Право с точки зрения свободы и справедливости

ММЖ: На протяжении всей истории человечества справедливость рассматривалась с различных позиций и носила как морально-правовой характер, так и социально-политический и так далее. Всегда рассматривалось соотношение между ролью отдельных людей, отдельных групп, классов и их социальных положений. Мы оцениваем достоинство людей и их вознаграждение с точки зрения справедливости, считаем, что тот или иной человек недостаточно вознагражден. Но ближе всего к нам определяется справедливость между деянием и воздаянием, между правонарушением и наказанием. Таким образом справедливость не только правовая категория, но она носит и политический и социальный характер, и не соответствия между ролью людей и их социальным положением, поступками людей и вознаграждением она всегда рассматривается как несправедливость и вызывает несогласие.

На протяжении всей истории справедливость носила исторический характер. В древние времена наличие рабства рассматривалось как явление справедливое, в период феодализма крепостная зависимость рассматривалась как справедливое, в буржуазном обществе эксплуатация наемных работников рассматривалась как справедливое явление. Таким образом в истории человечества понимание справедливости появилось при назначении наказания – одним из ее выражений был институт кровной мести, который дожил до наших дней. В некоторый народах он рассматривается как воздаяние справедливости. Из такого подхода развился принцип равным за равное, известный как в древности, и нашедший отражение в наше время (ст. 4 УК РФ предусматривает равенство граждан перед законом).

Более сложное понятие справедливости – распределительная справедливость, а сейчас мы рассматривали уравнительную. Распределительная возникает тогда, когда из родовой общины начинают выделяться отдельные личности, претендующие на особую роль, на особое вознаграждение, первоначально, как известно, все получали равное количество от добытого. Но выделение отдельных личностей стало выделяться в несовпадении равенства и справедливости, считается, что тот, кто больше сделал – должен получать больше. И это начинает закрепляться как принцип справедливости. Справедливость начинают понимать как различие, а не как равенство. Такой подход всегда связан с толкованием достоинства людей, с привилегированностью их положения как господствующих личностей, классов и так далее, и это вызывает соответствующее несправедливое отношение в обществе.

Справедливость во все времена всегда увязывали с законом и с правом. В частности Аристотель считал, что право – это политическая справедливость, Цицерон считал – что справедливость – это высший закон; такой же точки зрения придерживался Августин Аврелий «что есть государство без справедливости, если не разросшаяся разбойничая шайка»? Фома Аквинский также рассматривал право как действие справедливости. Последующие мыслители почти все обусловливали связь права и справедливости (Жан Жак Руссо, Гегель, Кант, Радищев, Чичерин и так далее).

Естественно, что это понятие привлекает внимание и мыслителей современности, оно занимает все больше и больше внимание людей. Меняется отношение к этому понятию и самого государства, его органов и должностных лиц. И это становится принципом деятельности государственных органов, принципом содержания права и соответствующего отношения людей к праву. В частности, ст. 6 УК РФ наряду с другими принципами (законность, равенство, гуманность) содержит и принцип справедливости: «Наказание и иные меры уголовно-правового характера применяемые к лицу должны быть справедливы…». «Учет личности виновного, его социальное положение» — вызывает сомнение относительно принципа справедливости.

Советское законодательство не знало этого понятие, хотя и говорило о нем. Принцип справедливости отражался в монографических работах и так далее.

Понятие справедливости знает современное уголовное судопроизводства. Он закреплен в ст. 9 УПК РФ, ст. 11 УПК РФ и так далее. В советском уголовном процессе справедливость обосновывается общей нравственностью уголовного судопроизводства, в числе принципов: публичность, гласность, право на защиту и презумпция невиновности. Самое главное – установление объективной, то есть материальной истины. Материальная истина в уголовном процессе – полное и точное соответствие объективной действительности выводы следователя и суда.

Нерсесянц считает, что все прошлые подходы к понятию справедливости – необъективны, лишь только правовая справедливость (применение равной меры, равной свободы) вызывает справедливость и относительно человека и в обществе в целом, и в самом человеке чувства справедливости. В контексте его различения права и закона это означает, что справедливость входит в понятие право, право по определению справедливо, а оно является внутренним свойством и качеством права. Иначе говоря, справедливость – категория правовая, не нравственная, не религиозная и никакая другая. Почему? Вопрос о справедливости или несправедливости закона это по существу о правовом или не правовом характере закона, то есть соответствии или несоответствии праву. Право потому справедливо, что воплощает в себе и выражает общезначимую правильность, выраженную в принципе формального равенства. И для всех, чьи отношения опосредуются этой правовой формой, реализация принципа формального равенства выводит позицию на правовые начала. Применение принципа не его взгляд исключает применение всякого произвола в реализации права. Справедливость – это то, что выражает право, соответствует ему и следует праву. Действовать по справедливости означает действовать правомерно. Он обосновывает это высказыванием Кульпиана: «Какие положения человек устанавливает в отношении другого, такие же и могут быть применены к нему самому».

Другой не менее важный аспект единства справедливости и права как выражение соразмерности зафиксирован в традиционном определении как подаяния равным за равное. Данный принцип выступает как самоосознание и самооценка права, вместе с тем, оценка всего остального, как поддающееся правовой оценке. Нерсесянц считает, что другого принципа и другого принципа выражения справедливость не имеет. Потому что если встать только на позиции нравственности или религиозных норм всегда впадает в субъективизм, коллективный или групповой и так далее. Он считает, что отрицание этого принципа по существу означает отрицание неправовой справедливости. Он считает, что право и правовой закон применяя принцип формального равенства при этом не должны игнорировать различные особенности и притязания людей, и эти притязания могут быть удовлетворены. Реализация всех этих притязаний должны основываться на принципе формального равенства. Таким образом на его взгляд применение принципа формального равенства ведет к справедливости на все времена, на всем земном шаре, то есть этот принцип универсальный и использование какого-либо иного варианта справедливости всегда является вариантом не справедливости.

Нерсесянц: Понимание права как равенства (как общего масштаба и равной меры свободы людей) включает в себя с необходимостью и справедливость.

В контексте различения права и закона это означает, что спра-ведливостъ входит в понятие права, что право по определению справедливо, а справедливость — внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т. д.).

Поэтому всегда уместный вопрос о справедливости или несправедливости закона — это по существу вопрос о правовом или неправовом характере закона, его соответствии или несоответствии праву. Но такая же постановка вопроса неуместна и не по адресу применительно к праву, поскольку оно (уже по понятию) всегда справедливо и является носителем справедливости в социальном мире.

Более того, только право и справедливо. Ведь справедливость потому собственно и справедлива, что воплощает собой и выражает общезначимую правильность, а это в своем рационализированном виде означает всеобщую правомерность, т. е. существо и начало права, смысл правового принципа всеобщего равенства и свободы.

И по смыслу, и по этимологии справедливость (iustitia) восходит к праву (ius), обозначает наличие в социальном мире правового начала и выражает его правильность, императивность и необходимость.

Латинское слово «юстиция» (iustitia), прочно вошедшее во многие языки, в том числе и в русский, переводится на русский язык то как «справедливость», то как «правосудие», хотя по существу речь идет об одном и том же понятии — о справедливости, включающей в себя и правосудие (и в исходном значении суждения по праву, и в производном значении судебного решения спора в соответствии с правом, справедливо). Кстати, все эти аспекты правового смысла справедливости нашли адекватное отражение в образе богини Справедливости Фемиды с Весами Правосудия. Используемые при этом символические средства (богиня с повязкой на глазах, весы и т. д.) весьма доходчиво выражают верные представления о присущих праву (и справедливости) общезначимости, императивности, абстрактно-формальном равенстве (повязка на глазах богини означает, что абстрагированный от различий равный правовой подход ко всем, невзирая на лица, — это необходимое условие и основа для объективного суждения о справедливости).

Справедливо то, что выражает право, соответствует праву и следует праву. Действовать по справедливости.— значит действовать правомерно, соответственно всеобщим и равным требованиям права.

Внутреннее единство справедливости и правового равенства (общезначимости и одинаковости его требований в отношении всех, включая и носителей власти, устанавливающих определенное пра-воположение) хорошо выражено в комментариях знаменитого римского юриста Ульпиана к одному преторскому эдикту. Замечателен по своей справедливости прежде всего сам эдикт, кодифицированный Сальвием Юлианом в первой половине II в. Смысл эдикта — в формулировании одного из существенных требований принципа равенства в сфере правотворчества и правоприменения, который звучит так: «Какие правовые положения кто-либо устанавливает в отношении другого, такие же положения могут быть применены и в отношении его самого» (Д.2.2). Более развернуто это требование в приводимом Ульпианом фрагменте эдикта выражено следующим образом: «Магистрат или лицо, занимающее должность, облеченную властью, установив какое-либо новое правовое положение по делу против другого лица, должен применить то же правовое положение, если его противник предъявит требование. Если кто-либо достигнет того, что (в его пользу) будет установлено какое-либо новое правовое положение магистратом или лицом, занимающим должность, обеспеченную властью, то это же правовое положение будет применено против него, когда впоследствии его противник предъявит требование» (Д.2.2.1).

Комментируя данный эдикт, Ульпиан замечает: «Это.т эдикт устанавливает положение величайшей справедливости и не может вызвать чье-либо обоснованное неудовольствие: ибо кто отвергает, чтобы да его делу было вынесено такое же решение, какое он сам выносит для других или поручает вынести. Понятно, что то право, которое кто-либо считает справедливым применить к другому лицу, должно признаваться действительным и для самого себя. » (Д.2.2.1).

Другой, не менее важный, аспект единства справедливости и равенства как выражения соразмерности и эквивалента зафиксирован в традиционном естественноправовом определении справедливости как воздаяния равным за равное.

В обобщенном виде можно сказать, что справедливость — это самосознание, самовыражение и самооценка права и потому вместе с тем — правовая оценка всего остального, внеправового.

Какого-либо другого принципа, кроме правового, справедливость не имеет. Отрицание же правового характера и смысла справедливости неизбежно ведет к тому, что за справедливость начинают выдавать какое-нибудь неправовое начало — требования уравниловки или привилегий, те или иные моральные, нравственные, религиозные, мировоззренческие, эстетические, политические, социальные, национальные, экономические и тому подобные представления, интересы, требования. Тем самым правовое (т. е. всеобщее и равное для всех) значение справедливости подменяется неким отдельным, частичным интересом и произвольным содержанием, партикулярными притязаниями.

С этой проблемой под несколько другим углом зрения мы уже сталкивались при рассмотрении разных направлений критики принципа правового равенства (и права в целом) с позиций неправовой (и антиправовой) свободы.

При отрицании правовой природы справедливости по существу мы имеем дело с тем же самым, но уже применительно к справедливости, т. е. с неправовой (антиправовой или внеправовой) справедливостью. По логике такого подхода получается, что право как таковое (право вообще, а не только антиправовой закон) несправедливо, а справедливость исходно представлена в том или ином вне-правовом (социальном, политическом, религиозном, моральном и т. и.) начале, правиле, требовании.

Здесь, следовательно, справедливость права, если таковая вообще допускается, носит производный, вторичный, условный характер и поставлена в зависимость от подчинения права соответствующему «внеправовому началу. И поскольку такие внеправовые начала лишены определенности принципа правового равенства и права в целом (объективной всеобщности правовой нормы и формы, единого масштаба права, равной меры правовой свободы и т. д.), они неизбежно оказываются во власти субъективизма, релятивизма, произвольного усмотрения и частного выбора (индивидуального, группового, коллективного, партийного, классового и т. д.). Отсюда и множественность борющихся между собой и несогласуе-мых друг с другом внеправовых представлений о справедливости и праве, односторонних претензий того или иного частного начала на всеобщее, присущее праву и справедливости.

С позиций правовой всеобщности (формально-определенной всеобщности правового равенства, свободы и справедливости), в равной мере значимой для всех, независимо от их моральных, религиозных, социальных, политических и иных различий, позиций и интересов, все эти внеправовые начала с представленными в них особыми потребностями, требованиями и т. д. — лишь особенные сферы в общем пространстве бытия и действия права и правовой справедливости, специфические объекты, а не субъекты справедливой правовой регуляции.

Право (и правовой закон) не игнорирует, конечно, все эти особенные интересы и притязания, и они должны найти в нем свое надлежащее (т. е. именно — справедливое) признание, удовлетворение и защиту. А это возможно только потому, что справедливость (и в целом право, правовой подход и принцип правовой регуляции) не сливается с самими этими притязаниями и не является нормативным выражением и генерализацией какого-либо одного из таких частных интересов. Напротив, справедливость, представляя всеобщее правовое начало, возвышается над всем этим партикуляризмом, «взвешивает» (на единых весах правовой регуляции и правосудия, посредством общего масштаба права) и оценивает их формально-равным, а потому и одинаково справедливым для всех правовым мерилом.

Например, те или иные требования так называемой «социальной справедливости», с правовой точки зрения, имеют рациональный смысл и могут быть признаны и удовлетворены лишь постольку, поскольку они согласуемы с правовой всеобщностью и равенством и их, следовательно, можно выразить в виде требований самой правовой справедливости в соответствующих областях социальной жизни. И то, что именуется «социальной справедливостью», может как соответствовать праву, так и отрицать его. Это различие и определяет позицию и логику правового подхода к соответствующей «социальной справедливости».

Так в принципе обстоит дело и в тех случаях, когда правовой справедливости противопоставляют требования моральной, нравственной, политической, религиозной и иной «справедливости».

В пространстве всеобщности и общезначимости принципа правового равенства и права как регулятора и необходимой формы общественных отношений свободных субъектов именно правовая справедливость выступает как критерий правомерности или неправомерности всех прочих претензий на роль и место справедливости в этом пространстве. Отдавая каждому свое, правовая справедливость делает это единственно возможным, всеобщим и равным для всех правовым способом, отвергающим привилегии и утверждающим свободу.

Пра­вовая свобо­да, справедливость и собственность. Пра­во по сво­ей сущ­но­сти – это нормативная фор­ма сво­бо­ды, при которой участники право­вого общения равны в своей сво­бо­де. Сущ­ность пра­ва, пра­во­во­го ре­гу­ли­ро­ва­ния со­сто­ит в том, что фак­ти­че­ски раз­­ные (нерав­ные) лю­ди в право­вом обще­нии выступают как рав­ные и не­за­ви­си­мые друг от дру­га, как сво­бод­ные ин­ди­ви­ды – субъ­ек­ты пра­ва, а их дей­ст­вия из­ме­ря­ют­ся и оце­ни­ва­ют­ся по оди­на­ко­во­му мас­шта­бу.

Возможно множество формулировок правового (формального) равенства. Например: правовое равенство есть равное обращение с разными людьми или при­ме­не­ние оди­на­ко­во­го мас­шта­ба к фак­ти­че­ски неодинаковым субъектам.

Правовое ра­вен­ст­во оз­на­ча­ет та­кую фор­му сво­бо­ды, при ко­то­рой сво­бо­да каждого участника право­вого обще­ния ог­ра­ни­че­на такой же сво­бо­дой дру­гих. Нет равенства без свободы и свободы без равенства, ибо свобода, не ограниченная равной свободой всех прочих, есть произвол. Или: “Осу­ще­ст­в­ле­ние прав и сво­бод че­ло­ве­ка и гра­ж­да­ни­на не долж­но на­ру­шать пра­ва и сво­бо­ды дру­гих лиц” (ч.3 ст.17 Кон­сти­ту­ции РФ). Или: “По­сту­пай так, что­бы мак­си­ма твое­го по­ве­де­ния мог­ла быть вме­сте с тем и прин­ци­пом все­об­ще­го за­ко­но­да­тель­ст­ва” (“ка­те­го­ри­че­ский им­пе­ра­тив” И. Кан­та).

Про­ти­во­по­лож­ность правовой сво­бо­ды – про­из­вол. По­след­ний означает гос­под­ство си­лы: чем боль­ше си­лы, тем боль­ше сво­бо­ды (воли). По­это­му про­из­во­л не может быть фор­мой сво­бо­ды всех членов об­ще­ст­ва. Если произвол становится прин­ципом всего общест­ва, то это унич­тожает свободу вообще. Бо­лее сла­бые не­сво­бод­ны по от­но­ше­нию к бо­лее силь­ным, но по­следние в свою оче­редь не­сво­бод­ны по от­но­ше­нию к еще бо­лее силь­ным. В ко­неч­ном счете, сво­бод­ным бу­дет толь­ко один – дес­пот, пе­ред ко­то­рым все остальные несвободны: перед деспотом все равны, а именно: равны нулю (Ж.-Ж. Руссо). Следо­вательно, правовая свобода явля­ется единствен­ной формой сво­боды для общества в це­лом и для всех членов общества.

Формальное равенство – это принцип справедливости. Поэтому понятия права и справедливости существуют в неразрывном единстве. Еще Ари­сто­тель утверждал, что спра­вед­ли­вым яв­ля­ет­ся то, что де­ла­ет­ся по пра­ву. Ла­тинское jus означает пра­во, или спра­вед­ли­вое при­тя­за­ние, а justitia – спра­вед­ли­вость и пра­во­су­дие. В Древ­ней Гре­ции и Древ­нем Ри­ме по­ня­тия пра­ва и спра­вед­ли­во­сти ото­жде­ст­в­ля­лись, в то вре­мя как за­кон счи­тал­ся та­ким тво­ре­ни­ем че­ло­ве­че­ско­го ра­зу­ма, ко­то­рое мо­жет быть про­из­воль­ным, несправедливым.

Ари­сто­тель объяснял спра­вед­ли­вость как воз­дая­ние рав­ным за рав­ное. При этом он раз­ли­чал спра­вед­ли­вость рас­пре­де­ляю­щую и урав­ни­ваю­щую. Рас­пре­де­ляю­щая спра­вед­ли­вость оз­на­ча­ет прин­цип рас­преде­ле­ния об­щих благ про­пор­цио­наль­но вкла­ду то­го или ино­го чле­на со­об­ще­ст­ва в об­щее де­ло. При не­равном вкладе по справед­ливости должно происходить не­рав­ное на­де­ле­ние со­ци­аль­ны­ми бла­га­ми (по­чес­тя­ми, день­га­ми и т.д.).

Не­спра­вед­ли­вость в рас­пре­де­ли­тель­ных от­но­ше­ни­ях может быть двоякого рода – на­де­ле­ние не­рав­ны­ми бла­га­ми лю­дей, вно­ся­щих рав­ный вклад в об­щее де­ло, и рав­ны­ми бла­га­ми за не­рав­ный вклад.

В первом случае несправедливость выражается в при­вилегиях для всех, кто получает больше, чем пропорционально вкладу. Если кто-то получает больше, чем пропорционально, в то время как остальные – пропорционально вкладу, то в срав­не­нии с ними он имеет привилегию. Если малоимущие не платят налоги, но получают пособия из государственной казны, они имеют привилегию за счет налогоплательщиков. Если безработные получают пособие по безработице, то это означает их привилегию за счет работающих.

Во втором случае несправедливость – это урав­ни­лов­ка, рас­пределение поровну (примерно поровну) независимо от вклада. По существу уравниловка ничем не отличается от привилегий: при уравнительном распределении тот, чей вклад меньше, имеет привилегию по отношению тому, чей вклад больше.

Отсюда ясно, что так называемая социальная справедливость означает привилегии или уравниловку в распределительных отношениях. Любые потребительские привилегии, установленные из самых гуманных соображений, нарушают принцип формального равенства – принцип права и справедливости.

С уравниловкой не нужно путать урав­ни­ваю­щую спра­вед­ли­вость. Это справедливость в об­менных отношениях. Она тре­бу­ет ра­вен­ст­ва (эквивалентности) пре­дос­тав­ле­ний и по­лу­че­ний при об­ме­не со­ци­аль­ны­ми бла­га­ми, со­раз­мер­но­сти воз­ме­ще­ния при­чи­нен­но­му ущер­бу, на­ка­за­ния – пре­сту­п­ле­нию и т.д. Ла­тин­ское aequitas (от aeque – рав­но, оди­на­ко­во, бес­при­стра­ст­но, спра­вед­ли­во) пе­ре­во­дит­ся в со­вре­мен­ном язы­ке как со­раз­мер­ность, про­пор­цио­наль­ность, ра­вен­ст­во пе­ред за­ко­ном, спра­вед­ли­вость, рав­ное, бес­при­стра­ст­ное об­ра­ще­ние с раз­ны­ми людь­ми.

Справедливый обмен – это эквивалентный обмен. Напри­мер, справедливым, или эквивалентным, товарообменом явля­ется та­кой, при котором цена товара (справедливая цена) скла­дывается свободно, в зависимости от соотношения спроса и предложения. Если некий производитель затрачивает на произ­водство товара столько ресурсов, что себестоимость этого то­вара выше, чем сво­бодно складывающаяся цена, то это не зна­чит, что он вправе тре­бовать большую цену, соответственно за­тратам. Это была бы не­справедливая цена, ибо никто не обязан возмещать неэффектив­ному производителю чрезмерные за­траты. Справедливая цена эк­вивалентна потребительской цен­ности товара, а не затратам. Не­эффективный производитель в справедливых отношениях нахо­дится в экономически невы­год­ном положении.

Обмен может быть не только позитивным, но и негативным. Так, возмещение вреда – это разновидность не­га­тивного обмена. Справедливость требует, чтобы возмещение вреда было полным. Даже если бедный неумышленно причи­няет вред богатому, то справедливым, тем не менее, будет пол­ное возмещение вреда. Возможность лишь частичного возме­щения причиненного вреда означает приви­ле­гию.

Справедливым наказанием является такое, которое эквива­лентно тяжести содеянного. В примитивных норма­тив­ных системах справедливость наказания определялась по прин­ципу талиона: “око за око, зуб за зуб”. Затем в процессе циви­ли­зованного развития общество нашло правовые эквива­ленты, по­зволяющие “отмерять” наказание соразмерно тяжести соде­янного для большинства преступлений – штраф и ограни­чение или ли­шение свободы на определенный срок.

Следует подчеркнуть, что свобода и право не­воз­мож­ны без соб­ст­вен­но­сти (частной собственности). Соб­ст­вен­ность есть вы­ра­же­ние сво­бо­ды и фор­маль­но­го ра­вен­ст­ва.

Свобода – возможность самостоятельного выбора внешне выраженного поведения – возможна в обществе лишь тогда, ко­гда у индивидов есть собственные, им принадлежащие ресурсы жизнедеятельности, позволяющие удовлетворять по­треб­но­сти относи­тельно независимо от интересов других членов общества. Это возможно лишь в таком обществе, в котором ре­сурсы жизнедеятельности присваиваются отдельными членами общества. Этот принцип общественного строя и называется собственностью. Иначе говоря, собствен­ность – это такой порядок отношений в обществе, при котором ресурсы жизнедеятельности присваиваются отдельными его членами. Такой порядок, или принцип, представляет собой необходимое абстрактное условие свободы.

По­нятно, что собственность возникает как частная собственность, и лишь после этого возможны публичная или какие-то иные формы собственности. В публичной собственности находятся объекты, которые не попадают в частную собственность и принадлежат всем вместе и никому в отдельности.

В условиях официального признания и защиты собственно­сти все, кто вправе быть собственником, реально пользуются свободой в той мере, в которой реально обладают собственными ресурсами жизнедеятельности, реально приобретают эти ресурсы. Но право абстрагируется от фак­тиче­ских имущественных различий и гарантирует равную формальную свободу в имущественных от­ношениях всем, кому не за­пре­щено быть соб­ственником – неза­висимо от фактически имею­щихся или не имеющихся, реально при­обретен­ных или не приобретенных правомо­чий соб­ствен­ника конкретного иму­ще­ства.

Са­мо су­ще­ст­во­ва­ние ча­ст­ной соб­ст­вен­но­сти есть са­мая важ­ная га­ран­тия сво­бо­ды, причем не толь­ко для тех, кто име­ет соб­ст­вен­ные ресурсы социального благопо­лучия, но и в той же ме­ре для тех, кто таких ресурсов реально не име­ет (но может иметь!). Насильственное упраздне­ние собственности порождает всеобщую несвободу, за­мену пра­во­во­го ре­гу­ли­ро­ва­ния силовым урав­ни­тель­ным регу­лированием (коммунистическая идеология называет это “освобождением труда”, “подлинной свободой”). Причем обоб­ще­ст­в­ле­ние всех объ­ек­тов экономики есть не замещение частной собственности какой-то более про­грессивной (социалистической) фор­мой собст­венности, а унич­то­же­ние соб­ст­вен­но­сти во­об­ще. Ибо пуб­лич­ная, го­су­дар­ст­вен­ная, об­ще­ст­вен­ная соб­ст­вен­ность воз­мож­ны лишь то­гда, ко­гда есть ча­ст­ная соб­ст­вен­ность.

Равенство в свободе – это равноправие, равная правосубъект­ность, равенство в ис­ходных, абстрактных правах, таких как право на свободу и неприкосновенность, право быть собственником и т.д. Это при­зна­ние рав­ной воз­мож­но­сти при­об­ре­тать конкретные права. Но при равенстве в исходных правах фактически неодина­ковые индивиды не­из­беж­но будут приобретать и иметь раз­ные конкретные пра­ва на кон­крет­ные со­ци­аль­ные бла­га. На­пример, аб­страктное право быть собственником является равным для всех, но люди фактически неодинаковы, и поэтому приобретенные права соб­ст­вен­ности на конкретное имущество у всех разные.

Соответственно пра­вовое равенство, признание людей фор­мально равными субъектами пред­по­ла­га­ет иму­ще­ст­вен­ное не­ра­вен­ст­во в си­лу раз­ли­чия спо­соб­но­стей фактически разных людей, об­стоя­тельств их жиз­ни и т.д. На­обо­рот, ра­вен­ст­во лю­дей в по­треб­ле­нии воз­мож­но лишь при урав­ни­лов­ке, при от­ри­ца­нии соб­ст­вен­но­сти и пра­во­во­го ра­вен­ст­ва.

Фор­маль­ное ра­вен­ст­во – это прин­цип с ис­то­ри­че­ски из­ме­няю­щим­ся со­дер­жа­ни­ем. Пра­во – это ис­то­ри­че­ски обу­слов­лен­ная ме­ра сво­бо­да.

Ис­то­ри­че­ски пра­во воз­ни­ка­ет с появлением индиви­дуальной свободы. Свободные индивиды – но­сители, суть и смысл права. Причем в доиндустри­альном об­ществе су­ще­ствуют не только сво­бод­ные или час­тич­но сво­бод­ные (субъекты права, хотя и не полноправные), но и не­сво­бод­ные (объекты права). В этом об­ще­ст­ве нет все­об­щего право­вого равен­ства. Лишь в ин­ду­ст­ри­аль­ном об­ще­ст­ве пра­вовая свобода ста­но­вит­ся рав­ной для всех.

Всеобщее равноправие является высшим историческим проявлением правового равенства. Его нормативным выражением служит положение, сформулированное в ч.2 ст.19 Конституции РФ: “Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлеж­ности к общественным объединениям, а также других обстоя­тельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности”.

Равноправие не тождественно равенству перед законом. Ра­венство перед законом означает примене­ние закона в равной мере ко всем его адре­са­там без исключения. Равенство перед правовым, справедливым законом есть одно из про­явлений рав­ноправия. Но если за­кон – правонарушающий, про­тиворечащий принципу права, нару­шающий равноправие, то и равенство перед та­ким за­коном есть нарушение равноправия. Равен­ство перед су­дом можно рассматривать как одно из про­явле­ний формального равенства, равноправия, но, опять же, только в том случае, если суд правовой, справедливый, беспри­страст­ный. Перед таким су­дом все формально равны.

Правовая свобода индивидов (частных лиц) означает возможность действовать по принципу “разрешено все, что не за­прещено пра­вом”.На властных субъектов этот принцип не распространяется. При правовом регулировании властеотношений законы дозволяют властные полномочия и запрещают употреблять власть за пределами дозволенного. Государственно-властные субъекты (государственные ор­ганы и должностные лица государства) законодательно наделя­ются властными правомочиями, т.е. только такой компетенцией, которая необходима для обеспечения правовой свободы. По­это­му го­су­дар­ст­вен­но-властным субъектам за­пре­ще­но все, что им не раз­ре­ше­но.

Конечно, в самих отношениях повеления-подчинения ника­кого равенства нет. Формальное равенство остается за пределами этих отношений. Если под­чи­няю­щий­ся обя­за­н под­чи­нять­ся лишь в пре­де­лах того, что право доз­во­ляет по­ве­ле­ваю­щему субъекту, то во всем ос­таль­ном обычные члены общества и люди, высту­пающие от имени государства, формально равны.

О мере запрещаемого и дозволяемого. До ка­ко­го пре­де­ла за­ко­ны мо­гут запрещать и дозволять, не превращаясь в правонарушающие? Что, с позиции правовой свободы, следует запрещать, и что нужно дозволять властным субъектам? И, наоборот, что, с точки зрения права, нельзя запре­щать и соответственно дозволять?

Пра­во не может определяться случайным мнением за­ко­нода­теля о целесообразности либо нецелесообразности тех или иных запретов или дозволений. Должен быть общезначимый критерий, который позволяет и законодателю, и всем остальным субъектам права одинаково судить о том, что по праву следует и что не сле­дует запрещать или разрешать. Это критерий, позволяющий оце­нивать законы как правомерные или правонарушающие.

Пра­во­вые за­ко­ны ус­та­нав­ли­ва­ют за­пре­ты ради обеспечения правовой свободы: по пра­ву может быть за­прещено (и должно быть запрещено) то, что несовместимо с рав­ной свободой всех, на­ру­ша­ет сво­бо­ду дру­гих. Точ­но так же госу­дарственно-вла­ст­ные пол­но­мо­чия необходимы и дозво­ляются законом для обеспечения правовой сво­бо­ды, в частности, для при­нуждения к соблюдению правовых запретов.

Правовая свобода существует лишь в таком социуме, в кото­ром признается и властно обеспечивается хотя бы необходимый, неотъемлемый ми­ни­мум исходных прав индивида. Это то, что се­годня мы называем “ес­те­ст­вен­ные и не­от­чу­ж­дае­мые права и сво­боды че­ло­ве­ка и гра­ж­да­ни­на”. Без этих прав люди не могут быть субъектами права. Это то, без чего нет “материи” права. Если за­кон не признает эти права, то он не допускает правовой свободы.

Следовательно, критерий, позволяющий различать правовые и правонарушающие законы, – это минимальная неотъемлемая свобода. Правовой закон не может запрещать то, что относится к минимальной неотъемлемой свободе. Точно так же закон не может доз­во­лять вла­стным субъектам втор­гать­ся в сфе­ру ми­ни­маль­ной не­отъ­ем­ле­мой сво­бо­ды. За­кон­ не про­ти­во­ре­чит праву по­столь­ку, по­сколь­ку он не ограничивает ми­ни­маль­но не­об­хо­ди­мую сво­бо­ду, не на­ру­ша­ет права человека (неотъемлемые права свободных индивидов). Это необходимые и достаточные правовые требования, предъявляемые к законам.

Но это формальные требования. Дело в том, что в каждой правовой культуре есть свои представления о минимальной неотъемлемой свободе. Права человека разные в разных правовых культурах, и они развиваются по мере исторического прогресса свободы. Минимальная неотъемлемая свобода, права человека – это понятия с исторически изменяющимся содержанием.

Объем и содержание сво­боды, которая признается минимальной и неотъемлемой в конкретной культуре, определяются развитостью этой культуры. В неразвитой культуре не может быть всех тех прав человека, которые в развитой признаются неотъемлемыми правами. Например, в неразвитой правовой культуре может не быть свободы передвижения и поселения в ее современном понимании, свободы вероисповедания, избирательных и других политических прав и свобод.

Но в любой пра­вовой куль­туре есть хотя бы minimumminimorum – абсолютный минимум пра­вовой свободы. Сюда входят три компонента: личная свобода, собственность и безопасность, обеспеченная публично-властными органами (государством). Личная свобода включает в себя свободу распоряжаться собой и своими способностями, неприкосновен­ность, право на частную жизнь. Собственность означает право быть соб­ственником и право собственника свободно владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом. Безопасность подразумевает право на государственно-властную защиту от противоправных посягательств, особенно, судебную защиту. Без этих прав (взаимосвязанных компонентов правовой свободы) нет свободы вообще.

То, что сегодня признается минимальной неотъемлемой сво­бодой в наиболее развитых правовых культурах, по объему и со­держанию существенно шире, чем названныйminimumminimorum. В западноевропейской культуре сегодня признается даже неотъ­емле­мое право на жизнь, что исключает смертную казнь.

Права человека в своей сущности – это безусловные притязания индивидов на свободную самореализацию. Они возникают и развива­ются по мере исторического прогресса свободы, независимо от их офи­циального признания, провозглашения и формулирования (разумеется, они нуждаются в таком признании и формулирова­нии). Они существуют не в силу их уста­новления неким власт­ным субъ­ектом, а в силу объективного процесса правообразова­ния. За­конодатели лишь фиксируют этот процесс.

Отсюда – характеристика прав человека как неотъемлемых и неотчуждаемых: человек не может быть лишен этих прав (чело­век может быть ограничен в пользовании этими правами в рамках юридической ответственности) и не может от них отказаться. В этом смысле права человека не находятся в его распоряжении. Он может не пользоваться ими, но не может их отчуждать.

По традиции права человека называются естествен­ными, но это не значит, что они естественные в прямом смысле – природ­ные, прирожденные или принадлежащие каждому от рождения. Права человека, как и право вообще, – это социокультурное, а не природное явление, и те или иные права принадлежат человеку не “от рождения человеком”, а от рождения в таком социуме (в силу нахождения в таком социуме), в котором эти права призна­ются за каждым человеком.

В современном юридическом языке термин естественные пра­ва че­ло­ве­ка сохраняется, поскольку он подчеркивает, что это права не октроированные, не “дарованные” верховной властью. Они не зависят от усмотре­ния вла­стных субъектов, законодате­лей не только в негативном, но и в позитивном смысле. Законы в национальной правовой культуре не могут отменять или запрещать права человека, которые уже достигнуты этой культурой (законы могут их лишь нарушать). Но точно так же за­коны не могут порождать или учреждать права и свободы, кото­рые еще не достигнуты в национальной правовой культуре.

Права человека в конкретной правовой культуре таковы, ка­ков уровень развития свободы в этой культуре. Если законодательство (и государственные институты) отстает от этого уровня, то на смену старому законодательству революционным путем приходит новое, выражающее права человека в том объеме, кото­рый реально достигнут правовой культурой. Но если законодательство опережает этот уровень, то конституционные и законодательные формулировки о правах человека являются фикцией – в той мере, в которой они опережают реальный уровень развития правовой свободы.

Объем и содержание прав человека в неразвитой правовой культуре не могут быть такими же, как и в развитой, пусть даже эти культуры существуют одновременно. И когда в стране с от­сталой правовой культурой принимается конституция, в которой воспроизводятся формулировки о правах человека, достигнутых в наиболее развитых культурах, то отсталая культура от этого не становится развитой, и права человека не становятся реально­стью. Можно перечислить в конституции все права и свободы, известные на сегодняшний день; но если подавляющее большин­ство населения не осознает их смысл, то конституционные поло­жения о правах человека фиктивны. Конституционный каталог прав и свобод делает человека свободным не более, чем поварен­ная книга – сытым.

Ис­хо­дя из все­го ска­зан­но­го, мож­но пред­ло­жить сле­дую­щее оп­ре­де­ле­ние пра­ва. Пра­во – это сис­те­ма общеобя­за­тельных норм, определяющих меру свободы в обществе и го­су­дарстве по принципу формального равенства.

То же самое определение, сформулированное с учетом взаи­мосвязи права и государства, гласит: право – это соответст­вующая требова­ниям прин­ципа формального равенства система норм, уста­новлен­ных или санкционированных государством.

Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском:

Право как равная мера. Право как свобода. Право как справедливость

Право как равная мера

Всеобщая равная мера — один из необходимых составных компонентов принципа формального равенства и одно из сущностных свойств права. В качестве такого компонента равная мера предполагает и другие компоненты правового принципа формального равенства — свободу и справедливость . Поэтому равная мера — это равная мера свободы и справедливости. При этом под равной мерой имеется в виду не только всеобщий масштаб и единая для всех норма правовой регуляции, но также и соблюдение эквивалента соразмерности и равномерности в отношениях между самими субъектами права.

Правовое равенство — это равенство свободных и независимых друг от друга субъектов права по общему для всех масштабу, единой норме, равной мере. Там же, где люди делятся на свободных и несвободных, последние относятся не к субъектам, а к объектам права, и на них принцип правового равенства не распространяется.

По поводу равенства существует множество недоразумений, заблуждений, ошибочных и ложных представлений. В их основе в конечном счете лежит непонимание того, что равенство имеет рациональный смысл, логически и практически возможно в социальном мире именно и только как одинаковая для всех мера правового (формально-правового, формального) равенства.

Так, нередко (в прошлом и теперь) правовое равенство смешивается с разного рода эгалитаристскими (фактически уравнительными) требованиями, с уравниловкой и т.д. или, напротив, ему противопоставляют так называемое «фактическое равенство». Подобная путаница всегда так или иначе носит правоотрицающий, антиправовойхарактер.Разным этапам исторического развития свободы и права в человеческих отношениях присущи свой масштаб и своя мера свободы, свой круг субъектов и отношений свободы и права, словом — свое содержание принципа формального (правового) равенства. Так что принцип формального равенства представляет собой постоянно присущий праву принцип с исторически изменяющейся сферой и мерой регуляции. В целом такая историческая эволюция сферы, масштаба и меры формального равенства не опровергает, а наоборот, подкрепляет значение данного принципа (и конкретизирующей его системы норм) в качестве отличительной особенности права в его соотношении и расхождении с иными видами социальной регуляции (моральной, религиозной и т.д.).

Исходные фактические различия между людьми, рассмотренные (и урегулированные) с точки зрения абстрактно-всеобщей равной меры, предстают в итоге в виде неравенства в уже приобретенных правах (неравных по их структуре, содержанию и объему прав различных индивидов-субъектов права). Правовое равенство и правовое неравенство (равенство и неравенство в праве) — однопорядковые (предполагающие и дополняющие друг друга) правовые определения, характеристики и понятия, в одинаковой степени противостоящие фактическим различиям и отличные от них. Равная мера регуляции отношений различных субъектов предполагает, что приобретаемые ими реальные субъективные права будут неравны. Благодаря праву хаос различий преобразуется в правовой порядок равенств и неравенств, согласованных по единому масштабу и равной мере.

Право как свобода

С принципом формального равенства связано и понимание права как всеобщей и необходимой формы свободы людей. Как выражение формального равенства право представляет собой всеобщую форму общественных отношений независимых друг от друга субъектов, подчиненных в своем поведении, действиях и взаимоотношениях общей норме. Такая независимость субъектов друг от друга в рамках правовой формы их взаимоотношений и одновременно их одинаковая, равная подчиненность общей норме определяют смысл и существо правовой формы бытия и выражения свободы. Правовая форма свободы, демонстрируя формальный характер равенства, всеобщности и свободы, предполагает и выражает внутреннее сущностное и смысловое единство правовой формальности, всеобщности, равенства и свободы.

Свобода индивидов и свобода их воли — понятия тождественные. Воля в праве — свободная воля, которая соответствует всем сущностным характеристикам права и тем самым отлична от произвольной воли и противостоит произволу. Волевой характер права обусловлен именно тем, что право — это форма свободы людей, т.е. свобода их воли. Этот волевой момент (в той или иной, верной или неверной, интерпретации) присутствует в различных определениях и характеристиках права в качестве волеустановленных положений ( Аристотель, Гроций и др.), выражения общей воли ( Руссо ), классовой воли ( Маркс и марксисты) и т.д.

Какой-либо другой формы бытия и выражения свободы в общественной жизни людей, кроме правовой, человечество до сих пор не изобрело. Да это и невозможно ни логически, ни практически. Люди свободны в меру их равенства и равны в меру их свободы. Неправовая свобода, свобода без всеобщего масштаба и единой меры, словом, так называемая «свобода» без равенства — это идеология элитарных привилегий, а так называемое «равенство» без свободы — идеология рабов и угнетенных масс (с требованиями иллюзорного «фактического равенства», подменой равенства уравниловкой и т.д.). Или свобода (в правовой форме), или произвол (в тех или иных проявлениях). Третьего здесь не дано : неправо (и несвобода) — всегда произвол.

Историческое развитие свободы и права в человеческих отношениях представляет собой, таким образом, прогресс равенства людей в качестве формально (юридически) свободных личностей. Через механизм права — формального (правового) равенства — первоначально несвободная масса людей постепенно, в ходе исторического развития преобразуется в свободных индивидов. Правовое равенство делает свободу возможной и действительной во всеобщей нормативно-правовой форме, в виде определенного правопорядка.

Между тем повсеместно довольно широко распространены представления о противоположности права и свободы, права и справедливости, права и равенства. Они обусловлены во многом тем, что под правом имеют в виду любые веления власти, законодательство, которое зачастую носит антиправовой, произвольный, насильственный характер.

Свобода и равенство неотделимы и взаимно предполагают друг друга. С одной стороны, исходной и определяющей фигурой свободы в ее человеческом измерении является свободный индивид — необходимая основа правоспособности и правосубъектности вообще; с другой стороны, эту свободу индивидов можно выразить лишь через всеобщий принцип, нормы и формы равенства этих индивидов в определенной сфере их взаимоотношений. Право — не просто всеобщий масштаб и равная мера, а всеобщий масштаб и равная мера именно и прежде всего свободы индивидов. Свободные индивиды — «материя», носители, суть и смысл права. Там, где отрицается свободная индивидуальность, личность, правовое значение физического лица, там нет и не может быть права.

Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том, что формирование и развитие свободной, независимой, правовой личности необходимым образом связаны с признанием человека субъектом отношений собственности, собственником средств производства. Собственность является не просто одной из форм и направлений выражения свободы и права человека, но она образует собой вообще цивилизованную почву для свободы и права. Где полностью отрицается право индивидуальной собственности на средства производства, там не только нет, но и в принципе невозможны свобода и право.

Право как справедливость

Понимание права как формального равенства включает в себя, наряду со всеобщей равной мерой и свободой, также и справедливость.

В контексте различения права и закона это означает, что справедливость входит в понятие права , что право по определению справедливо, а справедливость — внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т.д.). По смыслу и по этимологии справедливость (iustitia) восходит к праву (ius), обозначает наличие в социальном мире правового начала и выражает его правильность, императивность и необходимость.

Справедливо то, что выражает право, соответствует праву и следует праву. Действовать по справедливости — значит действовать правомерно, соответственно всеобщим и равным требованиям права.

Какого-либо другого принципа и другой формы выражения, кроме правовой, справедливость не имеет. Отрицание же правового характера и смысла справедливости неизбежно ведет к тому, что за справедливость начинают выдавать какое-нибудь неправовое начало — требования уравниловки или привилегий, те или иные моральные, нравственные, религиозные, мировоззренческие, эстетические, политические, социальные, национальные, экономические и т.п. представления, интересы, требования.Тем самым правовое (т.е. всеобщее и равное для всех) значение справедливости подменяется неким отдельным, частичным интересом (индивидуальным, групповым, партийным, классовым и т.д.) и произвольным содержанием, партикулярными притязаниями.

Отрицание правовой природы справедливости по существу означает утверждение вместо нее какой-либо версии неправовой (антиправовой или внеправовой) справедливости. По логике такого подхода получается, что право как таковое (право вообще, а не только антиправовой закон) несправедливо, а справедливость исходно представлена в том или ином внеправовом (социальном, политическом, религиозном, моральном и т.п.) начале, правиле, требовании.

Здесь, следовательно, справедливость права, если таковая вообще допускается, носит производный, вторичный, условный характер и поставлена в зависимость от подчинения права соответствующему внеправовому началу. И поскольку такие внеправовые начала лишены определенности принципа правового равенства и права в целом (объективной всеобщности правовой нормы и формы, единого масштаба права, равной меры правовой свободы и т.д.), они неизбежно оказываются во власти субъективизма, релятивизма, произвольного усмотрения и частного выбора (индивидуального, группового, коллективного, партийного, классового и т.д.). Отсюда и множественность борющихся между собой и несогласуемых друг с другом внеправовых представлений о справедливости и праве, односторонних претензий того или иного частного и частичного начала на всеобщее, присущее праву и справедливости.

В пространстве всеобщности и общезначимости принципа правового равенства и права как регулятора и необходимой формы общественных отношений свободных субъектов именно правовая справедливость выступает как критерий правомерности или неправомерности всех прочих претензий на роль и место справедливости в этом пространстве. Воздавая каждому свое, правовая справедливость делает это единственно возможным, всеобщим и равным для всех правовым способом, отвергающим привилегии и утверждающим свободу.

Дата добавления: 2018-04-05 ; просмотров: 479 ; ЗАКАЗАТЬ РАБОТУ

Право и справедливость (стр. 1 из 3)

Представление о справедливости в истории

Соотношение права и справедливости

Установление принципа справедливости в праве

Справедливость и закон

Список используемой литературы

Справедливо ли право? На мой взгляд, этим вопросом задавались многие поколения и наше в том числе. И тем не менее ответ на этот вопрос до сих пор не найден. Почему? В чем состоит сложность определения соотношения этих понятий?

Существовало огромное количество мнений о том как стоит понимать справедливость вообще и в его соотношении с правом. Но в любом случае общая характеристика предельно ясна: справедливость – это нечто должное и правильное, то чему должно соответствовать право, чтобы наилучшим образом регулировать общественные отношения. Это неотъемлемая составная категория права, но никак исчерпывающая. Существует и противоположное мнение о том, что справедливость не имеет никакого отношения к праву вследствие своей субъективности. Поэтому правовые нормы не всегда являются справедливыми, и не всегда это ведет к худшим последствиям.

Проблема справедливости не обойдена ни в одной эпохе. При этом на каждом историческом этапе эта категория имеет свое понимание, которое обусловлено условиями жизни людей и их представлениями об окружающем мире,существующей структурой общества и местом человека в этом обществе. Понятие справедливости связано с исторически меняющимися представлениями о неотъемлемых правах человека.

Безусловную взаимосвязь права и справедливости подтверждает уже само наличие общей основы этих слов. «Справедливость» (justitia) происходит от «права» (jus). В английском языке эти 2 понятия обозначены одним словом «justice», в принципе как и в польском – «sprawediwose».

“Понятие справедливости, — отмечал в “Политике” Аристотель, — связано с представлениями о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения”. Сократ, например, понимал справедливость как “следование мудрости, истинному знанию, порядку вещей, законам”, Платона — как представление в душе о высшем благе, Аристотель — как “душевную добродетель, состоящую в том, чтобы всем воздать по заслугам”. Он считал право «критерием справедливости», а Ульпиан — «искусством добра, равенства и справедливости». Цицерон дает свою концепцию, тесно связывая справедливость с правом, поэтому по нему правитель должен владеть основами права, без знания которых никто не может быть справедлив. Причем, справедливость понимается Цицероном как вечное, неизменное и неотъемлемое свойство и природы в целом, и человеческой природы. Именно поэтому, если закон несправедлив и противоречит естественному закону, то он является законом не более, чем решения, принятые разбойниками. В то же время Цицерон, в соответствии со взглядами своей эпохи считал, что рабство справедливо, т.к. дарует “лучшим людям” владычество над слабыми, для их же пользы.

На протяжении веков понятие справедливости было включено в рамки теологического мировоззрения. Справедливость ассоциировалось в общественном сознании как фиксация «божьего порядка», выражение воли бога и предназначалась для того, чтобы карать за нечестивые поступки (Фома Аквинский, Ансельм Кентерберийский и св. Августин).

Бекон утверждал, что “справедливость есть то, что объединяет людей и создает основания для права”. Гоббс в пишет: «Справедливость, т.е. соблюдение соглашений, есть правило разума, запрещающего нам делать что—либо, что пагубно для нашей жизни, из чего следует, что справедливость есть естественный закон».

По Канту, справедливость это категорический императив (правило поведения, существующее в силу рациональной природы человека) и рассматривается им как благо. Поэтому наказание преступника справедливо, т.к., изъявив желание плохо обращаться с другими людьми, преступник, как человек разумный, этим самым провозглашает как следует обращаться с ним.

Гегель утверждал, что справедливость и несправедливость понятия относительные и справедливость в любой момент может обернуться несправедливостью. По Марксу, справедливость — это выражение существующих экономических отношений. Ее содержание и состояние зависят от существующего способа производства, следовательно, все, не соответствующее данному способу производства, несправедливо.

С точки зрения теории утилитаризма справедливо то, что приносит максимальное количество пользы. Данный подход, кажется вполне оправданным и рациональным, но не всегда, т.к. он учитывает лишь количественный критерий пользы или счастья, поэтому даже жизнь нескольких людей может быть принесена в жертву прихоти множества людей для получения их удовольствия, если степень их удовольствия перевесит страдания немногих.

Наиболее полно концепция справедливости в современности была разработана Д. Ролзом в работе «Теория справедливости», где справедливость понимается им как честность. Сама же справедливость базируется на двух принципах: исходном состоянии равенства людей и недопустимости получения благ за счет других.

Русский философ В. Соловьев определял справедливость как нравственность или альтруизм, т.е. требование никого не обижать, всем помогать и обеспечить равенство людей.

Таким образом, с течением времени понятие права значительно изменилось от справедливости данной богом или природой, до несправедливого ограничителя естественной свободы.

Соотношение права и справедливости

Существует 2 противоположные точки зрения относительно соотношения права и справедливости. Одна утверждает, что справедливость — это неправовая категория, более того, она не имеют отношения к праву и правовой теории, а, наоборот, “ведет к смешению категорий права и морали”. Справедливость — категория оценочная. То, что справедливо для одних, часто оборачивается несправедливостью для других. Причем, каждая сторона искренне убеждена в истинности, самоочевидности и справедливости только своей позиции. Когда дело идет о справедливости, было бы неверно опираться на чувства при оценке происходящего. Наиболее верный подход заключается в том, чтобы вообще оценивать явления, не являясь вовлеченным в них. Посторонний наблюдатель наиболее объективен в этом вопросе, поскольку его собственные интересы не затрагиваются. Необходимо осознавать, что уже изначально справедливость содержит в себе элементы несправедливости, доля которых зависит от уровня развития общества. Принципы всеобщей справедливости, которые были бы универсальными и устраивали абсолютно всех, сформулировать не то что сложно, а просто невозможно. Потому понятие справедливости всегда связано с определенным историческим и культурным контекстом. Эта позиция абсолютно не новая. Она, в частности, всегда была характерна для юридического позитивизма. Эта теория не игнорирует справедливость, а лишь считает, что она находится за пределами закона. Справедливость — это требование морали, а не права. Категории справедливости, должного, хорошего и плохого именно в связи с тем, что они достаточно произвольны, субъективны и изменчивы, конечно же, имеют право на существование, но никак не в рамках теории права. Ганс Кельзен, создатель “чистого учения о праве”, по этому поводу не уставал повторять, что моральные ценности, в том числе справедливость, относительны и при всей своей необходимости представляют собой недостижимый идеал. Это некий идеал жизни общества, а, следовательно, государства и права как ее составных частей. Чем больше принцип справедливости отражается в праве, тем более «здоровым» можно назвать общество и государство. Но достичь полного же согласия по вопросу справедливости, как и абсолютной справедливости в праве невозможно. Поэтому, задачу государства нужно свести минимум к тому, чтобы законы не только не являлись явно несправедливыми, но и их принятие устраняло бы максимальное число несправедливостей.

Другая теория утверждает: право должно быть справедливым. По смыслу, оно в любом случае восходит к справедливости, обозначает наличие в социальном мире правового начала и выражает его правильность, императивность и необходимость. Богиня справедливости Фемида является явным подтверждением этого факта. Символические средства, используемые для данного образа: завязанные глаза, означающие равный правовой подход ко всем, весы, меч, прямо указывают на такую категорию, как справедливость. Может быть только 2 варианта: либо право рассматривается как воплощение справедливости, либо люди стремятся привести его в соответствие с ней. Раньше в отечественной юридической литературе право определялось как “нормативно закрепленная справедливость”. Справедливость — это высшая ценность в праве. Например, В.С.Нерсесянец в “Философии права” пишет: “. справедливость — категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т.д.). Более того, только право и справедливо.” Хоть право и должно быть справедливым, но то, что помимо него нет справедливости, согласиться нельзя. Такое утверждение подходит только для древних систем, где право еще не выделилось в особую отдельную форму регулирования поведения людей. Со справедливостью можно отождествить и ведийскую концепцию “рита”, толкуемую как универсальный мировой закон, которому подвластны и боги, и природа, и человек, и аналогичную древнекитайскую идею “дао” (пути), и даже более узкое, распространяемое только на человека, индийское понятие “дхарма”, т.к. они охватывают все существующие формы поведения человека. Но когда происходит выделение различных социальных регуляторов: религии, морали, права, обычая и т.д., то полностью отождествлять право со справедливостью нельзя (хотя совпадение этих двух понятий достаточно часто встречающееся явление в жизни). Если право формально и бездушно, то справедливость, наоборот, всегда одухотворена и человечна. Поэтому следующее определение закона, предложенное английским юристом Блэкстоуном: «Закон есть норма гражданского поведения, предписанная верховной властью в государстве, указывающая на то, что верно и справедливо, и запрещающая то, что неверно и несправедливо», нельзя не подвергнуть критике. Право нельзя определять лишь содержанием справедливости. Именно поэтому правовой поступок не всегда можно назвать моральным и вполне возможно, не нарушая права, не считаться со справедливостью. Ведь право не всегда опирается на мораль.