Меню Рубрики

Религиозные чувства точки зрения на их природу

– это эмоциональное отношение верующих к признаваемым объективными существам, свойствам, связям, персонам, местам, действиям, друг к другу и к самим себе, а также к религиозно интерпретируемым отдельным явлениям в мире и к миру в целом.

С религиозными представлениями могут сплавляться и получать соответствующую направленность, значение и смысл самые разные эмоции человека – страх, любовь, восхищение, благоговение, радость, надежда, ожидание, стенические и астенические, альтруистические и эгоистические, нравственные и эстетические; в этом случае переживаются «страх Господень», «любовь к Богу», «чувство греховности, смирения, покорности», «радость богообщения», «умиление иконой Богоматери», «сострадание к ближнему», «благоговение перед красотой и гармонией сотворенной природы», «ожидание чуда», «надежда на потустороннее воздаяние».

Необходимо отметить, что эмоциональные процессы верующих с точки зрения их физиологической основы и главного психологического содержания ничего специфического в себе не содержат. С религиозными верованиями связаны обычные человеческие чувства: страх, любовь, гнев, радость, надежда, благоговение, восхищение и т.д. У верующих они имеют соответствующее предметно-образное оформление и смысл, т.е. они у верующих переживаются как «страх Господень», «любовь к Богу», «чувство смирения», «чувство греховности», «радость общения с Богом», «умиление иконой Богоматери», «сострадание к ближнему», «любовь к ближнему»,.; страха перед Богом больше, чем любви, верующий все время помнит, что если он не выполнит заповеди, то Бог накажет его. В связи с этим американский исследователь религии У.Джемс пишет: «если мы согласимся понимать термин «религиозное чувство» как собирательное имя для тех чувств, которые в разных случаях порождаются религиозными объектами, – то мы признаем вероятность того, что этот термин не заключает, в себе такого элемента, который имел бы с психологической точки зрения специфическую природу. Есть религиозная любовь, религиозный страх, религиозное чувство возвышенного, религиозная радость и т.д.

Чувства в сфере религии играют важнейшую, первостепенную роль. Проблема специфики религиозных чувств неоднократно дискутировалась в зарубежной психологии религии. Предпринимались многочисленные попытки охарактеризовать религиозные чувства с точки зрения их специфического психологического содержания. Одни психологи, следуя за немецким протестантским теологом Ф.Шлейермахером (1768–1834), квалифицировали религиозное чувство как «чувство зависимости». Другие разделяли точку зрения немецкого теолога и философа Р.Отто на религиозное чувство как на специфическое единство «священного ужаса и восхищения» 176 . Третьи (Г.Воббермин) полагали, что религии в наибольшей степени свойственны чувства «безопасности и страстных ожиданий». Даже в середине XX в. высказывались мнения, что «отличительной чертой религиозного чувства является благоговение, а не страх, любовь, скорбь или разочарование». Набор чувств и переживаний, свойственных религиозным людям в различные эпохи, исторически менялся. Общая тенденция изменений в сфере религиозных эмоций состояла в вытеснении отрицательных переживаний, прежде всего страха, которые преобладали у первобытных людей, чувствами положительными: любовью, благоговением, восхищением, благодарностью. Хотя религиозный страх остается одним из важных компонентов переживаний современных верующих

В религиозной сфере чувства играют особенную роль. Христианские богословы, начиная с «отца церкви» Августина (IV-V вв.), подчеркивали значение религиозных чувств и настроений. Многие богословы утверждают, что всякому человеку присуще некое врожденное религиозное чувство, особое стремление, тяготение к Богу и что это религиозное чувство отличается от всех других эмоциональных процессов, которые испытывает человек, своей уникальностью. Богословы и философы-идеалисты подчеркивают при этом, что религиозное чувство по существу своему непостижимо для разума. Источник религиозного чувства они видят в Боге.

Специфика религиозных чувств с точки зрения психологии

Есть и другое мнение — нет никакого врожденного религиозного чувства, принципиально отличного от обычных человеческих эмоций. Эмоциональные состояния верующих людей с точки зрения их физиологической основы и основного психологического содержания ничего уникального в себе не содержат. С религиозными верованиями связываются самые обычные человеческие чувства и страх, и любовь, и ненависть, и гнев, и восхищение и т. п.

Тем не менее, опираясь на религиозные представления, эмоции верующих приобретают свою специфику.

Своеобразие психологии верующих людей следует искать не в области их нервно-физиологических механизмов. Физиология высшей нервной деятельности бессильна вскрыть особенности религиозного сознания, но ответы на некоторые вопросы можно найти в рамках социальной психологии. Главная особенность религиозных чувств, состоит в том, что они направлены на сверхъестественный объект. Это определяет специфическую социальную направленность религиозных эмоций, их роль в жизни общества и отдельного человека. Объектом религиозных чувств верующих являются Бог, духи, нечистая сила и тому подобные образы. Если принять верным утверждение, что объект религиозных чувств реально не существует, то все чувства, испытываемые верующим, направлены в пустоту, представляют собой бесплодную растрату энергии, душевных и физических сил.

В случаях, когда религиозные чувства, казалось бы, направлены на реально существующий объект, например на какого-либо человека (святой, праведник) или на материальный предмет (чудотворная икона, святой источник и т.п.), они в действительности всегда связаны не с самим объектом, как таковым, а лишь с приписываемыми ему сверхъестественными свойствами — способностью творить чудеса, исцелять больного и т.п.

Есть мнение, что религия направляет эмоции человека в сторону вымысла, которому приписывается реальность. Именно это и ведет к деформации обычных человеческих чувств.

Взгляд на религиозные чувства с точки зрения верующих

Сами верующие считают, что религиозные эмоции приносят им определенное облегчение, «забвение тягот жизни», помогают преодолевать жизненные трудности и невзгоды. Cубъективно, психологически религиозные чувства выступают как средство преодоления конфликтов в сознании человека, они создают известную психологическую устойчивость к внешним травмам, дают в ряде случаев особую эмоциональную разрядку накопившимся отрицательным впечатлениям. Но подобное преодоление жизненных конфликтов и трудностей имеет особеннось — религиозные эмоции не способствуют изменению реальных условий жизни людей, а лишь временно выключают человека из окружающего мира. Религиозные чувства уводят человека от действительности и тем самым мешают ее преобразованию, затушевывают социальные антагонизмы и противоречия.

Религиозные чувства и социально-психологические механизмы

Быстрое распространение религиозных чувств и настроений во многом связано с действием социально-психологических механизмов подражания и внушения. Механизмы психологического внушения и подражания умело использовались и используются в целях усиления религиозных эмоций. Особую роль играют указанные механизмы в коллективных молениях, где религиозные чувства искусственно возбуждаются с помощью некоторых специальных средств психологического воздействия (в ходе молитвы практикуется, например, длительное коллективное повторение отдельных слов, ритмичные телодвижения и т. д.). В результате подобных исступленных молений человек иногда доходит до экстаза, он перестает воспринимать окружающее, выкрикивает бессмысленные слова. Пятидесятники именно такое состояние человека и считают его высшим духовным озарением, нисхождением на него святого духа.

Чувства верующих разных вероисповеданий, разных исторических эпох существенно отличаются друг от друга. Тем не менее, если иметь в виду современные монотеистические религии, и в частности современное христианство, то можно выделить несколько эмоций, которые играют главенствующую роль в переживаниях типичного верующего.

Религиозный страх

Страх можно испытывать по самым различным поводам. Если человек испытывает страх в связи с реальной опасностью, которая ему угрожает, то этот страх в какой-то мере оправдан, он играет роль сигнализатора, мобилизует человека. При этом обычно вступают в действие другие чувства, которые должны как-то нейтрализовать чувство страха, вытесняя его.

Религиозный страх — страх перед Всевышним, перед загробной жизнью, страх перед муками в аду и т.д., то есть страх перед тем, существование чего нельзя не подтвердить, не опровергнуть.

«Есть два рода скорбей», — говорит Ефрем Сирин: «Скорбь по Богу и скорбь мирская; скорбь мирская тяжела, и не обещает вознаграждения; а скорбь по Богу с собою приносит утешение и, еще паче укрепляет в обетовании жизни вечной. Подвергаясь первой, поспешай превратить ее во вторую».

С точки зрения христианина: cкорбь ради Бога лучше великого дела, совершаемого без скорби.

Любовь как религиозное чувство

В молитвенных домах баптистов можно видеть надпись, которая гласит: «Бог — есть любовь». Распространена идея о том, что только христианство дает любовь, что только в сфере христианской религии можно обрести подлинную любовь человека к человеку.

Главный объект любви верующего — это Бог. В Евангелии от Матфея подчеркнуто: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь».

Любовь разделяется на два вида: любовь к Богу и любовь к человеку, к ближнему, к брату своему.

В силу этого любить ближнего религиозный человек может лишь в той мере, в какой эта любовь не противоречит любви к Богу.

Возможно поэтому в христианстве любовь может сочетаться с враждой к людям другой веры или неверующим.

Религия как мировоззрение

На ранней стадии человеческой истории мифология не была единственной мировоззренческой формой. Близким мифологическому, хотя и отличным от него, стало религиозное мировоззрение, развившееся из недр общественного сознания. Как и мифология, религия апеллирует к фантазии и чувствам (это могут быть и очень высокие чувства — любви, веры, надежды, благоговения перед жизнью, мирозданием). Однако в отличие от мифов религия не «смешивает» земное и сакральное, а разводит их на два противоположных полюса. Творческая всемогущая сила — Бог — стоит над природой и вне природы. Бытие Бога переживается человеком как откровение. Как откровение человеку дано знать, что душа его бессмертна, что за гробом его ждут вечная жизнь и встреча с Богом.

Религия, религиозное отношение к миру не оставались неизменными. На протяжении истории человечества они, как и другие образования культуры, развивались, приобретали многообразные формы на Востоке и Западе, в разные исторические эпохи. Но всех их объединяло то, что в центре любого религиозного мировоззрения стоит поиск высших ценностей, истинного пути жизни. Все дела и поступки человека и даже его помыслы оцениваются, одобряются или порицаются поэтому высшему, абсолютному критерию.

Религия, безусловно, ближе к философии, чем мифология.

Взгляд в вечность, ценностное восприятие жизни, поиск высших целей и смыслов присущи обеим формам сознания. Однако есть и различия. Религия — сознание массовое. Философия — сознание теоретическое. Религия не требует доказательства, разумного обоснования своих положений, истины веры она считает выше истин разума. Философия — всегда теоретизирование, всегда работа мысли.

По отношению к философскому мировоззрению дофилософские мировоззренческие формы и исторически, и логически оказываются их необходимым предшествием. Мифологическое сознание было сознанием глубокой, интимной связи человека и природы в эпоху родового строя. Религиозное сознание (если говорить о его самой ценной, гуманистической стороне) было первым человеческим взглядом в вечность, первым осознанием единства человеческого рода, глубоким прочувствованием целостности бытия.

Взаимоотношение философии и религии в истории культуры не было однозначным. В Средние века, когда духовная власть религии над людьми была безраздельной, философии отводилась лишь роль «служанки» богословия. В XIX в. великий философ-идеалист Гегель, будучи сам человеком умеренно-религиозных взглядов, в иерархии форм духа религию и философию отнес к самым его высшим формам, но все же на вершину пирамиды поставил философию, а религии «присудил» лишь второе место.

Религия — неотъемлемая часть культуры. Миллионы людей испытывают потребность в религиозных чувствах, в религиозной жизни. Никакими средствами невозможно и не нужно истреблять веру людей в Бога, хотя такие попытки в истории человечества были.

В древнем мире существовало многобожие. Потом возникли мировые религии. Сегодня мы снова можем говорить о многобожии. Наряду с признанными мировыми религиями существует множество других верований. Порой они эксцентричны, странны. Признание Бога причудливо соединяется в них с признанием науки. В них подчас сплетаются религиозные представления, заимствованные из разных религий. Иногда современные религиозные объединения вербуют молодых людей для прославления какого-нибудь новоявленного пророка. Такие культы нередко называют тоталитарными сектами. Господствующая церковь, как правило, ведет с ним борьбу. Так происходит во многих западных странах, в России, в Китае.

Сейчас и в нашей стране обнаруживается процесс, который называют религиозным возрождением. Прежде всего имеется в виду усиление авторитета мировых религий: усиление роли христианства, в частности православия, распространение ислама, рост популярности буддизма в западных странах.

Но обнаруживается и новое качество многобожия. Рождаются учения, авторы которых исповедуют причудливую веру или переосмысливают древние религиозные представления. Процесс восстановления религиозной жизни, веры в Бога и является религиозным возрождением. Этот процесс закономерно связан с расцветом философской мысли о религии.

Философия религии — это философский анализ специфического феномена религии. При такой констатации сразу возникают вопросы. Зачем нужна философия религии, если есть теология — религиозное учение о Боге? Есть ли смысл философствовать о том, что открывается человеку через веру и чувства? Может быть, логичнее просто принять постулаты веры и не устраивать дискуссий вокруг религиозных проблем? Иначе говоря, стоит ли размышлять о том, что живет в сердце верующего человека?

Помимо философии религии религиозными проблемами, так или иначе, занимаются теология и религиозная философия.

Теология — это богословие. В узком смысле, в отличие от религиозной философии, она представляет собой систему догм вероучения. По сути дела, теология противостоит философии, поскольку она, тоже обращаясь к вечным вопросам о сущности мира и человека, излагает вероучение без скепсиса и аналитической оценки, апологетически. Для нее догмы святы и находятся вне анализа. Но можно верить в Бога и в то же время рассматривать эту веру как проблему. Если человек задумывается над вопросами: действительно ли существует Бог, есть ли доказательства Его бытия, откуда взялись догматы, зачем нужна религия и какова роль церкви, — он становится философом.

Однако, зачем философствовать о том, что надо взращивать в душе? Не пустое ли это занятие? На эти вопросы отвечал В.С. Соловьев. Он спрашивал: не достаточно ли верить, что существует Солнце, и наслаждаться его светом и теплотою? Зачем еще физические и астрономические теории Солнца и Солнечной системы? Разумеется, они не нужны тем, кто не ощущает в себе научной пытливости. Однако из этого не следует, что они вообще никому не нужны.

Философы всегда проявляли особый интерес к религии, к проблемам ее значения и смысла, той роли, которую она играет в жизни отдельного человека, общества и всего человечества.

Что же такое религия? Само понятие «религия» происходит от латинского слова, означающего «благочестие», «набожность», «святыня». Религия включает в себя не только веру или совокупность взглядов, но и соответствующее поведение, определяемое верой в существование Бога или божества. Религия есть чувство связанности, зависимости долженствования по отношению к всемогущей силе, дающей опору и достойной поклонения.

Л.Н. Толстой указывал на три понятия религии, которые обычно возникают при осмыслении данного феномена.

  • 1. Религия — это данное Богом истинное откровение и вытекающее из этого богопочитания. Так определяют религию люди, которые веруют в какую-нибудь одну из существующих на Земле религий и считают именно ее истинной, а другие — ложными.
  • 2. Религия — это свод суеверных положений и вытекающее из этих положений суеверное богопочитание. Суеверием и называется неполная, превратная вера. Оно исходит из веры в действие и восприятие сил, объяснимых законами природы, но не находящих себе обоснования в самом религиозном учении. Суеверие принимает за реальность существования магических таинственных сил, которые оказывают боготворное или вредное влияние на жизнь людей, домашних животных, а также определяют некоторые явления природы (погоду, рождение, рост).

В наши дни в суеверии сохранились пережитки старых народных верований. Это обнаруживается в ношении амулетов, в некоторых рисунках, татуировке и т.д. Проявление суеверия различаются в зависимости от различия способностей, поведения, условий жизни и воспитания. Эти различия суеверий устанавливаются как психологией, так при изучении преданий всех времен и народов.

Л.Н. Толстой считал, что такое значение религии приписывают люди, не верующие вообще или не верующие в ту религию, которую пытаются осознать. Например, буддизм может выглядеть суеверием с точки зрения православного верующего.

3. Религия — это свод философских положений и нравственных законов, созданных умными и властными людьми для управления грубыми, невежественными народными массами, чтобы их утешить и одновременно обуздать. Так определяют религию люди, безразличные к вере и божественным предметам, но считающие религию полезным орудием государственности.

По мнению, все эти определения ограничены. Первое определение напоминает то, которое мог бы дать человек музыке, сказав, что музыка — это та известная ему песня, которой желательно научить как можно больше людей. Второе определение можно сравнить, как оценил бы музыку человек, не понимающий не любящей ее. Такой человек сказал бы, что музыка — это воспроизведение звуков гортанью или извлечение их с помощью инструментов, и что это занятие бесполезное, праздное, и людей от него надо отлучать.

В третьем определении Толстой усмотрел неполноту и пристрастность. Такое понимание религии подобно тому, которое дал бы музыке человек, если бы заметил, что это дело полезное для обучения танцам или марширования и что поэтому музыку надо всячески поддерживать.

У всех определений религий есть общий недостаток: если сравнивать религию с музыкой, то получается, что разговор идет о внешних функциях музыки, о ее полезности или ценности для того, кто музыку определяет. Ни одного из представленных определений религий, по мнению Толстого, не выражает ее истинную природу. Тут-то и обнаруживается различие и противоречивость в понимании религии, которые ведут к ожесточению людей верующих и к неверию, нигилизму людей верующих.

Толстой не просто сформулировал неточности в определении религии. По сути дела, он выразил ту проблему, которой должны заниматься философы. Неплохо было бы дать целостное, единое определение этого феномена, т.е. такое, которое поднималось бы выше конфессиональных (конфессия — вероисповедание, признание) различий и конкретных разногласий по вопросам веры.

Касаясь происхождения слова, назовем два предложения. В первом случае считается, что «религия» происходит от латинского regele («чтить», «почитать») и означает «богопочитание», «культ». Именно такое объяснение предложил римский политик и философ Марк Туллий Цицерон (106 — 43 до н.э.). В трактате «О природе богов» он определил религию как преклонение благоговение человека перед бесконечным Началом. Существует и другая версия, которую предложил христианский писатель IV в. До н.э. Лактаций. Он полагал, что «религия» происходит от слова religare — «связывать».

Противоречат ли данные предположения друг другу? Ни в коей мере. Религия — это и определенная связь между человеком (как конечным существом) и Богом (как бесконечным и абсолютным Началом мира), и вытекающее из нее (связи) благоговения перед бесконечным, т.е. богопочитание. Именно так понимали религию многие мудрецы и философы. В своей сути не расходится с этим осмыслением религии и то, что предлагают нам современные мыслители.

Бог есть высшая ценность религиозной веры, рассматриваемая всегда как некая нетривиально трактуемая личность. Он считается сущностью, наделенной «сверхъестественными» свойствами и силами. В самом широком смысле Бог есть сущность, наделенная всем совершенствами. В его совершенство верят и преклоняются перед ним как сущим.

Первоначальной формой религии был, вероятнее всего, монотеизм (единобожие). Почитание родоначальника, праотца рода, других героев, предков, вождей, изобретателей, а также прославление различных явлений природы привело к политеизму, т.е. поклонению многим богам, многобожию.

Особенно хорошо можно проследить развитие представления о Боге в индийской мифологии: в качестве богов индийцы почитали сначала не богов, а сильных, победоносных, сведущих и изобретательных людей, которые знали, умели и могли намного больше, чем другие, и приносили другим нужные им блага, о которых те просили. Позднее этих людей возвели в ранг богов, которые тоже стали «могущественными», «знающими», «добрыми» и «жертвователями всех благ». Были они и творцами, т.е. изобретателями, техниками древности, и героями, и «королями», родоначальниками и вождями племен («праотец», «предок» — такие характеристики часто давали первобытные народы своим божествам).

С самого начала обожествлялись могущественные природные силы и вещи: ясное (дневное) небо, солнце, луна, гром, ветер, море и т.д. Люди преклонялись перед ними, еще наивно представляли их как явления невидимых, непонятных сил, якобы стоящих за этим вполне естественными явлениями или действующих внутри них и управляющих ими. Их считали некими духовными сущностями. Вот почему эти сущности были одновременно и идеальными, т.е. существующими не в жизни, а лишь в воображении, и желаемыми. Они изображались такими, какими люди не являлись, но хотели бы быть.

Читайте также:  Чем опасна операция по коррекции зрения

Слово «язычество» происходит от церковнославянского «языцы» (иноземные народы) и означает «нехристианские религии, исповедующие многобожие». Древнегреческий Зевс, египетский Ра, славянский Перун олицетворяли стихии природы. В языческих культурах почитались божества отдельных природных объектов — демоны, нимфы, лешии, дриады, водяные и др. Существо языческих культов заключалось в магическом воздействии на природу.

Первобытный шаман в самом деле был хранителем накопленных знаний, а его умение воздействовать на людей представляет немалый интерес для психолога. Сегодня многие философы и психологи обратили внимание на фигуру шамана. Он очевидно, мог бы помочь психологам в распознавании неисчерпаемого потенциала человеческого духа, в постижении многих видении. Шаман — этот разведчик недр человеческого сознания — достигал таких состояний, когда был близок к смерти. В шамане до предела обострены визионерские способности, т.е. умение постигать смысл видений и грез.

Другим признаком язычества был культ насилия. Язычество не признавало равенства людей. В языческом коллективе всегда был вождь — олицетворение грубой и жестокой силы. Остальные люди — это общая масса без различения особенности каждого человека. Словом патриархальное общество с его культом рода…Смерть или страдание отдельного человека вообще никто не замечал. Считали, что тот, кто сильнее других, может совершить убийство. Может быть, потом он испытал раскаяние? Нет, чувство личной вины еще не проявлялось. Кровная месть находила свои жертвы. Еще не сложилось то, что позже будет названо личной совестью. Да и само понятие личности в европейском смысле слово отсутствовало.

Пока человек находился под влиянием язычества, пока он был слит (полностью или частично) с Космосом, не было и гуманизма как специфического духовного умонастроения. В античной дохристианской культуре индизид — это всего лишь, частичка Космоса, подражание ему. Различие между человеком и Космосом — чисто количественное. Между ними нет никакого раскола, никакой бездны. Добавим: у дерзких греков не было ощущения личности, как не было его и у большинства народов Древнего Востока.

Однако не принижаем ли, не умаляем ли мы духовность древних греков, говоря о них так? Неужели народ, достигший столь высокой степени культуры, был лишен «личностного чувства»? Если быть точным, то надо сказать: это чувство было у него весьма специфично. Согласно античным представлениям, судьба любого человека и даже поведение в каждый из моментов его существования заранее роковым образом предопределены. Иными словами, свобода воли человека в точности повторяет «линию» его судьбы.

И все же (не поразительно ли?) крупнейшие герои древнегреческих мифов Ахилл, Геракл, Прометей, даже зная о своей печальной участи, поступают так, как диктует им собственная судьба, рок. Предопределенность не убивает в них активное начало, рок не противостоит их активному поведению.

Античные греки, эти одареннейшие язычники, прославляли природное естество человека. Богиня Афродита склонялась у ложа влюбленных. А восхитительные мастера эпохи Возрождения! Человеческая плоть буквально завораживала их. Натурщицей оказывалась то собственная жена Саския. То другая таинственная богиня. Смотрите, пусть дух захватывает…

В европейской культуре, по мнению немецкого писателя и мыслителя Т. Манна, существуют два элемента — античность и христианство. Но ведь античность — это еще язычество. Древние боги Греции — Зевс, Аполлон, Афродита — не личности, а предельно обобщенные природные и социальные силы. Конечно, они антропоморфны, т.е. уподоблены человеку, но все-таки надличностны, ибо идея личности предполагает развитию субъективность (богатый внутренний мир, уникальность человека, его свободу).

Язычество — важны этап в развитии человеческой культуры. Было бы легкомыслием принижать этот феномен после возникновения христианства (по сути, единобожия). В языческой культуре были созданы разнообразные культурные ценности, достигла немалых успехов философия. Не случайно в середине века, когда утвердилось христианство, теологи были вынуждены считаться с авторитетом тех мыслителей, которые работали до возникновения христианства.

Религии менялись и по характеру распространения. Сначала они были родовыми или племенными, а после появления государств стали государственными. На этом этапе рождались и так называемые мировые религии — буддизм (VI-V вв. до н.э.), христианство (I в до н.э.) и ислам (VII в н.э.). Мировые религии объединяли людей независимо от этнических, языковых или политических связей. Таковы они и сегодня.

В индии множество религий, но святилище одной веры, которая когда-то считалась самой могущественной, пусты или просто разрушены. Не возносятся на их алтарь курения, не стоят пред священными изображениями, как некогда, цветы, не горят светильники, не ходят по святым местам благочестивые паломники.

Вера эта — одна из величайших мировых религий — буддизм. Много столетий назад буддийская религия угасла в Индии, но распространилась за пределы своего отечества в Персии (Иране), Индокитае, Корее, Монголии, Китае, где нашла себе миллионы последователей, а также за последние века проникла в Европу и США. Есть буддисты и в России, особенно на ее восточных окраинах.

Как мы уже знаем, буддизм основал молодой принц, один из искателей истины, каких было немало в Индии 25 тыс. лет назад. Индийский принц Сидартха (Сиддхартха) Гаутама, живший, согласно буддийской традиции, в VI-V вв. до н.э., в результате глубоких размышлений над священным Деревом Мудрости нашел путь к спасению — ему открылась истина. С этого времени он стал называться Буддой, т.е. Умудренными, Просветленным Истиной.

Сказанье о Будде, спасителе мира,

О князе Сиддхартхе, о том,

Кому на земле и в пространстве эфира

Нет равного светлым умом,

О том, кто учил всех усердней и ране,

Закону о вечной, блаженной Нирване…

Там, где воздух напоен дыханием цветов, где он чарует аккордами золотых струн, блаженные души святых ждут возрождения к житейским страданиям. И решил он, покинув эфирный чертог, отправиться к людям, чтобы словом закона спасать их от тоски и тревог…

Учение Будды сосредоточено в основном на земном страдании и избавлении от него. Многие религии предлагают сверхъестественные решения проблем земной жизни. В своих ранних формах буддизм был совершенно иным: он утверждал, что спасение от страданий зависит только от личных усилий человека. Будда учил: поняв, каким образом мы создаем себе страдания, мы можем избавиться от них…

Буддизм часто называют «атеистической» религией. В нем нет Бога как такового, т.е. который все сотворил и к которому обращены молитвы. Это не значит, что кроме земной жизни ничего не существует, но в отличие от других индийских мудрецов Будда не уделял особого внимания описанию Высшей реальности, природы души, жизни после смерти или происхождению религии. Он говорил, что желание знать эти вещи напоминает человека, который, будучи равен отравленной стрелой, не позволяет ее вытаскивать, требуя, чтобы ему называли происхождение и касту нападавшего, его имя, рост, цвет кожи и чтобы рассказывали подробно, какими были лук и стрела. Пока ему все это рассказывали, он умирал.

Будда разгадал тайну страдания, понял, отчего мир преисполнен горести и всевозможных бедствий. Он постиг и то, как победить страдания.

В индийской философии и индуизме драхма означала совокупность гражданских, этических и культовых требований, образ жизни, который вменяется людям богами. Вот четыре благородные истины, указанные Буддой:

жизнь неизбежно влечет за собой страдания, она несовершенна

страдания проистекают от наших желаний;

существует состояние, в котором нет страдания;

существует путь достижения этого состояния.

Когда в 50-х гг. н.э. буддизм был привнесен в Китай, а затем в Корею, Японию и Вьетнам, появилась еще одна радикальная форма религии, которую стали называть «дзэн» (по-китайски «чань»). Ее сторонники утверждали, что «дзэн» сохраняет суть учения Будды через непосредственное переживание, нацеленное на передачу дхармы от духа к духу. Они отказались от писаний и стремились выработать непосредственное интуитивное познание единства Вселенной — «Природа Будды», или «Пустоты». Что выражает понятие «Пустота»? То, что все земные существа возникают и умирают, не имея самостоятельного происхождения и вечной реальности.

Цель практик — дзэн, т.е. просветление, или сатори. Человек непосредственно переживает единство всего сущего, и это переживание нередко приходит к нему в момент внезапного осознания неразделимости мира. Все стороны жизни становятся особо ценными и в тоже время совершенно пустыми. О них можно сказать: «ничего особенного». Этот парадокс не ухватывается обычным сознанием. Его нельзя осмыслить логически. Оно постигается только с помощью расширенного сознания.

Буддизм отличается от других религий тем, что все элементы этой религиозной системы выглядят весьма преувеличенными. В буддизме много богов и не меньше святых. Неисчислимо много и священных книг. Существует также немало связанных с буддизмом философских школ. На мировую культуру буддизм воздействует главным образом своими этическими воззрениями.

Буддизм, несомненно, имеет всемирно — историческое значение, о чем писал еще в прошлом веке русский философ В.С. Соловьев.

Христианство возникло в Палестине как одна из многочисленных религиозных сект. Огромную роль в его распространении сыграли еврейские общины, рассеянные по всей Римской империи. В иудаизме, т.е. еще до появления христианства, много говорилось о приходе мессии — Божьего посланника. Исходным же пунктом христианства стало не ожидание мессии, а осуществившееся пришествие Спасителя. Ключевое слово Евангелий (т.е. благих вестей о появлении Богочеловека) — «ныне»

«Ныне явился Сын Человеческий».

В центре христианской религиозной системы было убеждение, что Иисус Христос — это сын божий, воплотившийся в человеке (такое истолкование стало с тех пор предметом горячих дискуссий). Притягательность христианской религии во многом обусловлена идеей всеобщего равенства. Кроме того, христианство оказалось единственной религией, в центре которой стояла человеческая личность, ее переживания, воля и свободные поступки. В дальнейшем христианство восприняло элементы восточной религии и культов, эллинистической философии и социальных утопий.

Современное христианство представляет собой весьма обширный и чрезвычайно разнообразный комплекс представлений, символов, которые сложились в результате взаимодействия народных и литературных традиций многих народов на протяжении длительного времени. Духовный смысл христианства весьма глубок: оно призывает людей к нравственному ощущению, к духовному подвигу. И этим во многом определяется его особое всемирно — историческое значение.

Между христианством и другими религиями, основанными на вере в единого Бога, много общего. В то же время здесь прослеживаются глубокие различия. Христианство исходит из триединства главного Бога (учение о Троице). Иисус Христос — это одновременно и Бог, и человек. Христианство не допускает никаких перевоплощений после смерти, как буддизм.

Христианство родилось как отвлеченное самосознание из потребности в утешении, прежде всего в среде угнетенных. Его приверженцы отвергли официальный культ императора, поэтому государство неоднократно принимало меры воздействия на них — так называемые гонения. Однако постепенно из веры угнетенных и униженных христианство превратилось в господствующую религию Римской империи, а затем стало распространяться по всему миру, становясь одной из основных мировых религий.

Существует принципиальное различие между философией и религией. Многие люди на протяжении своей жизни испытывали чувство причастности к Богу. Порой в душе человека рождаются ощущения непосредственной близости к божеству, возможности прямого общения с Ним. Верующий молится в надежде, что Бог слышит его исповедь. У такого человека накапливается религиозный опыт, который помогает ему жить, преодолевать всевозможные трудности.

Но у многих людей никакого религиозного опыта нет. Говорить с ним на религиозные темы почти бессмысленно: душа ничего, кроме скепсиса, не рождает. Получается странный диалог: ты ему про Фому (Бог есть), а он тебе про Ерему (Бога нет). Но, может быть, все-таки есть очевидные доказательства существования бога? Теологи неоднократно пытались представить такие доказательства, но все они выглядят неубедительно.

Впрочем, говорить, что нет доказательств, наверное, было бы не совсем правильно. Особенность теологии, ее отличие от философии состоит в том, что основой ее знаний служит божественное откровение (живое, непосредственное богообщение). Религиозные источники рассказывают верующим о том, что Бог не отчужден от людей. Он все время подает им весть о себе. Например, природа — это язык, с помощью которого Бог разговаривает с людьми, живое свидетельство божьего всемогущества!

В древние эпохи время от времени объявлялись пророки, предрекавшие наступление конкретных событий. Они рассказывали о рождении Христа, о знамениях и т.д. Эти предречения, пророчества требовали не только доверия, но и правильного истолкования, что обязывало теологов и философов религиозной ориентации к огромной интеллектуальной работе…

Бог, оказывается, вступал в прямой контакт с людьми, даже жил среди них.

В Библии есть легенда о том. Как предводитель израильских племен Моисей, призванный богом Яхве вывести израильтян из фараонова рабства (евреи жили в Египте), встретился с Ним на горе Синай. Бог передал своему избраннику Моисею десять моральных заповедей и высек свои заповеди собственным перстом на двух каменных плитах — скрижалях. Этот нравственный свод руководит людьми ужу не одно тысячелетие. Они находятся в самом человеке, они — голос его совести независимо от того, верующий он или нет. Божий нравственный закон призывает любить не только Бога, но и ближнего своего, он призывает к добру и осуждает зло.

Но существуют ли доказательства того, что эта встреча действительно состоялась, что Бог и в самом деле начертал свои десять заповедей? На такие вопросы теологи обычно отвечают, что для веры в Бога какие-то материальные («вещественные») доказательства вовсе не нужны, достаточно духовного общения с его образом, во время которого человеку открывается святая истина — Бог есть, он существует.

Христианское учение рассказывает и о другом поразительном факте. Оказывается, Бог послал на землю своего Сына, который жил среди людей. Сначала у Него появились, а потом многочисленные последователи. Бог так возлюбил людей, что сам пришел в мир спасти его, принести людям жизнь и собрать вместе все человеческие существа, которые до тех пор были разобщены. Христос призвал человека к осуществлению божественного идеала совершенства. Однако люди его погубили, распяли. Якобы такое событие (убийство и распятие) было на самом деле и были живые свидетели его. Они оставили нам поразительные письменные памятники о том, как все произошло… Но посылал ли Иисуса Христа Бог и как спускался Иисус на Землю, воочию никто не видел…

Можно, конечно, во всем этом усомниться. Свидетелей в живых уже нет. Почему бы, например, не признать, что подобные факты — всего лишь выдумка одареннейших писателей той поры? Однако, по мнению одного великого философа, не может быть недоразумением событие, на котором покоится многовековая история христианства. Впрочем, неверующих это не убеждает. Они спрашивают: а может быть, Христос был вовсе не Богом, а реальным историческим лицом? Верующие тоже задают немало вопросов. Как заметил один священник, многие слова Христа для нас не постижимы, потому что все мы еще неандертальцы духа и нравственности. Контакт Бога с людьми был кратковременным и очень своеобразным. Поэтому люди, знающие пророческое или божественное слово, всегда пытались осознать это глубже и полнее, связать воедино отдельные наставления, создать более целостную картину мира.

Еще раз уточним. Теологи, как они уверяют, получают некое знание о Боге от Него самого, из божественных текстов, а вовсе не в результате интеллектуального напряжения. Однако роль теолога вовсе не сводится к тому, чтобы оказаться жалким эхом Бога. Толкователи священного слова кое-что привносят и от себя лично. Они обогащают религиозное сознание собственным жизненным опытом. В результате теология оказывается в известном смысле слова и философией.

Скажем, средневековый философ и теолог Фома Аквинский начал собственные рассуждения примерно так: предположим что Бога нет. Для мыслителя той эпохи такое чудовищное допущение было свидетельством немыслимой отваги ума. Тем не менее он бесстрашно ставил вопрос именно таким образом, чтобы с помощью последовательных раздумий подойти к прямо противоположной мысли — Бог, безусловно есть. Когда теолог рассуждает свободно, опираясь на мыслительные традиции, он по сути дела, становится философом.

Слово «teos» переводится с греческого как «Бог». В истории философии, естественно, были мыслители религиозной ориентации. Они полагали, что, не признавая Бога, невозможно объяснить ни устройства мира, ни предназначения человека, ни загадок природы. Для такой философии существование Бога — ключ к разгадке всех тайн. Мудрецы, которые исходили из этой установки, рассуждали о разных метафизических объектах: о природе, обществе, знании, человеке, космосе. Но изначально центром всех их философских прозрений неизменно оказывалась идея Бога. Остальные проблемы оценивались как производные, зависимые от этой главнейшей темы.

Христианство существует в трех разновидностях: католицизм, протестантизм и православие. Католицизм — одно из основных направлений в христианстве. Разделение христианской церкви на католическую и православную произошло в 1054-1204 гг. В XVI в. От католицизма отделился протестантизм. В католицизме существует более строгая централизация, главой католической церкви является Папа Римский. Источник католического вероучения — Священное Писание.

В средневековых книжных иллюстрациях часто можно встретить картинку, изображающую одного из четырех евангелистов за сочинением Евангелия. Перед ним небольшой столик, на котором разложены листки пергамента, в руке — перо. Он напряженно смотрит на рукопись, но голова его при этом слегка повернута в сторону: он прислушивается к тому внутреннему голосу, который силою Святого Духа диктует ему текст. Так представляется верующему картина создания Священного Писания. В этих образах средневековье наглядно выражало веру христиан в то, что Библия — плод божественного вдохновения, что ее создатель — Бог, что Библия — всецело слово Божье.

На самом деле Библия — это собрание древних текстов, канонизированных иудаизмом и христианством в качестве Священного Писания. Она состоит из двух частей. Ветхий Завет — первая часть по времени создания и большая по объему часть Библии — признается обеими религиями. По христианским представлениям, Старый Завет был заключен в древние времена Богом с одним народом (евреями), а затем благодаря явлению Иисуса Христа был составлен Новый Завет (вторая часть Библии), заключенный уже со всеми народами на условиях духовного служения.

Библейская тема неисчерпаема, необъятна. О ней можно говорить бесконечно. В русской традиции первая книга Ветхого Завета называется Книгой Бытия. В прологе, который занимает более десяти с лишним глав, речь идет о великой тайне сотворения мира и человека и о грехопадении человека — его ответ на священный дар жизни.

Католицизм утверждает, что в Христе больше божественного, нежели человеческого. В этом учении есть также догматы о непорочном зачатии девы Марии и ее телесном вознесении, о непогрешимости Папы.

В XVI в. Немецкий мыслитель и религиозный деятель Мартин Лютер (1483-1546) задумался над тем, каким образом грехи человека могут быть искуплены его собственной деятельностью. Он стал критиковать деятельность Папы, католической церкви. Усиленно изучая деяния раннехристианских учителей, Лютер пришел к выводу, что Бог через Иисуса Христа дал спасение всем грешникам, несмотря на их поступки. Он призывал христиан совершать бескорыстные добрые дела, угодные Богу.

Протестанты считают, что авторитет Библии гораздо более важен, чем авторитет церкви. Они подчеркивают личную связь с Иисусом и Богом. Это учение несут прихожанам проповедники. Протестантизм, как уже отмечалось, провозвестием буржуазной цивилизации, поскольку он прославлял труд, воздержание, аскетизм, целомудрие. Эти ценности оказались весьма стойкими и содействовали развитию европейской культуры и капиталистического строя.

В середине X в. В христианстве начался еще один важный процесс — медленное разделение его на восточное и западное.

За западной христианской церковью закрепилось название католической, а за восточнойправославной. Поначалу различия между ними казались несущественными. Окончательно православие обособилось в самостоятельное направление после 1054 г., когда папа Лев IX подверг анафеме (церковному проклятию) церковь Византийской империи.

Фундамент православного вероучения составляют Священное Писание и Священное Придание (труды отцов церкви и решение Вселенных соборов). Православные, как и католики, признают основные догмы христианства: триединства Бога, боговоплощение (превращение Бога в человека), искупление (своей смертью Иисус искупил грехи людей), воскресение и вознесение Иисуса Христа.

Читайте также:  Синдром сухого глаза после лазерной коррекции зрения ласик

Однако православие отличается формами культа. Священник является лишь посредником, обеспечивающим непосредственное общение прихожан с Богом и небесными силами. Русскому православию присуще также обрядоверие — превознесение культовой стороны религии. Культ оказывается центральным объектом веры: каждый верующий обязан постоянно посещать храм.

Православная вера оказала огромное воздействие на русскую культуру. Более тысячи лет она является органической частью русской культуры.

Ислам, или мусульманская религия (мусульманство) (от арабского «муслим» — верный), возник в начале VII в. В 570 г. Родился новый пророк — Мухаммед, которого мусульмане признают последним из пророков, пришедших восстановить истинную религию. Ту форму, в которой она была когда-то открыта им, мусульмане считают завершающей стадией иудео-христианской монотеистической (связанной с единобожием) традиции. Фигура Мухаммеда, великого религиозного, социального и нравственного реформатора, обладает огромной притягательностью. За 20 лет он создал мировую религию и Коран

Слово «ислам» в переводе с арабского означает «покорность». Каждый верующий обязан ежедневно молиться и находиться в безусловной зависимости от воли Аллаха: «О вы, которые уверовали! Повинуйтесь Аллаху, Повинуйтесь посланнику…» Основа ислама — не Пророк, а откровения, которые он получил от Бога. Общее название этих откровений — Коран (Чтение»).

Каково же соотношение божественного откровения, знания и власти в исламе? Знанию придается значительная роль. Религиозные, культовые предписания Корана заметно отличаются от положений шариата (свода законов), который касается вопросов мировой жизни. Предписания характеризуются полнотой, конкретностью и однозначностью. Они действительно могут быть усвоены и претворены без посредников. Положение же шариата сводится преимущественно к общим ориентирам и принципам. Осуществление их в каждой конкретной ситуации требует специальных знаний.

Претворение шариата в земных делах предполагает не только и не сколько жесткое и слепое следование когда-то установленным нормам, сколько рациональное осмысление и решение любых проблем мусульман в духе постепенности, умеренности, поиска компромиссов. Божественный закон устанавливает образ служения Богу, так называемые Пять столпов ислама. Первый — это вера и исповедание единства Бога и пророческой сущности Мухаммада. «Нет Бога, кроме единого Бога, и Мухаммад — Пророк его».

Второй столп ислама — выполнение ежедневного цикла молитв. В течение дня верующие пять раз проводят ритуальное омовение водой (в чрезвычайных условиях — песком или грязью). Они поворачиваются лицом к Мекке, произносят несколько молитв и отрывков из Корана. Такое обращение лицом к Мекке символизирует объединение всех мусульман в единую семью. Повторение молитв укрепляет веру в существование Бога и добра.

Третий столп — это пост. Мусульмане постятся часто. Есть у них и строго обязательный пост. Он проводится в месяц Рамазан в память о первых откровениях Корана, которые были получены Мухаммадом. Пост дает людям «Прозрачную душу, чтобы превосходить, Чистый разум, чтобы думать, и Легкое тело, чтобы двигаться и действовать».

Четвертый столп — уплата долгов и милостыня. В конце года мусульмане должны выплатить по меньшей мере два с половиной процента дохода в пользу нуждающихся.

Пятый столп — это хадж, паломничество в Мекку. Все мусульмане хоть раз в жизни обязаны совершить этот поход. Он включает в себя несколько обрядов, предназначенных для того, чтобы как можно больше приблизить верующих к Богу. Хадж привлекает мусульман со всех концов света и приобщает верующих к глубоким религиозным переживаниям.

Ислам, принесший факел цивилизации в Европу тогда, когда она переживала темные века, в XX в. Переживает возрождение. Сегодня эту религию исповедует примерно пятая часть населения мира. Всюду строятся новые мечети. Культурологи говорят о мусульманском возрождении, имея в виду растущее внимание, которое уделяется системам образования, основанными на исламской мысли.

Природа в религиозном мировосприятии.1995 (Гайденко В.П.)

Природа в религиозном мировосприятии

Вопросы философии.— 1995.— №3.

В современных экологических размышлениях и дискуссиях как негромкий, но постоянно присутствующий мотив звучит ностальгия по мифическому, т. е. восприятию природы через миф, гарантирующему органическую цельность, слитность человека с окружающим миром. Считается, что такое отношение к природе было присуще человечеству в его первобытном состоянии, сохраняется отчасти в традиционных культурах. Это состояние рисуется неким Эдемом, где красота мира, соразмерная человеческим чувствам, не нарушает и даже усиливает гармоничность его внутреннего мира, где система ритуалов и этических норм (обычаем освященных запретов и предписаний), а также традиционные формы жизнедеятельности регулируют взаимоотношения человека с природой, ограничивают его вмешательство, обеспечивая выживание человека и сохранение природного мира.

Антагонистами этой первобытной гармонии выступают, с одной стороны, наука, благодаря свойственной ей исследовательской установке по отношению к миру, с другой стороны, характерное для западного общества социальное устройство, выдвигающее на первый план технико-экономическую идеологию. Результатом объединения двух этих тенденций как раз и явилась технологическая революция, приведшая к экологическому кризису.

Идеализации мифа способствует то, что он является антиподом и научно-технической идеологии в общественном сознании, и технократических элементов в социальной структуре. Но эта идеализация, как бы воспоминание о золотом веке человечества, несет с собой и горечь утраты: мифологическое сознание разъедается критической рефлексией науки, традиционная культура разрушается прогрессирующим развитием техники.

Представляется все же, что «мифический» тип отношения к природе не отменен развитием технической цивилизации. Он сохраняется в религиозной практике, такое мировидение порой доступно художникам и потому присутствует в искусстве[1]. Сохраняясь как бы на периферии нашей цивилизации, он свидетельствует, тем не менее, о наличии других измерений человеческого бытия.

Даром мифического восприятия обладают первобытные народы всех частей света и всех времен; и в культурной среде эта способность очень часто встречается у детей и у очень многих художников. Этот тип восприятия мира вовсе не есть только фантастическое искажение действительности: исходя из него, можно прийти, правда, к нелепейшим басням и суевериям, но и наоборот, осторожно критически пользуясь данными этого богатого сложного видения, можно проникнуть в глубочайшие тайники подлинного непрестанно творчески изменяющегося бытия. Трансцендирование всякого бытия за пределы самого себя в пространстве и времени, возникающее отсюда взаимопроникновение элементов мира, нисхождение высших царств бытия в низшие и, наоборот, причастие низшего бытия высшему, возникающий отсюда символический характер многих событий и процессов (в смысле реального символизма, а не условного только). Мифическое миропонимание стало в наше время предметом усиленного внимания ученых и философов». Цит. по: Архиепископ Иоанн Сан-Францисский. Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 300.

Однако чтобы понять, есть ли у него шансы оказать влияние на историю, внести какой-либо вклад в разрешение экологического кризиса, необходимо разобраться, что же представляет собой этот подход к природе, в чем его коренное отличие от научного. Чтобы сделать вопрос более определенным, мы в дальнейшем локализуем этот тип отношения к природе как присущий религиозному мировоззрению.

Отношение человека к природе — частный аспект выбранного им способа бытия в мире, который не может быть адекватно понят без осмысления базисных структур его «я». Каждому типу сознания соответствует своя «система координат», в рамках которой человек формирует образы мира, отдельных явлений, взгляд на самого себя и нормы своего поведения. Человек не способен произвольным образом менять свое отношение к природе; такое изменение непременно затрагивает экзистенциальное ядро его личности.

При сопоставлении религиозного и научно-рационалистического типов сознания уже на самом поверхностном уровне обнаруживается их противоположность. Наука служит целям ориентации человека в мире, ее усилия направлены на построение адекватной картины мироздания и на использование природных сил для нужд людей. Религия видит свою задачу в том, чтобы указать человеку «путь жизни», сформировать его жизненные установки и способ поведения. Для этого она предлагает человеку обратиться внутрь себя, утверждая, что именно здесь, в глубине души, может быть найден непосредственный контакт с первоосновой бытия, с главным принципом жизнеустроения. Установив этот контакт, человек получает точку опоры, необходимую, чтобы выстоять и не растерять свою душу в круговороте житейских обстоятельств.

И религия, и наука стремятся дать ответ на вопрос, что такое человек, но их подходы к рассмотрению этой проблемы совершенно различны. Для науки человек — это предмет изучения, когда с помощью методов внешнего наблюдения или интроспекции констатируются изменения его психофизического состояния. В рамках религии человек осознается как бы изнутри того реально осуществляемого процесса, который обозначается словом «жизнь». Этот процесс состоит в выстраивании (сознательном или бессознательном) определенной последовательности мыслей, чувств, поступков, предполагающем возможность выбора того или иного «жизненного универсума». Религия утверждает, во-первых, что каждый универсум должен оцениваться не в зависимости от его эффективности в деле овладения природными или социальными силами, следовательно, не по числу внешних благ, доступных людям, а по тому, гарантирует ли он достижение внутреннего мира, согласия с самим собой, гарантирует ли бодрость и крепость духа, т. е., по христианской терминологии, блаженную жизнь. Отсюда вытекает, во-вторых, деление всех возможных «жизненных универсумов» на должные, обеспечивающие блаженную жизнь, и недолжные, делающие своих обладателей несчастными людьми. Наконец, и это, пожалуй, центральный пункт, религиозное мировоззрение настаивает на том, что должное состояние внутреннего мира определяется соответствием его строя фундаментальным принципам миропорядка; человек приобретает искомую им точку опоры в той мере, в какой он прорывается из плена мыслей, чувств, переживаний, связанных с его повседневными заботами о выживании, к вечным началам всего сущего.

Концентрируя внимание на различных аспектах бытия, наука и религия апеллируют к различным сторонам (состояниям) человеческого сознания. Субъект науки и субъект веры радикально отличаются друг от друга. Создание рациональной картины мира — это результат деятельности человека-творца, использующего имеющийся у него потенциал интеллектуальных, моральных и физических сил для постижения и упорядочения тех аспектов «бытия-в-мире», которые осознаются им в качестве сущностей, принципиально отличных от «я», в котором сконцентрирована его «самость» (источник познавательной активности), т. е. в виде объектов.

Взгляд на мир с позиции своего «я», сознание значимости последнего как творческого начала, ощущение автономии своей личности, выступающей в качестве «производящей причины» (субъекта) действий, вытекающая отсюда возможность свободного конструирования интеллектуальных миров, используемых в качестве инструмента преобразования реального мира, для создания «второй природы»,— все это фундаментальные предпосылки возникновения и развертывания научной, да и любого другого вида рациональной деятельности.

Именно это, свойственное человеку и в его повседневной жизни, и в научной деятельности личностное самосознание, которое заставляло, не полагаясь на Божью волю, искать лишь в самом себе последнюю причину всех своих поступков и возлагать на себя ответственность за их результаты, христианство считает главным препятствием для достижения «Царствия Небесного». Самым страшным грехом, согласно Новому Завету, является грех гордыни; он был причиной падения Сатаны, он — причина отпадения от Бога. В христианской литературе мы находим много поучений о пагубности гордыни и своеволия, самое яркое и краткое из них дано в Новом Завете. Когда Иисус Христос в ожидании мук молит о том, чтобы миновала Его чаша сия, он прибавляет: «… впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Матф. 26, 39). Этим был задан человеку образец отказа от утверждения своей воли.

Почему же осознание себя творцом, превращение личности в «последнюю инстанцию» приводит, согласно христианским воззрениям, к ее разрушению? Потому, что это замыкает внутренний мир человека рамками его собственного сознания, не давая ему возможности отрешиться от забот по обереганию своего единичного «я» и закрывая выход в трансцендентную по отношению к «я» сферу. Выйти в нее можно только тому, кто обрел дар смирения, осознав себя «меньшим» («кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» — Матф., 18, 4). Поэтому путь к Богу альтернативен пути к Разуму; «блаженны нищие духом», так как отсутствие столь важных для социальной и познавательной деятельности способностей исключает эгоцентризм сознания, поглощенного реализацией своих — вполне возможно, что очень важных, нужных для общества, но укорененных в нем самом притязаний.

Таким образом, исходные интенции религиозного и научного сознания несовместимы: нельзя одновременно продвигаться и по пути разума, и по пути веры, поскольку каждый план существования имеет свои собственные законы, а главное, предполагает функционирование двух взаимоисключающих экзистенциальных установок — творца и тварного существа. Поэтому возникает искушение, как это неоднократно случалось в истории, провозгласить одно из измерений человеческого существования, указанных здесь, «подлинным», «истинным», а другое истолковать как заблуждение, достойное сожаления отклонение от единственно правильного пути.

Представляется, однако, что всякая попытка «искоренить» любое из этих измерений способна завести общество в тупик. Обе установки сознания необходимы для выживания человечества, обеспечивая соприкосновение с двумя существенными, но принципиально отличными друг от друга аспектами человеческого существования, участия в них обоих.

Научная, как и любая другая установка, ориентированная на рациональную, в том числе практическую, деятельность человека, концентрирует все внимание последнего на сфере, где осуществляется переход из прошлого в будущее. Идеальные модели создаются для того, чтобы определить цели, к которым следует стремиться, и разработать средства, обеспечивающие изменение наличного положения дел в желаемом направлении. Само создание рациональных схем сопровождается своеобразным отключением сознания субъекта творчества от реальности, от того, что с ним происходит «здесь» и «теперь». То «настоящее», которым он поглощен, по существу, не имеет ничего общего с реальным бытием, с разворачивающимися в данный момент жизненными процессами. Человек утрачивает контакт с тем, что есть, и живет в придуманном им мире абстракций. Именно иллюзорный мир идеальных образов и конструкций помог человеку выжить, приспособиться к природе,— путем прогнозирования будущих событий и активного вмешательства в их естественный ход, путем обращения стихийных сил природы на службу обществу. Но при этом сам человек оказался пленником созданного им мира; этот мир стал для него единственной реальностью, вытеснив бытие, открывающееся лишь сознанию, способному созерцать настоящее.

Чтобы соприкоснуться с настоящим, недостаточно прекратить заниматься творческой деятельностью. Мышление, свойственное человеку в обыденной жизни, также разворачивается в основном в диахронической плоскости: настоящее для него — промежуточный пункт, оно располагается на одной временной оси с прошлым и будущий и воспринимается как граница, разделяющая временную ось на две составные части — прошлое. и будущее. Человек, живущий в мире своих забот, думает обычно лишь о том, что им уже сделано, либо строит планы на будущее; настоящее интересует его лишь в такой степени, в какой оно позволяет оценить результаты прошлых действий и спрогнозировать будущее. Настоящее как таковое от него ускользает.

Требуется совершенно особый душевный настрой, чтобы выйти из круговорота забот, лишающих человека способности воспринимать настоящее, воспринимать бытие — то, что реально существует в данный момент,— и заставляющих его постоянно жертвовать настоящим ради прошлого и будущего. Необходимы особые усилия, чтобы вырвать его из мира абстракций, в который он сам себя загнал в результате совершенного им акта отпадения от бытия. Как представляется, предназначение религии в том и состоит, чтобы указать человеку путь к бытию.

В Библии рассказывается, что когда Моисей попросил знания о Боге (Его имени) у Него самого, то «Бог сказал Моисею: Я есмь Сущий. И сказал: так скажи сынам Израилевым: Сущий послал меня к вам» (Исход, 3, 14). Откровение это могло быть только плодом многолетних усилий, затраченных Моисеем на то, чтобы приобщиться бытию. Как пишет Василий Великий (ок. 330—379) в «Беседах на Шестоднев», Моисей, «удалившись в Ефиопию, там, на совершенной свободе от других занятий, в продолжение целых сорока лет, упражнялся в умозрении о существующем»[2]. Слова, сказанные Богом Моисею,— исходный пункт христианской метафизики бытия, развернутой в философско-теологических системах Августина, Фомы Аквинского, Дунса Скота и других мыслителей западного средневековья. Основное утверждение этой метафизики — Бог есть бытие. Постараемся понять, что это значит.

Бытие — это величайшее благо для человека. Все остальное, что случается в жизни человека, имеет смысл, лишь поскольку человек уже обладает бытием. Каждый согласится с этим утверждением, но вот что удивительно: человек обычно, за исключением экстремальных ситуаций, не воспринимает факт своего бытия как нечто самоценное, превосходящее по своей значимости обладание любым благом. Напротив, его повседневные радости и печали связаны с приобретением и утратой преходящих благ, будь то материальный достаток, успехи в работе, высокий социальный статус и т.п. Он гораздо сильнее привязан к этим благам, чем ему самому хотелось бы; отвлеченно рассуждая, он всегда признает, что жизнь несопоставимо ценнее, чем кошелек, но в то же время заботы о содержимом кошелька или о предстоящих делах вытесняют, как правило, из его сознания бескорыстную радость бытия. В реальной, а не придуманной в целях самоубеждения и самооправдания шкале ценностей место каждого блага измеряется силой чувств, вызываемых его обретением или утратой; на этой шкале преходящие блага занимают обычно более высокое место, чем благо бытия.

Почему так происходит? Почему бытие, доступнее и важнее которого, казалось бы, ничего нет для человека, закрыто от него какой-то непроницаемой пеленой? Может быть, чувство бытия мы обретаем тогда, когда, сбросив груз забот, пытаемся пожить «просто так, в свое удовольствие, на лоне природы»? Оказывается, нет, и здесь мы подходим к главному пункту в осмыслении бытия и соответственно чувства бытия. Последнее не может быть отождествлено с чувством удовольствия, связанным с потреблением конкретных благ. В процессе потребления человек выступает как индивид, борющийся за свое выживание в качестве биологического и социального существа. Он активно взаимодействует с внешним миром, извлекая из него вещество и энергию, необходимые для поддержания своего существования. В этом взаимодействии он всегда рискует что-то недополучить или потерять, поэтому он ощущает себя конечным существом, вынужденным постоянно отстаивать свое право на существование. Страх и забота запрограммированы изначально в структуре личности, отождествляющей свое «я» с данным способом существования. И эта структура не может измениться только оттого, что груз забот станет легче,— ведь преходящие блага, чувство удовольствия от обладания ими все равно сохраняют приоритетное значение на реальной шкале ценностей.

Лишь выход за пределы «малого я», отказ от привязанности к благам мира сего, следовательно, от забот о самом себе, о своем завтрашнем дне, отречение от собственной воли, от попыток активно влиять на ход событий, готовность принять все, что есть, потому что оно есть, или, в терминах христианского вероучения, потому что оно ниспослано Богом,— лишь это дает возможность соприкоснуться с бытием как особым измерением реальности — вечно длящимся настоящим. В момент этого соприкосновения человек непосредственно переживает и свое собственное бытие, и бытие всего, что он преднаходит в мире, как наивысшую ценность; чувство бытия переполняет его, рождая радость, которую ничто не может омрачить.

Из описанных здесь двух альтернативных установок сознания одну, научно-рациональную, очевидно, характеризует познавательное отношение к природе — натурфилософия, экспериментальное естествознание. Религиозную, «бытийную» установку сознания сопровождает иной тип отношения — символическое видение природного мира. Наиболее яркое выражение такого рода миросозерцания представлено в одном из известных сочинений раннехристианской литературы — «Беседах на Шестоднев» Василия Великого[3].

Взгляд Василия Великого на мир отличается прежде всего удивительной простотой, граничащей с наивным реализмом. Мнение, что «св. Василий дает буквальное и реалистическое толкование библейского рассказа»[4], совершенно справедливо. Стремление к ясности и простоте изложения, апеллирующее к непосредственному восприятию как видимого мира, так и слов Писания, конечно, можно отчасти объяснить и практической необходимостью приноравливаться к слушателям, простым прихожанам церкви, где вел свои беседы св. Василий. Но думается, дело не только в этом; видимо, мы здесь имеем дело с сознательной установкой автора. Он отказывается вступить на тот путь, по которому пошла античная философия, задавшись целью искать скрытые начала,— как бы ядро концептуальных моделей, на основе которых должен быть объяснен мир. Аргументы против метода объяснения мира исходя из начал являются центральными в критике Василием Великим античной философии и науки, которые он хорошо знает и от которых отталкивается.

Читайте также:  Работа телефона с точки зрения физики

Рассмотрим подробнее, какие именно положения античной философии вызывают у него наибольшие возражения. Прежде всего представление о некоей материи, независимой от Бога и вечно существующей. И первое основание, почему св. Василий отвергает ее,— то, что «если материя не сотворена, то она равно-честна Богу» (Беседы, с. 22). Ибо если эта несотворенная «материя так вместительна, что может принять в себя все, ведомое Богу, то чрез это сущность материи уравнивают они некоторым образом с неисследимым Божиим могуществом, как скоро материя достаточна к тому, чтобы измерить собою весь разум Божий» (там же).

Но если допустить, что эта несотворенная материя не конгениальна Творцу, следствие этого будет также неприемлемо для христианского мыслителя, именно следствие, выведенное из подобных посылок Платоном, что воплощение в материи искажает умопостигаемый образец. Ведь тогда «недостаточностью материи заставят они Бога остаться в бездействии и не довершить дел своих» (там же). В последнем доводе находит свое выражение новый, привнесенный христианством взгляд на мир: как результат Божественного действия он не может не отвечать замыслу Бога о нем. В акте творения Бог, настаивает Василий, «не изобретатель только образов, но Зиждитель самого естества существ» (Беседы, с. 24). Иначе необъяснимо, «каким образом встретились между собой и вещество, доставляющее материю без образа, и Бог, имеющий знание образов без вещества, встретились так, что недостающее у одного дается другим» (там же).

Мир был создан единым творческим актом, в котором «Бог,… положив в уме и подвигшись привести в бытие не сущее, вместе и помыслил, каким должен быть мир, и произвел материю, соответственную форме мира» (с. 23). И результатом этого акта является мир, не заданный только в своих принципах, но завершенный как некое целое, и каждая отдельная вещь в нем тоже как некое целое.

Поэтому и понять мир не означает для Василия Великого разъять его в соответствии с некими структурными принципами, такими, скажем, как форма и материя в системе Аристотеля, а увидеть в нем согласованное целое, состоящее из вещей, взятых во всей их полноте и завершенности. Казалось бы, мы все же можем усмотреть аналогию с системой Аристотеля, не с ее аналитическим направлением, связанным с поиском первооснов и базирующимся на понятиях материи и формы, а с обратным направлением, где делается попытка соединить все моменты, выявленные при анализе вещи, путем обращения к понятию энтелехии представить вещь как нечто целое. Но движение в аналитическом направлении, через последовательное выделение различных качеств-предикатов к чистому субстрату-подлежащему, хотя позволяет дать определение сущности, но разрушая непосредственно данное целое, не дает возможности затем воссоздать целостность вещи.

Василий Великий отказывается от первого хода, с которого всегда начинала греческая философия: найти некое начало, сущность вещи, ради чего требуется, отбрасывая случайное, несущественное, добираться до основы. Все, что есть в каждой вещи, все ее качества «восполняют», по выражению Василия, ее сущность и «входят в понятие бытия» (с. 14). Не следует отбрасывать то, что дано чувствам и связанному с ними разумению, и искать то, что стоит за этим. Ищущий неизменной основы или последнего основания рискует либо найти ничто, как при поисках подлежащего для сущности, либо получить дурную бесконечность шагов, разыскивая последнюю причину. Такого рода отношение к миру, какое заявлено св. Василием, вполне соответствует христианскому пониманию творения, именно как творения из ничего. Тварный мир есть результат ничем не ограниченной деятельности Бога, и потому в нем — осуществление Божия промысла.

Св. Василий, в полном согласии с христианским вероучением, видит назначение сотворенного мира в том, что он есть училище и место образования душ человеческих, а также местопребывание всего рождающегося и гибнущего; «училище разумных душ,— пишет он,— в котором преподается им боговедение и чрез видимое и чувственное руководствует ум к созерцанию невидимого» (с. 11).

В своих «Беседах» Василий говорит о невидимом мире очень кратко. Невидимый мир также является результатом Божественного творения. «Еще ранее бытия мира было некоторое состояние, приличное премирным силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся. В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания мысленный свет, приличный блаженству любящих Господа, разумные и невидимые природы и все украшение умосозерцаемых тварей, превосходящих наше разумение» (с. 8—9). Однако говоря о мире умосозерцаемых тварей, св. Василий не мыслит его неким образцом, ухудшенным отображением которого является видимый мир. Конечно, состояние, «приличние премирным силам», прекрасно и всесовершенно, но и видимый мир, творение которого описано в Библии, также по-своему прекрасен и совершенен, как созданный для своей цели. Между видимым и невидимым мирами нет отношения уподобления и потому убывающего совершенства. Они соотнесены только через человека, и лишь тем тот невидимый мир превосходнее этого, что он «приличен блаженству любящих Господа», разумеющих и творящих волю Его, тогда как этот мир — только училище человеческих душ.

Но что значит, что мир — училище? Если блаженство уготовано любящим Бога, то любовь к Нему и прославление Его — подлинная цель человека. Тогда этот мир и создан для того, чтобы величием своим и красотою свидетельствовать о могуществе и премудрости Творца. Постичь красоту и внутреннюю согласованность космоса, или даже малой его части,. значит прославить Бога, не только потому, что это внушает мысль: если столь малое столь величественно, то сколь величественно то, чего величие и помыслить нельзя. Но и в том есть прославление Бога, чтобы увидеть и постичь этот мир как гармонию и красоту, разлитую по всему его составу и скрытую в каждой части; и это дано отнюдь не каждому и достигается не на пути познания, ибо для человеческого разумения и видимый мир, как творение Бога, неисчерпаем. Этот мир есть некое Божественное слово, обращенное к человеку, которое услышать и понять как раз и означает прославить Бога. Но когда св. Василий говорит, что «в сих творениях людьми, имеющими ум, созерцательно постигнутый закон служит восполнением к славословию Творца» (с. 53), то под умосозерцанием, которым усматривается «закон», внутренняя связь космоса, он разумеет не философские построения. Ибо последние опираются на постулаты, убедительные для простого человеческого разумения, однако разные постулаты могут быть выдвинуты разными людьми, и построенные на их основе системы могут находиться в противоречии друг с другом, что для Василия Великого есть знак того, что они не истинны, но лишь правдоподобны (философы «вводят в учение натянутое правдоподобие», замечает св. Василий — с. 52). Природный мир как Божественное слово к человеку может быть созерцаем лишь тем, чей ум воспитан в «умозрении о существующем». Только сказанное пророками, чей ум открыт для Божественного слова и чьими устами говорит Бог, есть истинное свидетельство о мире, помимо самого мира, как он предстоит нам.

Поэтому есть два пути познания: буквальное понимание слов Писания и непосредственное созерцание природного мира; библейский рассказ о его творении может быть подтвержден наглядной картиной мира, как он есть теперь. Предъявить это необходимое соответствие своим слушателям, чтобы во внутренней согласованности бессуетному слуху и зрению приоткрылось бытие, которое есть всегда,— вот задача св. Василия в его «Беседах на Шестоднев». Избирая буквальное толкование текста и опираясь на непосредственно наблюдаемую картину мира при толковании, Василий как бы стремится сказать, что мир полон чудесной гармонии для всякого бескорыстного наблюдателя, а измышляемые людьми схемы объяснения природного мира могут и поддерживать это видение, и тогда они хороши, и разрушать его, чем и плохи, но они не являются необходимыми.

Толкование св. Василия построено так, чтобы показать, как по слову Бога возникает мир, тот именно, который мы видим. В начале созданы небо и земля. Писание не говорит ни о воде, ни о воздухе, но они также имеются в виду. Это следует из их явного существования в природном мире, и тому есть косвенные свидетельства в тексте, например, слова, что «земля была невидима и неустроена» (Быт. 1, 2). Она была неустроена, так как не имела подобающего ей совершенства (в этом смысле и небо, по мнению св. Василия, было неустроено), невидима же, «потому что она погружалась в глубине и от разливающейся на поверхности ее воды не могла быть видимою» (с. 21), а также и потому, что не был еще сотворен свет. Но и неустроена она была тоже оттого, что покрыта была водой, ибо излишество влаги препятствовало плодородию земли.

Столь же просто толкование текста «и тьма верху бездны» (Быт. 1, 2). Никаких иносказательных толкований, разумеющих под словом «тьма» силу, противоборствующую Богу как свету, т. е. некое самобытное зло, св. Василий не принимает. Что же такое бездна? «Это — множество воды, в котором невозможно достать нижнего предела» (с. 26). Тьма же — это воздух, лишенный света. А что все, окруженное вновь возникшим небом, оказалось во тьме, произошло оттого, что небо — сферическое непрерывное тело, отделяющее все внутри него от внешнего, т. е. от премирного света,— загородило все внутри от этого света, почему оно и оказалось во тьме.

Первое же слово Бога: «да будет свет» (Быт. 1, 3) «создало природу света, разогнало тьму, рассеяло уныние, обвеселило мир, всему дало вдруг привлекательный и приятный вид. Явилось небо, покрытое дотоле тьмою; открылась красота его в такой мере, в какой еще и ныне свидетельствуют о ней взоры» (с. 30—31). Озарился воздух, воды сделались светлее. Слова «разлучи Бог между светом и между тьмою» (Быт. 1,4), согласно Василию, надо понимать в том смысле, что природы их противоположны. А недоумение, как же Писание говорит о дне и ночи, хотя еще не созданы светила, от движения которых происходит у нас чередование дня и ночи, св. Василий разъясняет просто тем, что «не по солнечному движению, но потому что первобытный оный свет… то разливался, то опять сжимался, происходил день и следовала ночь» (с. 32—33).

Много затруднений преодолевает Василий, чтобы, опираясь на нынешнее состояние мира, истолковать текст: «И рече Бог: да будет твердь посреде воды: да будет разлучающи посреде воды и воды» (Быт. 1, 6). Ведь если твердь — это небо, то либо то самое, что уже было создано вначале, но лишь названо оно разными именами, либо это разные небеса. Василий склоняется в пользу того, что есть не одно только небо, открывая тем самым себе возможность буквального толкования слова «вода»: ведь если небо одно, то «воды над твердью» — это уж никак не может быть просто вода, но допустимо лишь иносказательное толкование, где под водами разумеются духовные и бесплотные силы, притом вверху, над твердью, силы совершенные, а внизу — силы лукавые.

Василий понимает под твердью другое небо, которое «отлично от сотворенного вначале, имеет естество более плотное и служит во вселенной для особенного употребления» (с. 40). Дело в том, размышляет он, что воды во вселенной запасено было столько, чтобы ее хватило, хотя она постоянно уничтожается огнем, на все время существования вселенной (потому и бездна). Но пока она вся собрана вместе и покрывает землю, она препятствует приведению земли в совершенное состояние. Значит, воду необходимо разделить на воды земные (и даже подземные) и на воды воздушные: «чтобы не обхватил всего раскаляющий эфир, есть воздушная вода» (с. 47). И вот то место, в котором отделяются влаги, и тонкая влага пропускается вверх, а грубая отходит вниз, мыслится как второе небо. Почему же, однако, твердь? Это небо именуется так не как нечто упорное, твердое, имеющее тяжесть (скорее подобало бы назвать нечто такое землей),— «напротив того, поелику все лежащее выше по природе своей тонко, редко и для чувства неуловимо, то в сравнении с сим тончайшим и неуловимым для чувства она названа твердью» (с. 46).

И опять мы должны отметить, что цель комментаторских усилий св. Василия — увидеть за словами Писания атрибут нашего мира, именно небо, как видимое воздушное пространство, несущее в себе и воздушные воды, необходимые для всеобщего благорастворения.

То же самое можно сказать и о дальнейшем, когда по Божественному повелению собираются воды «в собрание едино» (Быт. 1, 9), ибо воде сообщается способность течь и приготовляются огромные впадины, способные вместить такое множество вод, и в результате открывается земля, прежде невидимая, которая названа теперь сушей (см., с. 57—65); когда затем земля покрывается растительностью, произращая из себя «и былие травное,… и древо плодовитое» (Быт. 1, 11); и все это, как отмечает св. Василий, произведено Создателем прежде сотворения светил, из которых главное — солнце, чтобы «причину осушения земли не приписали мы солнцу» (с. 63) и чтобы не отдали достоинство Творца твари, признавая, что солнце — причина жизни. И затем создаются светила небесные, а также все животные по родам их.

Говоря о трудах шести дней, автор «Бесед» стремится, как бы вслед за вечным Художником, описать творение так, чтобы перед глазами слушателя встала именно картина видимого нами мира, но столь полная гармонии и совершенства, какую замыслил явить Творец. Само усилие увидеть мир именно таким, ощутить себя в этом мире, как только сейчас творимом Богом и открытом для всякого чуда, потому что он целиком следует воле Творца, сродни молитвенному усилию. «Мы ли,— пишет Василий,— которых Господь, великий Чудотворец и Художник, созвал теперь, чтобы явить нам дела Свои, мы ли отяготимся созерцанием, или обленимся выслушать словеса Духа?» (с. 56—57).

В мире, который хочет описать св. Василий, свет может существовать без всякого носителя света, но может быть затем создан и носитель — тела светил. Ведь между явлением света и созданием светил проходит, по Писанию, три дня. И никакого затруднения не видит Василий в том, что то, что мы способны отделять только мысленно, т. е. мыслить различным по природе, как например, блистательность света и тело, в котором находится свет, «может быть и в самой действительности разделено Творцом их природы» (с. 87). Равно естественной представляется ему такая целесообразная согласованность всего в мире по Божественному промыслу, когда море затихает на две недели, пока малая птица зимородок, откладывающая яйца в прибрежный песок, высиживает и взращивает птенцов (см. с. 127). Не зимородок приспосабливается к морским погодам, а море с его ветрами и бурями приноравливается к зимородку.

Итак, мир, в изображении св. Василия, предстает как создание несомненно благого Творца, не имеющее в своем источнике никакой примеси зла. Мир — творение благое и прекрасное, а бытие в этом мире может быть бытием с Богом.

Ощущение реальности этого изображения подкрепляется непосредственно схватываемым согласием видимого мира с буквальным пониманием текста. Св. Василий стремится дать своим слушателям именно такую мысленную картину, вызывающую радостное ощущение Божественного присутствия, наличие которой в сознании, накладываясь на восприятие внешнего мира, гармонизирует мироощущение человека. Она сообщает определенный настрой его душевной жизни, необходимую устойчивость по отношению к многообразным воздействиям внешнего мира, расстраивающим, рассредоточивающим душевную собранность человека, которая распадается на множество случайных целей и стремлений.

Чтобы достичь данной цели, описание природного мира в «Беседах» строится соответствующим образом. Оно складывается из простых, удобопонятных изображений разных моментов творения мира и отдельных фрагментов последнего. Детали изображения легко схватываются, ввиду их наглядности и опоры на доступный каждому опыт непосредственного созерцания природы. Картина в целом при этом должна быть непротиворечивой, но в совершенно особом смысле: во-первых, ее фрагменты в момент восприятия не должны вызывать впечатления чего-то несогласованного и дисгармоничного; во-вторых, ни детали, ни картина в целом не должны вступать в противоречие со сложившимся кругом представлений человека о мире. Картина природы, не удовлетворяющая этим требованиям, будет либо предметом неприятия, либо предметом рефлексии. В том и другом случае искомый эффект не будет достигнут.

Очевидно, что внутренняя связность такого построения зиждется на иных основаниях, чем в других системах рационального знания. Она во всех случаях определяется взаимосогласованностью частей смысловой структуры текста. Но в философском или научном трактате взаимосогласованность возникает в результате критического переосмысления привычных понятий, с помощью которых человек сознает свою жизнь и окружающий мир, которое завершается заменой этих понятий специальными терминами. Им уже нельзя сопоставить никакого наглядного (заимствованного из общечеловеческого опыта) образа; поэтому стыковка философско-научных терминов не может быть произведена с помощью способности «умосозерцания» — путем наглядного сопоставления образов-смыслов соответствующих терминов. Необходим переход к дискурсивному рассмотрению, опирающемуся на критерии логической, а не схватываемой в непосредственном созерцании, непротиворечивости.

Такой переход возможен, но совсем необязателен. Интуитивно непротиворечивое знание, не апеллирующее к логической непротиворечивости, также имеет право на существование. Именно такой тип знания представлен в «Беседах на Шестоднев» Василия Великого.

Принципы построения картины мира, которые были здесь описаны, характерны для мифического мировосприятия, для постижения природы, сопутствующего религиозной установке сознания. Способность так видеть мир производна от того чувства бытия, о котором шла речь выше. Чувство бытия, бескорыстная радость бытия — состояние, доступное немногим. Но оно указывает предельную точку, к которой устремлено религиозное сознание. Эта точка трансцендентна миру, в котором разворачивается творческая активность человека, проявляющаяся в его хозяйственной, научной, общественной и других видах деятельности. Если рационально-диахроническая установка сознания вырастает из заинтересованного отношения к благам «мира сего», необходимы для выживания человека как конечного существа, то религиозная не только утверждает благоговейно-бескорыстное отношение к бытию, но и учит такому отношению, указывая путь к обретению опыта непосредственного переживания бытия.

Отсутствие подобного опыта превращает человека в раба собственной активности, а окружающую его природу — в материал преобразовательной деятельности. Какие бы при этом правильные и красивые слова ни говорились о необходимости беречь природу, о ценности всего живого, это мало что изменит, коль скоро на реальной шкале ценностей обладание жизненными благами значит больше, чем сама жизнь. Только соприкосновение, хотя бы кратковременное, с бытием, научающее радоваться иным радостям, создает противовес активизму, приобретающему в противном случае разрушительные формы. Причастность миру бытия открывает человеку возможность, находясь в обычном мире — мире взаимодействий, корректировать свое поведение в соответствии с «бытийной» шкалой ценностей, налагая жесткие ограничения на характер и масштаб своих действий. Тем самым создается предпосылка для такого способа человеческого существования, который не ведет к экологической катастрофе.

[1] Такой тип мировосприятия выразительно очерчен Н.О. Лосским в статье «Толстой как художник и мыслитель». «Всего поразительнее,— пишет он,— то взаимопроникновение человека, природы и неодушевленных вещей, которое дано в мифическом восприятии действительности. Способностью такого восприятия был одарен капитан Тушин… [2] Беседы на Шестоднев иже во святых Отца нашего Василия Великого. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 4. [3] Сочинение это — комментарий на Шестоднев, т. е. толкование библейского повествования о сотворении мира. Этот жанр, довольно распространенный в христианской литературе, с одной стороны, есть часть весьма обширного свода толкований на тексты св. Писания; с другой стороны, он наследует многие черты античных сочинений о природе, поскольку и здесь также предпринимается попытка объяснить многообразие явлений водимого мира. [4] Флоровский Г.В. Восточные Отцы IV века. Париж, 1931. С. 63,

Источник:
Вопросы философии.— 1995.— №3.

Источники:
  • http://www.psychologos.ru/articles/view/religioznye-chuvstva
  • http://studwood.ru/1034915/filosofiya/religiya_mirovozzrenie
  • http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000096/