Почему торговка с точки зрения гегеля мыслит абстрактно

«“Абстрактное” (да, пожалуй, как и “мышление”) – слово, которое в каждом вызывает более или менее сильное желание удрать подальше, как от чумы», — замечает Гегель в начале своего фельетона «Кто мыслит абстрактно?», опубликованного в 1835 г. Гегель-фельетонист? Автор легкомысленного текста? Уж, не однофамилец ли? Да нет, тот самый, Георг Вильгельм Фридрих. На этот раз, философ, действительно, шутит, но делает он это весьма глубокомысленно.

Как известно, способность к абстрактному мышлению — принадлежность высокоразвитого интеллекта. Герои фельетона Гегеля – простолюдины – «мыслят абстрактно» в ином смысле: они игнорируют существенные свойства предмета обсуждения, «абстрагируются» от них. Один из примеров — торговка яйцами. Услышав, что они у нее тухлые, она в ответ оскорбляет обидевшую ее даму, ее родителей и бабку. «Сама ты тухлая! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах!» — кричит торговка. «Она мыслит абстрактно Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц», тогда как офицеры, если они действительно были, «наверняка заметили в этой женщине совсем иные детали», — глубокомысленно замечает Гегель.

Мыслить так, как это делает базарная торговка, значит названием одного качества уничтожать в человеке «все остальное, что составляет человеческое существо», — утверждает философ. Жаль, не пришло ему в голову воспользоваться каким-либо поясняющим эпитетом, чтобы отделить таким образом подлинное абстрактное мышление от его «фельетонного» варианта. К мышлению торговки подошло бы, например, определение «дурная абстракция».

Но какое нам дело до этой древней торговки, почему-то заинтересовавшей Гегеля? – вправе спросить читатель. Дело в том, что игнорированием всех остальных качеств сложного явления, качеств, «составляющих его существо», посредством называния лишь одного несущественного качества — дурным абстрагированием – «грешат» многие наши современники. Наглядный тому пример — так называемое «мышление крайностями».

В отличие от гегелевской торговки яйцами, «абстрагировавшей» одну или, как говорят философы, «отдельно взятую» даму, современные «торговцы» идеями часто пытаются объединить посредством «дурной абстракции» целую группу явлений, обычно жестко противопоставляемых другой группе. Так, для радикал-патриота все зарубежное искусство a priori всегда уступает отечественному просто по факту своего иностранного происхождения. В эстетическом обосновании такое суждение, как легко понять, не нуждается. Как не нуждаются в каком бы то ни было логическом обосновании противопоставления типа «наши – не наши», кто не с нами – тот против нас, аморальные грабители-капиталисты – добродетельные рабочие, бездуховный Запад – одухотворенная Евразия, растленный индивидуализм – высокоморальная соборность и многое, многое другое в том же роде.

С приверженностью к «крайностям» тесно связаны и такие неприглядные особенности мышления как неприятие компромиссов и инакомыслия: критиков причисляют к врагам. Мышления крайностями — наипростейшая форма отправления мыслительных процессов: «Легче всего мыслить крайностями», — говорил философ Владимир Соловьев. Именно благодаря своей простоте эта форма мышления получила широчайшее распространение. Но это обманчивая легкость, обманчивая простота!

Наш мир сложен, пронизан множеством взаимодействий и не постижим посредством фиксации одних лишь крайностей, превращающих зеленое дерево жизни в телеграфный столб. Те же, кто мыслят подобным образом, как бы живут в воображаемом просто устроенном мире, их «черно-белое мышление» не замечает цветового богатства мира реального. Ведь даже один и тот же человек в разных обстоятельствах способен проявлять противоположные качества, абсолютное зло и совершенное добро – редкие исключения. Воплощением последнего, с точки зрения современных христиан, не должен был бы быть даже евангельский Христос, провозгласивший в ответ на просьбу хананеянки о помощи: «Я послан только к погибшим овцам дома израилева» [Матв.15:24].

Нельзя сказать, что недостатки мышления посредством крайностей совсем не поняты обыденным мышлением. Поиск компромисса как выхода из конфликта, обусловленного «сшибкой» крайних точек зрения, в странах Запада является обычной практикой. Частенько и нам приходится слышать от «обыденного мыслителя» (ОМ): «истина лежит между крайностями». Но Натан Эйдельман сделал важное уточнение: «Между крайностями лежит не истина, между ними лежит проблема» — проблема поиска истины. Как об этом говорилось во Введении, поиск истины в серой зоне предполагает овладение некоторыми правилами мышления. Первейшее из них – системность мышления. Мир системен! Живые клетки, растения и животные, их саморегулирующиеся природные экосистемы, наконец, вся биосфера Земли – все это не просто суммы изолированных слагающих, а совокупности взаимодействующих между собой элементов – системы. Благодаря взаимодействию элементов возникают новые — системные — свойства, до образования систем не существовавшие.

Классический пример – наш собственный организм, который отнюдь не сводится к сумме составляющих его органов и тканей. Системны и многие явления неживой природы (торнадо, водовороты, облака), системна и наша социально–экономическая жизнь. Великое множество ее систем, функционирующих в диапазоне от семьи до крупных производственных, финансовых и политических структур, формируют жизнь современных обществ. Происходящая на наших глазах глобализация превращает в единую систему все человечество. Соответственно, системное мышление является необходимым условием эффективного менеджмента и политической деятельности. Но и стремящаяся к самостоятельному мышлению часть общества (названная выше «интеллектуальным средним классом») необходимо должна овладеть системным мышлением: научиться рассматривать волнующие общество проблемы не изолированно, «абстрагируясь» от исторического или природного контекстов, а как элементы систем.

Альтернативой системы является набор не связанных между собой частей — беспорядочное нагромождение. Разделив его надвое, мы получим два нагромождения поменьше, но каких-либо качественных изменений при этом не произойдет. Мышление, альтернативное системному, иногда называют «предметным», подчеркивая этим наименованием, что оно направлено на изолированный предмет. Этим предметом может быть как часть беспорядочного нагромождения, так и элемент системы, взятый вне его системных связей. Мышление крайностями предметно. Гегель обвинял торговку в игнорировании сущности человека, которую философ, хотя он и не называл ее «системой», фактически рассматривал в качестве таковой. И если бы торговка мыслила системно, она понимала бы, что нельзя делать заключений о характере и поведении дамы — покупательницы и ее родни на основании одного лишь частного замечания этой дамы.

Системам и системному мышлению посвящена обширная литература. Одно из лучших руководств: Дж. О’Коннор, И. Макдермотт. Искусство системного мышления [литература,1]. Основные принципы системного мышления кратко рассмотрены также в работе Дж.О.Коннор. Системное мышление: отслеживание замкнутых циклов [литература, 2]. Вот некоторые из сформулированных в этой работе определений (приводятся не в том порядке, в котором они даны в цитируемом тексте). «Система — это объект, который поддерживает свое существование и выполняет определенные функции как единое целое благодаря взаимодействию его составляющих» (элементов).

«Свойства системы — это свойства целого. Ими не обладает ни один из элементов. Чем более сложной является система, тем сложнее предсказать ее системные свойства. Системными их называют потому, что они проявляются лишь тогда, когда начинает действовать вся система. Поведение различных систем зависит не столько от специфики их элементов, сколько от того, каким образом эти элементы между собой связаны».

Поскольку «все элементы системы непосредственно или опосредованно взаимосвязаны, изменение одного из элементов оказывает влияние на все остальные. Эти остальные элементы тоже изменятся, и эти изменения в свою очередь тоже вызовут изменения в первом элементе. Он начнет реагировать на эту волну обратного влияния. Следовательно, первоначальное воздействие возвращается к исходному элементу в уже измененном виде, замыкая цикл, а не распространяясь только в одном направлении. Этот цикл называется циклом обратной связи.

Существуют два вида обратной связи. Усиливающая обратная связь возникает, когда изменения в системе возвращаются на вход системы и усиливают первоначальное изменение, приводя к еще большим изменениям в том же направлении. Система удаляется от начального состояния с возрастающей скоростью. Усиливающая обратная связь может привести к бесконтрольному экспоненциальному росту.

Уравновешивающая обратная связь возникает, когда изменения во всей системе вызывают уменьшение первоначального изменения и тем самым ослабляют общий эффект. Уравновешивающая обратная связь поддерживает систему в устойчивом состоянии и вызывает сопротивление системы попыткам в нее вторгнуться с целью изменения». (Усиливающие и уравновешивающие обратные связи чаще называют положительными и отрицательными, соответственно.)

«У всех систем есть цель, даже если эта цель — просто сохранение себя, выживание. Цель — это желаемое состояние, при котором система пребывает в покое или состоянии равновесия. Пока сохраняется разница между действительным и желаемым состоянием системы, уравновешивающая обратная связь будет сдвигать систему в направлении желаемого состояния. Она смещает систему к ее цели».

Если разделить систему надвое, то получится не две меньшие системы, а поврежденная и, вероятнее всего, нефункционирующая система. Так происходит потому, что «системы обладают эмерджентными, или возникающими, свойствами, которых нет ни у одной из их частей. «Сознание — тоже системное эмерджентное свойство. Кто мог бы предвидеть, что миллиарды соединений между нейронами сделают возможным самосознание?» Разобрав систему на части и проанализировав каждую из них, вы не сможете предвидеть свойства целостной системы. Но при изучении сложных систем анализ их частей – элементов — необходимо должен предшествовать синтезу целостной системы. Это верно даже для такой высокоинтегрированной системы как мозг человека. Читать дальше — Дж. О’Коннор, И. Макдермотт. Искусство системного мышления [литература,1]. В предисловии к этому «самоучителю научного мышления» Ю. Т. Рубяник отмечает: «Если аналитический подход к познанию — детище XVIII века, то системное мышление как оформленная методология научного познания сформировалась в течение XX века. Это произошло неслучайно — ведь именно за последнее столетие человеческая цивилизация столкнулась с вызовами планетарного масштаба, порожденными проявлением системных свойств биосферы и социума».

Дискуссии о потеплении климата Земли и внезапные экономические кризисы мирового масштаба – выразительные последствия глобализации — примеры того, как порой «пасует» наука перед проявлениями системных свойств сложных систем. И происходит это не только на глобальном уровне. Сложнейшей системой является организм человека: лекарство, предназначенное для излечения одного органа, вызывает нежелательную реакцию всего организма. Предвидеть эти «побочные действия» лекарств, по большей части, не удается и их приходится выявлять чисто эмпирическим путем. Важнейшее свойство систем – характеристики связей между элементами важнее, чем свойства элементов – можно проиллюстрировать на примере колорита, т.е. цветовых отношений произведения живописи, цель которых – производимое на зрителя впечатление.

Одно и тоже цветовое пятно можно себе представить в качестве элемента разных систем цветовых отношений, создающих разный колорит. Наглядно демонстрируют уравновешивающую обратную связь болезнетворные вирусы, таким образом меняющиеся под действием направленных против них антибиотиков, чтобы это действие ослабить. Но тот же самый эффект может быть наблюдаем и на противоположном «полюсе» нашей жизни: читатель без труда вспомнит о случаях, когда власти были вынуждены изменять ранее принятые решения, столкнувшись с «уравновешивающей» реакцией общества.

«Весь наш жизненный опыт состоит из циклов обратной связи, хотя мы, как правило, представляем его в виде одностороннего воздействия» [литература, 2]. Повторим поэтому еще раз: оставаясь в рамках обыденного предметного мышления, не учитывая эффектов обратных связей, нельзя прийти к оптимальным решениям актуальных проблем (частично перечисленных во Введении).

Вторая часть книги Джозефа О’Коннора и Иана Макдермотта посвящена построению так называемых ментальных моделей. «Люди никогда не видят чистой, истинной реальности. Видение и понимание окружающего нас мира определяется понятийными фильтрами (ментальными моделями), т.е. концепциями, представлениями, заложенными в нас в ходе воспитания, образования и наработанными нами самостоятельно в процессе жизни. Их можно уподобить линзам, призмам и перископам, через которые мы рассматриваем окружающий нас мир. Свойства используемых «линз» — критически важный параметр, определяющий нашу личную эффективность» (Ю.Т. Рубяник, [литература,1].

«Любую нашу деятельность направляют глубоко укоренившиеся идеи, стратегии, способы понимания и руководящие идеи. В литературе по системному мышлению они известны как ментальные модели. Почему мы их так называем? Ментальные — потому что они существуют в нашем уме и направляют наши действия, а модели — поскольку мы строим их на основании своего опыта. Ментальные модели вполне естественны, они есть у каждого, сознает он это или нет, и мы воспринимаем мир именно через них. Они имеют личный характер, и мы дорожим ими. Ментальные модели — наши. Мы в них живем. Когда мы теряем веру, то обычно уже навсегда, и остающуюся в нас пустоту следует заполнить чем-то другим. Наши ментальные модели принадлежат нам, но с новым опытом они меняются и развиваются. Нам нужна усиливающая обратная связь, которая бы их подтверждала и подкрепляла» [литература, 1], с. 81.

«Ментальные модели образуют систему. У каждой из них есть задача. Цель системы убеждений состоит в том, чтобы давать объяснение и смысл нашему опыту. Строго говоря, если рассматривать систему только с данной точки зрения, то она совсем необязательно должна сделать нашу жизнь более здоровой и счастливой. Вполне возможно иметь нереалистичные и вредные убеждения относительно себя и других» [там же, с. 88]. Отсюда одна из задач, которую ставят перед собой авторы цитируемого текста: применение системного мышления для «выявления и преодоления стереотипов обыденного мышления» [там же, с. 80].

Будем же помнить о том, что мир и человек системны, не постижимы для тех, кто, «абстрагируясь» от системных связей, мыслит предметно, в пределе — мыслит крайностями. Назовем это утверждение «методологическим правилом № 1», или же, во избежание обвинений в дидактизме, «методологическим пожеланием (предложением) № 1», МП-1. Для того, чтобы хотя бы частично облегчить тяжелую участь читателя, все МП собраны в Приложении. При повторных упоминаниях методологических пожеланий (это делается для того, чтобы подчеркнуть их важность) они будут обозначаться как МП.

Согласно определению, абстрактное мышление — это умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике. Этот уровень довольно развит у современных людей, так как он·работает на науку, занимающую очень много места в нашей жизни.·Наиболее сильно уровень абстрактного мышления развит у физиков и математиков. У ребенка·абстрактное мышление начинает проявляться, когда он говорит, что·облако — это корабль. Если полководец, задумывая битву, расставляет на·столе картофелины, а потом выигрывает битву по этому плану, то это уже·успешный перевод решения, найденного на абстрактном уровне, на·физический план. Любые уравнения с неизвестными решаются только при·наличии некоторой степени абстрактного мышления. Даже язык сам по себе — уже набор·символов, ведь слово «книга» и реальная книга — очень разные вещи, а·человек научился многим успешным операциям с помощью выработанных·символов и обозначений. В эмоциональном крике животного,·предупреждающем об опасности, есть эмоциональная энергия, довольно·непосредственно передающая информацию. А вот если·два человека говорят о методах дедукции и индукции, при этом не теряя·связь в своем уме с теми объектами, которые подчинены законам индукции·и дедукции, то это — правильно работающее абстрактное мышление, совсем·отсутствующее у животных. Артист может хорошо исполнять роли за счет·способности перевоплощаться, подражать, не имея заполненного уровня·абстрактного мышления. А вот поэт, чтобы его стихи вызывали в читателе·глубокие чувства, должен создать образы, достаточно отвлеченные от·объектов, о которых он на самом деле ведет речь, и тонко намекающие на·отдельные качества этих объектов. Для этого ему надо иметь·заполненными оба уровня: эстетизма и абстрактного мышления Абстрактное мышление [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.sunhome.ru/psychology/51254. — Дата обращения: 04.12.2013 г. .

Психологический портрет человека с ярко выраженным уровнем абстрактного мышления можно·изобразить так: энергия собрана в голове, почти все время в ней текут·мысли, рассуждения, цепочки фактов, выводы и т.д. Люди с абстрактным мышлением предпочитают·разговаривать языком символов, сложных понятий, им сам этот процесс·доставляет удовольствие. Чаще всего абстрактное мышление присутствует у мужчин; считается, что среди женщин «абстрактников» немного. В учебе стихия таких людей — механико-математические и физико-технические факультеты. Люди, наделенные абстрактным мышлением, часто небрежны в одежде — они могут не обращать внимания и даже попросту не замечать,·что на них надето и правильно ли застегнуты пуговицы. Их энергия снята с·физического плана и занята мысленными построениями. В разговоре они·часто строят длинные рассуждения, иногда забывая, с чего·начали. Недостатком людей с абстрактным мышлением относят невнимательность к окружающим.·Проблемы, волнующие окружающих их людей, кажутся им мелкими и·не стоящими внимания. Люди с абстрактным мышлением живут в своем личном мире,·центрированы на себе, поэтому им сложнее всех нарабатывать альтруизм Там же..

Следует отметить, что распространенное мнение о том, что «Абстрактное мышление — это умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике» Там же. не относится к абстрактологии, поскольку в нем есть ограничение, а именно: с точки зрения абстрактологии абстрактное мышление — это как раз именно мышление, а не умение, способности, манипуляции, нахождение решения и их применение. Например, при настоящем абстрактном подходе нахождение решения и абстрактное мышление никак не связаны. Человек может мыслить, не достигая никакой цели. И решение может прийти к нему внезапно, когда он вообще не думает о конкретной проблеме, требующей решения. Любые умения, опыт — абстрактны, а значит не имеют реального значения. В абстрактном мышлении есть только одно умение — мыслить абстрактно, исходя из того, что было сказано выше о состоянии, цели, подходе. И это даже не умение, и не навык ума вообще. Это исходит из состояния, к которому ум скорее относится как подчиненный, а не как контролирующий Абстрактное мышление [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://wikimoments.org/publ/15-1-0-55. — Дата обращения: 04.12.2013 г..

Абстрактное мышление являются противоположностью обычного линейного мышления людей, построенного на причинно-следственной модели. Такое мышление делает диапазон восприятия людей очень узким. По мнению источника, вся образовательная система построена на этой модели, в результате чего человек вырастает с узкими возможностями. Почти вся наука, включая психологию, изучающую мышление, построена на этой модели, что ставит огромные ограничения в развитии человеческой мысли и цивилизации в целом. Единственной наукой, построенной на абстрактном мышлении, является философия.

Понятие абстрактного мышления допускает запредельное, абстрактное состояние — это состояние «отвлечения», невовлечения. При абстрактном мышлении цель является абстрактной: человек мыслит, не пытаясь достичь результата, а просто потому, что мыслит. Люди, которым присуще абстрактное мышление, имеют и достоинства, и недостатки этим мышлением обусловленные. К достоинствам можно отнести, во-первых, способность мыслить сложными категориями, делать отвлеченные выводы, видеть ситуации под разными углами; во-вторых, у них сильный мыслительный аппарат, они обладают большой работоспособностью и увлеченностью в своей области; в-третьих, они имеют способность отрешаться от физического плана. К недостаткам, присущим людям с абстрактным мышлением, можно отнести эгоизм, центрирование на себе; рассеянность, невнимательность к окружающим; уход в абстракцию настолько, что выводы становятся непрактичными; большие затраты энергии на теорию, мало остается для практики.

В статье Г.В.Ф. Гегеля «Кто мыслит абстрактно?» в публицистической форме, доступной каждому читателю, без загруженности научными философскими терминами изложена точка зрения автора на сущность абстрактного мышления, идущая вразрез с общепринятым мнением. Гегель из анализа мыслительной абстракции переходит на личность мыслящего, выражающую результаты мышления в словах. В целом статья посвящена пояснению одной из центральных идей диалектики Гегеля — идеи конкретности истины.

Начинается статья вопросительно-веселым, даже ироничным обращением к читателю, и этот ироничный и вопросительный тон сохраняется на протяжении всего повествования. Несмотря на то, что обращение Гегеля безличное, становится понятным, что прежде всего он обращается к тем, кто считает абстрактное мышление — наряду с метафизикой и мышлением вообще — чуть ли не чем-то неприличным. Такое мнение бытовало на заре метафизики и абстрактологии, и автор уже здесь, в самом начале, высказывает в нескольких словах свое отношение к такому мнению: «Ведь «метафизика» (как и «абстрактно» и даже чуть ли не «мыслить») — это пугающее слово, от которого каждый так или иначе бежит прочь, как от чумы» Там же..

Между тем, пишет Гегель, несмотря на то, что свет не любит объяснений (как не любит их, по собственному признанию, и сам автор: «Мне и самому делается страшно, едва кто-нибудь начинает объяснять, — ведь если потребуется, я и сам уж как-нибудь сумею понять»), равно как не любит и абстракций, он все же рекомендует ознакомиться со статьей, поскольку невозможно любить или не любить то, чего не знаешь, а Гегель уверен, что большинство не знает о правильном понимании абстрактного мышления. Поэтому он поясняет, что в статье идет речь как раз о том, что какие-либо пояснения излишни, и именно по той причине, что светскому обществу известно, что такое «абстрактное» и что оно его избегает. Автор уверяет читателя, что не собирается «протащить» «абстрактное» и мышление под каким-либо другим видом, с тем, чтобы, привыкнув к нему, свет посчитал его понятным и признанным. Такой подход, с точки зрения Гегеля, чреват просчетом, поскольку обманутое общество не приняло бы понимание, полученное дорогой для себя ценой — «конфузом».

Автор говорит, что никакой тайны и интриги нет, поскольку проблема уже озвучена и находится в заголовке статьи. А прочесть её или нет — дело добровольное, т.к. все вещи, предметы и явления названы своими именами.

Установив, что в добропорядочном обществе (а именно в таком автор и читатели находятся) всем знакомо понятие «мыслить» и понятие «абстрактно», Гегель акцентирует внимание на том, что следует показать, кто же именно мыслит абстрактно. Не имея намерения примирить общество с данными понятиями, Гегель ставит задачу «примирить общество с самим собой», поскольку «оно, с одной стороны, пренебрегает абстрактным мышлением, не испытывая каких-либо угрызений совести, а с другой стороны, все же питает к нему, но крайней мере в душе, известное почтение как к чему-то возвышенному», и избегает его не из-за того, что полагает абстрактное мышление чем-то низменным, пошлым, недостойным, а потому, что считает его «чем-то чересчур высоким и значительным», аристократическим и даже экстравагантным, как, например, одежду, некой особенностью, наличие которой ставит вне общества, делает смешным или же чересчур старомодным.

Далее автор приводит парадоксальное утверждение, что абстрактно мылит вовсе не образованный человек, а человек необразованный, поскольку для порядочного общества, состоящего из образованных людей, такое мышление слишком просто, ограниченно, как занятие ничтожно и внутренне пусто. И приводит убедительную аргументацию данному утверждению. В качестве первого примера абстрактного мышления автор приводит ведомого на казнь убийцу. Большинство из толпы, собравшийся на зрелище, видят в нем только убийцу, приговоренного к казни; этот человек для них безлик, бездушен, они не желают знать, почему он совершил преступление, какая у него была жизнь, была ли семья, родители, дети. Он — нечто абстрактное, «убийца» — уже не человек. И если какая-либо дама заметит, что убийца — интересный мужчина, её осудят, т.к. по общему мнению абстрактно мыслящей толпы, которая видит только узкий фрагмент действительности, эта дама ведет себя неприлично: она увидела в убийце внешне интересного человека. Таков подход характерен для людей с абстрактным мышлением. Даже если какой-либо знаток человеческой натуры выяснит, что у приговоренного к казни было трудное детство, что его незаслуженно наказывали и в результате оно обозлился на все гражданское общество, или же что человек совершил убийство с целью защиты собственной жизни или угрозы жизни кому-либо из близких, — такая толпа скажет, что он хочет оправдать убийцу. Не человека, совершившего преступление, а убийцу — узкий фрагмент всей человеческой личности приговоренного к казни. Гегель пишет: «Это и называется мыслить абстрактно — не видеть в убийце ничего сверх того абстрактного, что он убийца, устраняя в нем посредством этого простого качества все прочие качества человеческого существа» Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 — М.: Мысль, 1972..

Следом же автор показывает другой пример абстрактного мышления — осыпаемое цветами колесо с привязанным к нему преступником, иронично отметив, что «Христиане любят выкладывать крест розами, или, скорее, розы крестом, сочетать розы и крест». Гегель называет крест давно превращенной в святыню виселицей, орудием бесчестящей казни, утратившим свое первоначальное значение и теперь совмещающим в одном образе «высшее страдание и глубочайшее унижение с радостнейшим блаженством, с божественной честью» Цит. по: там же.. Увитый цветами крест он называет сентиментальным тщеславием, примирением «в стиле Коцебу», способом «неопрятного лобызания сентиментальности с дрянью» Цит. по: там же.. Здесь также, считает Гегель, абстрактное мышление не дает отойти от стереотипа мученика, мученического креста, а то, что это — орудие казни, толпа не думает, на такую широту мысли у неё недостает образования, интеллекта и т.д.

Ещё один вид абстрактного мышления автор показал в реакции некой старушки из богадельни на отрубленную голову, лежавшую на эшафоте и освещенную солнцем. Она порадовалась, что голова убийцы освещается солнцем — значит, достойна того. Гегель отмечает, что озорнику, когда на него сердятся, говорят: «Ты не стоишь того, чтобы тебя солнце озаряло!». Так, по субъективному мнению старушки, отрубленная голова стоила того, чтобы её озаряло солнце, чтобы она приобщилась к благодати, т.е. проявлена какая-то высшая милость и благость, которая отрубленной голове, впрочем, совершенно ни к чему. Объективно оценить ситуацию, что человек лишен жизни, казнен, и что отрубленная голова валяется на эшафоте,- этого сделать старушка не в силах. Но вместе с тем она назвала казненного по имени — для неё он не убийца, а знакомый человек, теперь казненный, отрубленную голову которого приласкал луч солнца.

Другой пример: торговка и покупательница на рынке. Покупательница обидела торговку подозрением, что та продает несвежие, «тухлые» яйца. На что торговка тут же ответила покупательнице бранью, припомнив всю её жизнь, родню, охарактеризовав внешность как некрасивую, саму покупательницу — как неряшливую, гулящую женщину, её одежду — как плохую, рваную и грязную. Она не может допустить в покупательнице ничего хорошего, поскольку та нашла её товар плохим. Эта торговка мыслит абстрактно — подытоживает в покупательнице все, от головы до ног, вместе со всей родней, — исключительно в свете того, что та назвала её товар несвежим. Гегель пишет: «Все оказывается окрашенным в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых говорит торговка (если они вообще имеют сюда какое-либо отношение, что весьма сомнительно), предпочли бы заметить совсем иные вещи. » Цит. по: Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? // Он же. Работы разных лет. В 2 тт. Т.1 — М.: Мысль, 1972..

Следующий пример — слуга и господин. Автор утверждает, что нигде слуге так плохо не живется и нигде так мало не платят, как у человека низкого звания, с малым достатком. И наоборот, хорошо живется тем слугам, которые работают у благородных господ. Причиной тому — абстрактное мышление обыкновенного человека, который «важничает перед слугой и относится к нему только как к слуге»; по словам автора, «он крепко держится за этот единственный предикат». Т.е. это единственное, чем он может гордиться, ставить себе в заслугу — у него есть слуга, и он может этим слугой помыкать, поскольку больше никто его слушать не будет. Автор отмечает, что лучшие господа — это французы: если аристократ фамильярен со слугой, то француз становится слуге добрым приятелем; он позволяет слуге разговаривать на те темы, какие тот считает нужным обсудить, ни в чем его не стесняя. Следовательно, у аристократа мышление не абстрактное, поскольку он знает, что «слуга не только «слуга», что ему, кроме всего прочего, известны все городские новости, знакомы девушки, да и затеи его голову посещают частенько совсем неплохие» Цит. по: там же.. Т.е. аристократ дает определенную волю слуге в общении с ним, но с высоты своего положения. Так что, пожалуй, нельзя назвать аристократа конкретно мыслящим, поскольку он не видит, что слуга — это не только слуга, которому известны все городские новости и в голову приходят хорошие мысли, а что слуга — это ещё и человек, со своими чувствами, мыслями, мнением, с симпатиями и антипатиями; что этот слуга добросовестно на него работает и по поводу своего господина также имеет какие-то мысли. Что касается француза, тот тут, пишет Гегель, «слуга смеет даже рассуждать, смеет иметь и отстаивать собственные мнения, и, когда хозяину что-нибудь от него нужно, он не станет просто приказывать, а постарается сначала втолковать свое мнение, да еще и ласково заверит, что лучше этого мнения и быть не может» Цит. по: там же.. Здесь, как можно заметить, наряду с конкретным мышлением имеет место и абстракция, поскольку, как можно понять, у француза-хозяина и слуги уже сложившийся ритуал, и выходить за рамки этого ритуала, внести в отношения нечто новое, пусть не равноправное, но уважительное по отношению друг к другу — такой широты конкретного мышления нет.

Далее Гегель говорит о военных, причем совершенно не жалея битого австрийского солдата, которого положено бить, поскольку он — «каналья». Автор подчеркивает: «Ибо тот, кто обладает лишь пассивным правом быть битым, и есть каналья» Цит. по: там же.. Рядовой солдат в глазах офицера — абстрактная отвлеченность, некоторый долженствующий быть битым субъект.

Таким образом, Гегель говорит в своей статье о принадлежности абстрактного мышления необразованной, бескультурной части общества, не полагая, впрочем, этой частью исключительно «низы» населения». Гегель вовсе не шутит, там, где он разоблачает дутую пустоту «привычных» представлений, за пределы которых никогда не выходит претенциозная полуобразованность, мнимая образованность. В качестве основоопределяющих признаков абстрактного мышления он называет узость мышления, невозможность мыслить широко, дальше определенных рамок, как, например, приговоренный к казни — только убийца, слуга — только слуга, солдат — только каналья и т.д. Человек с абстрактным мышлением мыслит абстракциями — крест — абстракция, не орудие позорной казни, а великомученический пьедестал, который должно увивать цветами; луч солнца попал на отрубленную — божья благодать, и т.д.

Абстрактные фрагментарные мысли могут быть допустимы только в условиях недостатка знаний, наличия в них больших пробелов. Но по мере накопления знаний и заполнения пробелов деятельность мыслящего человека должна становиться всё более самостоятельной и созидательной. Для человека в условиях прогрессирующего знания и должно, и свойственно постепенно переходить мышление разумное, а не оставаться на рассудочном, т.е. продвигаться к восхождению мышления на ступень разума.

Таким образом, исходя из изложенного в данной работе материала можно сделать следующие краткие выводы.

С точки зрения психологии под абстрактным мышлением понимают умение переводить информацию о·реальных объектах в символы, манипулировать с этими символами,·находить какое-то решение и это решение опять применять к объектам на·практике. Философия вкупе с абстрактологией считает, что абстрактное мышление — это именно мышление, а не умение. Т.е. абстрактное мышление суть природное естественное состояние человека, этим мышлением наделенного.

Понятие абстрактного мышления допускает запредельное, абстрактное состояние — это состояние «отвлечения», невовлечения. При абстрактном мышлении цель является абстрактной: человек мыслит, не пытаясь достичь результата, а просто потому, что мыслит. Люди, которым присуще абстрактное мышление, имеют и достоинства, и недостатки этим мышлением обусловленные. К достоинствам можно отнести, во-первых, способность мыслить сложными категориями, делать отвлеченные выводы, видеть ситуации под разными углами; во-вторых, у них сильный мыслительный аппарат, они обладают большой работоспособностью и увлеченностью в своей области; в-третьих, они имеют способность отрешаться от физического плана. К недостаткам, присущим людям с абстрактным мышлением, можно отнести эгоизм, центрирование на себе; рассеянность, невнимательность к окружающим; уход в абстракцию настолько, что выводы становятся непрактичными; большие затраты энергии на теорию, мало остается для практики.

Насколько запредельное состояние и как и у кого оно выражается — эти вопросы рассмотрены в статье Гегеля.

Согласно точке зрения Гегеля, абстрактное мышление — это мышление узкое, ограниченное, которое основано только на том, что человек видит, не размышляя о внутреннем содержании явления, предмета. Это мышление однобоко, ущербно, оно не дает возможности понимать картину мира во всем ей многообразии. В своей статье Гегель говорит о том, что мыслить абстрактно, односторонними определениями гораздо легче, нежели масштабно. Он считает, что вся трудность состоит в том, «чтобы мыслить конкретно, чтобы в форме и с помощью абстракций понять истинное существо того или иного предмета или явления» Цит. по: Так кто же мыслит абстрактно? — Необразованный человек, а вовсе не просвещенный // Гегель Г.В.Ф. Кто мыслит абстрактно? / послесл. к ст. Э.В. Ильенкова // Знание — сила. — 1973. — №10. — С. 41-42.. Выработка односторонних абстрактных определений — это всего один из моментов в постижении явления в его многообразии, сущности, специфичности и конкретности. Действительное, конкретное мышление всегда содержательно по самой своей природе, а по цели и задаче — конкретно. Процесс, посредством которого возможно получить такое конкретное понимание, может состоять в рассмотрении истории, процесса возникновения и развития созерцаемого явления, в раскрытии тех многоразличных условий его существования, которые в своей совокупности определили его настоящее состояние. Метафизическое же, в том числе обывательское, мышление ограничивается однобокими абстракциями, односторонними определениями, а поэтому и скользит по поверхности явлений, неизбежно является субъективным. Необходимость выхода человека из состояния, по определению немецких классиков, «несовершеннолетия» поставила требование к человечеству совершить переход от абстрактного фрагментарного мышления к последовательному и взаимосвязанному, со ступени рассудка — на ступень разума, о чем и сказано в статье Г.В.Ф. Гегеля.

Но точка зрения Гегеля идет вразрез с современным общепринятым понятием абстрактного мышления, которое свойственно людям, собственно, не бесталанным, про которых сейчас говорят «с креативным» мышлением. Абстрактное мышление способствует нахождению удачных решений и альтернатив, дат возможность пристального рассмотрения именно узкого фрагмента действительности, не распыляясь на частности. Поэтому, с учетом приведенных Гегелем примеров, в том числе пример со старушкой из богадельни, порадовавшейся за обогретую лучом света отрубленную голову её в бытности живым знакомого (значит, он достоин) и аристократа-хозяина и француза-хозяина, можно сделать следующий вывод.

Очевидно, Гегель полагает, что «абстрактное» как таковое (как «общее», как «одинаковое», зафиксированное в слове, в виде «общепринятого значения термина» или в серии таких терминов) само по себе ни хорошо, ни плохо. Как таковое оно с одинаковой легкостью может выражать и ум, и глупость. В одном случае «абстрактное» оказывается могущественнейшим средством анализа конкретной действительности, а в другом — непроницаемой ширмой, загораживающей эту же самую действительность. В одном случае оно оказывается формой понимания вещей, а в другом — средством умерщвления интеллекта, средством его порабощения словесными штампами. И эту двойственную, диалектически-коварную природу «абстрактного» надо всегда учитывать.

Почему торговка с точки зрения гегеля мыслит абстрактно

ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

5. ПРОБЛЕМА КОНКРЕТНОГО В ИДЕАЛИСТИЧЕСКОЙ ДИАЛЕКТИКЕ ГЕГЕЛЯ

Гегель, завершивший дело Канта, Фихте и Шеллинга, самой логикой вещей был подведен к необходимости диалектически поставить вопрос о соотношении теоретической абстракции с чувственно-данной реальностью. Сама чувственно-данная человеку реальность впервые была осознана им с исторической точки зрения, как продукт истории, как продукт деятельности самого человека. Но этот анализ сразу же вскрыл дополнительные трудности, решение которым сам Гегель дал по существу идеалистическое.

Проанализируем его позицию. Рассматривая абстрагирующую деятельность субъекта, Гегель сразу же отмечает ее зависимость от активного, от практического отношения человека к миру вещей, событий, явлений, фактов. В этом отношении чрезвычайно показательна его малоизвестная у нас работа «Wer denkt abstrakt?» («Кто мыслит абстрактно?»). Написанная в стиле газетного фельетона и явно имитирующая способ изложения философских вопросов французскими материалистами, эта статья остроумно и популярно излагает фундаментальные идеи гегелевской «Феноменологии духа».

Гегель прежде всего снисходительно вышучивает то антикварное почтение к «абстрактному», которое основывается на представлении о научном мышлении как о некоей таинственной области, вход в которую доступен лишь посвященным и недоступен «обыкновенному человеку, живущему в мире «конкретных вещей».

«Мыслить? Абстрактно? – Спасайся кто может!» – пародирует Гегель реакцию читателя, воспитанного в духе таких взглядов, на приглашение поразмыслить над проблемой абстрактного и конкретного.

На ряде забавных притч-анекдотов Гегель иллюстрирует свою мысль: нет ничего легче, чем мыслить абстрактно. Абстрактно мыслит каждый, на каждом шагу, и тем абстрактнее, чем менее образованно, развито его духовное Я, – и, наоборот, вся трудность заключается в том, чтобы мыслить конкретно.

«Ведут на казнь убийцу, – рассказывает Гегель. – Для обычной публики он – убийца и только. Дамы, может статься, отметят, что убийца сильный и красивый мужчина. Публика найдет это замечание отвратительным – как, убийца красив? как можно мыслить столь превратно, назвать убийцу красивым? сами, должно быть, не лучше! – Это проявление нравственной испорченности, царящей в высших кругах, – прибавит, может быть, священник, привыкший заглядывать в глубину вещей и сердец. Знаток людей, напротив, рассмотрит ход событий, сформировавший этого преступника, откроет в истории его жизни, в его воспитании, влияние дурных отношений между отцом и матерью, обнаружит, что когда-то этот человек за более легкий проступок был наказан с чрезмерной суровостью, ожесточившей его против гражданского порядка, его первое противодействие последнему, превратившее его в отщепенца и в итоге сделавшее путь преступления единственно возможным для него способом самосохранения. Публика, – доведись ей услышать все это, – воскликнет: он хочет оправдать убийцу!

Вспоминается же мне, как в дни моей молодости некий бургомистр жаловался на сочинителей, которые дошли-де до того, что пытаются потрясать основы христианства и правопорядка; один из них даже защищает самоубийство. Ужасно, неслыханно ужасно! – Из дальнейших расспросов выяснилось, что он имеет в виду страдания молодого Вертера. «

«Это и называется мыслить абстрактно, – резюмирует Гегель, – не видеть в убийце ничего сверх того абстрактного, что он убийца, и гасить в этом простом качестве все остальные качества человеческого существа».

«Совсем иное – сентиментальное, изысканное высшее общество Лейпцига. Оно осыпало цветами и увивало венками колесо и привязанного к нему преступника. Это – опять-таки абстракция, хотя и противоположная. Христиане любят выкладывать крест розами, или, вернее, розы крестом, сочетать розы и крест. Крест есть очень давно превращенная в святыню виселица, колесо. Теперь он утратил одностороннее значение орудия бесчестящей казни, и совмещает в одном образе высшее страдание и глубочайшее унижение с радостнейшим блаженством и божественной честью. Крест же лейпцигцев, увитый фиалками и чайными розами, есть примиренчество в духе Коцебу, способ неопрятного лобызания сентиментальности с дрянью. «

«Эй, старая, ты торгуешь тухлыми яйцами, – сказала покупательница торговке. – Что? – возразила та. – Мои яйца тухлые? Сама ты тухлая! Ты мне смеешь говорить такое про мой товар? Ты? У которой папашу вши заели, мамаша с французами шашни водила, а бабка померла в богадельне! Ишь, целую простыню на свой платок извела! Известно, небось, откуда у тебя все эти шляпки да тряпки! Не будь офицеров, такие, как ты, не щеголяли бы в нарядах. Порядочные-то женщины больше за домом смотрят, а таким, как ты, самое место в каталажке! Заштопай лучше дырки на чулках! – Короче говоря, торговка ни единого зернышка в ней не заметит. Она мыслит абстрактно, и подытоживает все, начиная со шляпки покупательницы и кончая платками и простынями, вкупе с папашей и прочей родней – исключительно в свете того преступления, что та посмела назвать ее яйца тухлыми. В ее глазах все окрашивается в цвет этих тухлых яиц, тогда как те офицеры, о которых упоминает торговка (если они, конечно, имеют сюда какое-нибудь отношение – что весьма сомнительно), наверное, предпочли бы заметить совсем иные вещи. «

«У австрийцев положено бить солдата и солдат поэтому – каналья. Ибо тот, кто обладает лишь пассивным правом быть битым, и есть каналья. Рядовой в глазах офицера и имеет значение абстрактной отвлеченности некоторого долженствующего быть битым субъекта; с которым господин в униформе и с темляком вынужден возиться, хотя это занятие хуже горькой редьки. «

В этом рассуждении Гегеля и в подборе иллюстраций к нему можно обнаружить все характерные черты его концепции, – диалектики, основывающейся на объективно-идеалистическом понимании вопроса об отношении мышления к чувственно-данной реальности, – концепции, развернутой в «Феноменологии духа». Нетрудно заметить, что Гегель, в отличие от своих предшественников, прекрасно видит и все время подчеркивает ту связь, которая существует между простейшей абстрагирующей деятельностью и практически-целенаправленным отношением человека к миру окружающих его вещей и явлений. При этом абстрагирующий субъект у Гегеля уже не отвлеченный гносеологический робинзон, а человек, совершающий свою духовную деятельность внутри определенной системы отношений с другими людьми, как и в самом акте познания, в акте духовной обработки чувственно-данных фактов, действующий как член общества.

Этот принципиально новый угол зрения на явления познания сразу открывал для философии горизонты и перспективы, неведомые предшественникам Гегеля, в том числе ближайшим – Канту, Фихте и Шеллингу. Плодотворнейшим образом сказался этот новый подход и на постановке проблемы отношения абстрактного к конкретному.

Гегель с самого начала (в теоретически-систематической форме в «Феноменологии духа», а в популярной в приведенных выше рассуждениях) подходит к исследованию мышления как к исследованию особой формы духовной деятельности общественно-исторического субъекта, старается постигнуть его как исторически-развившуюся общественную реальность. Логика предстает с этой точки зрения как наука о формах и законах развития специфически человеческой способности мыслить. С этим тесно связано то обстоятельство, что мышление перестает казаться таинственно-эзотерическим занятием избранных, творческой силой гения, – каким его представил Шеллинг, открыв тем самым традицию иррационализма в новейшей философии.

Наука, научное мышление в системе Гегеля выступает как высшая ступень развития «обыденного» мышления, и не случайно Гегель ищет ключи к важнейшим логическим проблемам в анализе обычнейших умственных операций, производимых всяким и каждым ежедневно и ежечасно. Он недаром очерчивает общие контуры своего понимания вопроса об отношении абстрактного к конкретному на материале мышления уличного зеваки, рыночной торговки, старухи из богадельни, армейского офицера и тому подобных персонажей. С анализа подобной же стадии развития способности логически мыслить начинается и «Феноменология духа».

Гегель (как мы уже отметили) резко подчеркивает то обстоятельство, что характер абстрагирующей деятельности человека всегда находится в зависимости от общества, от целой системы развитых обществом условий, внутри и посредством которых она, абстрагирующая деятельность, совершается. Именно общество, – а не отвлеченный индивид, не абстрактное гносеологическое «Я», – вырабатывает и те формы, в которые отливается абстрагирующая деятельность индивида, и цель, в свете которой происходит абстрагирование общих образов; именно общество в целом представляет перед индивидом тот чувственно-данный материал, который абстрагирующая деятельность обрабатывает; именно общественное развитие ставит индивида в определенное отношение к чувственно данному материалу; короче говоря, и абстрагирующий субъект и обрабатываемый им чувственный материал предстают с этой точки зрения в качестве продуктов развития совокупного общественно-исторического субъекта, абсолютного субъекта-субстанции, – как в итоге называет его Гегель.

Формы становления этого абсолютного субъекта и есть, по Гегелю, предмет Логики как философской теории.

Уже та простейшая форма, в которую отливается неизбежно абстрагирующая деятельность индивида – слова языка, речь, – ставит для произвола индивидуального субъекта строгие границы, не зависящие от его произвола. При переводе чувственно-данной конкретности в формы речи, в словесное бытие, индивид определен со стороны общества. Однозначность взаимопонимания здесь выступает как субъективный критерий правильности абстрагирования.

Но на акт абстрагирования сильнейшее – и даже доминирующее – влияние оказывают высшие этажи духовного строя – моральные, правовые, религиозные и тому подобные общественные нормы, вплоть до логических. Последние чаще всего не осознаются абстрагирующим индивидом, а командуют им как бы исподтишка, за его спиной, а субъектом некритически принимаются за самоочевидные формы самого чувственно-предлежащего материала. Общественная природа и реальность абстрагирующей деятельности – вот что было вскрыто Гегелем в идеалистической форме представления об «абсолютном субъекте-субстанции» всякого знания.

Фрагмент, пространно процитированный нами выше, раскрывает еще одну важнейшую и характернейшую черту гегелевского подхода к проблеме абстрактного и конкретного. Это – идеалистически абсолютизированное понимание того факта, что чувственно-предлежащий человеку мир вещей и явлений есть не вечная, не исторически данная самой природой реальность, пассивно отражаемая столь же неисторически толкуемой чувственностью, а прежде всего – продукт чувственной деятельности самого же человека. При этом сама чувственно-практическая деятельность понимается Гегелем по существу идеалистически, как деятельность, опредмечивающая моральные, правовые, религиозные, художественные нормы, своекорыстные интересы или логически добытые истины.

В примерах, фигурирующих в фельетоне «Кто мыслит абстрактно?», персонажи мыслят и говорят о таких чувственно-данных предметах, явлениях или событиях, которые очень легко истолковать как «отчужденные образы сознания». Отрубленная голова правонарушителя, крест христиан, темляк австрийского офицера и т.д. и т.п. – все это суть действительно продукты сознательной деятельности общественного человека, «опредметившей» в них определенные правовые, моральные, религиозные или нравственные нормы.

То есть – подлинным основанием абстракций, производимых персонажами анекдотов, оказываются именно общественно принятые нормы, традиционно принимаемые индивидуальным сознанием как нечто само по себе разумное и разумеющееся. И это потому, что они прежде всего овеществлены в самом чувственно-данном предмете. Любой чувственно-данный предмет в гегелевской феноменологии сознания истолковывается как продукт деятельности другого человека, или, точнее, как продукт деятельности всей совокупности других людей. Предметная чувственно-данная реальность утрачивает тем самым свое самостоятельное значение и предстает в итоге только как предметное бытие человека для человека, как сознательно или бессознательно овеществленная цель человека.

В этой концепции – как и вообще у Гегеля – гениальное прозрение органически переплетено с ложно-идеалистической подосновой. И этой подосновой является прежде всего общее понимание деятельности человека, как деятельности, с самого начала руководящейся чисто духовными мотивами. Об этом мы подробнее будем говорить ниже. Пока постараемся как можно тщательнее выявить рациональное зерно его постановки вопроса.

Поскольку предмет понимается как предметное бытие человека для человека, как выраженная в вещи духовная индивидуальность другого человека, постольку и бытие человека для человека истолковывается как предметное бытие. Дух сообщается духу только через вещи, через чувственное бытие. Непосредственное общение индивидуальных духов – грубые представления о магнетизме, спиритизм и т.п. – Гегель, если и не отвергает с порога, то во всяком случае не придает им серьезного значения для теоретического понимания вопроса.

Но далее как раз и начинается специфический идеализм гегелевской «Феноменологии духа». Первой и исторически и логически формой «опредмечивания» человека, превращение духовного «Я» в предметное, чувственно воспринимаемое бытие для другого человека, а тем самым и для себя самого – первый акт превращения человека в человека – Гегель усматривает в пробуждении способности давать имена, названия.

Пробуждение этой способности в его концепции предшествует любой другой форме превращения идеального бытия субъекта в чувственно-предметное бытие, воспринимаемое другим человеком.

Чувственно-практическая же деятельность, изменяющая формы, данные природой, – общественным труд в марксовом понимании этого понятия, – в системе Гегеля выступает как следствие, как производное от способности давать чувственно-данным образам имена. Реальная картина тем самым и перевертывается. Дух оказывается способным конструировать царство абстрактных имен до того и независимо от того, что человек чувственно-практически овладевает независимым от него и вне его находящимся предметным миром, занимается общественным трудом.

Сам чувственно-материальный труд предстает как реализация духовных стремлений субъекта, – вместо того, чтобы быть основой и источником этих стремлений, каковой он является на самом деле, и что вскрыл впервые лишь Маркс в своей критике гегелевской «Феноменологии духа».

Итак, язык, речь, способность давать вещам имена и сообщать другому Я свои чувственные впечатления, в системе философии духа у Гегеля предшествует любой другой форме деятельности общественного человека. Эта идеалистическая исходная точка дедукции человеческих способностей тесно связана с идеализмом всей гегелевской системы.

Способность абстрагировать «общее» у чувственно-созерцаемых вещах и фиксировать его в форме общепонятного наименования оказывается первой формой бытия духа как духа. Беспрестанная повторяемость какого-то образа в поле чувственности и у Гегеля оказывается первоначально единственной основой становления духа, первоначально выступающего как «царство имен».*

* См.: Гегель. «Реальная философия».

Почему неоднократное повторение одинаковых чувственных впечатлений вызывает в человеческом интеллекте процесс образования царства имен, общих образов, зафиксированных соответствующими словами, – этого Гегель сколько-нибудь рационально объяснить не в состоянии. В этом пункте его решение носит по существу чисто словесный характер: потому-де, что такова природа духа, как «высшей потенции» мироздания.

Критика гегелевской феноменологии сознания, приведенная Марксом на заре становления диалектико-материалистической философии, неизменно направляется на этот решающий пункт его системы – на извращенное идеалистическое понимание вопроса об отношении всех форм духовной деятельности человека – к деятельности чувственно-практической, к процессу реального производства материальной жизни общества.

Совершающееся в процессе общественного труда изменение предметных форм, реальное (а не идеальное) чувственно-практическое очеловечивание природы выступает как действительная основа и источник всех без исключения человеческих способностей, в том числе и способности логически мыслить. Именно в процессе материального труда, руководящегося самыми «грубыми» материальными потребностями, и возникает, согласно Марксу-Энгельсу, элементарная форма теоретической деятельности – способность сосредоточивать внимание на повторяющихся явлениях, важных с точки зрения человека, отличать их от всех других и фиксировать эти повторяющиеся явления в виде устойчивых и общепонятных наименований.

Этим и был совершен решающий шаг на пути конструктивного преодоления гегелевской концепции возникновения и развития духа со всеми его способностями.

Маркс и Энгельс уже в своих ранних произведениях тщательно проанализировали проблему возникновения сознания («духа»), и противопоставление их понимания, сложившегося уже к 1845 году, – гегелевской концепции дает возможность довольно четко очертить материалистический вариант диалектики возникновения и развития сознания – той проблематики, которая рассматривалась Гегелем в «Феноменологии» и в «Философии духа».

ОГЛАВЛЕHИЕ >>> Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)