Существования двух и более точек зрения на одну проблему

По вертикали:

2. Тип философии, основанный на восприятии жизни как источника чувственных и умственных удовольствий

3. Метод познания истины, при котором её необходимо обнаружить в споре.

4. Античный философ, считавший основой жизни воду.

6. Тип религиозного мировоззрения, при котором признаётся существование множества богов.

11. Философская категория, обозначающая качественный и количественный предел объекта и явления.

13. Философское мировоззрение, признающее человека главным предметом изучения науки.

15. Мировоззрение, основанное на признании необходимости существования двух и более точек зрения на одну проблему.

16. Одна из первых наук в истории человечества.

18. Философия, признающая основой мира сущности, непознаваемые разумом человека.

20. Древнегреческий философ, основоположник скептицизма.

1. Направление античной философии, основанное на идеях долга и самопожертвования.

5. Античный философ, основоположник школы кинизма.

7. Основатель идеализма.

9. Элементарная форма познания мира.

10. Создатель науки логики.

12. Один из основателей диалектики.

14. Античный философ, автор математического подхода к изучению философии.

Совмещение точек зрения на одном и том же уровне

Итак, различные точки зрения, вычленяемые на разных уровнях при анализе произведения, не обязательно должны совпадать; соответственно композиция такого произведения характеризуется совмещением нескольких

различных композиционных структур. В результата имеет место сложная (совмещенная) композиционная структура (для графического изображения которой может требоваться многомерное пространство), когда повествование в целом ведется с одновременным использованием нескольких точек зрения, которые находятся в различных между собой отношениях. При этом точки зрения, используемые при повествовании, могут вступать друг с другом как в синтагматические, так и в парадигматические отношения.

В других случаях подобное совмещение различных точек зрения имеет место не на разных уровнях произведения, а на одном и том же уровне. Иначе говоря, повествование производится сразу с двух (или более) различных позиций — что можно сравнить с эффектом «двойного света» в живописи, то есть с использованием сразу двух источников освещения. (Этот прием нередок, например, у средневековых .мастеров, у Рубенса и т. д. 7 .)

При этом речь идет не о смене авторской позиции, то есть не о переходе от одной точки зрения к другой в процессе повествования (этот случай уже неоднократно нами рассматривался), но именно о совмещении точек зрения, то есть об одновременном использовании при повествовании нескольких различных позиций — что можно рассматривать как результат наложения друг на друга нескольких не совпадающих между собой композиционных структур (вычленяемых при этом на одном и том же уровне анализа).

Наиболее характерным является случай, когда одной из совмещаемых точек зрения выступает специальная точка зрения некоторого рассказчика, явно или неявно присутствующая в повествовании. Эта точка зрения может склеиваться при повествовании с точкой зрения какого-либо персонажа, а иногда даже и с точкой зрения какого-то другого рассказчика. Таким образом, речь идет о совмещении (постоянном или эпизодическом) позиции рассказчика с какой-либо другой позицией при построении повествования.

Примером здесь могут служить произведения Толстого, в частности его «Война и мир».

7 См. подробнее: Л. Ф. Жегин, Язык живописного произведения.

Совмещение позиции рассказчика с какой-либо другой при повествовании в «Войне и мире»

Повествование в «Войне и мире» может вестись одновременно по меньшей мере с двух позиций (несколько ниже мы увидим, что в известных случаях их можно насчитать и больше) — с точки зрения кого-то из героев произведения (Наташи, князя Андрея, Пьера и т. д.) и вместе с тем с точки зрения какого-то наблюдателя (рассказчика), который может неявно присутствовать в месте действия. Наблюдатель этот (который, по-видимому, достаточно близок к самому автору, но не обязательно должен с ним отождествляться) выступает в позиции человека, очень хорошо знающего тех, о ком идет речь, их предысторию, а часто даже и мотивы их поступков; таким образом, ему может быть известно и то, что порой скрыто от самосознания самих действующих лиц (можно сказать, что ему открыто не только их сознание, но и их подсознание). Но при этом, по-видимому, в этой роли выступает не всевидящий наблюдатель, обладающий даром абсолютного проникновения, но просто очень проницательный и умный 8 человек — рассказчик — со своими симпатиями и антипатиями, со своим человеческим опытом и, наконец, со свойственной всякому человеку (но не обязательно автору!) ограниченностью знания. Сравни, например, следующий характерный отрывок из «Войны и мира» — с описанием Анатоля Курагина, — где достаточно ясно обрисована психологическая позиция рассказчика.

Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто

8 Последнее, между прочим, отнюдь не обязательно для рассказчика. Если у Толстого рассказчик обычно умнее (или, уж во всяком случае, не глупее) своих героев, то не так у Достоевского, где рассказчик часто занимает сниженную (усредненную) позицию: тем самым герои Достоевского могут быть проницательнее и тоньше своего рассказчика.

говорил его вид. Кроме того, в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, — манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера (т. IX, стр. 271 — 272).

С одной стороны, рассказчик находится здесь в позиции постороннего наблюдателя, который не может знать наверное, что думал и чувствовал Анатоль, но может строить предположения на этот счет (в этом отношении показательны выражения остранения, выделенные нами в тексте). С другой стороны, этот рассказчик, не зная наверно о переживаниях Анатоля в данный момент, при этом вообще довольно хорошо знает Анатоля — как может знать его, например, близко с ним знакомый человек (об этом свидетельствуют ссылки на его поведение с женщинами, на то, что он вообще мало думал, и т. п.). Наконец, рассказчик этот обладает и собственным личным опытом (он сообщает нам, например, — со своей собственной точки зрения, а не с точки зрения Анатоля — о том, что внушает женщинам любопытство, любовь или страх), ведя таким образом повествование не с какой-то абстрактной и безличной, но с достаточно конкретной человеческой позиции.

При этом иногда рассказчик отступает куда-то в сторону, пропадает, и повествование ведется исключительно с точки зрения кого-то из действующих лиц — как будто бы рассказчика и нет вовсе. Так дается, например, история разрыва Пьера и Элен. Начиная с обеда в честь Багратиона в Английском клубе, описание ведется здесь большею частью исключительно с точки зрения Пьера, которая часто переходит даже в его внутренний монолог (смотри, например, т. X, стр. 21 и далее). Лишь эпизодически описание это (с точки зрения Пьера) перебивается описанием с точки зрения кого-то еще (например, Николая Ростова, недоброжелательно и насмешливо смотрящего на Пьера) или же «объективным» описа-

нием поступков самого Пьера с точки зрения какого-то внешнего наблюдения. При этом проницательный и знающий рассказчик здесь отсутствует: очень показательно, что мы знаем об измене Элен с Долоховым ровно столько же, сколько об этом знает сам Пьер. Мы можем лишь догадываться — вместе с Пьером — об этой измене, но мы, по существу, так до конца ничего не знаем об этом достоверно (так же как и Пьер, мы знаем лишь о внешних признаках дела — таких, как анонимное письмо, вызывающее поведение Долохова и т. д.). Таким образом, рассказчик, столь много знающий в других случаях, как бы отступает здесь за кулисы, целиком предоставляя читателю пользоваться восприятием Пьера.

Вообще могут быть два типа рассказчика — независимо от того, дан ли рассказчик в произведении явно (как в «Братьях Карамазовых») или- неявно (как в «Войне и мире») 9 . Рассказчик одного типа более или менее постоянно участвует в действии; если при этом используется чья-то еще точка зрения, то возникает сложная композиционная структура с совмещением точек зрения. Рассказчик другого типа, напротив, может исчезать; соответственно описание в этом случае может производиться с точек зрения различных лиц, в том числе и с точки зрения рассказчика; таким образом, рассказчик в последнем случае выступает, в общем, в той же функции, что и тот или иной персонаж данного произведения.

В других же случаях — обыкновенно в начале какого-то нового повествования 10 — рассказ в «Войне и мире» определенно не ведется с точки зрения, принадлежащей кому-либо из действующих лиц. Но повествование от этого не становится безличным описанием, беспристрастно регистрирующим какие-то объективные факты поведения персонажей: мы можем узнать из такого описания и о субъективных переживаниях последних и даже о мотивах их поведения (которые могут быть скрыты между тем от них самих); мы узнаем далее и о том, как выглядело их поведение — с очевидной ссылкой на восприятие какого-то субъекта (не ассоциирующегося,

9 В первом случае он может вести повествование от своего (первого) лица, во втором же случае он должен быть выявлен в результате специального анализа.

10 Что, конечно, связано с функцией «рамки», см. подробнее ниже, глава седьмая.

однако, ни с кем из лиц, принимающих участие в действии).

Итак, рассказчик в «Войне и мире» дан в этом отношении так же, как и его герои (возможные носители авторской точки зрения): и здесь и там происходит ссылка на чье-то субъективное восприятие.

Любопытно в этой связи, что восприятие рассказчика может даже расходиться с восприятием героев — точно так же как могут расходиться, например, впечатления двух разных людей, воспринимающих какое-то событие. В этой связи интересен, в частности, эпизод с описанием казни Верещагина. Сама сцена казни дается Толстым с некоторой отчужденной позиции: автор не прибегает здесь ни к точке зрения графа Растопчина, которую он использовал еще совсем недавно (смотри т. XI, стр. 345), ни к точке зрения кого-либо другого из персонажей 11 ; можно сказать, что здесь используется точка зрения откровенно субъективная 12 .

Далее автор описывает, как граф Растопчин после казни едет по оставленной жителями Москве — причем в этом описании используется уже точка зрения (психологическая) — самого Растопчина, то есть подробно описываются его переживания. Терзаемый раскаянием, Растопчин вспоминает подробности только что происшедшего. «Он слышал, ему казалось теперь, зву-

11 Действительно, каждый раз, когда говорится про ощущения кого-либо из действующих лиц в этой сцене, автор считает нужным употреблять «слова остранения» — операторы, переводящие действие в план внешнего описания (см. о них выше, стр. 115). Ср., например, о Растопчине: «Растопчин . оглянулся. как бы отыскивая кого-то» (т. XI, стр. 346); «А! — вскрикнул Растопчин, как пораженный каким-то неожиданным воспоминанием» (там же). О Верещагине: «Он посмотрел на толпу и, к а к бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей. » (т. XI, стр. 347).

12 Субъективность авторского описания видна, например, в следующих фразах: «Граф! — проговорил . робкий и вместе театральный голос Верещагина» (т. XI, стр. 348); «А!» — коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано» (там же), и т. п. Автор описывает эту сцену, в общем, так же, как мог бы ее описать кто-либо из его героев.

ки своих слов «Руби его, вы головой- ответить мне!» (т. XI, стр.352). .

Но замечательно, что он не говорил именно этих слов, которые звучат теперь в его сознании!

Нам подробно описывалась — с точки зрения рассказчика — сцена казни, нам передавалось каждое слово Растопчина, и эти слова там не произносились (хотя и произносились другие, близкие им по смыслу) — во всяком случае, они не были зафиксированы в восприятии рассказчика.

Таким образом, восприятие рассказчика и восприятие персонажа расходятся в данном случае, и это характерное свидетельство субъективности как того, так и другого.

Итак, мы вправе говорить о наличии специального рассказчика в «Войне и мире», причем рассказчик этот не дан явно — в том смысле, что не ведет (как правило) повествование от своего лица (сравни, с другой стороны, «Братья Карамазовы» Достоевского или «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя, где рассказчик присутствует в повествовании совершенно явно, хотя и не принимает участия в действии: время от времени он ведет повествование от своего, то есть первого, лица, но может и отступать, целиком переключаясь на восприятие того или иного героя).

Более того, внимательное рассмотрение позволяет выявить в «Войне и мире» не одну, а по крайней мере две позиции рассказчика — или, если угодно, двух различных рассказчиков 13 .

Одним рассказчиком является тот проницательный наблюдатель, о котором мы говорили выше; он хорошо знаком с людьми, о которых пишет, ему дано знать их прошлое (но, между прочим, не их будущее 14 ); он может анализировать их действия как в свете их сознания,

13 Ср. выделение нескольких рассказчиков в произведениях Гоголя — Г. А. Гуковский, Реализм Гоголя, стр. 46 — 48, 51, 52, 206, 222.

14 Мы уже говорили, что при определенной временной позиции рассказчик может намекать не только на свое знание прошлого, но и на знание будущего, то есть того, что только еще должно произойти (см. выше, стр. 91 — 92).

так и в плане их подсознательных побуждений, он имеет и собственную концепцию жизни, истории и т. п. (ибо нет как будто достаточных оснований считать этого рассказчика и автора отступлений в «Войне и мире» разными лицами).

Существенно, что вопрос об источниках знания о персонажах у данного рассказчика вообще неправомерен, то есть неправомерно задаваться вопросом, откуда ему известны факты, относящиеся к сознанию и подсознанию действующих лиц. На этот вопрос, если его все-таки поставить, могло бы быть отвечено, вообще говоря, — с очевидным выходом за пределы обсуждаемой проблематики, — что эти факты ему известны, потому что он создал своих героев. (Такой ответ, понятно, может показаться некорректным, но наша задача здесь — подчеркнуть, что некорректен и сам вопрос.) Иначе говоря, позиция такого рассказчика — это отнюдь не позиция непосредственного наблюдателя, но позиция повествователя вообще. Он отчужден от своих героев, занимая принципиально иную — более общую — позицию, нежели персонажи произведения.

Между тем в повествовании «Войны и мира» явно определяется еще одна позиция рассказчика; ее можно было бы определить как позицию непосредственного наблюдателя, который незримо присутствует в описываемой сцене и как бы ведет синхронный репортаж с самого поля действия. Тем самым, рассказчик здесь поставлен в те же условия, что и действующие лица в произведении; соответственно к нему применяются те же ограничения в знаниях, которыми характеризуются действующие лица.

Таким образом, во временном плане позицию этого последнего рассказчика можно определить как синхронную, тогда как позиция первого — панхронистична. Вообще, если пространственно-временная позиция второго рассказчика непосредственно связана с местом и временем описываемого события, то первый рассказчик занимает более общую и широкую позицию.

В более общих терминах можно, сказать, что второй рассказчик ведет описание изнутри описываемого действия, тогда как первый рассказчик занимает внешнюю по отношению к описываемому действию позицию. О типологических аналогиях с живописью будет сказано ниже (в заключительном разделе книги).

Обе упомянутые позиции рассказчика проявляются с первой же сцены «Войны и мира» — с вечера у Анны Павловны Шерер, которым открывается роман. Описание вечера не дается, вообще говоря, с чьей-либо специальной точки зрения 15 .

При этом очень часто здесь употребляются слова и выражения остранения (типа «видимо» и т. п.), указывающие на присутствие какого-то синхронного наблюдателя (который может совпадать либо не совпадать с кем-то из участников действия).

. сказал он (князь Василий. — Б. У.), видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей (т. IX, стр. 8).

Но среди этих забот все виден был в ней (Анне Павловне. — Б. У.) особенный страх за Пьера (т. IX, стр. 12).

Автор, конечно, здесь мог бы и просто сказать, что князь Василий был не в силах сдержать печального хода мыслей (говоря, об Анатоле) и что Анна Павловна боялась за Пьера. Однако автор явно ощущает необходимость (и это очень показательно) сослаться на чье-то впечатление — он как бы не считает себя вправе утверждать, что данные мысли действительно имели место; ссылка на действительность при том подходе, который здесь имеет место, по-видимому, вообще неправомерна.

Характерно, что автор прибегает к такому же способу описания даже тогда, когда ощущение описываемого лица не вызывает никакого сомнения:

Ему (князю Андрею. — Б. У.), видимо, все бывшие -в гостиной не только были знакомы, но уже надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно (т. IX, стр. 17).

15 За отдельными исключениями. Так, в одном месте как будто бы проскальзывает точка зрения Анны Павловны (т. IX, стр. 16), в другом месте — точка зрения Пьера (т. IX, стр. 12) — но, впрочем, и эти места могут быть в равной степени отнесены к всезнающему повествователю.

Все последующее изложение убеждает нас в том, что это не только видимость, но и действительно так и есть; знакомство с князем Андреем (на которое претендует автор в других случаях), казалось бы, должно было дать ему достаточно оснований не сомневаться, что это так. Тем не менее автор считает нужным говорить эти очевидные вещи со ссылкой на чье-то впечатление.

Чье же это впечатление? Быть может, кого-то из действующих лиц, участвующих в сцене? Так, действительно, можно было бы думать, но вот другая фраза — из разговора Анны Павловны с князем Василием:

— Avant tout dites-moi, comment vous allez, chere amie?* Успокойте меня, — сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка (т. IX, стр. 4).

Здесь речь идет опять-таки о чьем-то субъективном впечатлении, но это, конечно же, не может быть впечатление Анны Павловны; между тем, кроме них двоих, в гостиной никого нет. Следовательно, это впечатление некоего наблюдателя, незримо присутствующего на месте действия.

В то же время иногда автор становится на позицию рассказчика, не только описывающего своих героев в данный момент, но и прекрасно знающего их вообще, то есть на те позиции, которые выше мы охарактеризовали как позиции всезнающего повествователя. Сравни, например, характеристику Анны Павловны Шерер в том же отрывке из «Войны и мира»: Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших • ее, делалась энтузиасткой (т. IX,стр. 5).

Это не точка зрения самой Анны Павловны (которая едва ли сама о себе так думает) и навряд ли точка зре-

* Прежде всего скажите, как ваше здоровье, милый друг?

ния кого-то из ее собеседников; это точка зрения рассказчика, причем, как мы увидим, рассказчика, занимающего принципиально иную позицию, нежели позиция непосредственного наблюдателя.

Или еще (о князе Василии):

— . Скажите, — прибавил он, как будто только что вспомнив что-то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, — правда, что l’imperatrice-mere желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? (т. IX, стр. 6).

Автору здесь ведомо то, что может знать только сам князь Василий, но при этом описание производится не с точки зрения самого князя Василия, а с точки зрения какого-то внешнего по отношению к нему наблюдателя; здесь опять-таки выступает позиция рассказчика, досконально знающего своих героев (не только описывающего их в некоторый данный момент, но все про них знающего вообще).,

Можно было бы думать, что различение двух рассказчиков в «Войне и мире» искусственно, то есть что в обоих случаях выступает один и тот же рассказчик, который, вообще говоря, достаточно хорошо знает своих героев, но может выступать при этом в качестве репортера, ведущего синхронный репортаж непосредственно с места действия; и действительно, в большинстве случаев принадлежащие рассказчику фразы могут трактоваться таким образом. Но с этой точки зрения особенно интересны такие фразы, принадлежащие рассказчику, которые не могут быть объединены в одну авторскую позицию.

Сравни, например (все из того же отрывка):

. сказала . Анна Михайловна с улыбкой молодой кокетки, которая когда-то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу (т. IX, стр. 21).

Это «должно быть», это ограничение авторского знания о персонаже со всей определенностью указывает на то, что описание в данном случае принадлежит непосредст-

венному наблюдателю (незримому участнику действия). Оно никак не вяжется с тем неограниченным знанием о персонаже, которое обнаруживается в характеристиках, приведенных выше. Или:

. при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту (т. IX, стр. 11).

Автор не говорит здесь о том, что на самом деле испытала Анна Павловна; автор просто стоит перед задачей как-то передать выражение ее лица, причем делает это, ссылаясь на выражение лица, обычное в определенной ситуации. Таким образом, автор выступает здесь отнюдь не как всевидящий наблюдатель, но как живое лицо с некоторым реальным опытом.

Эта характерная ограниченность знания, свойственная именно непосредственному (синхронному) наблюдателю, наглядно прослеживается в таких фразах (достаточно характерных для Толстого), как: « . сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему-то книзу» (т. IX, стр. 9).

Сравни также специальные подчеркивания ограниченности авторского знания в «Войне и мире»:

Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов (т. IX, стр. 125).

Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Страшно ли ему было идти на войну, грустно ли бросить жену, — может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он. принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение (т. IX, стр. 128).

От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он (князь Ипполит. — Б. У.) долго не опускал рук. (т. 1Х,стр.28).

Две позиции повествователя в «Войне и мире» — тем самым две разные позиции, хотя они и могут склеиваться вместе при повествовании. Точно так же каждая из этих позиций может совмещаться с позицией .того или иного персонажа. Во всех этих случаях и образуется совмещенная точка зрения; при этом надо подчеркнуть, что это совмещение происходит на одном и том же уровне.

«Замещеиная» точка зрения как возможный случай совмещения точек зрения рассказчика и персонажа

Если мы обратимся к только что приведенному примеру, описывающему чувства Анны Павловны Шерер при виде вошедшего в ее салон Пьера Безухова, мы увидим, что рассказчик в данном случае как бы подменяет точку зрения (психологическую) Анны Павловны своей точкой зрения. Он говорит не столько о том, что ощущала Анна Павловна, сколько о том, что она должна была бы ощущать.. Иначе говоря, рассказчик, интерпретируя выражение лица Анны Павловны, как бы воспринимает за нее самое (вкладывая в ее душу собственные ощущения, которые он — рассказчик — имел бы на ее месте), — причем эта интерпретация может быть достаточно правдоподобна, то есть очень вероятно, что эти ощущения соответствуют действительным ощущениям самого персонажа (Анны Павловны) .

Этот прием вообще характерен для Толстого. Например, еще:

Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем (т. X, стр. 262).

Здесь психология персонажей сливается с психологическим объяснением рассказчика, интерпретирующего их позиции.

Соответственно можно считать, что в подобных случаях имеет место совмещение двух психологических точек зрения — точки зрения персонажа и точки зрения рассказчика, интерпретирующего ощущение этого персонажа путем подстановки собственных ощущений в данной ситуации.

Этот же процесс часто имеет место и в тех случаях, когда при описании внутреннего состояния персонажа автором используются слова типа «видимо», «как будто» и т. п. Подобные слова вообще (как это уже отмечалось выше) свидетельствуют об остранении авторской позиции, то есть о точке зрения постороннего наблюдателя. Эта остраненная точка зрения может относиться прежде всего к рассказчику, но при этом она может (более или менее спорадически) совпадать с точкой зрения того или иного действующего лица.

В этом плане характерен следующий отрывок из сцены охоты в Отрадном из «Войны и мира» (описывающий соревнование охотников и победу дядюшки на этом соревновании):

Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия (т. X, стр.262).

Здесь очевидно авторское остранение, то есть присутствие рассказчика, интерпретирующего ситуацию со своей (откровенно остраненной) точки зрения и в известной степени замещающего переживания персонажей своею интерпретацией. Действительно, реальных поводов для подобного рода ощущений вроде бы нет — рассказчик просто интерпретирует внешнее поведение действующих лиц, пытаясь передать как будто бы не столько действительные их переживания, сколько то, как их поведение могло быть воспринято посторонним наблюдателем.

Любопытно, однако, что абзацем ниже мы узнаем, что точка зрения рассказчика совпадает с точкой зрения Николая Ростова.

Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостаивает говорить с ним (т. X, стр.262).

Здесь можно говорить о своего рода воздействии, которое оказывает точка зрения рассказчика на точку зрения персонажа (как бы притягивая ее к себе), а в конечном счете — о специальном случае совмещения точки зрения рассказчика и точки зрения действующего лица.

Таков возможный процесс совмещения различных точек зрения в плане психологии. Совершенно аналогичную ситуацию в плане фразеологии имеем в случае так называемой «замещенной прямой речи» — когда автор говорит за своего героя, вкладывая в его уста то, что он должен бы был сказать в соответствующей ситуации. Смотри приведенный выше 16 пример из пушкинского «Кавказского пленника», когда автор за казака прощается с его родиной. Таким образом, автор здесь говорит от лица своего героя и вместе с тем от своего собственного лица; их точки зрения совмещены, причем совмещение имеет место в данном случае на уровне фразеологии.

Самый прием совмещения точек зрения путем подмены точки зрения персонажа точкой зрения рассказчика (на том или ином уровне) можно было бы обозначить соответственно как случай использования «замещенной» точки зрения. «Замещенная» точка зрения может проявляться, по-видимому, и в плане оценки (когда оценка с точки зрения персонажа подменяется оценкой с позиции повествователя).

Наконец, в плане пространственно-временной перспективы сюда подпадает, например, та достаточно распространенная ситуация, когда описание привязано к пространственной позиции некоторого персонажа (то есть используется его пространственная точка зрения), но при этом дается кругозор более широкий, нежели

поле зрения этого последнего. Таким образом, рассказчик подменяет пространственную точку зрения данного персонажа тем, что бы он сам (то есть рассказчик) увидел на его (персонажа) месте 17 .

17 В этом плане можно трактовать и приведенный выше (стр. 142) пример с Николаем Ставрогиным (но там, кроме того, имеет место еще несовпадение пространственной и психологической точек зрения).

В древнегреческой философии на проблему бытия смотрели с двух точек зрения:

— проблема бытия ограничивалась самой природой (земной мир и космос);
— в проблеме бытия выявилась абсолютизация знаний об объектно-чувственном мире (вечные бестелесные идеи).
С наступлением христианской эры произошло соединение философии с интенсивным богопознанием.
В Средние века сформировалось так называемое онтологическое доказательство бытия Бога, которое состояло в выводе Абсолютного Бытия из понятия бытия, а именно: то, больше чего нельзя помыслить, не может существовать только в уме. Либо о нем можно помыслить и возможно существование вне ума, что противоречит исходной посылке.
В эпоху Возрождения и особенно в Новое время происходит обмирщение философии, а впоследствии явное разделение философии и естественной науки. В связи с этим происходит объективизация понятия бытия и одновременно развитие субъективистских концепций.
Термин «онтология» появился в XVII в. Онтологией стали называть учение о бытии, сознательно отделенное от теологии. Это произошло в конце Нового времени, когда в философии противопоставлялись сущность и существование. Онтология этого времени признает примат возможного, которое мыслится как первичное по отношению к существованию. Тогда как существование является лишь дополнением к сущности как возможности.
В XIX в. философское понимание бытия было дополнено принципом историзма, соответственно которому бытие объекта раскрывается только через полноту его истории. Философы того времени считали, что можно найти способ в процессе познания перейти от предмета, данного в мысли через явление (феномен), к его бытию как таковому.
Первым философом, который обосновал принцип тождества бытия и мышления, был Гегель. Он отрицал «внешнего» познающего субъекта, чуждого миру бытия.
Исходя из гегелевского объективного идеализма понятие бытия приобрело смысл не состояния, а закономерного и вечного движения. Его наличное бытие — это реальность, ограниченность, конечность, бессознательность, объективность.

Мировоззрения

Тема 1

Философия

Как теоретическая форма

мировоззрения

1. Философия и мировоззрение. Философия – одна из самых древних и интересных областей человеческого знания,духовной культуры. Она существует уже более двадцати пяти столетий. Возникнув в странах Древнего Востока, своего наивысшего расцвета философия достигает в Древней Греции. В трудах древнегреческих ученых впервые появляются и сами термины «философ», «философия». В буквальном смысле слово философия переводится как «любовь к мудрости». В древности понятие «мудрость» имело особый смысл, оно подразумевало стремление к интеллектуальному постижению мира, основанному на знании и бескорыстном служении истине. Причем мудрость означала не простое накопление механической суммы знаний отдельных вещей, а стремление понять мир как целостный и единый в своей основе.

В своих размышлениях мудрецы и ученые искали ответы на вопросы: в чем сущность мира? как он устроен? есть ли что-то общее, что свойственно всем без исключения явлениям мира? конечен или бесконечен мир? каково место человека в мире? что такое истина? в чем смысл жизни человека? что такое смерть и есть ли бессмертие? и т.д. Сама постановка таких вопросов, а также поиск ответов на них относится к проблеме мировоззрения. Мировоззрение – более широкое понятие по сравнению с философией, поэтому определение сущности философии должно начинаться с анализа и определения термина «мировоззрение».

Мировоззрение в широком смысле представляет собой совокупность преобладающих в тот или иной период истории предельно общих взглядов на мир и человека в их сложных соотношениях. В мировоззрении соединены особенности эмоционального, психологического и интеллектуального отношения человека к миру: его чувства, разум, сомнения и убеждения, знания и оценки. Мировоззрение в значительной степени определяет принципы поведения и деятельности человека, формирует его идеалы, моральные нормы, социальные и политические ориентации и т.д. Мировоззрение формируется как особого рода отражение общественного бытия в различных областях человеческой жизни, практики, культуры.

В научной литературе сложились следующие подходы к определению мировоззрения как феномена: «Сцепление и взаимосвязь универсалий культуры создают обобщенную картину мира, вводят систему предельно общих представлений о природе, обществе, сознании. Эта картина есть то, что называют мировоззрением соответствующей эпохи»[1]; «Мировоззрение есть не что иное, как общественное самосознание, воплощающееся в индивиде как единство его нравственных, философских и иных ценностных представлений»[2]. Мировоззрение создает определенную картину мира, благодаря которой человек и общество в целом не только понимают и осмысливают мир, но и оценивают его процессы, «переживают» их соответственно своей системе ценностей, своеобразие которой характеризует культуру конкретной эпохи. Мировоззрение эпохи, типа цивилизации – это особый дух времени, способ видения мира, форма его чувствования и уже затем стиль его осмысления и понимания.

В историко-философских работах анализ мировоззрения в советский период не был приоритетным (исключения составляют работы А.Я. Гуревича, М.А. Барга), что в целом было обусловлено господством «исторического экономизма». В результате изучение проблем культуры, религии, философии и т.д. оказалось самостоятельным и органически не связанным с анализом исторического процесса, с одной стороны, и обозначило пробел в исследовании истории ментальности, духовного, в частности мировоззренческого потенциала в развитии общества – с другой. Исследователи досоветского периода, напротив, были поглощены именно этой проблематикой, о чем свидетельствуют труды А. Хомякова, И. Киреевского, П. Юркевича, П. Лаврова, Н. Михайловского, Н. Кареева, П. Новгородского и др. Эти авторы, находясь на различных философских и идейных позициях, были едины в оценке духовного фактора как одного из ведущих в развитии как отдельной личности, так и общества в целом. Особенностью их подхода в исследовании феномена мировоззрения явилось выделение идеи цельности, то есть утверждение необходимости единения в одно гармоничное целое нравственного, религиозного, научного, философского типов мировоззрения. Так, Н. Кареев писал: «Полное миросозерцание должно быть и научным и вместе с тем этическим. складываться не только из знания, но и из веры. »[3] Именно мировоззрение, по мнению славянофилов, являлось главным основанием для деления человечества на Запад, Восток и Россию.

«Западная» школа в исследовании мировоззрения в истории имеет свои глубокие традиции. Анализ европейской литературы XVIII–XIX вв., в частности произведений П. Гиро, Т. Рибо, Р. де Жювиньи, Дж. Леббока, Г.Ф. Кольба, В. Зомбардта, Дж.В. Дрэпера, свидетельствует о том, что ученые видели своей основной задачей описание истории через изучение мировоззрения различных эпох. В XX в. в европейской науке наибольшие заслуги в изучении мировоззренческих проблем истории принадлежат французской «Новой исторической школе» (также называемой школой «Анналов»). Ее подход к истории отличает в первую очередь комплексность, понимаемая как равноправность в изучении и оценке материальных, социальных и духовных отношений. Особый вклад в изучение истории ментальности внесли Л. Февр, М. Блок, М. Фуко, Ф. Арьес, Ж. Ле Гофф, в центре внимания которых были «история ментальностей», «массовое и элитарное сознание», «коллективные представления», картина мира, нравы, эмоции и формы поведения людей на различных стадиях развития европейской истории.

Большинство исследователей разделяют утверждение о том, что мировоззрение имеет сложный, синтетический характер и включает в себя различные уровни, компоненты, аспекты. Основу, фундамент мировоззрения составляют мировоззренческие ориентиры и ценности – смысло-значимые приоритеты существования, по направлению к которым человек проявляет свою активность. Мировоззренческие ориентиры всегда связаны с целеполаганием. Они присущи не только человеку, но и обществу в целом, той или иной эпохе развития цивилизации. Другими важнейшими компонентами мировоззрения выступают идеалы, верования, убеждения, знания, оценки, переживания, эмоции субъекта. Мировоззрение включает и общую «картину мира» – представления и знания о структуре, порядке, генезисе, динамике мироздания. Таким образом, природа мировоззрения базируется на различных основаниях: особенностях эмоциональной, нравственной, интеллектуальной, психической жизни личности.

В структуре мировоззрения обычно выделяют два уровня: обыденный и теоретический. Обыденное мировоззрение формируется стихийно, не целенаправленно, оно порождается непосредственными условиями жизни и передается из поколения в поколение опытом людей. Это мировоззрение называют житейским, оно понимается иногда как здравый смысл, традиционные представления о мире и человеке. Оно, как правило, сориентировано на практические вопросы. Приобретая знания на этом уровне, человек не ставит себе целью познание ради познания, открытие истины, поиск закономерностей. Процесс познания осуществляется для какой-либо жизненной цели, и представление о чем-то новом происходит спонтанно, сопровождая практический результат. Житейское мировоззрение не опирается на доказательства, часто наполнено противоречивыми представлениями, ориентирами, ценностями. Теоретическое мировоззрение, напротив, стремится к поиску истины, открытию законов и закономерностей мира, оно системно, логично, предполагает опору на доказательства и аргументы. Существует две основные формы теоретического мировоззрения: наука и философия.

Мировоззрение является историческим феноменом, то есть представления человека о мире и о себе изменялись с течением времени. При этом можно выделить три исторических формы мировоззрения: мифология, религия и философия. Рассмотрим каждый из названных типов отдельно.

2. Мифологическое мировоззрение. Мифология – это универсальная форма общественного сознания, которая преобладала на ранних этапах развития человечества. Мифологическое мировоззрение характерно для современных первобытных народов (коренных жителей Австралии, Океании, крайнего Севера, Африки, Северной Америки, Амазонии и т.д.). В основе этой формы мировоззрения лежит миф – особый способ отражения действительности в сознании человека, характеризующийся чувственно-образными представлениями об окружающем мире. Мифы были первой попыткой обобщить и объяснить различные явления природы и общества в условиях, когда человек еще не выделял себя из природной среды. Они явились воплощением бессознательных коллективных представлений народов, воплощенных в поэтической, художественной форме.

Основными чертами мифологического мировоззрения являются:

ü ориентир на гармонию человека и природы. Это выражалось в целостном понимании человека в составе природы, вело к метафорическому сопоставлению природных и социальных объектов, очеловечиванию сил природы, частей космоса;

ü сверхъестественный, иррациональный характер. Данный тип мировоззрения опирается на чувственность и интуицию, для обоснования суждений при этом не обязательны логические или фактические доводы. Объяснение мира и его явлений в мифе, как правило, не было связано с попыткой доказательств и сводилось к рассказам о его происхождении;

ü коллективный характер, то есть оно формируется, передается и проявляется в больших коллективах людей (род, племя, нация, государство);

ü консервативность, догматизм, опора на традиции – следование установленному ранее порядку, поддерживающему гармонию с окружающим миром, существующее положение вещей, систему власти или авторитетов;

ü символичность – наполненность внутренними смыслами и значениями, в кодированной форме выражающими коллективные бессознательные и осознанные переживания людей.

Мифы выполняли различные функции: поддерживали и объясняли существовавшие в обществе ценности; осуществляли связь между поколениями; объясняли «картину мира», явления природы; показывали взаимосвязь человека и его действий с миром. Миф для рассказывавших его людей не был вымыслом, в него искренне верили. В жизни современного нам общества миф может быть реальностью социальной и политической жизни.

В целоммифологическое мировоззрение –это целостное миропонимание, в котором различные представления увязаны в единую образную картину мира, сочетающую в себе реальность и фантазии, естественное и сверхъестественное, знание и веру, мысль и эмоции. Мифология синтезировала в себе различные функции мировоззрения, однако они были еще недостаточно развиты. В них в основном преобладали нормативно-регулятивная и оценочная функции. Все происходящее в мифах приобретало значение своеобразного образца для воспроизведения. Наряду с повествованием о событиях, важных для людей, их настоящем и будущем, утверждалась принятая в обществе система правил и ценностей. Это было определенное моделирование человеческого поведения в определенных условиях. Мифы служили своего рода способом сохранения жизненного опыта народа. При этом запоминались не только представления о действительности, но и приемы мышления, которые помогали ориентироваться в окружающем мире.

Проблемы мифологического мировоззрения подробно исследовались в трудах Э. Тайлора, К. Леви-Стросса, Л. Леви-Брюля, Дж. Фрэзера, А.Ф. Лосева, С.А. Токарева, М.И. Шахновича, Е.М. Мелетинского.

3. Религиозное мировоззрение. Следующей формой мировоззрения выступает религия – мировоззрение и мироощущение, а также специфические действия (культ), в основе которых лежит вера в сверхъестественное, одного или нескольких богов, чья сущность находится за пределами познания человека. Характерными чертами религиозного сознания являются: высокая степень абстракции, отвлеченности от реального мира; раздвоенность мира в сознании людей; фантастический характер образов религиозного сознания; иллюзорность (то есть переживание как реального того, что в действительности не существует); вера в сверхъестественное. Религия также стремилась объяснить мир, существование в нем сил природы, жизни и смерти, и первоначально важнейшей функцией религии и было объяснение мира. Затем, по мере развития знания и появления новых форм объяснения природных процессов функции религии изменились. Религия стала играть в обществе роль поддержания ценностей, утешения, облегчения жизни, а также важнейшего средства общения и объединения людей.

Религиозное мировоззрение, как и мифологическое, консервативно, традиционно, не приветствует новшеств, авторского подхода, избегает критики, сомнений. Это мировоззрение отличается внутренней стабильностью, следованием в направлении веками сложившихся ценностей и идеалов, ясностью смысложизненных ответов, положительным решением проблемы поиска бессмертия. Целью религии является спасение как обретение в результате праведной жизни некой бесстрадательной формы бессмертия и высшего совершенства. Религиозное мировоззрение многообразно по формам выражения: например, в некоторых учениях отвергаются идея Бога-творца, существование души, сотворение мира высшими силами и т.д. Функции религии также отличаются широтой и разнообразием:

ü объяснение происхождения мира, его явлений и человека;

ü утверждение моральных запретов и идеалов;

ü разрешение проблем смысла жизни и смерти;

ü возвышение человека над обыденностью, абсурдностью повседневного существования, внесение высшего значения в его жизненный путь и земные страдания;

ü компенсация за тяготы жизни, надежда на справедливость Высшего суда в послесмертном бытии;

ü общение среди членов религиозного сообщества;

ü объединение и консолидация народов на основе единой веры и др.

Мифологическое и религиозное мировоззрение в своей основе обыденное, жизненно-практическое, оно не ищет доказательств и рационального объяснения. Религиозное мировоззрение отличается от мифологического по способу духовного освоения действительности. Мифологические образы и представления были многофункциональны: в них в еще не развитой форме переплеталось познавательное, художественное и оценочное освоение действительности, что создавало предпосылку для возникновения на их основе не только религии, но и различных видов литературы и искусства.

Неотъемлемой чертой религиозных мифов и представлений является их догматизм, несмотря на то, что религиозные образы допускают различные истолкования, в том числе абсолютно противоположные. Поэтому на основе одной системы религиозных догм всегда складывается множество различных направлений, например, в христианстве – католицизм, православие, протестантизм. В то же время, возникнув, религия сохраняет известный запас представлений на протяжении нескольких веков, поддерживая его стабильность.

Еще одной особенностью религиозных образов и представлений является то, что в них скрыта иррациональность, которая подлежит восприятию только верой, а не разумом. Последний вскрывает смысл образа, но не опровергает и не разрушает его. Эта особенность религиозного образа лежит в основе признания приоритета религиозной веры над разумом. Центральное место в религиозном мировоззрении занимает образ или идея Бога. Бог во многих религиях рассматривается в качестве первоначала и первоосновы всего существующего, источник блага и истины. В целом главной особенностью религиозного мировоззрения является разделение мира в сознании верующих на «этот» и «потусторонний», «божественный» и «тварный», в отличие от единства мира в мифологическом мировоззрении.

Таким образом, религиозное мировоззрение – это способ освоения действительности через ее удвоение на естественную, земную, посюстороннюю – и сверхъестественную, небесную, потустороннюю. Религиозное мировоззрение прошло длительный путь развития, от первобытных до современных (национальных и мировых) форм.

Обстоятельные исследования по религиозному сознанию принадлежат таким философам, как Г.В.Ф. Гегель, Вл. Соловьев, П. Флоренский, Э. Дюркгейм, М. Вебер, Дж. Фрэзер, Д.М. Угринович, И.Н. Яблоков, А.П. Романова.

4. Философское мировоззрение. Если религия основана на чувственных образах и вере, то философия, прежде всего, – на разуме и доказательствах. Содержание же их во многом совпадает. В отличие от двух рассмотренных нами форм мировоззрения, философское мировоззрение является теоретическим и имеет ряд других качественных особенностей. Однако философия – это не только теория. Научно-теоретические знания составляют лишь одну сторону содержания философии. Другой же стороной выступает иной компонент сознания – духовно-практический. Он выражает смысложизненный, ценносто-ориентирующий тип философского сознания в целом.

Особенностями философского мировоззрения является также творческий характер ее выражения, философствование всегда должно быть свободно от любой внешней для него цели. Оно не может твориться по заказу, иначе оно станет идеологией. Философия всегда стремится к доказательности, подтверждению своих знаний логически. И вместе с тем она не имеет открытых истин, решенных проблем, закрытых вопросов. Философия– теоретическая форма мировоззрения; учение о наиболее общих принципах бытия, познания, оценивания, об отношении человека к миру, о законах развития природы, общества, мышления. В целом характерными чертами философского мировоззрения выступают:

ü свободный, плюралистический характер;

ü творческая сущность, ценность нового, авторского, личностного;

ü рациональность – опора на доказательства, логика, системность, целенаправленность, упорядоченность суждений;

ü критичность, стремление все подвергать сомнению, проверкам;

ü «бескорыстность» (если целью религии выступает спасение, науки – улучшение условий жизни, то для философии главным является познание Истины, смысла и значения мироздания);

ü открытость, незавершенность философских проблем;

ü оценочность, стремление приобщить человека к высшим духовным ценностям и др.

Философия имеет своими задачами целостное, системное объяснение мира; она стремится исследовать наиболее общие законы явлений, отношений и взаимосвязей мира. Для обозначения этих свойств, отношений, связей она вырабатывает соответствующие им логические понятия – философские категории: бытие, сознание, материя, время, движение и др. Философские категории не имеют чувственного аналога, их можно только мыслить.

Одной из важнейших философских проблем выступает проблема соотношения материального и духовного. Различные ее решения во многом образует основу философских учений, которые являются либо монистическими (исходящими из признания одного начала мира), либо дуалистическими (исходящими из признания двух начал мира). Философский монизм также неоднороден. На протяжении существования философского знания он выступал как материализм и как идеализм в двух его разновидностях: объективный и субъективный. Материализм исходит из признания первичности материального начала, рассматривает природу как вечную, никем не сотворенную. Идеализм определяющим объявляет духовное первоначало, лишь за ним признавая возможность саморазвития; природа же оценивается как пассивная, сотворенная. Однако идеалисты расходятся в его толковании. Одни считают, что духовное начало, обусловливающее все происходящее в мире явлений, существует в виде человеческого сознания, ощущений, восприятий, представлений (субъективный идеализм). Другие духовное первоначало представляют в виде объективного или абсолютного сознания, духа, чистой идеи и т.п. (объективный идеализм). В философии предполагалась попытка соединить оба подхода, что выразилось в дуалистических учениях. Дуализм – философское учение, представители которого рассматривают материальное и идеальное начала как независимые, равноправные, существующие параллельно друг другу.

Основной вопрос философии включает в себя, помимо вопроса о первичности материального и духовного, также вопрос о познавательном отношении человека к миру. Материалисты рассматривают познание мира как отражение в человеческом сознании независимой от него реальности. Идеалисты же выступают против теории отражения, истолковывают познавательную деятельность то как комбинирование чувственных данных, то как конструирование объектов познания посредством априорных (доопытных) категорий, то как чисто логический процесс получения новых выводов из имеющихся аксиом и допущений. Сторонники агностицизмаотрицают (частично или полностью) возможность познания мира разумом.

Должного внимания заслуживает и вопрос о том, как мир устроен, какие существуют связи и отношения между предметами и явлениями, процессами, какие законы характеризуют этот мир с точки зрения движения и развития. Иначе говоря – вопрос об общей структуре мира и состоянии, в котором последний находится. Этот вопрос нашел свое решение в двух основных концепциях – диалектической и метафизической. Диалектика – концепция, согласно которой мир по своей структуре представляет единое целое, где все взаимосвязано и взаимообусловлено, а с точки зрения состояния он находится в движении, развитии.

Согласно метафизике, мир по своей структуре – это совокупность не связанных между собой предметов, явлений, процессов. Что касается состояния мира, то метафизика признает движение и развитие только в ограниченных рамках, как уменьшение и увеличение, как повторение.

Решение проблемы общей структуры мира, включающего в себя и человека, и состояние, в котором он находится, представляет собой относительно самостоятельный вопрос. Он может решаться в принципе одинаково при различном подходе к основному вопросу философии, то есть материализм может быть метафизическим и диалектическим. Точно так же и идеализм может быть как метафизическим, так и диалектическим.

Следовательно, материализм и идеализм, метафизика и диалектика – различные способы раскрытия отношения «человек – мир». Это отношение является универсальной проблемой для всех эпох человеческой истории – от возникновения человека и до тех пор, пока не прекратится его существование. Хотя на каждом этапе истории оно наполняется конкретным содержанием и осознается по-разному, осмысление его есть необходимое условие жизнедеятельности общества в его поступательном развитии.

Целостность, системность предмета философии обусловливает ее сложную многоуровневую структуру, которую можно представить следующим образом:

Кроме названных отраслей в философии появляются и более «узкие», конкретные области, такие как философия права, философия истории, философия языка, философия естествознания и др. Объект и предмет их изучения связаны с синтезом философских принципов и отдельных конкретных наук, в результате чего возникает теория высшего уровня абстракции, в которой открываются законы, вырабатываются категории, применимые в той или иной области знания.

По многим признакам философское мировоззрение близко научному, и можно назвать следующие общие присущие им черты: стремление к познанию истины; опора на доказательства; систематически изложенные теории; научный предмет, методы изучения, наличие специалистов, учебных пособий и т.д.; наукообразный язык, дискурсивность; выявление законов, закономерностей явлений мира.

Однако можно выделить и существенные различия, не позволяющие сводить философию к научному мировоззрению в полной мере: в философии не существует открытых, разрешенных проблем; философские суждения во многом опираются на субъективный опыт, не имеет общего критерия объективности; в философии отсутствует единая теория, доктрина, парадигма; не существует единого философского языка; философия оценочна, то есть стремится не только объяснить законы развития природы и общества, но и приобщить человека к высшим духовным ценностям.

Таким образом, философия есть форма мировоззрения, основанная на рациональных, творческих способностях человека, развивающаяся в условиях свободы, дискуссии, диалога как поиск высших смыслов и ценностей, попытка осмыслить мир как единый в своей основе. Как же происходило развитие философии в истории человечества? Для ответа на этот вопрос обратимся к рассмотрению важнейших ступеней ее становления от первых цивилизаций древнего Востока и до современности.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском: