Когда начинается жизнь человека с точки зрения права

Publication in electronic media: 20.03.2011 under http://journal.forens-lit.ru/node/209
Publication in print media: Актуальные вопросы теории и практики судебно-медицинской экспертизы, Красноярск 2007 Вып. 5

А. В. Агафонов, А. А. Ермилов

Сибирский институт бизнеса, управления и психологии, г. Красноярск

В полном соответствии с рекомендациями об определении критериев живорождения и мертворождения, начальным моментом жизни человека следует считать «.. .полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма матери вне зависимости от продолжительности беременности, причем плод после такого отделения дышит или проявляет другие признаки жизни; такие как сердцебиение, пульсация пуповины или произвольные движения мускулатуры, независимо от того, перерезана пуповина и отделилась ли плацента».

При наличии всех перечисленных выше признаков плод признается новорожденным, а, следовательно, уже человеком из чего, в свою очередь, следует, что посягательство на его жизнедеятельность в этот момент становится уголовно наказуемым.

Подобное определение начала жизни предлагает в частности А.Н. Красиков. Впрочем, по мнению СВ. Бородина «. свою позицию он высказывает недостаточно четко, подменяя при изложении вопрос о том, когда необходимо считать умерщвление появившегося или появляющегося на свет плода убийством, вопросом о живорожденности плода». Однако, по нашему мнению, именно нормативно-правовое определение самого начала жизни позволяет нам решить вопрос и о признании ее окончания, в том числе и от криминального фактора, ибо невозможно реально посягнуть на то правовое благо, которым еще не обладает соответствующий субъект возникающего на тот момент правоотношения. Другое дело о правомочности подобной ссылки. Имеет ли право конкретный правоприменитель для разрешения проблем поднимаемых уголовным законом, т.е. нормативно-правовым актом, использовать разъяснения, изложенные в приказе Минздрава, который в свою очередь является всего лишь поднормативным актом. Не лучше ли подобное разъяснение дать на уровне федерального закона, либо на крайний случай предложить его судебное толкование.

Впрочем, буквально толкуя норму, изложенную в современном уголовном законодательстве можно попытаться и самостоятельно установить то время, с которого фактически наступает уголовно-правовая охрана жизни человека, т.е. иными словами определить начало жизни человека в уголовно-правовом смысле. Так, согласно тексту уголовного закона убийство новорожденного ребенка возможно уже во время родов. При этом их «началом. считается появление регулярных схваток», т.е. мышечных сокращений матки роженицы. Следовательно, и жизнь человека в уголовно-правовом смысле начинается именно с этого момента. Подобное положение, кстати, закреплено и в Конституции Российской Федерации. Так, согласно ст. 17 этого нормативно-правового акта: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения». Причем Конституция России отнюдь не конкретизирует темпоральных рамок этого физиологического процесса, из чего, как раз и следует, что основные права и свободы человека принадлежат каждому именно с начала, а не с конца, рождения.

При этом необходимо указать, что подобную позицию ранее разделял А.А. Жижи-ленко, а позднее, и некоторые ученые-криминалисты постсоветского периода. Так, например, Семернева Н.К., Побегайло Э.Ф. и Борзенков Г.Н. прямо указывали, что началом жизни человека традиционно принято считать начало физиологических родов.

При этом, последние, в частности, считали, что пока не начались роды, будет налицо уголовно-ненаказуемое умерщвление продукта зачатия, т.е. криминальным абортом, но как только они начались, лишение жизни появляющего плода следует считать уже убийством.
Нескольку иную, хотя и довольно близкую позицию, высказал по этому вопросу А.А. Пионтковский. По его мнению, «следует рассматривать как детоубийство не только убийство новорожденного после отделения плода от утробы матери и начала самостоятельной жизни ребенка, но и убийство, совершенное во время родов, когда рождающийся ребенок еще не начал самостоятельной внеутробной жизни (например, нанесение смертельной раны в голову рождающемуся ребенку до того момента, когда он начал дышать)».

Ранее в поддержку этой позиции высказывались соответственно Б.С. Утевский, Ш.С. Рашковская, а позднее СВ. Бородин, Г.И. Борзенков и В.Д. Иванов.

При этом последний прямо указывал, что «. начальным моментом жизни является .. .момент прорезания головки ребенка».

В прочем указанные точки зрения не отличаются оригинальностью. Так, еще в начале прошлого века В.Н. Набоков указывал, что началом жизни человека следует считать «появление из утробы матери какой-либо части тела ребенка, с этого момента понятие плода заменялось понятием ребенка».

Более конкретизировано к этому вопросу, по нашему мнению подошли А.Б. Мельниченко, М.А. Кочубей и С.Н. Радачинский, по мнению которых «. жизнь становится самостоятельным объектом уголовно-правовой охраны с момента появления ребенка во время родов, фактического (биологического) отделения его от тела матери».

Впрочем, ради формальной объективности следует указать, что «Диссонансом этому мнению была позиции М.Д. Шарго-родского, считавшего начало жизни отделение плода от утробы матери и начало дыхания».

Позицию последнего, несколько позднее, поддержал и Н.Г. Иванов, утверждавший, что «Началом жизни человека считается момент первого дыхания новорожденного».
Кроме того, по нашему мнению, необходимо отметить, что с точки зрения современной биологии (генетики и эмбриологии) жизнь человека как биологического индивидуума начинается с момента слияния ядер мужской и женской половых клеток и образования единого ядра, содержащего неповторимый генетический материал.

. Поэтому очевидно, что аборт на любом сроке беременности является намеренным прекращением жизни человека как биологического индивидуума.

. Однако условия жизни в стране таковы, что запрещение абортов сегодня поставит более 1 млн. женщин в очень сложное и почти безвыходное положение».

В заключение изложенного необходимо подчеркнуть, что установление начала жизни имеет весьма существенное значение при разграничении аборта и уголовно-наказуемого причинения смерти новорожденному.

Более правомочно и логично, по нашему мнению, решен в настоящее время нормативно-правовой вопрос о моменте определения конца жизни, т.е. начала смерти.

Так, Министерство здравоохранения РФ на основании Закона РФ от 22 декабря 1992 г «О трансплантации органов и (или) тканей человека» утвердило инструкцию по констатации смерти человека на основании диагноза смерти мозга. Согласно которой смерть мозга полностью эквивалента смерти человека. Где «смерть мозга есть полное и необратимое прекращение всех функций головного мозга, регистрируемое при работающем сердце и искусственной вентиляции легких».

«В Инструкции определены критерии смерти мозга:

1. полное и устойчивое отсутствие сознания (кома);
2. атония всех мышц;
3. отсутствие реакции на сильные болевые раздражители в области трегиминальных точек и любые другие рефлексы, замыкающиеся выше шейного отдела спинного мозга;
4. отсутствие реакции зрачков на яркий свет; при этом должно быть известно, что никаких препаратов, расширяющих зрачки, не применялось; глазные яблоки неподвижны;
5. отсутствие четырех видов рефлексов (прописанных в Инструкции);
6. отсутствие самостоятельного дыхания.

Продолжительность наблюдения для установления клинической смерти мозга определяется в зависимости от характера его повреждения от 12 до 24 часов, а при отравлении — до 72 часов».

Установление гибели всего головного мозга позволяет конкретному правоприменителю ограничить биологическую смерть от клинической смерти или комы. Так, например, в случае причинения клинической смерти, когда организм потерпевшего удается вернуть к жизнедеятельности, содеянное подлежит квалификации по правилам предусмотренным ч. 3 ст. 30 УК РФ, т.е. как покушение на убийство.

В свою очередь, посягательство на труп, ошибочно принятого за живого человека, следует рассматривать, по правилам фактической ошибки как посягательство на негодный объект, т.е. также квалифицируется как покушение на убийство.

С какого момента уголовный закон охраняет жизнь человека: парадокс регулирования

Ростокинский Александр Владимирович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического факультета ГОУ ВПО Московский городской педагогический университет,

Привалов Александр Васильевич,

адвокат Московской коллегии адвокатов «Последний дозор».

Конституция РФ в ст. 2 провозглашает высшей ценностью человека, его права и свободы. В ч. 1 ст. 20 Основной Закон провозглашает право каждого на жизнь. Признание, соблюдение и защита данного права является обязанностью государства. Последнее должно защищать комплекс личных, неотчуждаемых прав и свобод, а также гражданские права и свободы не только от незаконного ограничения субъектами власти, но и всех других лиц. Важным механизмом их защиты внутри страны является уголовно-правовая защита. Для того, чтобы такая защита достигала своей цели, необходимо четко законодательно определить как момент окончания, так и момент начала человеческой жизни.

С точки зрения биологии, у человеческого существа есть два периода жизни: утробный и внеутробный. Между ними находятся роды, как довольно длительный процесс, который может составлять от 10-12 до 20 часов. Начальным этапом второго периода считается начало течения обменных процессов (легочного дыхания, сопровождающегося первым вдохом и криком) при полном отделении (извлечении) новорожденного от материнского организма. Охрана зародившейся жизни является глубоко нравственным требованием, но и обязательным условием формирования каждой личности, обретения человеческих качеств и всех тех прав человека и гражданина, которые гарантируются и защищаются международным сообществом и государством.

Однако, российский законодатель прямо не называет момент, с которого начинается жизнь человека. Тогда как конечная граница жизни человека зафиксирована в ч.2 ст.9 Закона РФ от 22. 12. 1992 г . «О трансплантации органов и (или) тканей человека» достаточно четко: биологическая смерть (смерть головного мозга) [1] . «Исходя из этого, — пишет Р. Шарапов, — юридическая жизнь человека есть жизнь его мозга, и начало жизни мозга означает начало жизни человека. Следовательно, с правовых позиций, начальная граница жизни человека на сегодняшний день, как минимум, должна связываться с появлением оформившейся массы мозговых клеток (рождением головного мозга), делающих плод жизнеспособным» [2] . А это происходит ещё в материнской утробе задолго до рождения самого ребенка (к пятому месяцу беременности) [3] .

Справедливость такого подхода косвенно признал и наш законодатель в ст.36 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан от 22. 07. 1993 г . В соответствии с ней, искусственное прерывание беременности при сроке свыше 22 недель (примерно 5 месяцев внутриутробного развития плода) проводится только при наличии медицинских показаний и согласии женщины [4] . В медицинской литературе описаны случаи, когда дети, рожденные на этом сроке, выживали [5] .

Следует отметить, что христианская церковь (без различия вероисповедания) признает аборт, независимо от оснований проведения тягчайшим грехом. Не отличаются подходы к данному вопросу представителей и других основных мировых религий. В Российской Империи данная операция признавалась в канонической традиции детоубийством и влекла уголовное преследование, как специалистов изгонявших плод, так и самих женщин, сделавших себе аборт. Однако, советская власть в регулировании абортов далеко опередила всех современных приверженцев секулярного гуманизма или первобытного «права жизни и смерти». Так, совместным постановлением Наркомздрава РСФСР и Наркомюста РСФСР «Об искусственном прерывании беременности» от 18.11.1920 г. аборт был легализован без существенных ограничений. Потом, правда, спохватились, и Постановлением ЦИК и СНК СССР «О запрещении абортов» от 27.06.1936 г. на производство абортов был установлен запрет и введена уголовная ответственность. Они просуществовали до принятия 23.11.1955 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене запрещения абортов» [6] . В данный период допустимыми сроками производства аборта признавались 28 и даже 30 недель.

Следует признать, что это средство остается одним из наиболее «действенных» при низком образовательном и культурном уровне, массовом распаде семей, отсутствии современных знаний и средств контрацепции. По официальным данным Госкомстата РФ, в нашей стране в начале ХХ1 века ежегодно производится около 2 млн. абортов, тогда как в 1992 году их количество приближалось к 3, 5 млн., а в 1997 году составило примерно 2,5 млн. При этом, только 3% из них сделаны по медицинским показаниям на поздних сроках беременности [7] . Количество абортов, производящихся в нелегальных и полулегальных клиниках, исключительно велико, и составляет даже в г. Москве, по различным оценкам, до 40% всех прерываний беременности [8] .

В настоящее время Постановлением Правительства РФ от 11.08.2003 г., которым количество так называемых социальных показаний для искусственного прерывания беременности при сроке от 12 до 22 недель сокращено с 13 оснований до 5 [9] . Но, опять же, лицо, умышленно нарушающее данные ограничения, признаётся не убийцей, а лицом, незаконно производящим аборт, да и то, лишь в том случае, если данное лицо не имеет специального медицинского образования. Об ответственности самой женщины, умышленно прерывающей беременность на таких сроках, закон вообще ничего не говорит.

Возникает во многом парадоксальная ситуация: момент возникновения права на нематериальное благо (право на жизнь), закрепленный в федеральном законодательстве, значительно отстоит во времени от момента появления у него этого блага (зарождения жизни). Так, согласно ч. 2 ст. 17 и ч. 1 ст. 20 Конституции РФ, право на жизнь принадлежит каждому от рождения, а в соответствии с ч. 2 ст. 17 ГК РФ правоспособность гражданина возникает в момент его рождения. Но биологическое рождение ребенка является достаточно продолжительным процессом. В результате такой неопределенности законодательство и правоприменительная практика связывают юридический факт с медицинскими критериями живорождения человека, которые, как известно, констатируются после полного рождения ребенка (появления его на свет в целом) [10] .

Ещё больше вопросов вызывает подход отечественного законодателя к решению вопроса уголовно-правовой охраны жизни рождающегося человека. Прежде всего, стоит отметить такой привилегированный состав преступления, как убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 УК РФ). Мало того, что это преступление вообще не признается тяжким, что само по себе препятствует проведению полного комплекса оперативно-розыскных мероприятий по нераскрытым преступлениям, но ещё и открывается широкая дорога к освобождению от уголовной ответственности и наказания женщин, которых просто не получается назвать матерями, их амнистий, условно-досрочных освобождений и т.п.

Большую сложность при этом представляет квалификация действий, выражающихся в активном воздействии на плод на поздних сроках беременности до начала родов, с целью умерщвления плода и (или) вызова преждевременных родов. В таком случае, недопустимым является любое вмешательство, не имеющее медицинских оснований, т.е. не имеющее целью спасение жизни женщины или, как минимум, исключения реальной опасности для её жизни. Иное вмешательство является незаконным по смыслу ст.36 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан, но по уголовному закону не преследуется.

Кроме того, в действующей редакции ст. 106 УК РФ момент новорожденности закреплен вообще в противоречии с господствующей в теории уголовного права позицией. Согласно диспозиции названной статьи жизнь человека начинает охраняться хотя не во время родов, но с момента новорожденности ребенка, что в медицинском смысле означает полное изгнание (извлечение) плода с признаками живорождения (легочное дыхание, сердцебиение, крик, произвольные сокращения мускулатуры и др.). В доктрине отечественного уголовного права начало уголовно-правовой охраны жизни человека связывается с моментом появления вне утробы матери какой-либо части тела изгоняемого (извлекаемого) ребенка. Соответственно, умерщвление плода в утробе матери до его появления на свет (даже при наличии реальной возможности сохранить жизнь данному ребенку в случае досрочного рождения) не расценивается как преступление против жизни, а считается прерыванием беременности, которое может квалифицироваться как преступление против здоровья.

Следовательно, буквальное толкование ст.106 УК РФ означает, что жизнь плода в период его изгнания из организма роженицы до полного появления на свет, не говоря уже о его утробной жизни, вообще выпадает из сферы уголовно-правовой охраны жизни человека [11] . Так определяют признаки совершенного преступления и органы дознания: на основании судебно-медицинского исследования обнаруженного трупа новорожденного и установления признаков начала самостоятельного дыхания. Намеренное умерщвление ребенка во время рождения путем непосредственного воздействия на его организм, с точки зрения действующего законодательства, не может признаваться убийством, а является прерыванием беременности. И такой подход, по мнению Р. Шарапова, В. Панкратова и ряда других авторов нельзя признать справедливым [12] . По мнению А.Н. Попова, полностью разделяемому нами, «законодатель сделал только полушаг в уголовно-правовой охране жизни, …не увязав ответственность за данное преступление с уголовно-правовой охраной жизни ребенка, находящегося в утробе матери» [13] .

Представляется, что решение проблемы уголовно-правового закрепление момента начала охраны жизни следует отыскивать с учетом зарубежного, прежде всего, европейского, законодательного опыта. Например, германский законодатель включил в Раздел 16 «Преступные деяния против жизни» УК ФРГ семь (!) достаточно объемных параграфов, в том числе:

1) об ответственности за прерывание беременности на сроках более 12 недель без заключения врача, а также на сроках беременности более 22 недель при отсутствии чрезвычайных показаний (прг. 218 и 218-а);

2) об ответственности врачей и персонала специальных клиник за нарушение порядка производства предварительных консультаций, выдачи заключений и правил производства аборта (прг. 218 b — c , 219);

3) об ответственности за публичную агитацию за прерывание беременности, включая рекламу соответствующих услуг «из корыстных целей или в грубой предосудительной форме», а также за сбыт средств и предметов, предназначенных для прерывания беременности (прг. 219а- b ) [14] . Ничего подобного нашей статье 106 УК РФ в уголовном законодательстве Германии давно нет и в помине: жизнь каждого должна защищаться равным образом. Если же роженица находится в аффективном состоянии, не вполне отдает отчет в своих действиях и т.п., — то надо применять соответствующие нормы об ограниченной вменяемости убийцы, а не загодя ориентировать суд на снисхождение по формальным признакам.

Под влиянием законодательной практики ведущих государств Европы во многих странах аборт, проведенный на поздних сроках беременности от 12 до 22 недель, начинают рассматривать как убийство, независимо от согласия и роли в этой операции самой беременной женщины, если отсутствует единственное чрезвычайное обстоятельство, необходимость спасения жизни женщины. Так, в 2004 году в США был принят федеральный «Акт о защите нерожденных жертв насилия», в котором зародыш признается человеческим существом и имеет такие же права, как и новорожденный [15] .

У нас же судебная практика по делам о детоубийстве и незаконных абортах формируется под влиянием взаимоисключающих требований, предъявляемых обществом к правоприменительной деятельности: безусловной защиты каждой человеческой жизни и строгого наказания за убийство, с одной стороны, и требования снисхождения к «оступившейся» женщине, которой «нельзя ломать жизнь», с другой стороны. Признание приоритета второго требования неизбежно ведет к узаконенному варварскому преуменьшению значения для общества жизни одних граждан (не сделавших ничего плохого) относительно значения снисхождения к преступным действиям матери-детоубийцы. Кстати, она находится в заведомо выигрышном положении в уголовном процессе: никто не может обжаловать заведомо мягкий приговор, необоснованное прекращение уголовного дела, кроме отца ребенка. А он, обычно, неизвестен.

Для достижения полной логики в урегулировании рассматриваемого вопроса не обойтись и без изменения отдельных конституционных норм. В частности, норму ч. 2 ст. 17 Конституции РФ можно изложить следующим образом: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения, если иное не предусмотрено настоящей Конституцией». А императив ч. 1 ст. 20 Конституции РФ дополнить следующей оговоркой: «Каждый имеет право на жизнь, достигнув 22 недель утробного развития». Для этого нужен пакет законодательных изменений, затрагивающих, конечно, не только Особенную часть УК РФ. В рамках совершенствования уголовного закона целесообразно:

1. Нормы ст.106 УК РФ привести в соответствие с приоритетами конституционно-правовой охраны права на жизнь каждого ребенка, изложив их следующим образом: «Убийство женщиной вынашиваемого ребенка в период более двадцати двух недель беременности, во время или сразу же после родов, а равно убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации или в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости – наказывается лишением свободы на срок до шести лет».

2. Дополнить перечень преступлений, содержащийся в ч.2 ст.20 УК РФ составом преступления, «убийство матерью новорожденного ребенка» (статья 106) для исключения усиления ответственности подростков, совершивших данное преступление по ст.105 УК.

3. Снабдить ст.105 УК примечанием, содержащим разъяснение употребляемых в уголовном законе терминов и оценочных понятий, закрепив, что «человеком в статьях настоящего Кодекса признается ребенок в возрасте более 22 недель беременности, новорожденный ребенок, иное физическое лицо до наступления смерти».

4. Соответствующие изменения необходимо будет внести в нормы п. «а» и «г» ч.2 ст.105 УК РФ, а также ч.1 ст. 111 УК РФ:

а) признак п. «а» ч.2 ст.105 УК РФ должен включать также убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности при сроке 22 и более недель». Ответственность в каждом таком случае должна наступать с учетом п. «в» этой же части статьи, т.е. беспомощности второго потерпевшего;

б) признак п. «г» ч.2 ст.105 УК РФ должен звучать как: убийство «женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности при сроке не более 22 недель»;

в) соответствующий признак тяжести вреда, причиненного здоровью, предусмотренный ст.111 УК РФ, следует сформулировать как «прерывание беременности сроком не более 22 недель».

Представляется, что данные рекомендации будут способствовать достижению социального компромисса между идеей абсолютной неприкосновенности и защиты человеческой жизни и нравственно-правовой концепцией свободы материнства, подразумевающей, в том числе, и политику семейного планирования.

1. Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. №2.

2. Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. №33.

3. Собрание законодательства РФ. 2000. № 26.

4. Собрание законодательства РФ. 2003. № 33.

5. Гражданское право. Часть.1: Учебник / под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 1998.

6. К вопросу о начале уголовно-правовой охраны жизни человека // Уголовное право. 1999. №4.

7. Краткая медицинская энциклопедия: В 3-х т. Т.2. 2-е изд. М., 1989.

8. Краснопольская И., Соколова И. Убийство по диагнозу // Российская газета. 2002. 30 августа.

9. Крылова Н.Е. Ответственность за незаконное производство аборта и необходимость уголовно-правовой защиты «будущей» жизни // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2002. №6.

10. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Изд. 2-е / Под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. М., 1999.

11. Панкратов В. Проблемы установления уголовной ответственности за незаконное производство аборта // Уголовное право. 2001. №3.

12. Попов А.Н. Убийства при отягчающих обстоятельствах. М., 2003.

13. Российский статистический ежегодник. М., 1999.

14. Романовский Г.Б. Гносеология права на жизнь. СПб., 2003.

15. Тасаков С., Шумилов А. Искусственное прерывание беременности (аборт). Уголовно-правовые аспекты // Уголовное право. 2004. №2.

16. Уголовный кодекс ФРГ ( 1871 г . ) по сот. на 17.08.1999 г.. / Пер. с нем. под ред. А.В. Серебрянниковой. М., 2000.

17. Шарапов Р. Начало уголовно-правовой охраны жизни человека: опыт юридического анализа. // Уголовное право. 2005. №1.

Поступила в редакцию 19.08.2009 г.

[1] Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. №2. Ст.62; Собрание законодательства РФ. 2000. № 26. Ст.2738

[2] Шарапов Р. Начало уголовно-правовой охраны жизни человека: опыт юридического анализа. // Уголовное право. 2005. №1. С.75.

[3] Краткая медицинская энциклопедия: В 3-х т. Т.2. 2-е изд. М., 1989. С.439..

[4] Ведомости Съезда народных депутатов РФ и Верховного Совета РФ. 1993. №33. Ст.1318.

[5] Краснопольская И., Соколова И. Убийство по диагнозу // Российская газета. 2002. 30 августа. С.7.

[6] Цит. по: Тасаков С., Шумилов А. Искусственное прерывание беременности (аборт). Уголовно-правовые аспекты // Уголовное право. 2004. №2. С.67.

[7] Российский статистический ежегодник. М., 1999. С.175.

[8] Тасаков С., Шумилов А. Указ. соч. С.69.

[9] Собрание законодательства РФ. 2003. № 33. Ст.3275.

[10] Гражданское право. Часть.1: Учебник / под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. М., 1998. С. 98; Романовский Г.Б. Гносеология права на жизнь. СПб., 2003. С. 45-46, 52.

[11] Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. Изд. 2-е / Под ред. Ю.И. Скуратова и В.М. Лебедева. М., 1999. С.237.

[12] Шарапов Р. Указ. соч.С.75-76; К вопросу о начале уголовно-правовой охраны жизни человека // Уголовное право. 1999. №4. С.31-33; Панкратов В. Проблемы установления уголовной ответственности за незаконное производство аборта // Уголовное право. 2001. №3. С.43; Крылова Н.Е. Ответственность за незаконное производство аборта и необходимость уголовно-правовой защиты «будущей» жизни // Вестник Московского университета. Серия 11. Право. 2002. №6. С.53.

[13] Попов А.Н. Убийства при отягчающих обстоятельствах. М., 2003. С.346.

[14] Уголовный кодекс ФРГ ( 1871 г . ) по сот. на 17.08.1999 г.. /пер. с нем. Под ред. А.В. Серебрянниковой. М., 2000. С.127-131.

[15] Цит. по: Тасаков С., Шумилов А. Указ. соч. С.67.

§ 5. Момент возникновения права на жизнь

Комплексное рассмотрение вопросов, которым посвящено настоящее исследование, невозможно без установления начальной точки отсчета человеческой жизни и определения момента возникновения права на жизнь. Различны ли они во временном факторе и какова их взаимозависимость?

Если обратиться к историческому аспекту, то на протяжении тысячелетий началом жизни считалась явная способность самостоятельно двигаться. Вслед за Аристотелем Католическая церковь полагала зародыш безжизненным (foetus inanimatus) до первого его уловимого шевеления и соответственно живым (foetus animatus) только после первого шевеления. Интересно отметить, что «становление живым» у эмбрионов мужского пола Аристотель отмечает на четвертом месяце после зачатия, а у зародышей женского пола — на третьем *(313).

Итак, в далеком прошлом начало жизни и конец совпадали с первым и последним самостоятельным движением.

В настоящее время науке известны все моменты этого сложного процесса. Однако вопрос о том, когда же возникает право на жизнь, по прежнему будоражит умы исследователей.

Напомним, что ст. 17 Конституции РФ провозгласила: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения». Следовательно, Основной закон связывает возникновение прав и свобод человека с определенным юридическим фактом — фактом рождения. И в этом он, по сути, соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права. Так, в ст. 16 Международного Пакта о гражданских и политических правах, ст. 6 Всеобщей Декларации прав человека закреплен лишь следующий принцип: «Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъектности». То есть, исходя из смыслового толкования этого положения, можно сделать вывод, что и данные международно-правовые акты признают правосубъектным только уже родившегося человека, а не эмбрион.

Аналогичное содержание мы находим в региональных международных документах. Исключение составляет Американская конвенция о правах человека, где в ст. 4, закрепляющей право на жизнь, прямо указывается: «Это право защищается законом, как правило, с момента зачатия». Подобная формулировка означает то, что применительно к одному из прав человека можно говорить об ином моменте его возникновения, чем установлено в общем порядке.

Известная осторожность в международном праве применительно к данной проблеме понятна. Вопрос настолько серьезен, что отказ от категорического закрепления права на жизнь с момента зачатия повлечет глубокие изменения национальных правовых систем.

Не найдем мы в международно-правовых актах и ответа на вопрос, как определить ту временную грань, тот момент, в который человек считается родившимся.

В течение многих лет в научной среде ведутся дискуссии по поводу момента возникновения, объема содержания и утраты права на жизнь, приводящие порой к диаметрально противоположным суждениям.

Ф. Энгельс не случайно подчеркивал, «что это очень хорошо известно юристам, которые тщетно бились над тем, чтобы найти рациональную границу, за которой умерщвление ребенка в утробе матери нужно считать убийством» *(314).

Некоторые ученые утверждают, что началом жизни человека следует считать пребывание в утробе матери, другие же — момент рождения. Китайцы, например, даже годы жизни человека считают не с момента рождения, а с момента зачатия. По европейскому календарю человеку может быть 17 лет, а по китайскому — соответственно почти 18. *(315)

Одни вопросы неизбежно порождают другие, в частности, когда берет свое начало уголовно-правовая охрана человеческой жизни?

Сложность заключается в том, что такие события, как рождение, равно так же, как жизнь и смерть, не одномоментный акт, а продолжительный процесс. Кроме того, критерии, дающие основание утверждать о факте наступления этих событий, в первую очередь, обусловлены достижениями современной практической медицины.

Исторически первое, с чем уголовно-правовая наука стала связывать начало жизни человека, — это «начало самостоятельной, вне организма матери, жизни рожденного ребенка» *(316). В начале XIX столетия эту мысль четко выразил А.П. Фейербах. Ему же принадлежат слова: «Начало жизни — это когда младенец получил уже жизнь и члены, то есть живой членоустроенный младенец» *(317).

Альберт Бернер, опираясь на взгляды римских юристов, писал, что «эмбрион — часть матери, подобно как плоды — части дерева, и плод человеческий, не отделившийся от матери, существом самостоятельным признать нельзя» *(318).

Австрийский юрист Франц фон Лист полагал, что «самостоятельное существование начинается с прекращением плацентарного дыхания и наступлением дыхания через легкие» *(319).

Такое определение не лишено здравого смысла, однако при подобном подходе за его рамками остается заметный промежуток времени между прекращением плацентарного дыхания и началом легочного.

В соответствии с такой теорией английская доктрина уголовного права исходила из того, что «в момент родов только что появившейся ребенок не признается человеком» (Стифен, Кенни) *(320). В частности, С. Кенни писал: «Если хотя бы одна нога рождающегося еще осталась в утробе матери, то не может быть убийства. Ребенок считается начавшим жизнь, когда все его тело отделилось от матери, но не обязательно, чтобы пуповина была перерезана» *(321).

В российской уголовно-правовой литературе конца XIX-начала XX в. в силу ее исторической близости к романо-германской правовой семье, господствовал схожий с немецким взгляд на определение момента начала жизни. Например, профессор Н.С. Таганцев не связывал начало жизни с дыханием и считал, что такая позиция «не соответствует как теоретическому учению уголовного права о составе убийства, так и медицинской науке и практике». Он приводил примеры, когда новорожденный по каким-либо причинам не дышал, но в случае оказания помощи был способен дышать. «Еще в прошлом веке повивальные бабки нередко «оживляли» бездыханного ребенка легким шлепком по ягодицам. Поэтому Н.С. Таганцев началом жизни ребенка считал «отделение плода от организма матери, свидетельствующее о начале самостоятельной, внеутробной жизни» *(322). Соответственно объектом убийства Н.С. Таганцев называл только жизнь человека.

Аналогичной позиции придерживались А.К. Вульферт, М.Н. Гернет, Н.А. Неклюдов. Напротив, В.Д. Набоков считал началом жизни человека «появление из утробы матери какой-либо части тела ребенка, с этого момента понятие плода заменялось понятием ребенка» *(323).

Спустя двадцать с лишним лет эту позицию разделил и А.А. Жижиленко *(324).

В уголовно-правовой литературе советского периода первоначально преобладала точка зрения, согласно которой «началом жизни считалось полное отделение младенца от утробы матери» *(325). Однако позже возобладало иное мнение, заключающееся в том, что «убийством содеянное следует считать не только тогда, когда новорожденный отделился от организма матери, но и когда рождающийся ребенок не начал еще самостоятельной внеутробной жизни» *(326). В частности, А.А. Пионтковский определенно высказывался о том, что «детоубийством следует признавать не только убийство новорожденного после отделения плода от утробы матери и начала самостоятельной жизни ребенка, но и убийство, совершенное во время родов, когда рождающийся ребенок еще не начал самостоятельной внеутробной жизни» *(327).

В поддержку этой точки зрения позднее выступили Б.С. Утевский *(328) и Ш.С. Рашковская *(329).

В дальнейшем эта позиция получила свое развитие, и уже в большинстве учебников уголовного права постсоветского периода развития науки началом жизни человека признается «начало физиологических родов» *(330).

Так, С.В. Бородин признает, что «мать, причиняющая смерть рождающемуся ребенку, сознает, что ее действия направлены на лишение жизни человека, а не на прерывание беременности» *(331).

Однако подобное доктринальное толкование вступило в противоречие с появившимся в России нормативно-правовым решением данного вопроса, четко обозначенным в приказе-постановлении Минздрава РФ и Госкомстата РФ от 4 декабря 1992 г. N 318/190 «О переходе на рекомендованные Всемирной организацией здравоохранения критерии живорождения и мертворождения» *(332), а также в являющейся приложением к данному документу Инструкции «Об определении критериев живорождения, мертворождения, перинатального периода».

Обратимся к названным документам. В этих нормативных актах указывается: «Живорождением является полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма матери вне зависимости от продолжительности беременности, причем плод после такого отделения дышит или проявляет другие признаки жизни, такие как сердцебиение, пульсация пуповины или произвольные движения мускулатуры, независимо от того, перерезана пуповина и отделилась ли плацента».

Комментируя приведенное положение, А.Н. Красиков подчеркивает, что начальным моментом жизни человека является «момент, когда констатируется полное изгнание продукта зачатия из организма беременной. Отсутствие у плода после полного его отделения или извлечения из организма роженицы дыхания, других признаков жизни (пульсации пуповины или произвольных движений мускулатуры) говорит о мертворождении» *(333).

Солидаризуясь с А.В. Наумовым, представляется важным обратить внимание на то, что «указанные нормативные документы вряд ли достаточно авторитетны в правовом смысле для решения столь серьезного вопроса. Разумеется, что данный вопрос должен быть решен на законодательном уровне (федеральном)» *(334).

В юридической литературе иногда можно встретить утверждение, согласно которому «человеческая жизнь начинается практически с момента зачатия», на основании этого делается вывод о том, что «и уголовно-правовая охрана жизни человека должна начинаться задолго до рождения ребенка. Жизнь человека начинается не с момента рождения, а с момента зачатия. Уже первая клетка — зигота — является неповторимой личностью и содержит полную информацию о человеке: пол, рост, цвет волос, черты лица, группу крови, особенности. Несколько дней после зачатия ребенка формируются дыхательные органы. Сердце начинает биться через 18 дней, после 21 дня начинает работать его особая система кровообращения, кровь ребенка не смешивается с кровью матери и может отличаться от нее по кровяной группе. В течение всего внутриутробного развития новый человеческий организм нельзя считать частью тела матери. Нельзя его сопоставлять и с организмом матери. Поэтому ясно, что аборт в любой стадии беременности является намеренным прекращением жизни человека как биологического индивидуума» *(335).

Не разделяя этого мнения, попытаемся аргументировать свою позицию несколько позже.

Е.О. Маляева утверждает, что «началом жизни человека считается «момент физиологических родов, т.е. время появления человека на свет» *(336). Однако не совсем ясно, что автор подразумевает под появлением младенца на свет. Появление головки ребенка? Но если роды происходят при тазовом предлежании, то ребенок выходит из организма матери ножками. А как быть в случае кесарева сечения?

Не следует соглашаться с О.В. Лукичевой, которая определяет момент начала жизни, как это делалось в дореволюционной теории уголовного права — «появление в процессе родов какой-либо части тела ребенка вне утробы матери» *(337), поскольку часть тела ребенка может появиться и в том случае, если ребенок нежизнеспособный, умерший еще в утробе матери.

Не способны в полной мере удовлетворить исследователя данной проблематики и рассуждения О.Г. Селиховой, полагающей, что «период внутриутробного развития человека есть ранний период его биологической жизни. Пребывая в материнской утробе в состоянии эмбриона, он телесно самостоятелен, так как не является частью организма своего носителя и способен к саморазвитию, ведь происходящие в нем жизненные процессы выступают в качестве внутреннего движителя его развития. Тело матери представляется только идеальной средой развития эмбриона, обеспечивающей его питанием, охраной. С рождением начинается второй этап биологического существования человека, а точнее, этап пребывания его организма в социальной среде. Это свидетельствует об ошибочности бытующего мнения о том, что человеческая жизнь начинается с его рождения. Его следует скорректировать: социальная жизнь человека начинается с момента его рождения» *(338).

Утверждение о том, что «социальная жизнь человека начинается с момента его рождения», не вызывает возражения. Но, как нам кажется, ошибочно мнение о том, что «эмбрион способен к саморазвитию». Изымите его пусть даже через три месяца с момента зачатия и посмотрите, как «происходящие в нем жизненные процессы» выступят «в качестве внутреннего движителя его развития». Это противоречит природе.

Анализ приведенных точек зрения утвердил нас в позиции, согласно которой человеческая жизнь начинается с момента физиологических родов. Указанный термин, как обозначающий некий поэтапный процесс, требует конкретизации. Для этого обратимся к Большой медицинской энциклопедии, в которой указано, что «роды — это физиологический процесс изгнания плода, плаценты с плодными водами из матки через родовые пути после достижения плодом жизнеспособности» *(339). Жизнеспособным плод, как правило, становится после 28 недель беременности, когда его вес составляет не менее 1000 грамм и рост 35 см. Из этого следует, что важнейшей составляющей родов является такое качество, как жизнеспособность плода. Имеется в виду способность новорожденного продолжать жизнь вне материнского организма в обычных условиях.

Между тем констатация жизнеспособности не является свидетельством предстоящей живорожденности. Напомним и позволим себе для наглядности повторить положения Инструкции «Об определении критериев живорождения, мертворождения, перинатального периода», в которых указано, что «живорождением является полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма матери вне зависимости от продолжительности беременности, причем плод после такого отделения дышит или проявляет другие признаки жизни, такие как сердцебиение, пульсация пуповины или произвольные движения мускулатуры, независимо от того, перевязана ли пуповина и отделилась ли плацента». Из этого следует, что для признания ребенка живорожденным необходимо и достаточно наличие хотя бы одного из четырех условий, являющихся нормативными основаниями признания начала человеческой жизни: наличие сердцебиения, дыхания, пульсация пуповины, произвольные движения мускулатуры.

Поэтому трудно не признать правоту С. Боярова, утверждающего, что «сомнительна увязка живорожденности только с самостоятельным дыханием ребенка, поскольку при его отсутствии ребенок считается живым, если у него фиксируется какое-либо движение мышц или пульсация пуповины» *(340).

Очевидно, что из всех перечисленных признаков основное значение остается за сердцебиением и дыханием.

Медицинские познания свидетельствуют о том, что живорожденность определяется тремя гидростатическими пробами — легочной, желудочно-кишечной и барабанной. Но не всегда наличие дыхания будет определять первый момент жизни человека. В отдельных случаях легочная проба дает отрицательный результат, хотя было достоверно установлено, что ребенок родился живым.

Исходя из сказанного, полагаем начальным моментом отсчета жизни человека признать — рождение младенца с признаками сердцебиения. Поэтому и уголовно-правовая охрана жизни должна осуществляться с того момента, когда ребенок готов к продолжению жизни вне материнской утробы. Сердцебиение, дыхание и другие проявления жизнеспособности при внутриутробном развитии целиком и полностью зависят от материнского организма. Плод в утробе матери — это своего рода элемент организма беременной женщины.

Иное решение данного вопроса мы видим в некоторых зарубежных странах. Так, в Уголовном кодексе штата Нью-Йорк в параграфе 125.00 убийством считается причинение смерти «еще не родившемуся ребенку, которым женщина была беременна в течение 24-х недель».

Напомним, что в российском уголовном праве охраняется жизнь лишь реально существующего субъекта.

Кроме того, представляется важным отметить, что понимание момента начала жизни человека должно быть унифицированным применительно ко всем составам преступлений, посягающих на право человека на жизнь.

И в заключение хотелось бы отметить, что, по-видимому, все же не юристы должны определить момент возникновения жизни. Однако именно юристы обозначают момент возникновения субъективных прав, именно от государственно-властных велений зависит, что будет являться наказуемыми деяниями, за какие действия будет наступать ответственность, в том числе и уголовная.

КОГДА, С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НАУКИ, НАЧИНАЕТСЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ

Жизнь человека начинается не с первого вздоха после родов, а с момента зачатия – доказанный научный факт.

Сущность процесса оплодотворения состоит в слиянии ядер сперматозоида и яйцеклетки. В результате слияния женской (яйцеклетки) и мужской (сперматозоида) половых клеток возникает зигота – оплодотворенная яйцеклетка. Зигота – это уже новый организм на стадии одной клетки. С зиготы начинается жизнь нового организма. В ней соединяется наследственный материал отца и матери, который заложен в наследственных структурах ДНК в виде генетического кода.

Генетическая программа определит особенности строения организма, его рост, характерные черты обмена веществ, предрасположенность к болезням, психический склад. С зиготы начинается индивидуальная жизнь многоклеточного существа, в том числе и человека.

Каждое существо, а, значит, и человек, в течение жизни проходит целый ряд обязательных превращений от стадии зиготы и до смерти, на которых оно будет выглядеть иначе, но оставаться все тем же существом (человеком).

Это биологический подход. Всякие другие подходы в определении человека будут либо юридическими, либо будут носить профессиональные предпочтения (например, если считать человека человеком с рождения, с закладки нервной системы, с появления речи или с выдачи паспорта).

Итак, зигота – самая ранняя, начальная стадия развития организма. Ее «генетический паспорт» остается неизменным на всех остальных стадиях и создается в процессе оплодотворения яйцеклетки.

То, что уникальная генетическая структура зиготы образуется в результате оплодотворения яйцеклетки, очевидно любому биологу. Это научный факт.

Заведующий кафедрой эмбриологии биофака МГУ В.А. Голиченков и профессор кафедры Д.В. Попов официально заявили, что жизнь человека начинается с момента зачатия.

Закон позволяет делать аборты и считает человека человеком с момента рождения — это юридический вопрос, но это не будет биологическим ответом на вопрос, когда начинается жизнь. А закон может быть гуманным, а может – и античеловечным. Сейчас решили, что эмбрион – не человек, плод – тоже не человек, завтра скажем, что старики – не люди, им на кладбище пора. Потом перестанем считать людьми инвалидов – они, мол, только обуза для общества (в истории есть примеры – от Спарты до гитлеровской Германии). Но такой закон будет законом юридическим, а не биологическим.

Эмбрион – совершенно беспомощная сущность и не инородный предмет, т.к. он оказался в теле матери не случайно. Это естественный процесс репродукции человека. Он находится в ней, как в инкубаторе, оптимально приспособленном для его развития на ранних стадиях, но ни иммунологически, ни генетически не является матерью. Он часть тела матери только геометрически, но по сути это с самого начала другой человек.

Важно наше отношение к эмбриону. Он не может заявить никакие свои права, это за него можем сделать мы. Если мы признаем, что эмбрион – человек в эмбриональной стадии своего развития и, как любой, человек, имеет право на жизнь, тогда он неприкосновенен. Если же мы откажемся считать его человеком (не биологически, а юридически), то сможем делать с ним все, что захотим, то есть аборт юридически не будет считаться убийством. Хотя с биологической точки зрения насильственное прерывание жизни есть убийство.

Общество должно дозреть до понимания, что прерывание жизни человека недопустимо ни на какой стадии: ни на стадии зиготы, ни бластоцисты, ни позднего эмбриона, ни родившегося человека, ни глубокого старика, ни безнадежно больного.

Но для этого нужно создавать соответствующие социальные службы . Раз мы считаем недопустимой эвтаназию, должны развивать паллиативную медицину. Так же и с абортами. Беременность – длительный, сложно протекающий процесс. Сейчас есть тенденция рожать в позднем возрасте, и тут тоже накапливаются сложности – растет процент патологий. А диагностика, в том числе эмбриональная, очень хорошо поставлена.

Она позволяет на ранней стадии выявить, например, синдром Дауна, другие тяжелые патологии. Глубокого уважения достойны родители, которые, зная о выявленной во время беременности патологии, рожают и самоотверженно воспитывают ребенка-инвалида. Но не все на это могут решиться. И вот тут, мне кажется, как раз юридическая наука должна прийти на помощь. Если родители не чувствуют в себе сил воспитывать дома ребенка с тяжелой патологией, должна быть гарантия, что это сделает специальное учреждение.

Но только силами энтузиастов эту проблему не решить. Нужна продуманная государственная социальная программа. Просто же принимать закон об уравнивании в правах эмбриона и человека, ничего не меняя в социальной политике, не совсем правильно.

И даже если допустить невозможное – что завтра примут хорошую социальную программу, на 100% проблему абортов не решить . Например, бывают случаи, когда возможно спасти только роженицу или только младенца. Сегодня решение должна принимать сама роженица или, если она не в состоянии это сделать, ее муж. Мыслимо ли ставить людей перед таким страшным выбором?

Еще более сложный вопрос – здесь уже даже не об аборте речь. Скажем, родились сиамские близнецы, и врачи определили, что либо погибнут оба, либо мы одного отделим, тогда погибнет другой. Что лучше: одна спасенная жизнь за счет загубленной другой или две загубленных и ни одной спасенной? Это сложный этический вопрос, на который я не знаю, как ответить. Нужны юридические и этические нормы.

АБОРТЫ — ЭТО ГЕНОЦИД В ЧИСТОМ ВИДЕ

По данным ООН, Россия находится в числе лидеров по количеству абортов : 70% беременностей в России оканчивается абортами, три четверти браков распадаются через 4 года совместной жизни. Каждые 3 секунды убивается ребенок в абортарии.

По мнению руководителя движения «Женщины за жизнь» Натальи Москвитиной, аборты в первую очередь — «это бизнес», и те, кто им занимаются, внушают людям, что аборты — это «принцип свободы».

Патриарх Московского и всея Руси Кирилл призвал законодателей запретить аборты, назвав их «одной из главных бед России». Тем не менее, большинство россиян выступают против запрета искусственного прерывания беременности. По данным «Левада-центра», 66% россиян полагают, что решение проблемы абортов нужно оставить на усмотрение людей, которых это касается. 20% опрошенных считают, что руководству страны все-таки следует принимать меры по их предотвращению. Еще 14% не имеют мнения на этот счет.

Детский омбудсмен, уполномоченный при президенте России по правам ребенка Анна Кузнецова заявила, что поддерживает борьбу с абортами, но считает, что тотально запрещать их не нужно.

Уполномоченный при президенте России по правам ребенка Анна Кузнецова

«Лично я против абортов и многие годы поддерживаю борьбу с этим явлением. Но никогда не была сторонником политики запретов», – цитирует «Интерфакс» заявление Кузнецовой, распространенное ее пресс-службой.

В заявлении для журналистов сказано, что оно распространяется «в связи с некорректной трактовкой» в СМИ высказываний омбудсмена «о якобы поддержке тотального запрета на аборты».

«Каждой женщине надо помочь сделать выбор в пользу новой жизни, чтобы родился ребенок. Для этого есть ключевой путь – профилактика абортов на основе системного подхода, где консолидируются ресурсы всех институтов общества и государства», – заявила Кузнецова.

Синодальный отдел РПЦ по благотворительности принял решение о создании в России новых церковных центров гуманитарной помощи, которые призваны помочь женщинам, находящимся на грани аборта. «Церковь принимает в решении этого вопроса самое активное и деятельное участие, устраивая специальные приюты и гуманитарные центры, куда беременные и женщины с детьми могут обратиться в том числе и за материальной поддержкой», — говорилось в обращении Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, которое зачитывалось во всех российских храмах 29 мая, накануне Дня защиты детей.

Средства на создание новых центров гуманитарной помощи собирались во всех российских храмах. По итогам общецерковного сбора было собрано 38 миллионов рублей.

За последние 5 лет в России при участии Церкви было открыто 45 новых приютов для женщин в кризисной ситуации – от Калининграда до Петропавловска-Камчатского. В настоящее время также работают свыше 60 церковных центров гуманитарной помощи, в которых нуждающиеся могут бесплатно получить одежду, предметы гигиены, коляски, кроватки для детей и пр.; действуют десятки церковных центров защиты материнства; в ряде регионов при участии Церкви организована работа по предабортному консультированию психологов и социальных работников в женских консультациях.