызванные поводом, вдруг рассогласовываются и возникают конфликты. Например, когда трогает руками скульптуру в музее, или выставляет кондиционер на температуру, некомфортную для большинства окружающих, или называет ужасным запах духов. Через конфликты можно получить доступ к тем социальным кодам, которые определяют, что представляет собой приемлемое сенсорное поведение, и указывают, что же значит чувственный опыт разного рода.
У разных социальных групп это приемлемое сенсорное поведение будет разным: различия окажутся вопиющими, будут тонкими, почти незаметными. Можно сказать, что одни правила сенсорного поведения будут одинаковыми для всего общества: их должны выполнять все, а их несоблюдение приведет к исключению. Например, мы различаем приемлемые и неприемлемые запахи, разрешенные и запрещенные прикосновения, температурные режимы — желанные в одних ситуациях и вызывающие тревогу в других. Это различение, которое отделяет приемлемое от неприемлемого, приятное от пугающего, упорядоченное от хаотичного, управляется «здравым смыслом». В антропологию это понятие ввел американский антрополог Клиффорд Гирц: так Гирц обозначил существующую в культуре систему готовых решений и объяснений, которая позволяет носителям этой культуры быстро справляться с огромным спектром жизненных ситуаций. Другие правила — более нюансированные — будут обязательны для одной группы и немыслимы для другой: они будут сигнализировать о социальных барьерах и границах, которые создаются возрастом, гендером, уровнем доходов или образования. Собственно, всеми этими правилами, а также их нарушениями и конфликтами и занимается антропология чувств, или сенсорная антропология, а также дружественные ей дисциплины — теория коммуникации и микроистория.
Как вообще возникает мысль изучать ощущения в перспективе социальных и гуманитарных наук? , до степени эта проблематика унаследована от ранней антропологии, с того времени, когда между социальной и физической антропологией еще не было жесткого водораздела. В попытках докопаться до предыстории цивилизаций антропологи пытались построить прогрессивную шкалу. Обществам приписывались разные уровни развития, и в зависимости от уровня развития эти общества располагались на той или иной эволюционной ступени. Для определения уровня развития использовались разные параметры, от форм брака до наличия или отсутствия письменности. Одним из таких параметров были ощущения. Антропологи предполагали, что восприятие туземца и восприятие современного европейца качественно различны: папуас воспринимает цвета или запахи не так, как англичанин. Это «не так» отчасти исходило из уже упоминавшейся аристотелевской иерархии чувств — или, по крайней мере, апеллировало к ней: туземцам как существам более близким к природе приписывалось более виртуозное владение «животными» чувствами осязания и обоняния. С европейскими культурами, в свою очередь, ассоциировалось изощренное зрение — высшее интеллектуальное чувство. Вопросы о физиологии восприятия входили в исследовательские планы первых антропологических экспедиций. Любопытно, как интерпретировались результаты: несмотря на то что обнаруженные различия (в названиях цветов) оказывались или ничтожными, или могли быть побочным шумом экспериментов, европейцы начала XX века считали, что нашли подтверждение иной сенсорной природы аборигенов, а вовсе не культурные различия. Так европейцы конструировали себя в качестве обладателей рационального и цивилизованного зрения — и конструировали туземцев как первобытных и интуитивных носителей низших чувств.
Объяснение разной чувствительности разных обществ отсылками к природе было характерно и для ранних биологических теорий. В качестве примера можно привести одну эксцентричную классификацию живых существ. Ее придумал в начале XIX века немецкий натуралист Лоренц Окен. Он предлагал делить все живое на пять классов в зависимости от приоритетного обладания тем или иным органом чувств: осязающие беспозвоночные; рыбы — у которых впервые появляется язык и, соответственно, вкус; рептилии, у которых ноздри соединяются с ротовой полостью, — это обоняние; птицы, получающие внешнее ухо, — это слух; и млекопитающие, вооруженные всеми этими чувствами в их полноте и особенно подвижным глазом. Не останавливаясь на этом, Окен делал следующий шаг и предлагал распространить этот принцип и на человеческие расы: в зависимости от ведущего чувства он выстраивал их от «осязающего» африканца к «созерцающему» европейцу. Сейчас нам такие построения кажутся курьезными, но они в форме работали вплоть до начала XX века и даже повлияли на расовые теории в евгенике.
Интересно, что в форме связка «европейская цивилизация — зрение» могла направлять и научные интересы в гуманитарных и социальных дисциплинах. Например, изучение вернакулярных чувственных классификаций началось именно с цвета: в 1960-е годы лингвистика стала искать универсальные цветовые номинации и пыталась построить эволюционную траекторию их освоения. Здесь возникает вопрос: почему так? Значит ли это, что зрение и особенности его применения заинтересовали исследователей в первую очередь потому, что они разделяли европейскую культурную иерархию чувств, где зрению исторически отводилось первое место?
О самом зрении и его борьбе со слухом за первое место в конфигурации чувств пойдет речь в следующей лекции.
Расшифровка
Во многих европейских языках, включая и русский, есть выражения и устойчивые сочетания, так или иначе связанные со зрением. Мы можем «рассматривать вопрос», «фокусироваться на , «высказывать свою точку зрения» или «делиться взглядом на проблему», «рисовать целостную картину», «видеть в определенной перспективе», «менять воззрения», «расширять свой кругозор». Во всех этих выражениях зрение выступает субститутом разума, рационального и интеллектуального подхода, или взвешенной дистанции. Никакие другие чувства таких ассоциаций не предполагают. Как же это случилось и почему? И как возник сам вопрос о роли зрения в европейской культуре?
В 1942 году в оккупированном немцами Париже вышла книга историка Люсьена Февра, одного из основателей новой исторической школы. Книга называлась «Проблема неверия в XVI веке. Религия Рабле», и в ней Февр выдвинул очень смелый тезис: в XVI веке зрение было менее важным способом постигать мир, чем сейчас. В отличие от человека позднего Нового времени, современники Рабле (не те, кто его читал, а те, о ком он писал, то есть социальные низы) полагались на слух и низшие чувства, то есть на осязание, обоняние и вкус. Февр назвал такую конфигурацию чувств «визуальной отсталостью» (франц. retard de la vue). Эту гипотезу подхватили и развили его коллеги. Через 20 лет, в 1961 году, другой французский историк, ученик Люсьена Февра Робер Мандру, уточнил: в XVI веке слух занимал первое место, осязание — второе, а зрение — всего лишь третье. Репутация зрения тоже была другой и для нас совершенно непривычной: зрению еще не приписывалось умение наблюдать, свидетельствовать, организовывать и классифицировать. На первый план в конфигурации чувств зрение выходило постепенно, и так же постепенно складывался новый способ видеть — научный, юридический и художественный, связанный с освоением перспективы. Мандру видел истоки такого зрения в ренессансном развитии науки. В частности, он писал: «Телескоп Галилея и первые микроскопы были инструментами научного прогресса, но с ними появилось и новое видение, более тренированное и дальнозоркое». То есть научные инструменты и наука вообще меняли то, как мы смотрим.
Так историческая наука стала задаваться вопросом, как социальные процессы влияют на конфигурацию чувств. Можно ли однозначно сказать, что до определенного времени люди меньше полагались на зрение и больше — на остальные ощущения? Мало кто из историков сомневался в том, что культура Нового времени — это культура преимущественно визуальная. Именно Новое время дало нам книгопечатание, рост грамотности, линейную перспективу, новое представление о том, что такое наука и ее методы — эксперимент и наблюдение. Но всех интересовали источники и характер этой визуальности. И разные ученые описывали их . связывал визуальность с контролем всевидящего государства, — с новым способом изображать пространство. Яркий пример — изобретение линейной перспективы, которое обычно приписывают итальянскому архитектору XV века Леону Баттисте Альберти. Линейная перспектива тренировала глаз: для художника, который ею пользовался, она меняла все — и заставляла воспринимать пространство исключительно визуально.
Самая масштабная попытка объяснить роль зрения в европейской цивилизации принадлежит не историку и не антропологу. Наверняка многие слышали афоризм «The Medium is the message» — «Средство коммуникации и есть само сообщение». Это самая популярная цитата из одноименной книги канадского философа и теоретика коммуникации Маршалла Маклюэна. Она же суммирует идею, которую Маклюэн развивал в своих предыдущих работах. С его точки зрения, средства коммуникации — это лишь технологичные продолжения сенсорных систем человеческого тела, поэтому переходы от одного массового средства коммуникации к другому можно рассматривать как переключения между ведущими способами восприятия. Люди Средневековья воспринимали мир синтетически, с помощью всех органов чувств, пока в XV веке не появились подвижные литеры и типографский станок. Изобретение Иоганна Гутенберга сделало печатную книгу массовым средством коммуникации и в дальней перспективе привело к тому, что зрение (и чтение) стало основным средством получения и усвоения информации. Вдобавок типографский станок стал символом перехода от устной культуры к письменной: этот переход Маклюэн назвал «великим водоразделом» (англ. great divide), пропастью между Средневековьем и Новым временем.
Более того, сам по себе сюжет о книгопечатании, которое изменило мир, Маклюэн вписывал в более широкую теорию. Если средства коммуникации — это такие продолжения наших чувств, то почему бы не попробовать описать всю человеческую цивилизацию как смену власти одного чувства властью другого? Маклюэн рассматривал чувственную конфигурацию как результат политических и социальных процессов и как артефакт разных способов познания: например, если мы считаем, что слуховая информация важнее тактильной, мы тем самым поощряем приоритет слуха. Допустим, человек Нового времени и вправду в первую очередь полагается на печатное знание. Например, он уверен, что книга или газета — это более авторитетный источник, чем записка или слухи. И тогда зрение выходит на первый план, а вся остальная информация объявляется не очень надежной. Тогда бессмысленно и обращать внимание на то, что говорят другие сенсорные системы. Соответственно, чем совершеннее наши технологии, тем хуже работает наше чувственное восприятие в целом.
Чтобы это продемонстрировать, Маклюэн рисовал глобальную стадиальную схему. Весь процесс цивилизации делился на четыре этапа. Каждый этап опирался на одно средство коммуникации и поощрял одну сенсорную систему. Например, в архаичных бесписьменных культурах коммуникация держалась на звучащей речи — и это поддерживало слух как ведущее чувство. Чтобы послушать сказки или эпос, люди собирались вместе — и заодно это тренировало осязание и обоняние. Изобретение письменности выдвинуло на передний план зрение. Тем не менее долгое время сам способ письма — рукопись, нацарапанная палочкой или пером на глине, воске или пергаменте — был более чувственным и более непосредственным, чем печать книги в типографии. Люди собирались вместе и читали друг другу вслух — тем самым сохраняя слух и осязание. Третья стадия наступает с книгопечатанием. Даже ремесленное знание — то самое знание с рук, знание на кончиках пальцев — в XVI веке переводится в зрительную форму, поскольку как раз в эту эпоху появляются учебники и инструкции. Чтобы читать книгу или рассматривать пейзаж, людям уже не нужно собираться вместе. То есть новая технология влияет и на коллективность, поощряя дистанцию, уединение и индивидуализм. И четвертую стадию Маклюэн обнаруживал в «электронном обществе» XX века: благодаря изобретению радио и телевидения письменность несколько сдает свои позиции и человек снова начинает полагаться на слух. Обладатели современных гаджетов могли бы дополнить эту мысль: смартфоны и планшеты с тачпадами наверняка должны поощрять и тренировать осязание.
Эта соблазнительная теория время пользовалась огромным влиянием. Казалось, что с ее помощью легко объяснить особенности самых разных культур. Самые разные ученые пытались связать отсутствие письменности с высоким статусом устного знания, а наличие письменности — с приоритетом зрения. Например, в лингвистике были довольно наивные попытки перенести теорию Маклюэна на разные языки и распределить их по разным сенсорным типам. Таким образом, африканские тоновые языки должны были усиливать роль слуха, а отсутствие геометрических терминов в других языках могло свидетельствовать о том, что зрение для носителей этих языков не очень важно. Однако критика со стороны узких специалистов звучала все громче, что вполне понятно: сентенции Маклюэна (вроде того что «китайцы до сих пор представляют собой племенных людей — людей слуха») не могли не вызвать удивления. Для них это были философские обобщения, мало подкрепленные знанием конкретных обществ.
Сомнения вызывала и однозначная связь между зрением, письменностью и знанием. На этот счет сильные расхождения обнаруживаются уже в классических традициях. Например, древнееврейская культура трактовала знание и понимание как слышание (собственно, библейское Слово, которое было в начале всего, — это звучащее слово), а древнегреческая культура трактовала знание как видение — но при этом греческое видение было совсем не похоже на западноевропейское видение Нового времени. Если же отклониться от западноевропейского культурного континуума, обнаружатся еще более интересные ассоциации. Например, у нигерийского народа хауса есть всего два термина для чувственного восприятия: хауса выделяют зрение и не-зрение, в котором соединены все остальные способы получения информации.
У бесписьменных — то есть сосредоточенных на слуховых данных — индейцах хопи с юго-запада США или у индейцев десана из Колумбии используется очень сложная символика движения и цвета. В общем, то, что у народа нет письменности, не говорит о том, что ему чуждо пристальное разглядывание и рефлексия над визуальной информацией — хотя зрение может и не иметь репутации объективного и рационального чувства.
Например, в Бразилии есть такой народ суйя, который живет в верховьях реки Шингу в штате Мату-Гросу. У суйя слух и речь считаются социальными способностями, а зрение и обоняние — антисоциальными, связанными с колдовством, опасностью и животным миром. Однако нельзя сказать, что зрительная информация для суйя неважна: наоборот, как все опасное, она имеет жизненную важность. То есть мы видим, что физиологически одно и то же чувство может осмысляться совершенно , а говорить о зрении и слухе как двух высших чувствах не вполне корректно. Есть культуры, в которых слух может вообще не выделяться как особенное и включаться в сложные альянсы с другими чувствами.
Собственно, главная претензия к теории «великого водораздела» — которая, напомню, была сформулирована не антропологом, а философом — заключается в ее близорукости. Она хотела быть всеобъемлющей, но фактически была сфокусирована на истории элит в обществах Старого Света. А само деление культур на визуальные и аудиальные просто игнорировало каналы восприятия за пределами аристотелевских пяти чувств. Тем самым классификация Маклюэна оказывалась еще продуктом западноевропейской мифологии чувств — и пыталась объяснить многообразие культур в западноевропейских терминах.
Маклюэн делал глобальные выводы на основании развития технологий. Продуктивнее ли зайти с другой стороны и смотреть на изменение чувств сквозь призму социальных изменений? Так от большой теории мы переходим на уровень конкретного исторического материала. Почти в одно время с Маклюэном об изменении чувственных ориентаций в Европе Нового времени стал писать Мишель Фуко. Для него источником изменений стали не новые средства коммуникации, а политические изменения, связанные с необходимостью контролировать человеческое тело и социальное тело, то есть общество в целом. То есть государство все больше оказывается заинтересовано в здоровых и упорядоченных телах: государство дисциплинирует людей, отделяет здоровых от больных, полезных от бесполезных. Инструментами служат такие машины контроля, как армия, школа, больница, сумасшедший дом и тюрьма.
А импульсом для изменений становится появление новой анатомии в середине XVI века и реформирование медицины. Тогда написанное в учебниках и классических текстах стало подвергаться сомнению, а затем и корректироваться теми данными, которые естествоиспытатели наблюдали своими глазами и показывали всем желающим в анатомических театрах и на публичных лекциях. В медицине и натуральной истории глаз оказывался главным судьей. Этот глаз можно было усиливать и вооружать, чтобы увидеть очень далекое или очень маленькое, — так появляются телескоп и микроскоп.
Так появляются научное наблюдение и художественное созерцание, когда естествоиспытатель или художник изучающе смотрят на натуру, в том числе натуру обнаженную. Историк искусства Джон Бергер первым заговорил о специфическом «мужском взгляде», который был присущ художникам Нового времени: зрение считалось не только аналитическим, но и специфически мужским свойством. Оно воплощало рациональность. Женщины же рациональными существами не считались, поэтому обладать высшим интеллектуальным свойством не могли. Поэтому в разные периоды им приписывали приоритет из трех низших чувств. То есть чувства и чувственные данные могли использоваться для создания инаковости, непохожести — и по сравнению с мужчиной, модельным человеком, ближайшим иным считалась женщина.
Зрение влияло не только на восприятие пространства, но и на восприятие времени. Медленно, но верно глаз отнимал у уха такую важную социальную функцию, как счет часов. В Средние века люди долго ориентировались на звук церковного колокола: весной и летом, во время длинного светового дня, колокол отсчитывал конец рабочего времени. Часы, которые сначала появляются на колокольне, а затем становятся личным аксессуаром, не вытесняли колокольный звон, но делали его менее важным: теперь время всегда можно было «посмотреть». Дополнительную поддержку визуализации времени оказала промышленная революция. До середины XIX века в соседних городах или деревнях церковные и городские часы могли показывать разное время. Но в момент унификация времени становится критически важной: от нее зависят производство и железные дороги. Часы синхронизируют, минуты и секунды становятся все важнее. Соответственно, церковный колокол, отсчитывающий крупные отрезки от мессы до мессы, теперь бьет только для воцерковленных людей: только их слух выделяет удары как важное. Время переводится в визуальную форму — и даже сейчас это работает: хотя наручные часы умирают, мы смотрим время на смартфоне.
Кажется, что такая картина — подход через социальные и политические изменения — более правдоподобна, чем теория «великого водораздела». Эти новые исследования могут поставить под сомнение и главный вывод — что глаз победил. Например, если считалось, что мужчины и женщины видят , то вряд ли можно сказать, что дворяне и крестьяне видели одинаково.
Более того, в тех областях, где глаз, казалось бы, главенствовал, он царил не безраздельно. В частных музейных собраниях, выросших из кунсткамер, комнат чудес и барочных кабинетов редкостей, посетитель не только рассматривал, но и ощупывал многие экспонаты. В медицине и естественных науках наблюдение усиливалось другими чувствами: симптомы многих болезней и качества химических веществ распознавались по запаху, на ощупь и на слух. И наоборот, окончательность видимого то и дело ставилась под вопрос: с эпохи барокко и до Первой мировой войны европейцы изучали оптические иллюзии, обманки, гротески, микроскопические изображения — и приходили к выводу, что мы много чего не в силах увидеть ни голым, ни вооруженным взглядом.
Расшифровка
Описывать запахи довольно трудно. Кажется, что знакомые языки предлагают только два способа это сделать. Первый — с помощью указания на источник запаха. Запах может быть кожаным, древесным, фруктовым — это указание на источник. Второй способ — с помощью разного рода метафор, в том числе метафор стертых, которые мы уже не воспринимаем как метафоры: тогда мы говорим об остром или резком запахе. Парфюмеры и винные критики различают еще запахи теплые и холодные, маслянистые и округлые, нервные и сдержанные. Еще мы умеем давать запахам оценки и измерять их интенсивность: тогда мы говорим о запахах сильных и слабых, противных и вкусных, отталкивающих или удушающих. В принципе, весь этот репертуар можно обнаружить, если почитать описания духов на парфюмерном форуме или, наоборот, жалобы на плохую уборку мусора в соседском сообществе. Но что это говорит о нашем обонянии и о том, как мы им пользуемся в качестве социальных существ?
На то, что классифицировать запахи — задача непростая, указывали уже Платон и Аристотель. В диалоге «Тимей» Платон отмечал, что запахи можно разделить на приятные и неприятные. Но невозможно дать им названия, поскольку они не состоят из конечного числа простых форм: то есть у нас нет элементарных единиц, на которые мы можем опираться при классификации. Собственно, поэтому названия запахов обычно конкретны и происходят от названий пахучих веществ. И чем больше пахучих веществ есть в нашем распоряжении, тем больше этих названий. Например, до начала XX века «бензинового» запаха не существовало, поскольку не было бензина.
Однако как только мы выходим за пределы европейских языков, проблема называния и классификации запахов меняет свои контуры. Есть языки — от тайского маник до юкатекского майя, — где для запахов существуют универсальные слова. Это значит, что слова для запахов похожи на слова для цветов: они обозначают не конкретный запах (запах папайи или запах крови), а некие универсальные признаки. Грубо говоря, мы говорим, что щеки, яблоки и советское знамя имеют один и тот же цвет — красный. А на юкатекском майя мы можем сказать, что листья, женщины, ножи и веревки обладают одинаковым запахом. То есть одни и те же постоянные характеристики могут объединять части тела, еду, животных и даже стороны света. Например, в языке маник, который принадлежит к австроазиатской семье — на нем говорит народ охотников-собирателей в горном Таиланде, — существует около 15 терминов для запахов. С точки зрения маник, одним и тем же запахом обладают мыло, процесс мытья, растение гониоталамус, листья, лиана увария, одежда, тальк, солнце и жидкие лекарства.
Другой пример — язык бразильских индейцев суйя, обитателей штата Мату-Гросу. У суйя все люди, животные и растения распределяются на четыре группы в зависимости от того, какой запах им приписывается. Суйя различают сильный, острый, слабый, он же приятный, и гнилой запахи. Различие зависит от силы запаха и степени его опасности. Людям эти запахи приписываются исходя из их гендерной принадлежности, возраста и социального статуса. Общий принцип можно сформулировать так: чем выше статус, тем незаметнее запах. Самым высоким статусом в обществе суйя обладают взрослые мужчины — они, соответственно, в этой системе координат ничем не пахнут. Женщины и особенно дети обладают более низким статусом: они в смысле дальше от культуры и ближе к опасному миру природы, и поэтому их ароматы — сильные, острые или гнилые. То есть уровень культурности и социальности в обществе суйя имеет запаховый (или, что то же самое, ольфакторный) эквивалент. Этот далекий от нас пример позволяет увидеть, как обонятельные ощущения переводятся в социальные термины. Или, точнее сказать, как эти ощущения конструируются исходя из системы определенных социальных отношений. В любом случае это повод попробовать разобраться, что происходит с запахами в более близких нам обществах Старого Света.
Если проблема зрения начала волновать антропологов уже в начале XX века, то обоняние оставалось в тени до годов. В этом вопросе социальные и гуманитарные науки долго шли на поводу у естественных дисциплин. Еще Дарвин — в книге «Происхождение человека и половой отбор» — указывал, что чувство обоняния исключительно важно для многих млекопитающих. Жвачных оно предупреждает об опасности; хищникам сигнализирует о добыче. Но как только человек перешел к прямохождению, он потерял возможность развивать нюх и опираться на его данные. Поэтому человеческое обоняние рудиментарно и малозначимо — до недавнего времени в этом сходились биология, психология и когнитивные науки.
Но хотя возможности человеческого носа и вправду невелики по сравнению с собачьими, очевидно, что человек использует запахи для классификации и апеллирует к обонянию в самых разных ситуациях. Мы с удовольствием обсуждаем способность запахов напоминать нам о прошлом: этот ностальгический потенциал запахов был замечен Марселем Прустом в начале XX века и теперь называется в его честь — «синдром Пруста». В своем романе «По направлению к Свану» Пруст описывает вкус и аромат печенья мадлен, размоченного в липовом чае. Этот вкус и аромат напоминают ему детство и тетушку, которая поила его этим чаем с этим печеньем. В этом случае запах способен воссоединить нас с нашим прошлым. Но у запахов есть и другие возможности. Все мы не раз слышали ксенофобные высказывания в адрес иностранцев, этнических или других меньшинств: в таких высказываниях часто возникают указания на чужой и поэтому неприятный запах. Так запахи используются для разделения и проведения границ.
Культурную историю запахов на французском материале открыл французский историк Ален Корбен. Это произошло в 1982 году, то есть на сорок лет позже, чем его соотечественник Люсьен Февр начал размышлять об истории зрения. Идея Корбена заключалась в том, чтобы описать процесс модернизации как постепенное вытеснение и регламентацию запахов. До XVIII–XIX веков европейцев окружало множество интенсивных и разнообразных запахов: из них были приятными, — не очень, а мы бы назвали отвратительными и написали жалобу в муниципалитет. Но французы эпохи Людовика XIV с этим мирились и не считали всю эту обонятельную какофонию из ряда вон выходящим. Как выяснилось позднее, с этим мирились не только французы: у всех европейцев были другие границы терпимости к запахам, отличные от наших.
Ален Корбен попытался понять, почему одни представления о терпимом сменились другими и каким путем западный мир пришел к современным нормам. Чтобы лучше понять его концепцию, нам нужно выяснить, как работало обоняние до эпохи перемен. Какую роль играла возможность чувствовать и распознавать запахи в Античности и раннем Средневековье? И что запахи вообще могли значить?
В арсенале любого археологического музея есть маленькие керамические и стеклянные флаконы для мазей и духов, которые говорят о популярности ароматов в классической древности. Разные ароматические вещества и цветы упоминались в античной поэзии; курения и масла использовались в жертвоприношениях и других ритуальных событиях. После гигиенических процедур тело и волосы было принято покрывать душистыми маслами, особенно если гражданину предстояло выступать в собрании, посещать игры или театр или участвовать в симпосионе, то есть пире. Таким образом, использование ароматов было обращено к коллективу и коррелировало с коллективными действиями.
Вдобавок запахи обсуждались и осмыслялись с медицинской точки зрения. Античная медицина базировалась на так называемой теории гуморов. В человеческом теле выделялось четыре вида телесных жидкостей: кровь, флегма, желтая и черная желчь. Они дают названия четырем темпераментам, о которых мы знаем и сейчас: сангвиники, флегматики, холерики и меланхолики. Эти жидкости характеризовались через комбинации основных свойств: холодный и горячий, влажный и сухой. Например, кровь (это основная жидкость у сангвиников) считалась горячей и влажной. Те же комбинации свойств были присущи разным продуктам, напиткам, лекарствам и даже ароматическим веществам. Допустим, болезнь наступала в результате того, что в теле увеличивалось количество холодного и влажного начала, то есть флегмы. Как ее предлагали лечить? Нужно было увеличить количество сухого и горячего. Тогда больному прописывали сухую и горячую диету и, например, окуривания душистыми травами или смолами, которые имели «горячее» начало. То есть пахучие вещества использовались как лекарства, а их запахи разделялись на те же четыре типа, что и телесные жидкости. Эта традиция оказалась очень устойчивой и продержалась почти до конца XIX века. В некоторых социальных группах она жива до сих пор: достаточно вспомнить о современной моде на ароматерапию, которую поддерживает эклектичная религия нью-эйдж и замешенное на ней потребление. Кроме того, самые авторитетные врачи — Гиппократ и Гален — говорили о важности запахов как симптомов: по запаху кожи, слюны, выделений пациента можно было уточнить диагноз.
Эти магистральные значения запахов сохранились и с переходом к христианству. Парфюмерия использовалась в гигиенических и медицинских целях. После некоторых дебатов о языческих ассоциациях курений, ладан занял прочное место в церковных обрядах, а новая практика поклонения мощам создала и новое понятие — «запах святости». Для объяснения этого понятия использовались цитаты из Библии: нравственность и святость ассоциировались с приятными ароматами (благоухание добродетели), грех и зло — со смрадом. Дальше эта аналогия получала материальную форму: тела умерших грешников разлагались и испускали ужасные запахи. Тела блаженных и святых не поддавались тлению и вместо смрада пахли ладаном или розой. В смысле «запах святости» оказывался еще одним, уже посмертным чудом и подтверждал безгрешность и избранность покойника или покойницы. Если же тело монаха начинало нехорошо пахнуть, для окружающих это был сигнал, что с его святостью не все в порядке: это было типично для Средних веков и сохранилось до XIX века. Подобный сюжет — на гораздо более позднем материале — описан у Достоевского в «Братьях Карамазовых». Напомню, что старец Зосима, которого все воспринимают как блаженного, после смерти компрометирует свою святость, поскольку его тело начинает плохо пахнуть, вместо того чтобы превратиться в нетленные мощи. То есть идея «аромата святости» оказывается очень устойчивой.
Мы можем с уверенностью сказать, что средневековая культура сохранила некоторые античные подходы к запахам и выработала ряд своих. Соответственно, обоняние было важным элементом в конфигурации чувств: оно помогало ориентироваться в религиозной сфере и направляло людей в их гигиенических практиках. Наконец, оно помогало медикам разбираться в болезнях и лекарствах. Однако в некоторых сферах обоняние начинало уступать зрению. Например, некоторые исследования утверждают, что активная селекция цветка розы начинается с Позднего Ренессанса не просто так. То, как роза выглядит, стало не менее важно, чем то, как она пахнет. А когда появляются разнообразные и очень красивые махровые розы почти без запаха, визуальные характеристики выходят на первый план. Но радикальные изменения начинаются позже — в XVIII веке. С точки зрения Алена Корбена, именно они и служат базой для современных представлений о плохих и хороших запахах, о том, что должно пахнуть, а что пахнуть не должно.
Книга Алена Корбена «Миазм и нарцисс» вышла в 1982 году. В ней процесс цивилизации описывается как процесс снижения толерантности к запахам. Что это значит и в чем заключается его основная идея? Прежде чем ответить на этот вопрос, нам надо понять, что имеется в виду под процессом цивилизации.
Понятие «процесс цивилизации» предложил немецкий историк Норберт Элиас. Элиас изучал средневековое общество и обнаружил, что изменение, или утоньшение, придворного этикета привело к формированию новой индивидуальной дистанции. По сравнению с обществом Нового времени средневековые люди были намного ближе друг к другу: они ели из одной посуды, спали в семейных постелях вместе с детьми, домочадцами и даже чужими людьми, не нуждались в уединении (что сказывалось, к примеру, на устройстве жилища: двери появляются довольно поздно) и более активно воспринимали мир посредством «низших чувств» — вкуса, обоняния и осязания.
А потом в придворной культуре возникают новые манеры — они создают необходимость больше контролировать тело, больше смотреть на себя со стороны. Так возникает «барьер стыдливости», который постепенно спускается из высшего общества в низшие социальные слои (социологи называют это явление «нисходящая мобильность»). В жилищах появляются закрывающиеся комнаты, люди начинают пользоваться индивидуальными столовыми приборами и постельным бельем, естественные нужды вытесняются из публичной сферы в сугубо приватную. Соответственно, чем дальше, тем больше запахи оказываются под подозрением: они служат ощутимыми знаками чужого присутствия. Так возникает требование «как можно меньше пахнуть» — его начинают прилагать и к людям, и к обжитому ими пространству.
В эту конструкцию Корбен добавляет конкретику: жесткий контроль над телесными запахами оказывается результатом популяризации медицинских и научных теорий Просвещения. Во второй половине XVIII века становится очень популярной медицинская идея, что любые сильные запахи вредны для здоровья. Элита начинает задаваться вопросами об охране общественного здоровья и использует в обсуждениях городского управления медицинские теории. Так складываются новые представления о хороших и плохих запахах, о чистоте и грязи. Любые сильные запахи — от экскрементов до мускуса — дискредитируются, а борьба с вонью становится главной задачей гигиены. Собственно, под знаменем борьбы за общественное благо вырабатываются и новые понятия о чистоте и порядке, и новые правила гигиены. Новые нормы употребления духов и пахучих лекарств требуют учитывать возраст и гендер; ароматические вещества, от духов до табака, получают социальные характеристики. Оказывается, что запахи могут быть не только полезными и вредными, приятными и неприятными — они становятся дорогими и дешевыми, престижными и плебейскими. С их помощью можно осудить неподобающее поведение (например, в культуре и искусстве возникает образ кокотки, злоупотребляющей пряными духами) или обозначить границу между «цивилизацией» и «дикостью» (тогда упоминаются телесные запахи тех, кто, с точки зрения говорящего, недостаточно цивилизован — от гаитянских креолов до русских крестьян и сибирских кочевников). Запахи жестко регламентировались или искоренялись, а это говорит скорее об усиленном, чем об ослабленном обонянии. То есть мы можем сказать, что в Новое время обоняние меняет свою социальную функцию: оно оказывается более избирательным, придирчивым и внимательным.
Некоторых ученых это исследование побудило к тому, чтобы заговорить об «ольфакторном молчании». Под молчанием понимается своеобразный императив дезодорированности, отсутствия запахов, который становится новой нормой. Но с такой формулировкой согласиться трудно. Мы видим, что пока одни запахи считаются нежелательными, другие запахи в определенных социальных ситуациях только приветствуются: запахи парфюмерии, стирального порошка, кофе или булочек с корицей — это хорошие запахи, если они появляются там, где их ожидаешь. Но, например, приятные духи соседа по вагону метро будут вызывать раздражение, а запах кофе в туалете покажется просто неуместным. Наверное, можно сказать, что Новое время стало не только эпохой изменения манер и освоения индивидуализма. Новое время стало еще и временем выработки огромного количества очень нюансированных правил, которые упорядочивают тип запахов, их интенсивность и ситуации, в которых они могут появиться.
Читайте также на Arzamas рубрику Марии Пироговской «Запах дня» — краткую историю запахов: от кофе и мускуса до сыра и супермаркета.
Расшифровка
Мы все знаем, что у нас есть осязание. Но что это? Как ему дать определение? Понятие осязания похоже на зонтик, под которым скрывается сразу несколько значений. Иногда под осязанием понимается непосредственное бессознательное впечатление, которое человек получает через кожу любой части тела. Иногда осязание приравнивается к сознательной и осмысленной ощупи, то есть когнитивно направленному прикосновению пальцев. Сюда же могут включаться жестовые касания, то есть те прикосновения, которые имеют устойчивый социальный смысл, — например, тактильные приветствия и прощания, объятия, поцелуи, благословения и наложения рук. В свою очередь, такие прикосновения могут быть асимметричными, вроде целования рук (они демонстрируют властную иерархию или символическое подчинение). Но могут быть и симметричными, создающими видимость равенства, — это, например, рукопожатие. Еще дальше от магистрального значения (но все равно под тем же зонтиком) будут диагностические касания (измерение пульса или температуры) и разные прикосновения к самому себе, от аутоагрессии до аутоэротизма.
Что общего между этими довольно разными явлениями? Наверное, единственное, что их может объединить, — небольшая дистанция, на которой они функционируют. Понятие дистанции в социальные исследования ввел американский антрополог Эдвард Холл. Он придумал целую новую дисциплину, которая называлась «проксемика» и изучала расстояния между людьми.
Проксемика извлекала смысл из того, как в разных культурах люди используют пространство — при разговоре, при организации жилища или в городском планировании. Например, во время коммуникации можно разговаривать на разном расстоянии друг от друга. Холл выделял четыре пространственные зоны, или четыре вида дистанции. Каждый из этих видов взывал к чувству. Первая дистанция — публичная, подходящая для публичных выступлений: нам нужно стоять так, чтобы все слушатели могли нас хорошо видеть и слышать. Эта зона начинается от 3,7 метра. Следующая, социальная дистанция отделяет людей, не связанных семейными или дружескими отношениями, во время обычного разговора. Социальные дистанции в разных культурах могут очень отличаться, но средним по больнице будет расстояние от 1 до 3,5 метра. Следующий тип — тесные личные отношения — сокращают дистанцию до полуметра: мы впускаем человека в свое персональное, личное пространство, на котором хорошо чувствуются запахи. Наконец, четвертый тип предполагает близкий осязательный контакт: на эту интимную дистанцию мы подпускаем людей для перешептываний, объятий, драки или сексуальных отношений. Соответственно, для телесного контакта нам нужны персональная и интимная дистанция. Это то расстояние, на которое мы можем протянуть руку или ощутить визави всей кожей. При этом в любой культуре право на прикосновение зарезервировано лишь за некоторыми частями тела. Нарушение этих неписаных правил возможно лишь в исключительных ситуациях: например, когда речь идет об опасности для жизни. В противном случае нарушение сразу вызовет конфликт.
Если мы вернемся к античным представлениям об иерархии пяти чувств, то вспомним, что осязание — низшее, базовое чувство. По мнению Аристотеля, оно отделяет людей и животных от растений — и оно же объединяет людей с животными. Соответственно, оно воплощает в себе животное, чувственное начало. Античная культура превозносила зрение и слух как опору мышления, но нельзя сказать, что пренебрегала животным чувством осязания. Например, в античной медицине осязание помогало выявить темперамент человека, посчитать пульс или распознать признаки лихорадки. На основании чувств античные врачи проводили различие между телами мужчин и женщин — мы уже говорили, что это различие опиралось на температуру: мужчины были горячими, а женщины — холодными. Но, кроме того, использовались осязательные термины. Мужчины считались сухими и твердыми, а женщины — влажными и мягкими.
Эта тактильная оппозиция мужского и женского тела сохранилась и после христианизации Европы. В виде следы таких представлений сохраняются до сих пор: мы можем оценивать «качество» рукопожатия и говорить о «холодных» пальцах или «вялой» ладони как признаках недостаточной мужественности. Интересно, что женщинам, которые отклонялись от типичных женских биографий, приписывалось и другое тактильное качество: например, аскетичные тела мучениц и святых утрачивали женскую холодную влажность. Но точно так же ее утрачивали тела ведьм: их описывали как твердых и жестких на ощупь. Через несколько столетий разное качество мужских и женских тел (и мужских и женских прикосновений) входило в обыденное знание. Например, в XVIII веке к этому различию апеллировали британские врачи, которые пытались отнять у повитух право на родовспоможение. Врачи считали, что мужское прикосновение — уверенное, рациональное, профессиональное и твердое. Женское прикосновение считалось эмоциональным, неуклюжим и ненадежным, и это был повод отнять у повитух их хлеб. То есть мы уже говорили о том, что рациональное зрение считалось мужским свойством, и тогда прикосновение мужчины становилось своеобразным продолжением мужского зрения, а женское прикосновение оказывалось своеобразным осязанием в квадрате.
Сакральные смыслы осязания были не менее важны. В частности, такому сюжету посвящена книга Марка Блока «Короли-чудотворцы», одна из классических исторических работ XX века. Она посвящена тому, как работало чудо: в течение нескольких поколений французские и английские короли лечили золотуху, или туберкулезный лимфаденит, как сейчас бы это назвали врачи. Так вот, эту болезнь короли лечили наложением рук. Для больных, которые искали исцеления, сакральное и медицинское не были разделены. А почему считалось, что король может вылечить? Потому, что его власть была священной: люди верили, что христианские святые, священники и короли могут влиять на события в этом мире. Поэтому у святого можно попросить урожай или исцеление от болезни. Прикосновение практически гарантировало выздоровление.
Контакт с могущественной силой мог быть прямым, а мог быть опосредованным. В средневековых хрониках можно обнаружить свидетельства того, что прихожане просили священников лечить наложением рук, пили елей, ели толченые мощи, умащались миром и использовали для пластырей облатки. То есть это было медицинское понимание святости. С другой стороны, Бог мог прикоснуться к человеку в ответ на его духовный запрос и позволить разделить свои страдания: это случай стигматов, которые первым в христианских житиях получил Франциск Ассизский (однако случаи стигматизации известны и в XX веке).
Но можно было пытаться разделить страдание и самостоятельно, не дожидаясь чуда стигматизации: разные аскетические практики, от самобичевания до ношения вериг или власяницы, активно использовали чувства осязания и боли. С другой стороны, известна средневековая практика «Божьего суда» — она описана, например, в «Романе о Тристане и Изольде»: в случае юридической двусмысленности обвиняемый мог решиться на средневековый детектор лжи и взять в руки кусок раскаленного железа. Если Бог был на его стороне, он чудесным образом менял границы человеческого осязания и кожа оставалась целой и невредимой. То есть осязание было самым непосредственным способом почувствовать Божью милость или Божий гнев.
Здесь мы подходим к проблеме: а как, собственно, располагаются границы осязания и осязаемого? С одной стороны, для активного осязания мы обычно используем руки. Некоторые исследователи даже рассматривают человеческую кисть как главный инструмент, благодаря которому мы становимся людьми. Однако чувство осязания продолжается на всю поверхность кожи: это самый большой и очень чувствительный орган, который отделяет наше тело от внешней среды. А к чему еще мы можем прикоснуться? Насколько материальным может или должно быть прикосновение, чтобы его интерпретировали как прикосновение?
В европейских и неевропейских языках есть представления о том, что можно прикоснуться к святыне или запретной для чужаков удаче или судьбе, — такие представления есть и у восточных славян, и у малайцев. Можно затронуть честь или чувства. Можно запятнать и тем самым осквернить память — и сделать это словами, действиями или самим фактом своего присутствия в запретном, неположенном месте. Еще можно нечаянно взять чужое магическое знание, которое колдун или ведьма «скинули» на какой-нибудь предмет, — с этим поверьем связан запрет трогать вещи на дороге или в чужом доме. Затронуть, запятнать, подобрать — то есть осязать можно не только сугубо материальное, но и удачу, время, здоровье или благосостояние. Точнее, это говорит о том, что границы материального могут располагаться не так, как привычно нам, и при анализе местных практик осязания это нужно учитывать.
Можно сказать, что в каждом обществе есть представления о вещах, которые трогать можно, и о вещах, которые трогать запрещено или очень опасно. Доступ к этим запретным вещам обычно осуществляется с помощью особого ритуального специалиста: им может быть жрец, священник, колдунья, шаман или врач. Врачу мы разрешаем нарушать правила социальной и интимной дистанции и прикасаться к нашему телу (однако интересно, что в нашем обществе врачи обычно делятся по специальностям и мы сразу представляем, какие прикосновения разрешены тому или иному специалисту).
В разные исторические периоды перечень того, что можно и нельзя трогать, будет меняться. Например, каждый советский ребенок наверняка не раз и не два слышал: «Не трогай стенки лифта», «Не трогай поручни в метро», «Не трогай перила на лестнице (или деньги) — они грязные». Если мы посмотрим на эту ситуацию марсианским взглядом антрополога, она покажется нам странной. Ведь перила для того и нужны, чтобы за них держаться, а деньги — чтобы расплатиться за мороженое, иначе какой в них смысл? Но для родителей смысл запрета был совершенно очевиден: за перила или поручни держались другие люди, деньги трогали грязные руки. То есть прикосновение к ним могло привести к заражению нехорошим.
Но почему чужие руки обязательно «грязные»? Откуда мы знаем про эту грязь? Мы определяем грязь так, а не иначе, потому что нас этому научила бактериология. Но бактериология сама по себе — относительно новая научная дисциплина. По мере того как она завоевывала сторонников, она генерировала страх перед контактом с «заразой». В обыденной жизни увидеть эту заразу было нельзя (то есть возможности зрения оказывались ограниченными). Пощупать ее тоже было нельзя, но можно было пытаться избежать соприкосновения с ней. Историки медицины указывают, что после того, как Луи Пастер поведал публике о бактериях и микробах, обществом овладели новые бытовые фобии. Заодно бактериология создавала новые контуры осязания. То есть люди теперь постоянно сомневались в безопасности окружающей среды и всюду подозревали возможность заразиться. Самые чувствительные множество раз в день мыли руки и пытались избежать прямых контактов с «грязными» предметами: например, брались за дверную ручку только через полу пальто. Вот эти представления дают мотивировку и советской бытовой брезгливости, и советским практикам осязания.
Медицинская идея об опасности или заразности прикосновения не была изобретением бактериологов, она возникла намного раньше. В середине XVI века итальянский врач Джироламо Фракасторо опубликовал трактат о контагиях и контагиозных (то есть контактных) болезнях. Контагием он назвал некую заразу неясной природы, которая передается через прямой контакт с больным — например, через прикосновение к телу, общую посуду и личные вещи. Зараза могла распространиться и по воздуху, поэтому Фракасторо считал опасным контактировать с тем воздухом, которым дышит больной.
В формировании контагиозной теории не последнюю роль сыграло распространение сифилиса. Первая известная эпидемия сифилиса случилась в Неаполе в конце XV века. Откуда он там взялся, до сих пор не вполне ясно. Однако ренессансная медицина довольно быстро связала сифилис с неконтролируемой сексуальностью и указала на необходимость интимного контакта для заражения. То есть выяснилось, что эротическое прикосновение могло стать причиной не только удовольствия, но и ужасной болезни, крайне неприятного лечения, а затем и мучительной смерти. И это нашло отражение в искусстве. Например, у итальянского художника Аньоло Бронзино есть картина «Аллегория c Венерой и Амуром» (она хранится в Лондонской национальной галерее). Это очень чувственное произведение, на котором изображен Амур, соблазняющий собственную мать. Но на заднем плане есть персонаж с обезображенным лицом, которого некоторые искусствоведы интерпретируют как воплощение сифилиса. Перед нами возникает аллегория чувственного, сексуального прикосновения, следствием которого может стать смертельная болезнь. Так старое представление о животной природе осязания было дополнено новым представлением о связи осязания с сексуальной распущенностью. Любопытно, что в искусстве европейского Ренессанса одним из символов осязания была черепаха. Она вроде бы лишена зрения и слуха; что у нее со вкусом и обонянием — непонятно; но у нее точно есть осязание. На гравюрах, посвященных пяти чувствам, черепаха появлялась рядом с обнаженными парочками и выступала символом распутства. Так упрочивалась связка «осязание — животное — опасная (если не смертоносная) распущенность».
Вернемся к тому, как чувства изображались в живописных аллегориях. Если зрение и слух часто воплощали фигуры аристократов в бархате и шелке, то для изображения низших чувств — вкуса, обоняния и осязания — использовались фигуры крестьян, солдат, нищих и бродяг. На картине барочного мастера Пьетро Паолини «Аллегория пяти чувств» осязание — это два борца на заднем плане. То есть в иерархических отношениях между сенсорными системами люди видели еще и социальную составляющую.
Начиная с Ренессанса аристократия была уверена, что осязание — основное чувство, на которое полагаются массы. С одной стороны, крестьяне и ремесленники безусловно владели профессиональным осязанием. Плотность теста, степень обработки кожи или скрученность нити определялись на ощупь. С другой стороны, их тела считались более грубыми и жесткими, и это давало врачам повод говорить о качественном отличии осязания низов: грубость фибр соответствует грубости чувств.
В свою очередь, над своим осязанием аристократы тоже рефлексировали и считали его весьма утонченным. Аристократам приписывались тонкие фибры, а начиная с момента — изнеженные нервы. Их тонкие чувства позволяли им оценивать произведения искусства и предметы роскоши, которые простолюдин не мог оценить, — оценивать качество бархата или гладкость мраморной скульптуры с помощью прикосновения. Об этом свидетельствуют многочисленные портреты XVIII — начала XIX века, на которых позирующие подчеркивают свой статус, разглаживая шелк, кружево, мех или держа в руках безделушку.
Вторую половину XVIII века занимает большая общеевропейская полемика о роскоши, в том числе тактильной: одни говорят, что роскошь необходима для различения низов и верхов; другие — что она приносит доход в казну; третьи, как Джордж Вашингтон, призывают к отказу от роскоши. Вашингтон требовал, чтобы американцы носили одежду из простых и грубых домотканых материалов как противоядие против роскоши и пороков, которые с ней ассоциируются. Грубая ткань должна была воспитывать суровые римские добродетели, прочные и толстокожие.
Если средневековые жилища провоцировали вынужденное соседство со множеством людей и в смысле вынужденную тактильность, то модернизация и капитализм требуют расширения личного пространства. Представление о комфорте и о новых тактильных нормах возникает в городе эпохи санитарной революции (это конец XIX века). В это время разные функции окончательно расходятся по разным комнатам: спать, принимать пищу и умываться в одной и той же комнате больше невозможно. То есть аристократические привычки начинают утверждаться как новая демократическая норма. После гигиенических реформ середины XIX века и после открытия электричества суперсовременные дома с лифтами и тесные трущобы с лучинами продолжали существовать: это усложняет конфигурацию чувств, поскольку в пределах одного города и даже одного квартала делает практики осязания более разнообразными.
Модерн подразумевает разные тактильные ситуации: одни поощряют прикосновения, другие их запрещают. Например, с XIX века публичные музеи учат нас дисциплинировать свое тело и не трогать то, что нам нравится (а чтобы мы об этом не забыли, в музеях существуют специальные люди и технологии, которые за этим следят). С другой стороны, сначала французские универсальные магазины, а затем американские супермаркеты поощряли прикосновения: это новая тактильность — тактильность покупателя, который хочет избежать коммуникации с продавцом и при этом хочет удостовериться в качестве товара, который покупает: мятое ли яблоко, прочная ли ткань и так далее. Комфорт и непосредственное прикосновение помогают современному человеку существовать в его главной ипостаси — ипостаси потребителя.
- http://fb.ru/article/187059/tipyi-i-sposobyi-vospriyatiya-informatsii
- http://1ozrenii.ru/bolezni-glaz/zrenie-sluh-i-osyazanie-vazhnejshie-kanaly-vospriyatiya-informatsii/
- http://trenings.ru/materialy/stati/670-statya-obshchenie-5-kanaly-vospriyatiya.html
- http://youressence.info/who_are_you/vospriyatie_mira/kanali_vospriyatiya/
- http://refdb.ru/look/1404644-p3.html
- http://arzamas.academy/courses/61/2