Ищу тебя во тьме лишенный зрения

Шекспир. Сонет 27

Шекспир Уильям — сонеты

Спешу я, утомясь, к целительной постели,
Где плоти суждено от странствий отдохнуть, —
Но только все труды от тела отлетели,
Пускается мой ум в паломнический путь.

Потоки дум моих, отсюда, издалека,
Настойчиво к твоим стремятся чудесам —
И держат, и влекут изменчивое око,
Открытое во тьму, знакомую слепцам.

Зато моей души таинственное зренье
Торопится помочь полночной слепоте;
Окрашивая ночь, твое отображенье
Дрожит, как самоцвет, в могильной темноте.

Так, ни тебе, ни мне покоя не давая,
Днем тело трудится, а ночью — мысль живая.

Перевод В. Набокова

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути.

Перевод С. Маршака

Weary with toil, I haste me to my bed,
The dear repose for limbs with travel tired;
But then begins a journey in my head,
To work my mind, when body’s work’s expired:

For then my thoughts, from far where I abide,
Intend a zealous pilgrimage to thee,
And keep my drooping eyelids open wide,
Looking on darkness which the blind do see

Save that my soul’s imaginary sight
Presents thy shadow to my sightless view,
Which, like a jewel hung in ghastly night,
Makes black night beauteous and her old face new.

Lo! thus, by day my limbs, by night my mind,
For thee and for myself no quiet find.

Трудами изнурён, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишённый зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в неё ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днём и ночью — я всегда в пути.

Ищу тебя во тьме лишенный зрения

Устав от повседневной суеты,
дождавшись ночи, я спешу к покою.
Но только смежу веки, тут же ты
меня касаешься незримою рукою.

Блуждают мысли в тягостной тоске,
к тебе душа спешит, преград не зная.
Но душит темень как могильный склеп,
ведь без тебя я — слышишь? — умираю.

Невидяще ощупываю тьму,
ищу тебя, зову — и не напрасно:
пусть образ твой не виден никому,
он для меня в ночи сияет ясно.

Ни ночью нет покоя и ни днем,
когда душа поражена огнем.

———-
Перевод Самуила Яковлевича Маршака
———-

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути.

Шекспировский сонет 27

Sonnet 27 (by William Shakespeare)

На английском

На русском

Weary with toil, I haste me to my bed,

The dear repose for limbs with travel tired;

But then begins a journey in my head,

To work my mind, when body’s work’s expired:

Трудами изнурен, хочу уснуть,

Блаженный отдых обрести в постели.

Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —

В своих мечтах — к одной и той же цели.

For then my thoughts, from far where

I abide, Intend a zealous pilgrimage to thee,

And keep my drooping eyelids open wide,

Looking on darkness which the blind do see

Мои мечты и чувства в сотый раз

Идут к тебе дорогой пилигрима,

И, не смыкая утомленных глаз,

Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Save that my soul’s imaginary sight

Presents thy shadow to my sightless view,

Which, like a jewel hung in ghastly night,

Makes black night beauteous and her old face new.

Усердным взором сердца и ума

Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.

И кажется великолепной тьма,

Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Lo! thus, by day my limbs, by night my mind,

Сонеты Шекспира в переводе Маршака 21-30

Не соревнуюсь я с творцами од,
Которые раскрашенным богиням
В подарок преподносят небосвод
Со всей землей и океаном синим.

Пускай они для украшенья строф
Твердят в стихах, между собою споря,
О звездах неба, о венках цветов,
О драгоценностях земли и моря.

В любви и в слове – правда мой закон,
И я пишу, что милая прекрасна,
Как все, кто смертной матерью рожден,
А не как солнце или месяц ясный.

Я не хочу хвалить любовь мою, –
Я никому ее не продаю!

Лгут зеркала, – какой же я старик!
Я молодость твою делю с тобою.
Но если дни избороздят твои лик,
Я буду знать, что побежден судьбою.

Как в зеркало, глядясь в твои черты,
Я самому себе кажусь моложе.
Мне молодое сердце даришь ты,
И я тебе свое вручаю тоже.

Старайся же себя оберегать –
Не для себя: хранишь ты сердце друга.
А я готов, как любящая мать,
Беречь твое от горя и недуга.

Одна судьба у наших двух сердец:
Замрет мое – и твоему конец!

Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, –

Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?

Мой глаз гравером стал и образ твои
Запечатлел в моей груди правдиво.
С тех пор служу я рамою живой,
А лучшее в искусстве – перспектива.

Сквозь мастера смотри на мастерство,
Чтоб свой портрет увидеть в этой раме.
Та мастерская, что хранит его,
Застеклена любимыми глазами.

Мои глаза с твоими так дружны,
Моими я тебя в душе рисую.
Через твои с небесной вышины
Заглядывает солнце в мастерскую.

Увы, моим глазам через окно
Твое увидеть сердце не дано.

Кто под звездой счастливою рожден –
Гордится славой, титулом и властью.
А я судьбой скромнее награжден,
И для меня любовь – источник счастья.

Под солнцем пышно листья распростер
Наперсник принца, ставленник вельможи.
Но гаснет солнца благосклонный взор,
И золотой подсолнух гаснет тоже.

Военачальник, баловень побед,
В бою последнем терпит пораженье,
И всех его заслуг потерян след.
Его удел – опала и забвенье.

Но нет угрозы титулам моим
Пожизненным: любил, люблю, любим.

Покорный данник, верный королю,
Я, движимый почтительной любовью,
К тебе посольство письменное шлю,
Лишенное красот и острословья.

Я не нашел тебя достойных слов.
Но, если чувства верные оценишь,
Ты этих бедных и нагих послов
Своим воображением оденешь.

А может быть, созвездья, что ведут
Меня вперед неведомой дорогой,
Нежданный блеск и славу придадут
Моей судьбе, безвестной и убогой.

Тогда любовь я покажу свою,
А до поры во тьме ее таю.

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь –
В своих мечтах – к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью – я всегда в пути.

Как я могу усталость превозмочь,
Когда лишен я благости покоя?
Тревоги дня не облегчает ночь,
А ночь, как день, томит меня тоскою.

И день и ночь – враги между собой –
Как будто подают друг другу руки.
Тружусь я днем, отвергнутый судьбой,
А по ночам не сплю, грустя в разлуке.

Чтобы к себе расположить рассвет,
Я сравнивал с тобою день погожий
И смуглой ночи посылал привет,
Сказав, что звезды на тебя похожи.

Но все трудней мой следующий день,
И все темней грядущей ночи тень.

Когда в раздоре с миром и судьбой,
Припомнив годы, полные невзгод,
Тревожу я бесплодною мольбой
Глухой и равнодушный небосвод

И, жалуясь на горестный удел,
Готов меняться жребием своим
С тем, кто в искусстве больше преуспел,
Богат надеждой и людьми любим, –

Тогда, внезапно вспомнив о тебе,
Я малодушье жалкое кляну,
И жаворонком, вопреки судьбе,
Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью, с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней.

Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого, –
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.

Из глаз, не знавших слез, я слезы лью
О тех, кого во тьме таит могила,
Ищу любовь погибшую мою
И все, что в жизни мне казалось мило.

Веду я счет потерянному мной
И ужасаюсь вновь потере каждой,
И вновь плачу я дорогой ценой
За то, за что платил уже однажды!

Но прошлое я нахожу в тебе
И все готов простить своей судьбе.

Уи́льям Шекспи́р

Шекспир сказал: Я всегда чувствую себя счастливым, Ты знаешь, почему? Потому что я ничего ни от кого не жду. Ожидания всегда боль . Жизнь коротка . Так что люби свою Жизнь . Будь счастлива . И Улыбайся . Перед тем, как говорить, слушай. Прежде чем писать, думай. Перед тем, как тратить деньги, заработай. Перед тем, как молиться, прощай. Перед тем, как делать больно, почувствуй. Перед тем, как ненавидеть, люби. Перед тем, как умереть, живи!

А вот похоть оно (вино) и вызывает и отшибает, вызывает желание, но препятствует удовлетворению. Поэтому добрая выпивка, можно сказать, только и делает, что с распутством душой кривит: возбудит и обессилит, разожжет и погасит, раздразнит и обманет, поднимет, а стоять не даст.

. Но человек,
Но гордый человек, что облечен
Минутным, кратковременным величьем
И так в себе уверен, что не помнит,
Что хрупок, как стекло, — он перед небом
Кривляется, как злая обезьяна,
И так, что плачут ангелы над ним.

Ты будешь жить на свете десять раз,
Десятикратно в детях повторенный,
И вправе будешь в свой последний час
Торжествовать над смертью покоренной.

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.
Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смывая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердце и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья,
И кажется великолепной тьма,
И когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути

Живи и страдай. Все, кто во тьме, ищут свет. Но найдя его, они слепнут от его сияния. И они чувствуют боль. Такова истина. Однажды ты сожжешь свои глаза сиянием истины и познаешь вечную тьму.

— Ergo Proxy, 8 цитат

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

Не бойся проявлять свои чувства. Люди, которых ты любишь и ценишь, должны знать, как они важны для тебя.

Бабы. Они жестоки, бесчувственные и от них одни беды. Но зато какие же они красивые. Да, и пахнут приятно.

Живи так, как хочешь ты, а не как ожидают от тебя другие. Не важно оправдаешь ты их ожидания или нет, умирать ты будешь без них. И свои победы одержишь сам!

Живите и радуйтесь! Получайте удовольствие от больших и маленьких радостей, ведь они живут везде, стоит только открыть свои глаза, уши и сердца! Мир наполнен радостью, нужно просто впустить её в свою жизнь!

Излагать истину некоторым людям — это всё равно, что направить луч света в совиное гнездо. Свет только попортит совам глаза, и они поднимут крик.

Те сумасшедшие, кто считают, что они могут изменить мир, в конце концов его и меняют.

Разница между детьми и взрослыми в том, что взрослые во всем ищут счастье. А дети везде его находят.

Люди зря ищут демонов под землёй, а светлых духов в небе. Все они обитают в человеческой душе.

Деньги не купят вам счастья, но они чертовски быстро принесут вам его!

«Благодарить? – Благодарить. За боль? – За боль – еще важнее.
Простить обидчика? – Простить. Он – слаб. И в страхе. Ты – сильнее. Принять скорбящего? – Принять. Все его скорби и тревоги.
Поднять упавшего? – Поднять. Он твой собрат. Один из многих. Благословить? – Благословить. И проклинающих? – Их тоже.
Любить жестокий мир? – Любить. Его спасти Любовь лишь может. «

помогите пожалуйста со стихом.

мне по английскому дали перевести Шекспира и по переводу составить стих на русском! но в голову ничего не лезет!
вот англ вариант:

weary with toil, I haste me to my bed
the dear repose for limbs with travel tired
but then begins a journey in my head
to work my mind, when body’s work’s expired
for then my thoughts, from far where I abide
intend a zealous pilgrimage to thee
and keep my drooping eyelids open wide
looking on darkness which the blind do see
save that my soul’s imaginary sight
presents thy shadow to my sightless view
which, like a jewel hung in ghastly night
makes black night beauteous and her old face new
lo! thus, by day my limbs, by night my mind,
for thee and for myself no quiet find.

вот что выдал переводчик, и по этому переводу нужно составить стих!
помогите в этом!

утомленный с тяжелой работы я спешу к своей кровати
дорогой отдых для членов с утомленным путешествием
однако с другой стороны начинает поездку в моей голове
стобы создать мой ум, когда тело работой выдохнулось
затем для моих мыслей издалека где я пребываю
предназначенное ревностное паломничество к тебе
и держат мое свисающее отверстие век повсюду
наблюдая за темнотой которое слепой смотрит
сохраняют воображаемое зрение
этого моего духа подает твою тень на рассмотрение моего слепого вида
который подобно драгоценному камню, повешенного в страшной ночи
делает черную ночь прекрасное и ее старое лицо новым
поэтому днем мои члены на протяжении ночи мой ум
для тебя и для себя нет тихого поиска

МНЕ ОЧЕНЬ СРОЧНО НУЖНО!

Где б ни пристал я, мысли — пилигримы
К тебе свой начинают дальний путь.
Я провожаю их в полет незримый
И век тяжелых не могу сомкнуть.

Зато души всевидящие очи,
Незрячему, мне дарят образ твой.
Он светится алмазом в черной ночи,
Потемки наполняя красотой.

Так днем тружу я тело, ночью — разум,
Покоя нас двоих лишая разом.

Где б ни пристал я, мысли-пилигримы
К тебе свой начинают дальний путь.
Я провожаю их в полет незримый
И век тяжелых не могу сомкнуть.

Зато души всевидящие очи,
Незрячему, мне дарят образ твой.
Он светится алмазом в черной ночи,
Потемки наполняя красотой.

Так днем тружу я тело, ночью — разум,
Покоя нас двоих лишая разом.
Это перевод Александра Шаракшанэ.

А это то же, но в переводе Перевод Анны Кацнельсон

Устав от дня, спешу я на покой,
Чтоб отдохнуло тело от движенья,
Но тут же отправляюсь в путь другой,
На этот раз — в моем воображеньи.

Из стен моих далеких в поздний час
К тебе стремятся пылкие мечты,
Сомкнуть мне не давая сонных глаз,
Что созерцают бездну темноты.

Пытливый взор души моей в ответ
Очам незрячим дарит образ твой.
Ночь древнюю он, точно самоцвет,
Сияя обращает молодой.

И так днем ноги, ночью мысль — в пути —
Не могут без тебя покой найти.

Вот ещё один вариант, но переводчика не знаю:
Уставший лечь спешу, спешу уснуть
И отдыхом дать телу насладиться,
Но сразу голова свой начинает путь,
И разум начинает мой трудиться.

Уходят мысли от меня так далеко,
К тебе влекомые стремлением одним,
Что чудится в глазах, раскрытых широко,
Та темнота, что видна лишь слепым.

Но даже в ней мое воображенье
Находит тень твою, что недоступна взгляду,
Которая, как истинный алмаз, несет преображенье
Для тьмы ночной и обновленье кряду.

И так покоя не дают и днем, и ночью разом
Мне мое тело, и тебе — мой разум.

А можно и так:
Уставший от тягот _пути_, я спешу в постель,
_сулящую_ желанный отдых членам, утомленным дорогой,
но тогда начинается путешествие в моей голове,
которое утомляет мой ум, когда труды тела закончились,
так как тогда мои мысли из далека, где я нашел пристанище,
отправляются в усердное паломничество к тебе
и заставляют мои слипающиеся глаза широко раскрыться,
глядя в темноту, которую видят слепые,
но воображаемое зрение моей души
представляет моему невидящему взору твой призрак,
который, как драгоценный камень, витающий в мрачной ночи,
делает черную ночь прекрасной, а ее старое лицо — молодым.
Вот так днем — мои члены, а ночью — ум
ради тебя, и ради меня самого, не знают покоя.

Если не очень нравится, то почитай вот это6
Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути.

Спешу я, утомясь, к целительной постели,
Где плоти суждено от странствий отдохнуть, —
Но только все труды от тела отлетели,
Пускается мой ум в паломнический путь.

Потоки дум моих, отсюда, издалека,
Настойчиво к твоим стремятся чудесам —
И держат, и влекут изменчивое око,
Открытое во тьму, знакомую слепцам.

Зато моей души таинственное зренье
Торопится помочь полночной слепоте;
Окрашивая ночь, твое отображенье
Дрожит, как самоцвет, в могильной темноте.

Так, ни тебе, ни мне покоя не давая,
Днем тело трудится, а ночью — мысль живая.

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути.

Лучшие сонеты Шекспира

Сонет – особая форма стихотворения, зародившаяся в XIII веке в поэзии прованских трубадуров. Из Прованса сонетная поэзия перешла в Италию, где достигла совершенства в творчестве Данте Алигьери, Франческо Петрарки, Джованни Боккаччо.

Классический итальянский сонет состоит из четырнадцати строк и делится на две части – октаву (восмистишие), включающую два катрена (четверостишия), и секстет (шестистишие), распадающийся на два терцета (трехстишия). От итальянских поэтов форму сонета переняли в XVII веке испанцы, французы и англичане. Своего высшего расцвета сонетная поэзия достигла в Англии в конце XVI-начале XVII века.
К форме сонета обращались Томас Уайет, Генри Хоуард, граф Сарри, Филип Сидни, Эдмунд Спэнсер. В последнее десятилетие XVI века написал свои “Сонеты” и Шекспир. В то время была разработана другая форма сонета, которая получила название английской, или шекcпировской. В шекcпировском сонете тоже четырнадцать строк, но он состоит из трех четверостиший и заключительного куплета (двустишия).

С самого зарождения сонетной поэзии стихотворения посвящались, одному лицу. Так возникали циклы сонетов, связанные внутренним единством.

Посвящения объединяют и “Сонеты” Шекспира. В подлиннике 126 сонетов обращены к другу, остальные – к возлюбленной. Однако в русских переводах некоторые сонеты, посвященные другу, обращены к женщине. В ряде случаев это объясняется отсутствием в английском языке грамматической категории рода, что часто затрудняет однозначное определение адресата сонета.

Сонетная форма стихотворения до сих пор актуальна и применяется современными поэтами как классическая форма создания поэтического произведения. Стихотворения в форме сонетов популярны при обучении стихосложению, так как написание сонета требует определенного уровня поэтического мастерства. [11:www.studentguide.ru]

1.2. Уильям Шекспир – мастер сонета

Уильям Шекспир – английский драматург, поэт, актер эпохи Возрождения. Родился в маленьком городке Стратфорд-на-Эйвоне 23 апреля 1564 и там же умер 23 апреля 1616. В мировой истории – несомненно, самый знаменитый и значимый драматург, оказавший огромное влияние на развитие всего театрального искусства. Сценические произведения Шекспира и сегодня не сходят с театральных подмостков всего мира.
Продолжает оставаться вплоть до наших дней загадкой, несмотря на бесчисленные исследования, самая знаменитая часть поэтического наследия Шекспира – его сонеты. Всего их 154 и большая часть была написана в 1592-1599 годах. Впервые они были напечатаны в 1609 году без ведома автора.

Весь цикл сонетов распадается на отдельные тематические группы [2:594]:

Сонеты, посвящённые другу: 1-126
Воспевание друга: 1-26
Испытания дружбы: 27-99
Горечь разлуки: 27-32
Первое разочарование в друге: 33-42
Тоска и опасения: 43-55
Растущее отчуждение и меланхолия: 56-75
Соперничество и ревность к другим поэтам: 76-96
«Зима» разлуки: 97-99
Торжество возобновлённой дружбы: 100-126
Сонеты, посвящённые смуглой возлюбленной: 127-152
Заключение – радость и красота любви: 153-154
Шекспир является одним из создателей так называемой английской формы сонета, часто даже называемой шекспировской.

Английский сонет состоит из трёх катренов (12 строк) и заключительного двустишия, обычно подводящего итог сказанному или, напротив, содержащего контрастную по отношению к основной части сонета мысль. Сонеты Шекспира, как правило, написаны пятистопным ямбом с преимущественно мужской рифмой. Впрочем, Шекспир обращается с метром довольно свободно и во многих случаях можно обнаружить метрические колебания.

Сонеты У. Шекспира представляют собою одну из вершин мировой поэзии.[5:1]

1.3. История переводов сонетов У.Шекспира в России

Сонеты Шекспира стали известны широкой публике не сразу. Почти столетие русская публика знакомилась с переводами и переделками шекспировских трагедий, ничего не зная о сонетах, и еще почти столетие, вплоть до появления переводов Маршака, считая их в лучшем случае источником сведений о жизни великого драматурга, а в худшем – изящной, но пустой забавой гения.

Одним из первых упоминаний Шекспира как автора сонетов принадлежит Пушкину. В своем знаменитом «Сонете» он, следуя примеру Вордсворта и Сент-Бёва, чьи стихотворения послужили ему источником [14: 122–1243], называет Шекспира в ряду классиков жанра, хотя и не дает его поэзии лаконичной, но четкой характеристики, подобной той, которую он дает сонетному творчеству Петрарки, Камоэнса, Мицкевича и самого Вордсворта. В 1841 году, Белинский в статье «Разделение поэзии на роды и виды» включил сонеты и поэмы Шекспира в число произведений, составляющих «богатейшую сокровищницу лирической поэзии» [3:336].

Начало 40-х годов XIX века было временем наибольшей популярности Шекспира в России, подлинного шекспировского культа [6:317]. Стремясь как можно полнее представить творчество Шекспира, русские журналы обращаются и к его лирике. «Видимо, все происходило так, как написано» – резюмировал автор «Сына Отечества». В 1841 году в «Литературной газете» появляется и переведенная с французского заметка. Ее автор, ссылаясь на второстепенного английского литератора Роджерса, утверждал, что «тот грешит против имени Шекспира, кто почитает его автором сонетов. Во всех шекспировских драмах находятся многие места, носящие на себе неопровержимый признак его духа… сонеты же, напротив, не содержат в себе ни одной строки, которой бы не мог написать какой-нибудь другой стихотворец» [10:386].

В следующем, 1842 году в журнале «Отечественные записки» появилась статья В.П. Боткина «Шекспир как человек и лирик» – первый в русской критике разбор шекспировских сонетов. По мнению Боткина, они «дополняют то, что относительно внутренней настроенности Шекспира нельзя узнать из его драм».

В 1865-1868 годах Н.Гербель подготовил первое в России полное собрание драматических произведений Шекспира [7:522–526]. Его обращение к переводу сонетов объясняется стремлением представить в своем новом издании все сочинения Шекспира. Именно Н.В.Гербель по-настоящему познакомил с сонетами русского читателя , хотя, несмотря на отдельные удачи, переводы эти были в эстетическом отношении неравноценны, а некоторые и просто слабы.

Переводы Н.Гербеля были отрицательно встречены русской критикой. «Смешно и жалко смотреть на эту неравную борьбу карлика с гигантом, лягушки с волом», – писал в рецензии на этот перевод Н.И. Стороженко и советовал Гербелю искупить свою вину перед читателями, переведя сонеты еще раз прозой.

В 1914 году Модест Чайковский впервые перевел почти все сонеты пятистопным ямбом. К тому же стоит отметить, что осуществленное Чайковским издание было двуязычным – переводчик предлагал читателю сравнить свою работу с оригиналом. Однако это стремление к максимальной точности, не подкрепленное достаточно высоким уровнем поэтической техники, нередко делало переводы Чайковского тяжеловесными и неуклюжими. И хотя у Чайковского были свои удачи, заменить венгеровское издание в сознании русского читателя его работа не могла.

Главным событием в истории восприятия сонетов Шекспира на русской почве, безусловно, были переводы С. Маршака. Первый из них (32 сонет) появился в 1943 году в журнале «Знамя». Поэт здесь еще примеривался к Шекспиру – система рифмовки, стилистика, основные лексические средства были уже найдены, но отдельные неточные выражения, интонационные перебои, а главное, неловкое сочетание пятистопного и шестистопного стиха [8:188] придавали звучанию сонета какую-то нечеткость, особенно заметную на фоне напечатанных в том же номере журнала зрелых переводов С. Маршака из Вордсворта и Бёрнса. Шекспировская лирика была им уже увидена и осмыслена, оставалось как бы навести фокус. И в переводах Маршака, которые начинают печататься с 1945 года, от этой размытости не остается и следа – они строги и отточены. Успех определился сразу.

В 1948 году С.Маршак, был удостоен за свои переводы сонетов Государственной премии.

В конце 1969 года в алма-атинском журнале «Простор» выходит несколько сонетов, а в 1977 году в сборнике «Шекспировские чтения» – все сонеты Шекспира в переводах харьковского лингвиста А.М. Финкеля, никогда не печатавшиеся при жизни автора. В предисловии к последней публикации А. Аникст заметил, что переводы Финкеля читаются труднее маршаковских, но эта «трудность чтения не следствие неумения, а неизбежный результат стремления Финкеля как можно полнее передать всю многосложность шекспировской лирики»[13:218] . Для А. Финкеля характерно стремление максимально приблизиться к оригиналу. И нередко ему удается довольно точно воспроизвести замысловатые контуры шекспировских образов, но порою ценой этого приближения оказывается какая-то академическая сухость интонация.

В этом году исполняется 402 года со дня публикации сонетов. Последние полтора столетия они известны в России.

Н.В.Гербель ввел сонеты в круг шекспировских произведений, подлежащих переводу и осмыслению. С.Я.Маршак превратил их в выдающееся явление отечественной культуры.

Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь — над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь — звезда, которою моряк
Определяет место в океане.

Любовь — не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любви — и нет стихов моих!

Let me not to the marriage of true minds
Admit impediments. Love is not love
Which alters when it alteration finds,
Or bends with the remover to remove:

O no! it is an ever-fixed mark
That looks on tempests and is never shaken;
It is the star to every wandering bark,
Whose worth’s unknown, although his height be taken.

Love’s not Time’s fool, though rosy lips and cheeks
Within his bending sickle’s compass come:
Love alters not with his brief hours and weeks,
But bears it out even to the edge of doom.

If this be error and upon me proved,
I never writ, nor no man ever loved.

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

My mistress’ eyes are nothing like the sun;
Coral is far more red than her lips’ red;
If snow be white, why then her breasts are dun;
If hairs be wires, black wires grow on her head.

I have seen roses damask’d, red and white,
But no such roses see I in her cheeks;
And in some perfumes is there more delight
Than in the breath that from my mistress reeks.

I love to hear her speak, yet well I know
That music hath a far more pleasing sound;
I grant I never saw a goddess go;
My mistress, when she walks, treads on the ground:

And yet, by heaven, I think my love as rare
As any she belied with false compare.

Weary with toil, I haste me to my bed,
The dear repose for limbs with travel tired;
But then begins a journey in my head,
To work my mind, when body’s work’s expired:

For then my thoughts, from far where I abide,
Intend a zealous pilgrimage to thee,
And keep my drooping eyelids open wide,
Looking on darkness which the blind do see

Save that my soul’s imaginary sight
Presents thy shadow to my sightless view,
Which, like a jewel hung in ghastly night,
Makes black night beauteous and her old face new.

Lo! thus, by day my limbs, by night my mind,
For thee and for myself no quiet find.

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь —
В своих мечтах — к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью — я всегда в пути.

When, in disgrace with fortune and men’s eyes,
I all alone beweep my outcast state
And trouble deal heaven with my bootless cries
And look upon myself and curse my fate,

Wishing me like to one more rich in hope,
Featured like him, like him with friends possess’d,
Desiring this man’s art and that man’s scope,
With what I most enjoy contented least;

Yet in these thoughts myself almost despising,
Haply I think on thee, and then my state,
Like to the lark at break of day arising
From sullen earth, sings hymns at heaven’s gate;

For thy sweet love remember’d such wealth brings
That then I scorn to change my state with kings.

Когда в раздоре с миром и судьбой,
Припомнив годы, полные невзгод,
Тревожу я бесплодною мольбой
Глухой и равнодушный небосвод

И, жалуясь на горестный удел,
Готов меняться жребием своим
С тем, кто в искусстве больше преуспел,
Богат надеждой и людьми любим, —

Тогда, внезапно вспомнив о тебе,
Я малодушье жалкое кляну,
И жаворонком, вопреки судьбе,
Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью, с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней.

Ищу тебя во тьме лишенный зрения

Будь так умна, как зла. Не размыкай
Зажатых уст моей душевной боли.
Не то страданья, хлынув через край,
Заговорят внезапно поневоле.

Хоть ты меня не любишь, обмани
Меня поддельной, мнимою любовью.
Кто доживает считанные дни,
Ждет от врачей надежды на здоровье.

Презреньем ты с ума меня сведешь
И вынудишь молчание нарушить.
А злоречивый свет любую ложь,
Любой безумный бред готов подслушать.

Чтоб избежать позорного клейма,
Криви душой, а с виду будь пряма!

(Перевод С.Я. Маршака)

В тот черный день (пусть он минует нас!),
Когда увидишь все мои пороки,
Когда терпенья истощишь запас
И мне объявишь приговор жестокий,

Когда, со мной сойдясь в толпе людской,
Меня едва подаришь взглядом ясным,
И я увижу холод и покой
В твоем лице, по-прежнему прекрасном, –

В тот день поможет горю моему
Сознание, что я тебя не стою,
И руку я в присяге подниму,
Все оправдав своей неправотою.

Меня оставить вправе ты, мой друг,
А у меня для счастья нет заслуг.

(Перевод С.Я. Маршака)

Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, –

Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?

(Перевод С.Я. Маршака)

Как я могу усталость превозмочь,
Когда лишен я благости покоя?
Тревоги дня не облегчает ночь,
А ночь, как день, томит меня тоскою.

И день и ночь – враги между собой –
Как будто подают друг другу руки.
Тружусь я днем, отвергнутый судьбой,
А по ночам не сплю, грустя в разлуке.

Чтобы к себе расположить рассвет,
Я сравнивал с тобою день погожий
И смуглой ночи посылал привет,
Сказав, что звезды на тебя похожи.

Но все трудней мой следующий день,
И все темней грядущей ночи тень.

(Перевод С.Я. Маршака)

Когда в раздоре с миром и судьбой,
Припомнив годы, полные невзгод,
Тревожу я бесплодною мольбой
Глухой и равнодушный небосвод

И, жалуясь на горестный удел,
Готов меняться жребием своим
С тем, кто в искусстве больше преуспел,
Богат надеждой и людьми любим, –

Тогда, внезапно вспомнив о тебе,
Я малодушье жалкое кляну,
И жаворонком, вопреки судьбе,
Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью, с памятью о ней
Всех королей на свете я сильней.

(Перевод С.Я. Маршака)

Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.

Отлично зная каждый свой порок,
Я рассказать могу такую повесть,
Что навсегда сниму с тебя упрек,
Запятнанную оправдаю совесть.

И буду благодарен я судьбе:
Пускай в борьбе терплю я неудачу,
Но честь победы приношу тебе
И дважды обретаю все, что трачу.

Готов я жертвой быть неправоты,
Чтоб только правой оказалась ты.

(Перевод С.Я. Маршака)

Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого, –
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.

Из глаз, не знавших слез, я слезы лью
О тех, кого во тьме таит могила,
Ищу любовь погибшую мою
И все, что в жизни мне казалось мило.

Веду я счет потерянному мной
И ужасаюсь вновь потере каждой,
И вновь плачу я дорогой ценой
За то, за что платил уже однажды!

Но прошлое я нахожу в тебе
И все готов простить своей судьбе.

(Перевод С.Я. Маршака)

Кто хвалится родством своим со знатью,
Кто силой, кто блестящим галуном,
Кто кошельком, кто пряжками на платье,
Кто соколом, собакой, скакуном.

Есть у людей различные пристрастья,
Но каждому милей всего одно.
А у меня особенное счастье, –
В нем остальное все заключено.

Твоя любовь, мой друг, дороже клада,
Почетнее короны королей,
Наряднее богатого наряда,
Охоты соколиной веселей.

Ты можешь все отнять, чем я владею,
И в этот миг я сразу обеднею.

(Перевод С.Я. Маршака)

Люблю твои глаза. Они меня,
Забытого, жалеют непритворно.
Отвергнутого друга хороня,
Они, как траур, носят цвет свой черный.

Поверь, что солнца блеск не так идет
Лицу седого раннего востока,
И та звезда, что вечер к нам ведет, –
Небес прозрачных западное око –

Не так лучиста и не так светла,
Как этот взор, прекрасный и прощальный.
Ах, если б ты и сердце облекла
В такой же траур, мягкий и печальный, –

Я думал бы, что красота сама
Черна, как ночь, и ярче света – тьма!

(Перевод С.Я. Маршака)

Люблю, – но реже говорю об этом,
Люблю нежней, – но не для многих глаз.
Торгует чувством тот, что перед светом
Всю душу выставляет напоказ.

Тебя встречал я песней, как приветом,
Когда любовь нова была для нас.
Так соловей гремит в полночный час
Весной, но флейту забывает летом.

Ночь не лишится прелести своей,
Когда его умолкнут излиянья.
Но музыка, звуча со всех ветвей,
Обычной став, теряет обаянье.

И я умолк подобно соловью:
Свое пропел и больше не пою.

(Перевод С.Я. Маршака)

Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз
Понять не мог, что дурно, что прекрасно.

И если взгляды сердце завели
И якорь бросили в такие воды,
Где многие проходят корабли, –
Зачем ему ты не даешь свободы?

Как сердцу моему проезжий двор
Казаться мог усадьбою счастливой?
Но все, что видел, отрицал мой взор,
Подкрашивая правдой облик лживый.

Правдивый свет мне заменила тьма,
И ложь меня объяла, как чума.

(Перевод С.Я. Маршака)

Любовь – мои грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока.
Но, наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека.

Или поймешь, что не твои уста
Изобличать меня имеют право.
Осквернена давно их красота
Изменой, ложью, клятвою лукавой.

Грешнее ли моя любовь твоей?
Пусть я люблю тебя, а ты – другого,
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.

А если жалость спит в твоей груди,
То и сама ты жалости не жди!

(Перевод С.Я. Маршака)

Мешать соединенью двух сердец
Я не намерен. Может ли измена
Любви безмерной положить конец?
Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь – над бурей поднятый маяк,
Не меркнущий во мраке и тумане.
Любовь – звезда, которою моряк
Определяет место в океане.

Любовь – не кукла жалкая в руках
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.

А если я не прав и лжет мой стих,
То нет любви – и нет стихов моих!

(Перевод С.Я. Маршака)

Мои глаза в тебя не влюблены, –
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.

Ушей твоя не услаждает речь.
Твой голос, взор и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.

И все же внешним чувствам не дано –
Ни всем пяти, ни каждому отдельно –
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно.

В своем несчастье одному я рад,
Что ты – мой грех и ты – мой вечный ад.

(Перевод С.Я. Маршака)

Мой глаз к сердце – издавна в борьбе:
Они тебя не могут поделить.
Мой глаз твой образ требует себе,
А сердце в сердце хочет утаить.

Клянется сердце верное, что ты
Невидимо для глаз хранишься в нем.
А глаз уверен, что твои черты
Хранит он в чистом зеркале своем.

Чтоб рассудить междоусобный спор,
Собрались мысли за столом суда
И помирить решили ясный взор
И дорогое сердце навсегда.

Они на части разделили клад,
Доверив сердце сердцу, взгляду – взгляд.

(Перевод С.Я. Маршака)

О, как я лгал когда-то, говоря:
«Моя любовь не может быть сильнее».
Не знал я, полным пламенем горя,
Что я любить еще нежней умею.

Случайностей предвидя миллион,
Вторгающихся в каждое мгновенье,
Ломающих незыблемый закон,
Колеблющих и клятвы и стремленья,

Не веря переменчивой судьбе,
А только часу, что еще не прожит,
Я говорил: «Любовь моя к тебе
Так велика, что больше быть не может!»

Любовь – дитя. Я был пред ней не прав,
Ребенка взрослой женщиной назвав.

(Перевод С.Я. Маршака)

Оправдывать меня не принуждай
Твою несправедливость и обман.
Уж лучше силу силой побеждай,
Но хитростью не наноси мне ран.

Люби другого, но в минуты встреч
Ты от меня ресниц не отводи.
Зачем хитрить? Твой взгляд – разящий меч,
И нет брони на любящей груди.

Сама ты знаешь силу глаз твоих,
И, может статься, взоры отводя,
Ты убивать готовишься других,
Меня из милосердия щадя.

О, не щади! Пускай прямой твой взгляд
Убьет меня, – я смерти буду рад.

(Перевод С.Я. Маршака)

Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной.

Так бесконечно обаянье зла,
Уверенность и власть греховных сил,
Что я, прощая черные дела,
Твой грех, как добродетель, полюбил.

Все, что вражду питало бы в другом,
Питает нежность у меня в груди.
Люблю я то, что все клянут кругом,
Но ты меня со всеми не суди.

Особенной любви достоин тот,
Кто недостойной душу отдает.

(Перевод С.Я. Маршака)

Полгоря в том, что ты владеешь ею,
Но сознавать и видеть, что она
Тобой владеет, – вдвое мне больнее.
Твоей любви утрата мне страшна.

Я сам для вас придумал оправданье:
Любя меня, ее ты полюбил.
А милая тебе дарит свиданья
За то, что мне ты бесконечно мил.

И если мне терять необходимо, –
Свои потери вам я отдаю:
Ее любовь нашел мой друг любимый,
Любимая нашла любовь твою.

Но если друг и я – одно и то же,
То я, как прежде, ей всего дороже…

(Перевод С.Я. Маршака)

Признаюсь я, что двое мы с тобой,
Хотя в любви мы существо одно.
Я не хочу, чтоб мой порок любой
На честь твою ложился, как пятно.

Пусть нас в любви одна связует нить,
Но в жизни горечь разная у нас.
Она любовь не может изменить,
Но у любви крадет за часом час.

Как осужденный, права я лишен
Тебя при всех открыто узнавать,
И ты принять не можешь мой поклон,
Чтоб не легла на честь твою печать.

Ну что ж, пускай. Я так тебя люблю.
Что весь я твой и честь твою делю!

(Перевод С.Я. Маршака)

Прощай! Тебя удерживать не смею.
Я дорого ценю любовь твою.
Мне не по –средствам то, чем я владею,
И я залог покорно отдаю.

Я, как подарком, пользуюсь любовью.
Заслугами не куплена она.
И значит, добровольное условье
По прихоти нарушить ты вольна.

Дарила ты, цены не зная кладу
Или не зная, может быть, меня.
И не по праву взятую награду
Я сохранял до нынешнего дня.

Был королем я только в сновиденье.
Меня лишило трона пробужденье.

(Перевод С.Я. Маршака)

Скажи, что я уплатой пренебрег
За все добро, каким тебе обязан,
Что я забыл заветный твой порог,
С которым всеми узами я связан,

Что я не знал цены твоим часам,
Безжалостно чужим их отдавая,
Что позволял безвестным парусам
Себя нести от милого мне края.

Все преступленья вольности моей
Ты положи с моей любовью рядом,
Представь на строгий суд твоих очей,
Но не казни меня смертельным взглядом.

Я виноват. Но вся моя вина
Покажет, как любовь твоя верна.

(Перевод С.Я. Маршака)

Смежая веки, вижу я острей.
Открыв глаза, гляжу, не замечая,
Но светел темный взгляд моих очей,
Когда во сне к тебе их обращаю.

И если так светла ночная тень –
Твоей неясной тени отраженье, –
То как велик твой свет в лучистый день,
Насколько явь светлее сновиденья!

Каким бы счастьем было для меня –
Проснувшись утром, увидать воочью
Тот ясный лик в лучах живого дня,
Что мне светил туманно мертвой ночью.

День без тебя казался ночью мне,
А день я видел по ночам во сне.

(Перевод С.Я. Маршака)

Твоя ль вина, что милый образ твой
Не позволяет мне сомкнуть ресницы
И, стоя у меня над головой,
Тяжелым векам не дает закрыться?

Твоя ль душа приходит в тишине
Мои дела и помыслы проверить,
Всю ложь и праздность обличить во мне,
Всю жизнь мою, как свой удел, измерить?

О нет, любовь твоя не так сильна,
Чтоб к моему являться изголовью,
Моя, моя любовь не знает сна.
На страже мы стоим с моей любовью.

Я не могу забыться сном, пока
Ты – от меня вдали – к другим близка.

(Перевод С.Я. Маршака)

Трудами изнурен, хочу уснуть,
Блаженный отдых обрести в постели.
Но только лягу, вновь пускаюсь в путь –
В своих мечтах – к одной и той же цели.

Мои мечты и чувства в сотый раз
Идут к тебе дорогой пилигрима,
И, не смыкая утомленных глаз,
Я вижу тьму, что и слепому зрима.

Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.

Мне от любви покоя не найти.
И днем и ночью – я всегда в пути.

(Перевод С.Я. Маршака)

Ты говоришь, что нет любви во мне.
Но разве я, ведя войну с тобою,
Не на твоей воюю стороне
И не сдаю оружия без боя?

Вступал ли я в союз с твоим врагом,
Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?
И разве не виню себя кругом,
Когда меня напрасно ты обидишь?

Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей,
Мой приговор – ресниц твоих движенье.

В твоей вражде понятно мне одно:
Ты любишь зрячих, – я ослеп давно.

(Перевод С.Я. Маршака)

Ты от меня не можешь ускользнуть.
Моей ты будешь до последних дней.
С любовью связан жизненный мой путь,
И кончиться он должен вместе с ней.

Зачем же мне бояться худших бед,
Когда мне смертью меньшая грозит?
И у меня зависимости нет
От прихотей твоих или обид.

Не опасаюсь я твоих измен.
Твоя измена – беспощадный нож.
О, как печальный жребий мой блажен:
Я был твоим, и ты меня убьешь.

Но счастья нет на свете без пятна.
Кто скажет мне, что ты сейчас верна?

(Перевод С.Я. Маршака)

У сердца с глазом – тайный договор:
Они друг другу облегчают муки,
Когда тебя напрасно ищет взор
И сердце задыхается в разлуке.

Твоим изображеньем зоркий глаз
Дает и сердцу любоваться вволю.
А сердце глазу в свой урочный час
Мечты любовной уступает долю.

Так в помыслах моих иль во плоти
Ты предо мной в мгновение любое.
Не дальше мысли можешь ты уйти.
Я неразлучен с ней, она – с тобою.

Мой взор тебя рисует и во сне
И будит сердце, спящее во мне.