Кто такие кликуши с точки зрения православия

Кликушество – это странный недуг, который встречался в старину, причем исключительно в России. И сегодня по телевидению в программах, посвященных всему необъяснимому и сверхъестественному, можно услышать о женщинах, в которых якобы вселился дьявол. Однако психиатры полагают, что кликушество — это всего-навсего разновидность истерии.

Кликушество – это явление, которое впервые было зафиксировано в начале XVII века. Оно имело порою массовый характер. Что значит кликушество? Болезнь, в происхождении которой суеверные люди видят вмешательства темных сил. Недуг характеризуется истерическими припадками. Во время этих приступов страждущая издает неистовые крики.

Русский Север – эпицентр кликушества

Это заболевание наблюдалось преимущественно у женщин. Особенно много случаев наблюдалось в Смоленской, Новгородской, Тульской, Вологодской и Московской губерниях. В северо-западном и юго-западном краях страны кликушество не встречалось в чистой форме. Однако на Русском Севере и в Сибири это было довольно обычным явлением. Причем выделяли особую, распространенную форму, выраженную «томительной икотой». В чём причина столь странного географического распространения недуга, неизвестно.

Среди несчастных, кому известен был этот неприятный недуг, нередко встречались подростки в возрасте от 12 лет. Существовало мнение, что кликушество передаётся по наследству. Бесноватость – это нечто другое. Уже из названия можно понять, что это явление, согласно общепринятому мнению, имело отношение к потустороннему миру. Однако бесноватость встречалась значительно реже, нежели кликушество.

Значение слова можно узнать из словаря Даля. Один из глаголов, вышедших из употребления, — «кликать». От него и произошло название явления, о котором идет речь в сегодняшней статье. Кликать – это взывать, кричать, вещать, возглашать, оглашать.

Качества личности

Кликушество как психическое заболевание ученые изучали на протяжении нескольких столетий. И вот что было обнаружено. Приступы у кликуши происходили отнюдь не внезапно. Первому припадку обычно предшествует «период предвестников». Начинается он с изменения личности.

Кликуша становится раздражительной, печальной, беспокойной. Она легко поддается влиянию страха, который, по мнению окружающих, не имеет основания. Нередко испытывает тоску и беспричинную ненависть к людям, даже к родственникам, которых прежде любила.

Предвестники болезни

Будущая кликуша часто страдает головокружениями, бессонницей, слабостью, тяжестью в голове, потемнением в глазах. К этим симптомам присоединяются и другие явления – нередко наступает вздутие живота и странные ощущения в нём.

Существовало, да и до сих пор имеет место мнение о том, что кликуша — жертва порчи. Какие меры раньше люди предпринимали в борьбе с этой душевной хворью? Когда симптомы, описанные выше, возникали у женщины, происходило следующее. Родные, соседи и знакомые собирались, начинали обсуждать, строить догадки относительно того, кто же навел порчу. За человеком, который вызывал особые подозрения, устанавливали надзор. Сотни глаз наблюдали за его движениями, прислушивались к его речам. Каждый, даже вполне, казалось бы, благонамеренный поступок объяснялся исключительно злостными целями.

Кто виновен?

И вот происходит первый припадок. Кликуша начинает кричать и при этом произносить имя человека, который нанес порчу. После этого всяческие сомнения рассеются. Уже и соседи, и родственники, и знакомые знают о том, что виновницей страшного недуга является Мария, Фекла или Дарья.

В основном приступы у кликуш происходили в церкви. Убедившись в присутствии в себе злого духа, она начинала неосознанно испытывать страх ко всему, что относится к религии. Кликуша избегала церковных служб, а оказавшись в храме, вдруг чувствовала себя плохо.

Страшные припадки

Что представляет собой приступ? Больная начинается волноваться, у нее появляется ощущение, словно нечто сдавило грудь, горло. Захватывает дух. Всё это сопровождается головокружением, в конечном счете кликуша падает наземь. Раздаются вопли дикие, продолжительные. Они прерываются ускоренным дыханием, в них слышится страшный рев, мычание, иногда рыдание и собачий лай.

Больная бьётся судорожно руками и ногами, колотит и себя, и окружающих. Случается, кусается, скрежещет зубами, при этом совершает резкие движения и удержать ее невозможно. Кликуша в припадке извергает жуткие проклятия, повторяет одни и те же слова и, как уже было сказано, выкрикивает имя человека, который является виновником ее бед. Приступ через некоторое время проходит. Прекращаются судороги, начинаются слезы, обмороки и, наконец, глубокий сон. Как правило, кликуша не помнит о том, что с ней происходило во время приступа.

В промежутках между приступами

Припадок обычно продолжается 10-15 минут. Правда, бывает, что кликуша прийти в себя не может на протяжении нескольких часов. В промежутках между приступами у больной всё чаще развивается раздражительность, беспокойство, бессонница и апатия. Она перестает следить за собой, становится неопрятной, неряшливой.

Выздоровление от этого странного недуга происходило ранее приблизительно в 20 % случаев. В остальных заболевание длилось на протяжении многих лет, а иногда и всю жизнь. Кликуши посещали монастыри, иногда тратили последнее средства, дабы избавиться от странного недуга. Такие женщины становились обузой для своих родных.

Картина припадка даже у образованного, интеллигентного человека вызывает суеверные мысли. Легко представить, какое впечатление она производила лет 100 назад в глубокой деревне, большая часть жителей которой не знала даже грамоты.

Мнение врачей

Кликушество проявлялось не только в отдельных случаях, но и в виде эпидемии. В чем причина этого явления, неизвестно и сегодня. Хотя, согласно мнению одного видного профессора медицины, в основе кликушества не что иное, как истерия. Некоторые психиатры полагают, что причина в сомнамбулизме.

В чём различие между бесноватыми и кликушами? Прежде всего в том, что во время приступов первые не выкрикивают каких-либо имён, не обвиняют в порче, а извергают проклятия от третьего лица. Припадки у бесноватых происходят всегда в церкви. При этом они богохульствуют, выкрикивают самые отвратительные ругательства, плюют на иконы. С медицинской точки зрения, бесноватые женщины — это истерички, которые убеждены в том, что в них вселился дьявол.

Кликушество при Петре I

Великий реформатор, вероятно, не верил в слухи о том, что причина этого странного недуга в порче. В 1715 году Пётр I издал указ, в котором сказано было, что кликуш следует разыскивать и наказывать. Дело в том, что в странных припадках император видел лишь притворство, желание оклеветать невинного человека.

Кто же должен был заниматься розыском кликуш? Эта деятельность была возложена на архиереев. Они должны были непременно заявлять о фактах кликушества в соответствующие инстанции. В противном случае архиереи лишались священного сана.

На вопрос о том, что такое кликушество, точных ответов нет. Но в чем причина странного недуга, которым страдали в основном женщины? Интересная точка зрения была высказана в романе Достоевского «Братья Карамазовы». Причина кликушества, согласно мнению одного из героев, в трудной жизни, которую вели деревенские женщины. На протяжении многих лет они тяжело работали, при этом не имели медицинской помощи. Роды, как известно, проходили без участия профессионального акушера. Быть может, именно поэтому среди кликуш часто встречались молодые матери.

Кто такие кликуши с точки зрения православия

Согласно поверьям наших предков, нечистая сила могла запросто вселиться в любого человека. Вследствие этого тот становился одержимым или, как говорили на Руси, кликушей. Однако глагол «кликать» первоначально никак не относился к бесноватости, а по смыслу равнялся глаголу «предсказывать». Так кем же были русские кликуши: бесноватыми, пророками или просто больными?

История понятия

Понятие «кликушество» является производным от слова «клечътание», которое первоначально обозначало действия или предметы, присущие различным мифическим существам. Например, вещи, принадлежавшие русалкам, назывались клечальными. Помимо многих других магических качеств, герои мифов умели предсказывать будущее. Отсюда и глагол «кликать», то есть «вещать», «пророчествовать». Однако с течением времени значение данного термина изменилось и, начиная с XVI-XVII веков, приобрело исключительно дьявольский смысл. Между тем сведения об одержимых бесами встречаются в литературе еще в XI столетии.

Характеристика кликуш

Чаще всего кликушами становились молодые здоровые девушки из зажиточных семей. Об этом писал и русский психиатр Краинский. Однако подобной напасти могли подвергнуться и пожилые женщины, и даже мужчины. Свидетельством их бесноватости становилось их собственное поведение, которое обычно выражалось в припадках и истерических состояниях. Кликуши кричали, лаяли, кукарекали, блеяли, говорили мужскими голосами, икали, рыгали, падали на землю, бились в конвульсиях. Происходило это в большинстве случаев в церкви во время богослужений, крестного хода или просто при виде священника.

Нередко народ приписывал кликушам и дар пророчества. Считалось, что в момент припадка устами кликуши разговаривает сам дьявол, от которого можно было узнать о своем будущем или о местонахождении пропавшего предмета или человека.

Примечательно, что, согласно историческим данным, кликушество зачастую носило характер своеобразной эпидемии. Там, где появлялась одна кликуша, чаще всего начинали страдать одержимостью и еще несколько человек. Обычно виноватыми в кликушестве считали местных колдунов, которые таким образом наводили на своих земляков порчу.

Исторические хроники

Первое свидетельство о кликушах как таковых относится к 1606 году, в котором упоминаются «икотницы» (одержимые икотой), проживающие в городе Пермь. В 1666 году был описан случай кликушества, произошедший с ребенком в селении Шуя. Мальчик по имени Иаков по пути в церковь нашел на дороге платок, в который был завернут калач. Мальчик съел калач и «прииде на него великая икота». А Анна Филиппова из деревни Елизариха ни с того ни с сего вдруг начала тосковать, «и нача у нее нутр болети, потом нача беспрестанно икати, кричати птицею кокушкою». А вот еще одно описание очевидца о некой Анне из Тобольска: «… нападе на нее бес, учала кричать и вопить, собакою лаять, и козою блекотать».

Как боролись с настоящими и лжекликушами?

Исцелением кликуш занимались священники, знахари и колдуны. «…Священнослужитель «закричал: «Запрещаю ти, именем господним, полно тебе, бес, мучить ее!» Бес же изыде из нея, и бысть здрава душею и телом». Это описание излечения вышеупомянутой Анны из Тобольска.

Русский историк и публицист Мордовцев рассказывал о колдунье, которая, навлекая на своих сородичей кликушество, сама же их и избавляла от него. Она била кликуш по темени, и те тут же делались здоровыми. Современные ученые предполагают, что ведунья попросту гипнотизировала несчастных, а после прикосновением выводила их из гипнотического состояния.

Однако были среди одержимых и симулянты, которые, прикрываясь своим состоянием, тем самым отлынивали от работы или мстили кому-либо за нанесенную обиду, указывая, что тот и виноват в их кликушестве. Именно поэтому одним из самых действенных средств от подобной напасти стали розги. Так Даль, который был врачом по специальности, писал: «…необходимо собрать их (кликуш) всех вместе и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства».

Историки же связывают феномен кликушества с суевериями, развитие которых было обусловлено расколом церкви после никоновских реформ. Даже психиатр Краинский утверждал, что кликушество необходимо рассматривать скорее как бытовое явление, нежели болезнь.

Кто такие кликуши?

То, что человек может быть одержим бесом, – довольно древнее поверье. С таким человеком могут случаться припадки – тогда он бьется в конвульсиях, кричит неестественным голосом, ругается, богохульствует, издает звериные звуки, говорит то от себя, то бес через него глаголит. Такие бесноватые на Руси и в Восточной Белоруссии назывались кликушами, в некоторых районах России (особенно на Русском Севере) – икотницами. Как правило, кликушеством страдали/страдают женщины, хотя и не всегда. Еще говорят, что христианские символы для них невыносимы.

Первые упоминания

Сам термин «кликуша» связан с глаголами «кликать» (изн. смысл – «предсказывать») и «клечетать» (кричать, как хищные птицы). Явление кликушества/икотки весьма архаичное, оно является частью мифологического сознания и элементом традиционной культуры. В России его отмечали и отмечают в крупных селах.

Первые письменные упоминания о кликушах восходят к древнерусским памятникам XI века. Эта «болезнь» столь мифологизирована, что людские предрассудки наделяют «чревовещание» кликуши даром предвидения: можно узнать что-то о пропавшей вещи или человеке или даже будущее. Когда в кликуше говорит бес, то говорение обыкновенно происходит не как у здоровых людей, на выдохе, а на вдохе.

Примерно с XVI века кликушество стало ассоциироваться исключительно с действием нечистой силы. Так, «Повесть о Петре и Февронии» повествует о бесе, вселившемся в молодую жену князя. О кликуше рассказывается и в автобиографии протопопа Аввакума. Кликуши подвергались преследованиям со стороны светских и духовных властей. Явление кликушества достигло своего апогея в XVII–XVIII веках, что, вероятно, связано с суеверными настроениями, развившимися в результате никоновских реформ и последовавшего за ними церковного раскола.

Поверья

Народное сознание отделяет колдунов и ведьм, близких к нечистой силе, от кликуш, являющихся вполне обычными живыми людьми, принадлежащими к христианскому миру, но определяющих себя как вместилище злого духа. Суть отличия в том, что колдун или ведьма причиняют зло, а кликуша является жертвой зла. Отсюда снисходительное отношение к кликушам в народе.

Согласно поверьям, кликушество насаждает колдун, называемый иногда икотником. Он может заговорить злого духа на конкретное имя и пустить его по ветру. Может насадить в напиток брожения (пиво или квас), подбросить в насекомое или мелкое животное, под видом которого пребывает зло. Стоит проглотить это, как человек портится. Причем после изгнания икоты или после смерти одержимого стоит поймать появившуюся мышку, лягушку или мушку и бросить ее в печь, иначе она вселится в кого-нибудь другого.

Преследования

Еще Петр I заподозрил кликуш в притворстве. Дело в том, что по нормам XVII века имя, которое выкрикивала кликуша в припадке, считалось именем человека, наславшего на нее порчу. И если над кликушей проводился только обряд отчитки (экзорцизма), то «чародея» предавали пыткам. При таком раскладе очень удобно было притвориться бесноватой и свести счеты, например, со своей соперницей. Поэтому Петр Великий повелел допрашивать под пытками и самих кликуш. Тем не менее в 1820 году в одной из деревень Сибири велось следствие по обвинению двух женщин в кликушестве и порче ими тринадцати других женщин.

В 1845 году последовало новое Уложение о наказаниях, в котором кликушество четко определялось как обман, а самих кликуш предписывалось подвергать заключению на срок от полугода до года. Но народное сознание было неумолимо. В 1887 году в Торжке двое крестьян были обвинены в насылании порчи на молодых женщин. Подобное обвинение в адрес мельника было и в Вологодской губернии, только тот наслал порчу на родного племянника. Кликушество, или икотку, отмечали советские этнографы во второй половине XX века в районе Поволжья; в отдельных деревнях все еще можно встретить старушек-икотниц. Вероятно, человеческому сознанию необходимо ощущение чего-то необъяснимого, связывающего человека с мирозданием.

Кто такие кликуши с точки зрения православия

Чужой голос: кликота и пророчество

В речевой культуре русского крестьянства особое место занимает такназываемое «кликушество». Это известное исследователям, но плохо изученное явление обыкновенно мотивируется тем, что в человека вселилось (или было посажено колдуном) некое демоническое существо. Помимо различных психосоматических эффектов (общее недомогание, непрекращающаяся зевота, судороги и конвульсивные движения,депрессия) вселившийся демон зачастую обнаруживает свое присутствие, существенным образом изменяя речевое поведение одержимого/одержимой (как правило, кликушеству в большей степени подвержены женщины, а не мужчины). Кликуша начинает кричать на голоса, подражая различным животным и птицам, произносит бранные и кощунственные слова, выкликает имя испортившего ее колдуна. Иногдаречь кликуши ограничивается нечленораздельными звуками или глоссолалией, но чаще она вполне членораздельна и связна: нередко вселившийся в кликушу демон выступает как самостоятельная языковаяличность, способная адекватно реагировать на происходящее вовне, отвечать на вопросы, комментировать высказывания своей «хозяйки»(«хозяина»).

Трудно сказать, насколько целостным в географическом отношенииявляется феномен кликушества. Исследователи фиксировали отдельные случаи, а иногда и целые «эпидемии» кликушества на Русском Севере и Северо-Западе, в центральных и поволжских областях, в Сибири.Существует несколько региональных народных терминов, обозначающих это явление: порча, кликушество, кликота, крикота. Иногда они осмысляются в связи с представлениями о магическом воздействии злого колдуна, иногда кликушество воспринимается как явление, не имеющеепрямой связи с колдовством. В некоторых севернорусских говорах кликушество обозначается термином икота. Правда, по своему происхождению он не связан с соматическим эффектом икания и, согласно наблюдениям В. А. Меркуловой, «является самостоятельным образованием на базе специфического местного значения глагола икать ‘кричать, звать’» 42 . Таким образом, отношения кликать → кликота аналогичны отношениям икать → икота: в обоих случаях название состояния одержимости или завладевшего человеком демонического существа восходит к глаголу, обозначающему призывный крик.

Аналогичная форма одержимости известна у коми. Здесь она обозначается терминами шева, икота и лишинка. Первый и наиболее распространенный из них происходит от прапермского * š oua’нечто с голосом, звуком, сообщением’, * š о ‘голос, звук’. 43 Остальные связаны с заимствованиями из русского языка.

«Чтобы незаметно попасть в организм человека через пищевод, дыхательное горло, через ухо и т. д., шева принимает вид волосинки, маленького червячка, бабочки, нитки, узла из ниток, насекомого с крыльями и с жалом, соринки и т. п.» 44 .

Согласно материалам, собранным А. С. Сидоровым, представления коми о шеве почти повсеместно соотносятся с поверьями о колдунах и колдовстве. Как правило, шева насылается на конкретного человека. Известны также рассказы, в которых шевы изображаются сходно с демоническими помощниками севернорусского колдуна: они постоянно требуют себе работы, и хозяин приказывает им собрать по зернышку четыре пуда ржи за одну ночь; колдунья кормит шев своим собственным молоком, а когда их бросают в печку, испытывает физические страдания; человек, одержимый шевой, не может умереть прежде, чем она выйдет из него. Что касается особенностей поведения одержимого шевой, то они в существенной степени соответствуют тому, как ведет себя русская кликуша 45 .

Наконец, среди автохтонных народов и русских поселенцев Северо-Восточной Сибири сходные с кликушеством явления обозначаются терминами мэнэрик, (э)миряченъе, имяреченъе 46 . Вероятно, что такое разнообразие названий объясняется языковыми и культурными контактами: исходный аборигенный (возможно, якутский) термин мог быть переосмыслен в связи с русским мерек‘злой дух, призрак’, мерекать ‘бредить’ (от *merk- наряду с *m ь rk-) 47 , а также с имярек (поскольку зачастую кликуша выкрикивает имя «испортившего» ее колдуна, а также имя поселившегося в ней беса). Отсюда же, по всей видимости, происходит севернорусское миряк ‘мужчина, страдающий кликушеством’.

«Есть поговорка, — пишет В. И. Даль, — просватать миряка за кликушу, это значит свести вместе такую пару, которая друг друга стоит, такую ровню, где оба никуда не годятся.

Миряк — почти то же между мужчинами, что в бабах кликуша: это также одержимый бесом, который кричит, ломается, неистовствует и обыкновенно объясняется голосом того или другого зверя или вообще животного. Миряки в особенности появляются в Сибири и, по мнению некоторых, происходят от языческих шаманов» 48 .

Хотя о русском кликушестве написано довольно много, специфика речевого поведения кликуши, а также социокультурные функции этого явления в повседневной жизни крестьянской общины исследованы недостаточно. Известные нам материалы о кликушестве, относящиеся к ХXVII-ХVIII вв. (пермское дело начала XVII в., лухское и шуйское дела 1650-1670-х гг., петровские и аннинские дела о «притворно беснующихся» 49 ), отражают ситуацию сквозь призму следственных процедур, т. е. характеризуют лишь аномальные случаи, когда социальный эффект кликушества выходил за пределы повседневного контекста массовой культуры и непосредственно сталкивался с государственными институтами.

Что касается статей и публикаций ХIХ-ХХ вв., то они характеризуют явление не совсем равномерно. Мы располагаем достаточным количеством этнографических и медицинских описаний отдельных «припадков» и целых «эпидемий» кликушества, публикаций крестьянских рассказов о кликушах и кликушестве, персональных нарративов самих кликуш. Однако до сих пор не проведено сколько-нибудь последовательного анализа речевого поведения кликуши. Единственная известная мне публикация в этой связи была предпринята С. Е. Никитиной, записавшей на фонограмму свой разговор с севернорусской женщиной-икотницей и ее икотой 50 .

Интерпретации и репрезентации русского кликушества, встречающиеся в церковной, этнографической, исторической и медицинской литературе ХIХ-ХХ вв., в самом общем виде соотносятся с двумя объяснительными подходами, которые можно назвать «нарративом священника» и «нарративом врача». Первый, основанный на новозаветных и агиографических сюжетных схемах, подразумевает, что в кликушу, икотницу или миряка вселяется бес, подавляющий волю человека, толкающий его на девиантные и святотатственные поступки, не терпящий ничего, связанного с церковью и православной обрядностью.

Хотя различные «святости» могут ослабить воздействие нечистого духа, единственный способ полного избавления от одержимости — ритуал экзорцизма, который должен совершить священник или старец, специализирующийся на «отчитывании» бесноватых. При этом, с точки зрения представителя официальной церкви 1860-х гг., в религиозно-аксиологическом смысле кликушество следует оценивать скорее позитивно, чем негативно: «Этим явлением торжественно подтверждается истинность Св. Тайн Православной Кафолической нашей Церкви» 51 .

Согласно подходу второго типа, кликушество представляет собой специфический вид нервного расстройства (истерический невроз, патологическое подражание), обусловленного бытовыми и социально-психологическими условиями крестьянской жизни наряду с «народными суевериями». Исходя из этого, писавшие о кликушестве медики старались описывать и анализировать патогенез отдельных случаев и эпидемий кликушества, а также, в зависимости от эпохи и своих персональных склонностей, предлагали различные способы терапии: от коллективной порки в канун праздника (В. И. Даль) до гипнотического воздействия (И. В. Краинский, М. П. Никитин).

По всей вероятности и «нарратив священника», и «нарратив врача» отчасти релевантны тем представлениям о кликушестве, которые были распространены в русской деревне второй половины XIX — начала XX в. Однако, в то же время, оба этих подхода скорее затемняют социальную и культурную специфику кликушества как феномена крестьянской культуры. Репрезентация кликушества в качестве бесоодержимости необоснованно уравнивает мотивы кликушества и плотского сожительства человека с демонами, а также подмены человека демоническим существом 52 .

Что же до «медицинского» подхода к истолкованию кликушества, то, с одной стороны, он плохо совместим с фольклорно-этнологическими и культурно-антропологическими методами изучения традиционных форм адаптации измененных состояний сознания, а с другой стороны, никак не соотносится с системой т. н. «народной медицины» (крестьянские представления о болезнях и способах их излечения, о колдовстве и порче и т. п.). Кроме того, ни тот, ни другой подход не касается социальных и культурных функций кликушества, а также данных об диахронной изменчивости этого явления. Между тем, по мнению А. С. Лаврова, исследовавшего судебно-следственные дела о кликушах первой половины XVIII в., «речь идет о феномене, связанном с какими-то социально-культурными изменениями. . На поверку кликушество оказывается. исторически изменчивым явлением, в чем, собственно говоря, и состоит его особый интерес» 53 . О функциональной природе кликушества речь пойдет ниже.

Фольклорно-этнографические материалы о русском кликушестве второй половины XIX—XX в. распадаются на несколько групп. Это свидетельства этнографов и медиков, непосредственно наблюдавших припадки кликоты, записи персональных нарративов самих кликуш, а также крестьянских рассказов о кликушах и кликушестве. Очевидно, что все эти данные характеризуют разные аспекты и разные виды социального «преломления» исследуемого явления, поэтому именно их сопоставление позволяет представить себе специфику кликушества как феномена крестьянской культуры.

Говоря об особенностях русского кликушества, следует иметь в виду три основных типа речевого поведения одержимой/одержимого. Во-первых, это нечленораздельные крики, косноязнычное бормотание, реже — глоссолалия или эхолалия. Зачастую этот тип характеризует начало припадка или первую стадию «проявления» посаженного демона.

Другой тип — подражание голосам животных. Кликуша кукует кукушкой, лает по-собачьи, кричит петухом, мяукает, как кошка, и т. п. «Уйдет вот в лес, — вспоминает про порченую новгородская крестьянка, — значит, заберется на елку, кукует. И даже на нашесть с курицам забиралась и там пела петухом всяко».

Впоследствии изгоняемый демон объясняет, что, кроме него, в порченой обитают собака и кукушка: «„Дак как я уйду?! Я столько лет жил, — говорит. — Да я, — говорит, — еще и не один».

А я говорю: „Как это — не один?» — ,,Я, собака и кукушка».

А я говорю: „Дак как. А тебе как помочь? Я г рю, батюшка поможет?»

Я говорю: „Дак кто же вам поможет?»

„Такие люди могут. есть помочь»» 54 .

Голоса животных в речи кликуши могут перемежаться с членораздельной речью демона или самой одержимой:

Апрасюха бросила кричать кукушкой, залаяла по-собачьи, а потом заговорила: «вы што там балакаете? штоб я сказала вам, хто меня испортил? Не скажу, не скажу! Ха-ха-ха! чав-чав-чав! Ку-ку-ку-ку!»

— Послушай, Осип, ты бы положил ей на грудь поклонный крест, — советуют мужу.

— Не хочу, ой, ой, не хочу! Не буду, не буду! — кричит Апрасюха.

Муж берет из божницы крест и несет к больной.

— Гав-гав-гав, — лает она на крест и начинает биться и метаться, когда хотят положить его на грудь: ой, тяжко, умираю! — кричит Апрасюха 55 .

Что до собственно речи от лица демонического существа, которым одержима кликуша, то она также соответствует нескольким устойчивым тематическим направлениям. Наиболее распространено выкликание имени колдуна, насадившего порчу: иногда демон сообщает его по собственной инициативе; иногда, для того чтобы это выяснить, требуются специальные магические действия. Известно значительное число случаев, когда при встрече с подразумеваемым виновником (виновницей) порчи демон называет его «батюшкой» или «матушкой» 56 . Кроме имени испортившего, демон может сообщать и конкретные обстоятельства порчи.

А он и говорит: «Дак и вот она, говорит, вот невинная душа страдает понапрасну».

Я говорю: «Ну вот сами сказали, что невинная душа страдает понапрасну. Дак вы и дайте ей, освободите, чтоб она не страдала».

— Ну дак уж раз поскольку народа столько собралося, — говорит, — дак все расскажу. В этом-то доме, в этой-то избушке было сделано на рыбничке на Татьяну Ивановну (на мать ейну), а мать-то Татьяна Ивановна не съела, а съела дочь Лукерья. Вот ей и получилось. Вот год от года у ей все так и шло, все так и шло. Она гуляла, мол, с парнем, у ней, мол, живот расти, стали думать, что она в положеньи от его. Она не в положеньи. Дак вот теперь. Теперь что же мене делать? 57 .

Кто-то из присутствующих, по обычаю, чтобы заставить ее назвать виновника ее припадка, взял Наталью за безымянный палец. Тогда она начала кричать: «Ах, Семенушка! Сгубил ты мою молодость! Ветрено! Ветрено в средних воротах. Как пошла до ветру, так в тебя и влетело» 58 .

Нередко демон рассказывает и о том, кто еще в деревне скоро закричит, о том, на сколько лет он посажен, в ком гулял раньше, о своем имени и, так сказать, социальном статусе.

Так, например, доктор Д. П. Любимов, обследовавший двенадцатилeтнюю девочку-кликушу из Саратовской губернии, записал следующее. Дальнейший рассказ был от первого лица:

«Во время свадебного поезда я сел на ноги к новобрачному, потому что он вышел из церкви без молитвы, когда же она (больная девочка) осудила молодого, то я перешел к ней и буду сидеть в ней тридцать лет; до этого времени я сидел 18 лет в А. С., крестьянке села Б. Самарской губернии, и оставил ее назад тому только месяц, по случаю ее смерти».

На наш вопрос у больной, с кем мы говорим, она отвечала от первого лица: «я майор и даже выше полковника». Когда мы усомнились в обещании рассказчика мучить больную столько лет, девочка в беспамятстве предложила нам считать, сколько раз она крикнет; по счету вместо 30 оказалось 27 59 .

В порченой крестьянке с севера Новгородчины обитало существо, представлявшееся «господином» и даже «царем» Сашкой:

Информант : . вот она говорит: «Вот, господин Саша, сходи. сходит, пивца попьет (вот хоть в праздник какой). Вот придете, потом я вам скажу». Вот она сядет, он кричит, там пус ь выкликает. Вот она, говорю, что. рит: «Я. Она как будет умирать. Я ею мучать не буду. Я уйду. Уйду!» Вот он так там говорил. «А если она вот. » — «А как ты попал?» — го рит: «Делали не ей, не ей делали в свадьбы. А она там. надо было фуркнуть, говорит: я на самом краешке в пиве сидел. Пиво выпила и вот туды я, г ит, и скочил. Вот.
Собиратель : А вот что это за Саша-то в ней сидел?
Информант : Не знаю. Что за Саша посажен был? Он сам себя как царь (т. е. называл себя царем. — А. П.>. «Я, — г рит, — царь Саша посажен». Хто его посадил, не знаю. Что там, не знаю. Вот. Она, говорит, сядет, вот рот раскроет, а он кричит там 60 .

А в однодворце из Екатеринославского уезда в 1861 г. гулял некий Са з он утопленник:

Иван Букреев. показал, что он с ноября 1860 года стал чувствовать в груди и около сердца какое-то давление и боль. Это продолжалосьдо марта 1861 года; с этого времени он начал впадать в беспамятство и кричать по-птичьи и лаять по-собачьи. Во время припадка онговорил, как люди ему рассказывали: «я — Сазон утопленник и хочу погулять в тебе и кто меня посадил в тебя, не скажу, не скажу» 61 .

Наконец, довольно широко распространен обычай гадания при посредстве кликуши. «Существует уверенность, — пишет Г. Попов, — что во времяприпадка кликуша не только верно определяет прошедшее, но может предсказывать и будущее, узнать, какое с кем будет несчастье или радость, кому грозит смерть и т. п. Она будто бы все знает, все выводит на чистуюводу, может сказать, кого испортили, подожгли, обокрали, указать виновное лицо, описать его наружный вид и указать место покражи. В некоторых деревнях; как только с кликушей начинается припадок, к ней со всех сторон бегут узнавать будущее» 62 .

Одним из главных занятий вышеупомянутого «господина Сашки» был поиск пропавших животных, вещей и т. п. Характерно, что именно ответ порченой на вопросы такого рода обозначался в локальной традиции глаголом выкликатк

Собиратель : А вот что она выкликала-то.
Информант : А вот кто что спросит, она и го. скажет. Вот придет, скажет что. Потом пришел. вот дедушко говорит: «Я пришел, зашел к ей. Она перво сказала, что „вот схожу, пива попью. Потом придешь, дак, ты. я тебе расскажу»». Это было. Вот на второй день он и пришел. Он и сказал, что она сказала: «Иди туда-то,вот там-то; вот там-то, там-то твоя корова завязши. Завязши вот вэтом. Возьми народа, вот. Вот пока она еще жива». И вот сошел — действительно она там около озера в болотине где-то завязла 63 .

Достаточно живописную картину такого гадания в Орловской губернии воспроизводит Г. Попов по материалам Тенишевского бюро:

«Приехали мы, — передает баба, — к крикуше вечером. Народу понаехало — конца нет. По утру встаем, идем к ней в хату, видим: сидит на перехрестках, под святыми, старая старуха, растопырившиноги, голову в коленки вогнувши. Смотрим, народ к ней подходит, кладет ей в коленки булки и кричит: погадай, Михаила Иваныч!Начинает она сначала ржать по-лошадиному, по-собачьему брехать, а как, этта, откричит, глаза у ней сделаются все одно, как огонь, и начинает угадывать, кому што будет. Рассказывает, кто испорчен, кому привороты сделали, кому насмешка делается» 64
Что касается повседневных социальных ситуаций, обусловливающихприпадки кликоты, то на первом месте здесь стоит так называемая «боязнь святостей»: кликуша начинает беситься при любом контакте с предметами и людьми, связанными с церковным обиходом. Приступ кликоты может быть вызван запахом ладана, встречей со священником, звуком церковного колокола, видом чудотворной иконы, Причастием.

Из песнопений церковной службы наиболее часто ассоциируется с кликушеством Херувимская Песнь, открывающая начальную часть литургии верных, следующей за Литургией оглашенных.

Наконец, приступ кликоты может быть вызван встречей с предполагаемым колдуном или какими-нибудь малозначимыми внешними раздражителями (скажем, собачьим лаем или деревенской ссорой). Вообще говоря, реконструируемые по персональным нарративам кликуш и рассказам непосредственных свидетелей обстоятельства первого проявления кликоты мало отличаются от обстоятельств, с которыми вообще ассоциируется порча, сглаз или доспешка. Как правило, этиология одержимостисоотносится в крестьянских рассказах с порчей на свадьбе, негативнымиотношениями в семье либо внутри крестьянской общины или встречей со странником-колдуном. Из пяти кликуш, опрошенных М. П. Никитиным летом 1903 г. в Саровском монастыре, две считали себя испорченными соперницами — любовницами своих мужей, две связывали порчу с днем своей свадьбы и одна считала, что ее испортил странник, как-то раз ночевавший у них в избе 67 . Как правило, те «эпидемии» кликушества, которые описывали исследователи конца XIX — начала XX в., былисвязаны или со свадьбами, или со слухами о появлении в общине «сильного» вредоносного колдуна.

Если отвлечься от восприятия кликушества в качестве исключительно негативного психосоматического или религиозного явления и попытаться определить, так сказать, прагматическое значение кликуши в повседневной социальной действительности русской деревни, можновыявить две отчетливые функциональные доминанты. Во-первых, кликуша публично выкликает имя колдуна, портящего односельчан. Во-вторых, вселившегося в нее демона используют для гаданий и предсказания будущего 68 .

Проблема социального значения крестьянских нарративов о колдовстве, порче и сглазе нуждается в специальном анализе. Вероятно, однако, что в определенных кризисных ситуациях, будь то эпидемия, неурожай, матримониальные неурядицы и т. п., магические способы определения имени колдуна вкупе с попытками изгнать его из общины или убить служили эффективным средством для снятия социального напряжения. Естественно, что «козлом отпущения» в такой ситуации легко мог стать человек, не имевший никакого отношения к магическимпрактикам, но вызывавший недоверие или раздражение односельчан в силу девиантности своего поведения. Существует несколько устойчивых мотивов крестьянских мифологических рассказов об идентификации личности колдуна: при помощи специального магического приема его вынуждают прийти в ту избу, где он сделал порчу; знахарь показывает лицо колдуна в блюдце или стакане с наговоренной водой и предлагает жертве колдовства выколоть портежнику глаз, в результате чего тотдействительно кривеет; колдуна-оборотня узнают по отметине илитравме, полученной им в облике животного и т. п. 69 В повседневномкрестьянском обиходе существовала и практика слежки за колдунами — особенно в календарные даты, предполагающие особую колдовскую активность (Великий Четверг, Иванов день и др.). Вот, например, что рассказывает об этом гдовская крестьянка:

Собиратель : А не говорили, что колдун может у коровы молоко отбирать как-то?
Информант : Все говорили! Все. Все. И вот однажды сидели. эты. ребята. Сидели. Вот на энтот Великой Четверег. Это. И вот моя дочка. по-моему, сидела. Вот решили покараулить. А у ней на крыши — на своей крыши — было сделано. Вот крыша — я ниче не знаю, так у меня ниче не сделано, а у ней вот на этой вот посреди крыши вот сделана такая дырка. И вот как ветер, вот. это. так отхлестнет — это шифера прибита резинова — и опять захлестнет. И вот все это говорили, што вот эта — чужих коров ей молоко носи в эту дырку черти.
Собиратель : Черти?
Информант : Да. Черти носят молоко. А наскоко верно — мы ня знаим. И вот это. Ну и ребята собрадися: «Давайте будем сидеть». Там и это. А мы тут даже рядом жили. Так нам-то она о-ой. Творила делов! Все время скотина болела. И не завести было, и болела все и. И вот это. сидят они. Сидят и, грют, вдруг от ей што-то вылетело как горящее. Мы, грит, бежали — себя не помнили, куда бежали,с испуга. Што-то, грит, вылетело, как, грит, от горящее ще-то, говори, полетело в деревню. И мы, грю, убежали вот от этой колдуньи 70 .

Можно предположить, что функциональная природа кликушестватесно связана именно с определением имени колдуна и его социальной институциализацей. Устами кликуши деревенский мир говорил то, чтоне могло быть сказано другим образом: тот или иной односельчанин занимается вредоносным колдовством и должен быть наказан или исключен из крестьянского сообщества 71 .

Таким образом, первоначальнымстимулом к распространению «эпидемии» кликушества могла быть та или иная кризисная ситуация, обусловливающая потребность в идентификации и изгнании колдуна. Надо сказать, что подобные «эпидемии» выкликания имени колдуна нередко приводили к самым серьезным последствиям. Так, в 1879 г. в тихвинской деревне Врачево крестьяне сожгли пятидесятилетнюю солдатскую вдову Аграфену Игнатьеву, на которую выкликали испорченные 72 . Воспоминания об этом инциденте сохранились в местной устной традиции вплоть до 1990-х гг.:

Дак вот, вот в этом огороде, вот там, на задворке, вот, в огороде, прежде, прежде была избушка, дак така была колдунья, и эта колдунья — это рассказывала, это мне свекр свой говорил, — эта колдунья людей порчила, на ее уси были обозливши, и она жила там вот одна, одна избушка така была, так ей сжигали. Вот она умерла, может быть, бы, а ее сожгли. Чтоб пусть — она людей травила, дак люди страдали, дак пострадай и ты. Дак вот ей и сжигали тут. Это, это слышала, желанный, така была колдунья, нехорошая 73 .

Специально исследованная Н. В. Краинским «ащепковская эпидемия» кликушества (дело происходило в Смоленской губернии в1897-1898 гг.) 74 началась, по-видимому, с неприязненных отношений между предполагаемой колдуньей Сиклитиньей Никифоровой и ее соседкой Василисой Алексеевой. Сначала на Сиклитинью стала выкликать Василиса: «Сиклитинья меня спортила! Много она насажала; она еще семерым насажала, и те еще закричат! Не верите мне? Тогда повидите, вместе гулять будем!» 75 . Вскоре предсказание Василисы «сбылось», и в конце концов Сиклитинье пришлось уехать из деревни в Москву.
Трудно сказать о том, какую из двух рассматриваемых социальных функций следует считать первичной. С одной стороны, возможно, что именно «поиски колдуна» служили исходной причиной появления кликуши (кликуш) в деревенской общине. Даже если портежника действительно подвергали остракизму или убивали, это не избавляло испорченных от одержимости: они, так сказать, оставались жертвами социальной необходимости.

Впоследствии кликуша могла занять определенную нишу в повседневной жизни крестьянской общины: в этом случае ее одержимость использовалась для гадания. Однако по тем или иным причинам она могла оставаться и не инкорпорированной в деревенский обиход. Именно в такой ситуации одержимость воспринималась в качестве сугубо негативного эффекта, требовавшего совершения экзорцизма.

С другой стороны, «пророческая» функция кликуши не только имеет самостоятельную значимость, но и находит определенные аналогии в различных формах крестьянской религиозной культуры. Хотя ясновидение кликуш может интерпретироваться исключительно в контексте одержимости бесом: «будто бы в то время, когда. кликуша лежит без движения и как бы спит, бес выходит из нее, рыскает по свету и разузнает о спрашиваемом» 76 , — известны случаи, когда в роли прорицающего демона неожиданно оказывается Богородица. В этом смысле показательно дело «о бесноватой девке Щаниковой» (известной также как «елховская Дунюшка»), рассматривавшееся в Нижегородской палате уголовного суда в начале 1850-х гг. 77

Осенним вечером 1848 г., «незадолго до праздника Покрова», крестьянская девушка из нижегородского с. Елховка Авдотья Щаникова увидела «положенную неизвестно кем на окно дома тряпицу, завязанную узлом».

Взяв эту тряпицу, Авдотья ее развязала, и в ней оказалось зерен с 10 гороху и уголь. Тут вдруг Авдотья сделалась как бы в сумасшествии и пролежала до другого дня, а на другой день с разными конвульсиями стала кричать, что ее испортил какой-то Митька и посадил в нее, Авдотью, дьявола, каталась по полу и билась. Около праздника Рождества Христова во время сумасшествия стала кричать о Казанской Божией Матери и просить у нее прощения. кричала, что Казанская Божия Матерь ее мучает за то, что ее, Божию Матерь, заморозили и она, Авдотья, ее не почитает; просила внести в избу Божию Матерь. Этот образ Казанския Божия Матери. был вынесен в сени и стоял без всякого уряда на полке — и об этом-то образе Авдотья. кричала и произносила слова, что образ заморозили, не почли — и за это ее Авдотью Казанская Божия Матерь мучает и будет морозить ее. до тех пор, когда на Авдотья украсит и исправит этот образ дорогими каменьями полотном. есть ли этот образ будет Авдотья обмывать водою и пить воду натощак — то из нее диавол выйдет кровью. 78

Действительно, после того как мать одержимой «взяла из сеней образ, обмыла его водою и стала воды давать Авдотье», у нее «открылись необыкновенные крови и шли чрез детородную матку три дни. После этих кровей ей. сделалось гораздо легче — перестала зябнуть и стала спать». Впрочем, приступы одержимости на этом не прекратились: «Авдотья стала кричать, что она Божией Матерью от диавола и от мороза избавлена, но страдает уже не от дьявола, а по Божьему повелению и будет страдать до украшения образа». Кроме того, из слов Авдотьи явствовало, что после «украшения» икона «будет исцелять всякие болезни» 79 .

Однако еще до того, как образ был отправлен в Арзамас к некоему «безногому больному» иконописцу, окрестные крестьянки стали приходить к Авдотье, чтобы поить больных водой, «слитой» с образа, а также чтобы послушать «предсказания» «елховской Дунюшки». Односельчанка Щаниковой Макрида Тимофеева показывала по этому поводу следующее:

Первый раз ходила я узнать о том, что выздоровеет ли у меня сын хворый, но зачем пришла, того не объяснила, а загадала только про себя и подала ей яйцо. Взявши его, Авдотья мне сказала: «Что на эту благодать тебе сказать? Матушка заступница, что мне на это сказать?» Потом, помолчавши, ответила: «Дуня дура, разве ты не знаешь, что на это сказать, получит ли кто благодать, золотой венец да крест, да положить их в церкви в кладовую до времени да вынести в поле на волю». Второй раз я пришла в праздник Покрова, желая узнать о человеке, попавшем в несчастие, и подала яблоко да грош, опять об этом ничего ей не сказавши. Взявши это, она стала отказываться отвечать, говоря: «Что тебе отвечать на эту благодать, сегодня праздник, Матушка заступница не велит сказывать», — а потом сказала: «Яма-то вырыта, как мне, Дуня дура, быть, как бы не попасть в эту яму, как быть, как обойти, да, Матушка, нельзя ли мимо обойти эту яму, как обойти, чтоб не попасть в эту яму? — попадешь да выйдешь». Оба эти предсказания действительно и сбылись. Сын мой выздоровел, а человек, о котором спрашивала, из острога выпущен» 80 .

Хотя история Авдотьи Щаниковой, неожиданно превратившейся из одержимой «дьяволом» в глашатая Казанской Богородицы, достаточно специфична, она в существенной степени корреспондирует с рассмотренными во второй главе настоящей работы материалами о северно-русском и сибирском крестьянском визионерстве ХVI-ХVШ вв. — начиная со статьи Стоглава о «лживых пророках». Содержательно крестьянские видения этого времени зачастую связаны с рядом специфических запретов и предписаний (запрет на матерную брань, пьянство и «питье табака», необходимость почитания праздничных дней), сопровождающихся отчетливо выраженными эсхатологическими угрозами.

На мой взгляд, именно устойчивым присутствием темы табака в крестьянских эсхатологических видениях конца XVII в. можно объяснять соответствующую фобию у кликуш более позднего времени. Важно и другое: хотя крестьянское визионерство, по всей вероятности, не имело прямой связи с одержимостью кликотой, его физиологические характеристики сопоставимы с симптомами кликушеского припадка. Визионеры «трясутся и убиваются», их «тружает», «Божья сила» ударяет их об землю и т. п. Кроме того, нередко в видениях является не Христос, Богородица или чтимый святой, а чудотворный образ, выступающий в роли самостоятельного потустороннего существа, не только сообщающего визионеру определенную информацию, но и требующего от последнего тех илииных действий.

В этой связи показательна более поздняя (1860-е гг.) история видений парализованной крестьянки Анны Ермолаевой, изложенная С. И. Штейнбергом 81 . Однажды Анна, ночевавшая в доме соседа,увидела во сне «огромную женщину», которая приказала ей встать и нести иконы. Анна отвечала, что не владеет ни руками, ни ногами. «Онавзяла одну икону, спустила с нее воды и умыла меня. Поставила она потом икону на место, духом дунула, и вот иконы стали точно золотые. Тогда Заступница, которая на одной иконе была, открыла глазки, и я припала к ней. Она сказала мне: „Не ты ко мне пришла, скорбная, а я к тебе».

Вдруг я проснулась и поднялась на ноги, выхожу в сени, а икона стоит там и сияет». В последующих сновидениях богородичная икона последовательно требовала у Анны, чтобы та взяла ее к себе в дом, рассказала обо всем происходящем священнику и, наконец, отнесла ее в церковь. Любопытно, что в персональном нарративе Анны Ермолаевой «открытие» новой чудотворной иконы непосредственно ассоциируется с кликушеством: «До этого времени женщины в церкви никогда не кричали, а когда я приобщалась, так у обедни начала кричать одна порченая женщина. Отслужили молебен, подвели ее прикладываться к иконе и вдруг враг из нее вышел. После этого народ стал собираться и служить молебны» 82 .

Таким образом, в русской народной культуре Х VII -Х I Х вв. обнаруживается значительное количество явлений, типологически и функционально сопоставимых с кликушеской одержимостью. В связи с этим необходимо вернуться к проблеме единства крестьянских религиозно-мифологических представлений, связанных с кликушеством. Прежде всего: как соотносится речевое поведение кликуши с представлениями овселяющемся в нее существе?

Здесь наблюдается ряд противоречий. Кликуша может то говорить от имени «антропоморфного» существа, обладающего именем и какими-то социальными признаками, то кричать голосами различных животных 83 .

Конечно, в данном случае можно просто указать на широко распространенные мифологические представления о частичном или полном зооморфизме демонов, «своего рода неизбывность демонической сущности, словно „проступающей покраям» человеческой личины в виде териоморфных признаков» 84 .

Но, все же было бы любопытно выяснить, почему кликоте приписываются те или иные зооморфные черты, в частности — голоса определенных животных (чаще всего: кукушки, петуха, собаки, кошки, лошади). При этом представления о проникновении порчи в человеческое телонередко соотносятся с образами насекомых, земноводных или мелких грызунов 85 , что никак не соответствует тем голосам, которыми кричит одержимая.

Исходя из этого, довольно трудно говорить о более или менее целостном образе вселяющегося в кликушу демонического существа. Вместе с тем, все перечисленные характеристики последнего довольно легко укладываются в рамки славянских народных представлений о материальных формах существования души умершего или спящего человека 86 .

Показательно, в частности, что одним из наиболее устойчивых «зооморфных» признаков русской кликоты является крик кукушки: в целом ряде восточнославянских регионов именно кукушку считают воплощением души умершего, нередко с кукованием кукушки связывалась особая форма голошений «по своим горям» 87 .

С другой стороны, в некоторых южнославянских традициях распространено представление об особом магическом эффекте кукования: кукушка, в частности, может «закуковать корову», т, е. отнять у нее молоко. «Чтобы кукушка не „закуковала корову». принимали превентивные меры. В западной Болгарии (район Софии) весной, когда начинала куковать кукушка, совершали обряд, называемый откукване кравата от кукувица. Его исполняли две женщины. Они окропляли водой всех отелившихся коров и буйволиц, впервые выгоняемых на выпас, и переговаривались: „Куку! — Што кукаш?» ‘Ку-ку! — Что кукуешь?’. Ответ на этот вопрос был таков: „Откуквам млеко и масло» ‘Раскукиваю молоко и масло’. Завершался диалог репликами: „Откука! го! — Откуках го!», ‘Раскукай его! — Раскукала я его!’» 88 . В южнославянской же традиции подражание крику кукушки используется в обряде, предотвращающем превращение покойника в вампира 89 .

Л. Н. Виноградова, специально исследовавшая проблему специфики крестьянских представлений о демонах, вселяющихся в бесноватых, также указывает на «связь мифологических персонажей этой категории с символикой души». По ее предположению, основой для славянских поверий о вселении в человека «нечистого духа» послужили «архаические представления о вредоносных душах умерших („заложных» покойников), лишенных возможности перейти в загробный мир», а «праформой духов, летающих по воздуху и обитающих в воде, способных вселяться в людей (равно как и в объекты живой и неживой природы), могут быть мифические существа, определяемые в древнерусских источниках как „навьи»» 90 .

Действительно, по некоторым свидетельствам, демон, владеющий кликушей, прямо именуется душой самоубийцы или умершего неестественной смертью 91 . На это же указывает и использование глаголов гулять и ходить в самоописании демонов: здесь очевидна связь с образом ходящего покойника, не принятого землей и тревожащего живых.

Вместе с тем, имеющиеся материалы не дают оснований говорить осколько-нибудь устойчивой и последовательной традиции крестьянских поверий, связанных с обликом и происхождением кликоты 92 .