| | Вообще местные Церкви и их епископат естественно стояли за королей, и собственные интересы помогали им не забывать смысла христианского отношения к государственной власти.
Но если все эти обстоятельства мешали папской идее достигнуть полного торжества, то в смысле влияния на умы народа эта доктрина во всяком случае подрывала развитие идеи о Верховной власти монархов. Ее влияние на европейские государственные понятия было антимонархично. Сверх того она привела к борьбе между Церковью и государством, явление, оказавшее глубокое влияние на Европейскую государственность.
Настойчиво проводимые папские притязания угрожали полным порабощением государственной власти, если бы она не сопротивлялась и не защищала своих прав. Если бы допустить Верховную государственную власть Папы, то логически развиваясь, эта идея привела бы даже к полному уничтожению королевской власти, с заменой ее непосредственными папскими чиновниками. Воспрепятствовать этой эволюции могла только энергичная борьба государства против пап. Эта борьба и наполняет собой историю западноевропейской государственности, пока наконец не привела в половине Европейских государств к перевороту отношений между Церковью и государством в совершенно обратном смысле: к захвату государством церковной власти. Это совершила идея протестантизма.
Франкское государство. Единовластие Пипина Короткого и обретение королевского достоинства
Предполагаемое равновесие между мажордомами неожиданно, но бескровно рухнуло, когда брат Пипина Карломан, явно религиозный и восприимчивый к духовности (в этом отношении похожий на внучатого племянника Людовика Благочестивого и сестру Карла Гизелу), в сентябре 747 года «в горячем стремлении к благочестивому самопожертвованию» отказался от мажордомсхого служения и подался в Рим. После аудиенции у папы он основал на Монте-Соракте монастырь, но затем, наверное, под влиянием присущего франкам «туристического» благочестия, не обошедшего и его стороной, вернулся в Монтекассино в епископский монастырь западного монашества. Согласно историческому свидетельству сто пятьдесят лет спустя, он жил там как скромный член монастырской братии, что, правда, с трудом увязывалось с тогдашней аристократической эстетикой, напоминавшей о себе даже после монашеского пострига.
Уже некоторое время спустя Монтекассино оказалось прибежищем франкских диссидентов и прочих элементов, в сознании которых превалировало откровенно светское начало. До отречения от всего мирского Карломан, по свидетельству одного источника, «отдал свою империю и сына Дрогона в руки собственного брата». Этот шаг заслуживает лишь в том случае должной оценки, если датировать рождение Карла Великого 2 апреля 748 года. Скорее всего решающим для Карломана было обстоятельство, что его невестка не имела детей. Поэтому своего сына и наследника как единственного потенциального преемника обоих королевств он доверил попечению брата, чтобы после горького опыта двух последних поколений уже на ранней стадии обеспечить упорядоченное преемство, свободное от какой-либо внутрисемейной конкуренции, и одновременно, отбросив политическое бремя, последовать своему внутреннему призванию.
В связи с разочарованием Карломана повествуется о том, что ставший самодержцем Пипин даровал свободу внучатому племяннику, находившемуся под стражей в Шевремоне. В этом можно было бы видеть признак того, что он собирался расширить сферу правления внутри семьи. Это представляется вполне разумным, учитывая возросшее влияние франков на Восточную Франконию, Тюрингию и Алеманию.
Грифон отверг примирение, собрал аристократическую оппозицию, присоединился вначале к противникам саксам и в 748 году направился в Баварию, чтобы стать наследником скончавшегося в том же году герцога Одилона. При этом он бесцеремонно вывел из игры сводную сестру Гильтруду и ее несовершеннолетнего сына Тассилона. В следующем году Пипин вторгся в Баварию, покончил там с правлением Грифона, но подарил претендентам двенадцать графств в дукате Ле-Ман, дарованном несколько позже Карлу Великому, которое тот, в свою очередь, уступил сыну, тоже Карлу. Отметим, что эта область считалась центром власти, где правители познавали тайны государственного устройства. Принятая Пипином мера наглядно показывает, сколь активно оппозиционные силы выступали против его единовластия и вместе с тем сколь весомы были претензии Грифона как сына Карла Мартелла на долю в наследстве отца да и в обладаемой им власти. Не считал ли Пипин, что Грифон мог бы стать потенциальным преемником? Между тем рождение Карла поставило крест на надеждах Грифона. Он отправился в Аквитанию — «как обычно, не в лучшем состоянии духа» — к неверному герцогу Ваифру. А погиб в 753 году от руки людей, подосланных Пипином, когда собирался вступить в союз с королем лангобардов. Имя Грифона, одного из наиболее известных представителей Пипинидов, наряду с Гримоальдом и Дрогоном, оказалось забытым. Только имя Дрогон еще раз было извлечено из небытия. Им назвали внебрачного ребенка Карла Великого.
Споры с Грифоном, существование племянника Дрогона и прочих отпрысков его брата, но прежде всего страстное желание дождаться рождения наследника породили в Пипине стремление к своего рода очищению атмосферы при дворе к окончательной стабилизации правления. «Поэтому Пипину требовалась легитимизация, отличавшаяся от сугубо политической сферы, которая отодвинула бы в сторону других великих франков и даже собственный род» (Петер Гери). Особенность его самосознания проявилась уже в момент изменения титулования: он сам объявил себя мажордомом в противоположность своему деду, отцу и брату, титул которых был производным от отцовского: «сын бывшего мажордома».
В этом отходе от простого исполнения правящих функций к франкской королевской власти действительно просматривается явление всемирно-исторического значения, последствия которого в начале пятидесятых годов VIII столетия еще трудно было предвидеть. Таким образом королевство вплоть до наших дней сохранило христианско-сакральные черты. Тесная личная связь между светской властью Франкского королевства и духовным авторитетом римского папства, особенно ярко проявившаяся в восстановлении западного императорского достоинства в день Рождества 800 года, в результате чего возник политический дуализм, который и в институциональном плане доказывал свою эффективность до последнего дня существования старой империи и предреволюционной эпохи.
Справедливо подмечено, что королевство Меровингов подпитывалось воинственным потенциалом Хлодвига, его постоянство с момента основания определяло успешное продолжение и совершенствование позднеантичных структур (фискальное управление и военное дело) и не в последнюю очередь церковных организаций. Однако его харизма, степень сакральных и герцогских способностей, характеризуемых более ранними исследователями как «королевская благодать», основывалась в итоге исключительно на половом признаке и преемстве знати, но вовсе не на авторитарных юридических заключениях или даже церковных ритуалах.
Этот вновь сформулированный легитимизм служил своего рода духовным шитом неприкосновенности над головами европейских монархов, включая Марию Стюарт и Карла I в Англии. Полное выражение он получил уже в формуле грамоты «dei gratia» в титуле Карла Великого (и Карломана) начиная с 769 года. А его первичная формулировка содержалась уже в носившей общий характер предваряющей части грамоты его отца Пипина в 760 году, в которой объявлялось, что «Господь нам [Пипина] посадил на трон империи». Отсюда проистекала более или менее тесная связь прежде всего короля (и императора) с преемником Христа на земле римским папой и с подчиненной ему духовной иерархией. Эта зависимость получила в позднеантичную эпоху классическое выражение в декреталии папы Геласия I в послании, адресованном императору Анастасию I: «Существуют две власти, которые правят миром: это власть королей (potestas reglis) и освященная власть пап (sacrata auctoritas pontificum)». Власть пап заслуживает еще более высокой оценки, ибо в день Страшного суда им придется держать ответ и за спасение души королей.
Однако при Пипине римским папам, начиная со Льва I и Григория I Великого, приходилось во все возрастающей степени заниматься административными проблемами города и дуката Рим, то есть речь шла о защите и поддержке светской власти, тем более на фоне существовавших тогда серьезных богословских противоречий между Римом и Византией. И так называемый Трулльский собор 681 года, заявивший об особой значимости восточных обрядов для всей церкви, и предпринятая в 726-м и еще раз в 739 году акция императора Льва III против почитания икон встретили резкое сопротивление в Риме. В результате накопилось еще больше спорных вопросов, уже проявившихся в так называемой формуле филиокве (Filioque), согласно которой Святой Дух исходит не только от Отца, но также и от Сына.
Богословско-политические споры VIII столетия подготовили до сих пор существующее разделение христианства на Восточное и Западное, последовавшее в результате раскола 1054 года. Но не только и не столько церковно-политические и догматические споры между Римом и Византией привели к отходу западных патриархов от императора Восточного Рима. После 568 года Италия распалась по крайней мере на четыре значительные сферы власти или зоны влияния: Византийский юг, вытянувшееся до середины полуострова Лангобардское королевство с прилегающими к нему автономными герцогствами Сполето и Беневентским и словно заноза в лангобардской территории — Равеннский экзархат как опорный пункт Восточного Рима в Адриатике с Пентаполем и пятью городами в Романии и, наконец, сам Рим с примыкающей к нему территорией, хоть и принадлежавшей юридически Византии, но оказавшейся беззащитной, поскольку лангобарды теснили ее и с севера и с юга.
Угроза взятия Рима во всех отношениях сказывалась на положении пап. Поскольку Византия не могла или не желала оказать необходимую военную помощь, а папа из-за богословских противоречий, затронувших его почетное первенство и притязания, стал отдаляться от Восточного Рима, понтифику пришлось спешно искать подходящего союзника. В поле зрения начиная с тридцатых годов попали прежде всего франкские мажордомы, контакт с которыми был установлен с помощью англосаксонских миссионеров во главе с миссионерскими епископами Виллибродом и Винфридом-Бонифацием. В конце праления Карл Мартелл никак не ответил на зов папы о помощи в связи с угрозами короля лангобардов, прежде всего из-за позиции своей высшей знати, которую, видимо, совсем не вдохновляла итальянская авантюра. Общая заинтересованность в союзе весной 750 года привела к возникновению новых контактов между франкским мажордомом и римским понтификом.
В это время англосакс и епископ Вюрцбургский Бургард вместе с аббатом Сен-Дени и близким другом Пипина Фулрадом по настоянию Пипина направились в Рим, чтобы получить юридическое заключение папского престола; о его сути можно было легко догадаться. Как свидетельствуют написанные более четырех десятилетий спустя так называемые имперские хроники, они поставили перед папой Захарием, последним греком на престоле святого Петра, в государственно-правовом и в политическом контексте чрезвычайно острый и в равной мере наводящий вопрос о королях на франкских землях, не обладавших тогда никакой королевской властью. Хорошо это или нет? Был получен удовлетворительный ответ: «Лучше, чтобы королем был тот, у кого власть, а не тот, у кого королевской власти нет».
Папа не ограничился этим ответом и сразу же сделал политические выводы из обсуждаемой проблемы: во имя сохранения порядка он на основе своих апостолических полномочий приказал сделать Пипина королем. Это проявление властной воли означало революционный шаг. Сделав его, папа вторгся во внутренние структуры королевства и одновременно провозгласил правомерность длительной зависимости. Теоретическим основанием такого решения является учение отца церкви Августина, согласно которому предполагается совпадение имени и вещи, обозначения и содержания, названия и функции или их восстановление в духе богоугодного порядка. Затем усилиями Исидора Севильского широко распространенное и одновременно интерпретирующее (но в ошибочную сторону) производное «rex» и «regere» от «recte agere», то есть «правильно действовать», как бы подготовило этот поворот во франкском королевском правлении. Получается, не только одно существование обеспечивает династию, в данном случае Меровингов, но и ее «правильные действия» в духе теории устройства святого Августина.
Под влиянием этого папского решения, обоюдоострое воздействие которого в те дни Пипин и его советники наверняка не могли оценить в достаточной степени, мажордом и рискнул совершить «государственный переворот». Он значительно превзошел первую попытку Гримоальда через породнение захватить власть для своего рода, чтобы выбить наследственный королевский род полумифического происхождения, более двух веков управлявший франками и их империей. Это произошло сообразно цивилизаторскому прогрессу, минуя кровавую расправу с соперниками и их преемниками. Путь был выбран иной — заключение в монастырь. Хильдерик III и его сын бесследно исчезли в сравнительно удаленном монастыре Святого Мартина во Фландрии.
Этот революционный акт, фундаментом которого стало папское юридическое заключение на богословской основе, безусловно, был согласован со знатью империи. Она скорее всего в сентябре 751 года в Суассоне подняла Пипина на щит или посадила его на трон и преклонилась перед ним. Тем самым был зримо подтвержден тесный союз нового короля с ведущими аристократическими семействами. Одновременно королевское правление и преемство в королевстве на длительный срок было увязано (главным образом в форме согласия) с конститутивным сотрудничеством аристократии. А вот должность мажордома, другими словами, мажордома как наместника короля у франков, умерла навсегда. Король участвует в управлении и через знать, что имеет отношение к Пипину и его преемникам. Это право знати на причастность к делам управления, суть и интенсивность которого зависела от соответствующего властного расклада, конститутивно в коллегии курфюрстов сохранило силу в последующей истории Германии, начиная с Золотой буллы в 1456 году до последних дней старой империи.
К решающему слову папы, как обобщает Эйнхард суть происшедшего, кроме «поднятия на щит» и коленопреклонения знати, добавился еще один момент. Ему в будущем суждено обрести конститутивный смысл для возведения в королевское достоинство. Он подтверждает сакрализацию королевского правления и тем самым возрастающее влияние церкви на личность и звание короля: это — помазание короля на царство освященным елеем. Такая процедура, неизвестная Меровингам, в значительной мере была инспирирована помазанием ветхозаветных царей, особенно Давида и Соломона, в которых Карл Великий позже увидел образец богоугодного управления. Хроники Меца, составленные в 805 году по поручению двора, связывают этот первый акт помазания и освящения с епископом Винфридом-Бонифацием.
Все, что произошло впоследствии, укрепило узы между новым королем и духовным покровителем. Их высшим проявлением стало невиданное доселе событие: преемник Захария на престоле святого Петра — папа Стефан II (III) в конце 753 года подвергся мощному давлению короля лангобардов Айстульфа и запросил помощи у новой потенциальной силы севернее Альп. Пипин, используя разные дипломатические каналы, пригласил понтифика посетить земли франков и исполненный благочестия послал навстречу ему в районе альпийского гребня своего первенца, шестилетнего Карла. На праздник Богоявления 754 года папу, удостоенного всяческих почестей, в пфальце Понтион (Шампань) встречал новый король франков. Символика дня и торжественность церемониала произвели и на присутствующую знать неизгладимое впечатление. Эйнхард в биографии Карла обходит молчанием это яркое событие в противоположность собственным источникам. В дальнейшем литературном возвышении политической роли папы при смене власти на землях франков Эйнхард, очевидно, не был заинтересован.
Союз с королем франков, которого добивались Стефан II (III) и его предшественники, невольно обернулся бы против лангобардов. Такой поворот фактически означал смену союзников и поэтому вызвал протест части правящего слоя франков, тем более что новой ориентации противостояли силы, никоим образом не принимавшиеся в политический расчет. Речь шла о брате Пипина Карломане, который тем временем монашествовал в Монтекассино. «Якобы по указанию своего настоятеля», а скорее всего по инициативе короля лангобардов он появился при дворе Пипина и встал во главе оппозиции. Король и папа среагировали незамедлительно и однозначно: духовный глава отправил видного монаха во франкский монастырь, а Пипин, сознавая серьезную опасность, исходившую от брата, его семьи и сторонников, велел схватить племянника Дрогона, оставленного ему когда-то на попечение, и других сыновей Карломана и обезвредить их, заточив в монастырь.
Эйнхард обходит стороной этот для Пипина малоприятный эпизод и, отбросив достоверные исторические факты, в стиле благостной легенды подтверждает, что его брат закончил жизненный путь в Монтекассино. Фактически же он скончался под присмотром матери Бертрады 17 августа 754 года в бургундской Вьенне. Но братские узы вовсе не угасли, скорее, наоборот. Король из добрых побуждений велел провести в честь брата мессы и молебны в Фульде и Сен-Дени. Его душа обрела вечный покой в Монтекассино, на второй, духовной родине.
Конфликт с братом и вероятность скрытой оппозиции франкской знати против его единовластия заставили Пипина вновь задуматься о помощи со стороны папы. При этом речь шла об обеспечении исключительного преемства своих сыновей в королевстве без какой-либо конкуренции со стороны всех прочих членов фамилии, особенно потомков брата.
Эта поддержка стоила денег. Вначале на Пасху 754 года в Керси Пипин был вынужден в письменном виде «возместить» папе часть еще не завоеванных земель лангобардов, особенно Равеннский экзархат и Пентаполь. При этом юридическое основание такой реституции вовсе не представлялось однозначным. Данный акт символизировал удивительный исторический этап развития последующего церковного государства — по сути дела, патримонии апостола Петра; ее ядром являлся Рим и его дукат, зримые контуры которого проявились только в конце XII века.
За политическим обещанием реституции в Керси последовал пакт о «взаимной любви» между папой и королем. В духе того времени приносилась клятва о дружбе равноценных партнеров. Высшим зримым проявлением нового союза между обеими властями — святым авторитетом папы и властью короля стало то, что Стефан II (III) в Сен-Дени на месте захоронения Карла Мартелла вновь совершил помазание с присвоением почетного звания «патриция римлян» и вроде бы возложил на него корону. Помазание и конфирмации были совершены также королевским сыновьям, его второй сын Карломан (!) родился в 751 году. Конфирмация породила своего рода «отеческое родство», «compaternitas», между папой и сыновьями Пипина. Позже в него была включена их сестра Гизела. В данной церемонии супругу Пипина Бертраду воспринимали как королеву. Особый смысл для Пипина приобретал запрет, адресованный папой Стефаном II (III) франкам, когда-либо выбирать иного короля, кроме как из потомков Пипина и Бертрады. Это было явное вмешательство в сферу государственной автономии, порожденное, видимо, конкретной революционной ситуацией.
Лето 754 года знаменовало первый этап новой антилангобардской и ярко выраженной милитаристской политики в отношении Италии, которая только при сыне Пипина Карле увенчалась стабильными результатами. И все же король лангобардов Айстульф был вынужден платить некую дань — в 751 году завоеванные византийские земли, центром которых являлся Равеннский экзархат, отошли королю франков. Он, в свою очередь, переуступил их папе. Однако детали этого соглашения нам неизвестны. Со вступлением на королевский трон Дезидерия в 757 году территориальный вопрос относительно земель Центральной Италии вновь привлек внимание. Его решение было связано с завоеванием Карлом империи лангобардов в 774 году.
Внутриполитической стабильности Пипин добился прежде всего благодаря расширению влияния церкви, взиманию поборов со все большего числа монастырей и не в последнюю очередь в результате искусной кадровой политики. Так, аббат Сен-Дени Фулрад расширил влияние вплоть до Алемании. Интересы короля представляли Вергилий Зальцбургский в Баварии и его единокровный брат Ремигий, епископ Лангра и Руана. Мощные внутрицерковные импульсы исходили от епископа Хродеганга из Меца, создавшего произведение о реформе священства своей кафедры во имя всемирного содружества священнослужителей. Этот труд, стал дополнением к правилам жития монашествующих, в особенности бенедиктинского ордена в Нурсии. Да и сам храм в сущностном, персональном и пространственном выражении становится все больше инструментом управления и администрации. Этот институт не являлся более исключительно местом хранения высокочтимой в королевстве франков мантии святого Мартина и других мощей, а также формирования богослужения. Храм Божий во все возрастающей степени занимался составлением грамот и прочих документов, имевших широчайшее распространение. После восхождения Пипина на королевский трон храм возглавил аббат Сен-Дени Фулрад.
Важным для внутрифранкского соотношения сил оказалось, по-видимому, признание в качестве брачного права папских декреталий, которые после провозглашения их на франкских синодах строго запрещали кровосмешение и тем самым пытались предотвратить концентрацию слишком больших состояний в руках немногих семей. Так, не разрешалось заключение браков между родственниками вплоть до четвертого колена родства; на пути повторных браков стояли весьма строгие ограничения. Таким образом формировалась бесспорная «свободная доля» церкви, то есть доля в наследстве, которой нельзя было лишать законных наследников. Как непросто в отдельно взятом случае складывалась ситуация с «дотированием» церкви, показывает, например, большая грамота 762 года в отношении монастыря Прюм. Она равноценна новому «дотированию», посредством которого Пипин и Бертрада, между прочим, подтвердили ранее сделанные дарения из казны и в знак спасения предложили сыновьям Карлу и Карломану подписать документ, чтобы пресечь возможный соблазн. Неоднократное рассмотрение на соборах вопроса о церковной десятине является дополнительным штрихом к политике, ориентированной на материальное поощрение.
С начала шестидесятых годов Пипин использовал сыновей на шахматной доске политической игры. В 769 году Карл принял на себя функцию судьи и хранителя аббатства Святого Кале. В 761-762 годах Карл и Карломан участвовали в очередных походах отца в Аквитании, а в 763 году обрели графское достоинство. Тем самым еще при жизни отца они как его законные наследники имели достаточно ясное представление о правлении и его практической реализации. Уже тогда обсуждался вопрос о брачных узах между франкскими дворами и Византией: сын императора Лев должен был жениться на дочери Пипина Гизеле. Этот проект подобно нижеследующему оказался неудачным, причем оглядка на папу стала, по-видимому, серьезной причиной этой неудачи.
С точки зрения фрескового живописца в Паластуле (Ингельгейм) или его доверителя в двадцатые годы IX столетия содействие Пипина заключалось не в обретении франкской королевской короны или в стабилизации королевской власти династии, а в экспансии империи франков на юго-восток. С его именем связана затем интеграция Ахвитании во владения к северу от Луары.
Конечно, Пипин различными усилиями создал предпосылки для этого затянувшегося по времени завоевания; взятие Септимании с центром в Нарбонне означало доступ к Средиземному морю; его военные походы с разрывом в один год начиная с 760 года подавляли волю населения к сопротивлению. Кроме того, еще современники Пипина считали, что именно он стоял за попыткой покушения на герцога Ваифра. Однако осуществить окончательное включение, если так называть насильственное завоевание, было суждено Карлу и Карломану.
Отношения с Баварией, вторым внешним критически настроенным регионом Regnum Francorum, вновь резко обострились, когда в 763 году Тассилон взял в жены дочь короля лангобардов, заложив тем самым основы альянса по другую сторону Альп. Он должен был противостоять франко-папским интересам. Карл не стал уходить от ответа и поэтапно провел чистку «прихожей».
Перед кончиной король Пипин с согласия знати, к которой поначалу принадлежал и епископат, назвал сыновей наследниками и преемниками своего правления. При этом Пипин руководствовался принципом единообразного подхода, ориентируясь на заключенный договор Вьё-Пуатье (742 год) с братом Карломаном.
Впрочем, в отличие от отца Карла Мартелла Пипин строго следовал принципу единобрачия. Правда, в 756 году, неизвестно по каким причинам, Пипин решил было расстаться с Бертрадой, но бурная реакция папы заставила его отказаться от этого намерения. Конкубины, или внебрачные дети, в связи с этим историками не отмечены. Якобы внебрачно рожденная дочь Пипина Ада, имя которой упоминается в предании в связи с авторством весьма ценного в историческом плане и.очень известного кодекса так называемой придворной школы, обязана своим сомнительным существованием безудержной фантазии фальсификатора монастыря в Трире. Примерно в 1200 году он узрел существенную в век ренессанса Карла связь между своим монастырем, Карлом Великим и «Пресвятой Девой» Адой, удостоившейся дарения. Можно, конечно, предположить, что Пипин, наученный событиями 714-го и прежде всего 742 года, которые еще у всех были в памяти, не рискнул бы пойти на обострение противоборства в семье, нарушившее бы едва отлаженную стабильность королевского статуса династии. Поэтому передача правления обоим сыновьям, уже помазанным самим папой в 754 году на царство, прошла без каких-либо трений. Третий сын по имени Пипин умер в 761 году, когда ему исполнилось всего два года.
Дорогие пожертвования монастырям Святого Мартина в Туре и Сен-Дени подготовили его кончину. 23 сентября 768 года первый король новой династии скончался. Как и его отец, он был погребен в Сен-Дени в атриуме монастырского храма. Карл Великий тоже когда-то имел намерение продолжить традицию отца и деда, как доказывает одна из его первых грамот, датированная 769 годом. Но, как нам известно, все сложилось иначе — с 814 года тело Карла покоится в Ахене.
Подарок на Рождество для Карла Великого
В 800 году были заложены основы современной Европы со всеми её противоречиями
В базилике Святого Петра Лев III возлагает на голову коленопреклоненного Карла золотую императорскую корону 25 декабря 800 года, в первый день Рождества, в базилике Святого Петра в Риме шло праздничное богослужение. Божественную литургию совершал сам папа Лев III ( pope St. Leo III , умер в 816) в присутствии «короля франков и лангобардов» Карла (Carolus Magnus, 768–814) и собравшейся в соборе франкской и римской знати. Коленопреклоненный Карл истово молился, когда папа, неожиданно приблизившись к королю, возложил ему на голову золотую императорскую корону, после чего все находившиеся в соборе франки и римляне дружно, как по команде, трижды воскликнули: «Да здравствует Карл Август, миротворец и помазанник Божий, победоносный римский император!» Затем папа и все присутствующие преклонили колени перед Карлом, которому ничего не оставалось, как принять почести. Так или примерно так, по скупым сообщениям средневековых хронистов, проходила эта церемония, которой суждено было стать одним из ключевых событий всемирной истории. Франкский историк Эйнгард ( Einhard , около 770–840), младший современник Карла Великого, оставивший нам его жизнеописание , пишет, что Карл был столь недоволен случившимся, что «утверждал даже, будто, знай он заранее о намерениях папы, он бы в тот день не пошел в церковь, невзирая на торжественность праздника». Чем же было вызвано недовольство новоиспеченного императора? Какую роль в коронации сыграли ее главные действующие лица — король Карл и папа Лев III? Наконец, каково ее историческое значение для судеб Европы? Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется обратиться к предыстории принятия Карлом Великим императорского титула. В 1512 году Альбрехт Дюрер написал идеализированный портрет правителя — «Император Карл Великий» Путь к империи После падения в 476 году западной части Римской империи (которую современники воспринимали единой, несмотря на разделение на западную и восточную) на ее развалинах возникли многочисленные «варварские королевства» (бургундов, вандалов, остготов и т.д.). Одному из них, королевству франков, постепенно удалось возвыситься и поглотить большинство других «варварских» государств. Возникновение Франкского государства связывают с правлением Хлодвига ( Chlodwig I , 481–511), представителя династии, названной в честь легендарного прародителя Меровея (Merovaeus) Меровингами ( Merovingi ). В 496 году Хлодвиг принял христианство в его ортодоксальной форме (в отличие от других «варваров», бывших еретиками-арианами ), что обеспечило ему поддержку Римской церкви. Последние Меровинги, прозванные «ленивыми королями», были слабыми и безвольными, и реальная власть постепенно сосредоточилась в руках управляющих королевскими имениями, т. н. майордомов (major domus — «старший в доме»). Дед Карла Великого, майордом Карл по прозвищу «Мартелл» (Молот; Carolus Martellus , около 688 — 741), фактически правил государством самостоятельно при номинальном короле-Меровинге. В 732 году он остановил исламскую экспансию, выиграв у арабов, вторгшихся с Пиренейского полуострова на территорию современной Франции, битву при Пуатье. При нем была проведена важная реформа, положившая начало системе западноевропейского феодализма. Вместо того, чтобы раздаривать земли королевского домена в собственность, как это делали Меровинги, Карл Мартелл учредил так называемые «бенефиции», земельные участки, дававшиеся во владение на срок несения военной службы. Так в правление Карла Мартелла складывалось рыцарское сословие, ставшее опорой королевской власти. Отец Карла Великого Пипин Короткий ( Pippinus Brevis , около 714 или 715 — 768), свергнувший последнего из Меровингов, в 751 году был провозглашен королем франков. Пипин положил начало существованию суверенного папского государства, передав ему Римскую область и ранее принадлежавший Византии Равеннский экзархат (так называемое «Дарение Пипина»). С этого времени римские папы, до этого пользовавшиеся поддержкой константинопольских императоров, перешли под покровительство короля франков. Установившаяся политическая независимость от Константинополя подогревала амбиции римских пап на главенствующую роль в Церкви (на Востоке римский епископ ( наименование «папа» закреплено за римскими епископами в 1073 году ) считался лишь «первым среди равных»). Еще при жизни Пипина в 754 году его старший сын Карл вместе с братом Карломаном (Karlmann, около 828 — 880) был помазан на царство папой Стефаном II, а после его смерти вступил вместе с братом на престол. После смерти Карломана в 771 году Карл становится единоличным правителем Франкского государства. 772 год открывает эпоху великих войн (с лангобардами, саксами, баварами, бриттами, аварами и др.), продолжавшихся более 30 лет. В результате всех этих войн государство франков увеличилось почти в два раза по сравнению с тем, каким оно было при Пипине. На западе оно граничило с Кордовским халифатом Омейядов, а на востоке — с полабскими и поморскими славянами. Таким образом, Карл объединил в своих руках все земли в Европе с романо-германским населением, за исключением отдаленных Англии и Скандинавии. Сцена изуродования Льва III, средневековая книжная миниатюра Папа и король Но вернемся к папе Льву III. Взошедший на престол в декабре 795 году понтифик имел много врагов среди римской знати, так как был простого происхождения. Противники Льва подняли против него мятеж, обвиняя его в прелюбодеянии и клятвопреступлении. 25 апреля 799 года на него было совершено нападение: Льва затащили в церковь и жестоко избили. Эйнград пишет, что «римляне нанесли тяжкие оскорбления первосвященнику Льву, лишили его зрения и вырвали язык» . Вряд ли слепой и безголосый папа мог в дальнейшем играть активную роль в короновании Карла Великого, так что, по-видимому, Эйнгард ошибается. Или, возможно, попытка изуродовать папу действительно была предпринята, но оказалась неудачной. Едва вырвавшись из рук врагов, Лев III вынужден был покинуть Италию, ища защиты у короля франков. В конце лета или в начале осени 799 года Лев III прибыл к Карлу в Падерборн. Сюда же пришли и письма его врагов, обвинявших Льва III в многочисленных преступлениях. Карл дал папе вооруженный эскорт и отправил его обратно в Рим, обещая вскоре последовать за ним. Однако ждать папе пришлось целый год. Карл явно не торопился в Рим. Он принимал послов в своей будущей столице Ахене, затем отправился к Атлантическому побережью инспектировать строительство укреплений против норманнских пиратов. Затем он совершил путешествие по Галлии, посетив по дороге Тур, где навестил своего духовного наставника — ученого и поэта Алкуина ( Alkuin , около 730 — 804). Но «все дороги ведут в Рим». 23 ноября 800 года произошла, наконец, встреча Льва III с королем Карлом, следовавшим в Вечный город. На проходившем с 1 до 23 декабря судебном процессе с участием высшего франкского духовенства с папы, принесшего клятву в своей невиновности, были сняты все обвинения. Торжество папы омрачалось тем, что он оказался в полной зависимости от короля франков, силой вернувшего его на «престол Святого Петра». Однако хитроумный понтифик сумел поправить положение, вынудив Карла принять императорскую корону из своих рук. Возможно, этим обусловлено недовольство Карла, не желавшего быть обязанным папе, который воспользовался церемонией, чтобы установить прерогативу епископа Рима присваивать императорский титул. Папа явно стремился укрепить свое влияние на светскую власть, в чем и преуспел. Претензии пап на верховенство над императорами были позднее четко сформулированы в письме папы Иннокентия III ( Innocent III , 1160 или 1161 — 1216) от марта 1202 года: «Право и власть подобного рода достаются от апостолического престола, который Римскую империю перенес в лице славного Карла от греков к германцам». Спустя тысячелетие после Карла Великого новый «владыка Запада», Наполеон во время коронации в соборе Парижской Богоматери 2 декабря 1804 года выхватит корону из рук растерявшегося папы Пия VII ( Pius VII , 1740–1823) и сам возложит ее на свою голову. В анаграмме Карла Великого зашифровано его имя — Karolus. Фото: Алексей Бойцов Византийская интрига У Карла были и другие причины быть недовольным «самовольным» поступком папы (или, скорее, делать вид). Принятие Карлом императорского титула вызывало неизбежные осложнения в отношениях с Ромейской державой (Византией), чьи правители считали себя единственными законными наследниками римских императоров. По представлениям того времени, изложенным в трудах Отцов церкви, особенно Августина Блаженного ( St. Augustine of Hippo , 354–430), на Земле могла существовать лишь одна «христианская империя», включавшая в себя весь христианский мир. Империя мыслилась единой и универсальной, как «единая святая соборная и апостольская Церковь». Принятие Карлом императорского титула воспринималось современниками не как создание еще одной империи, а как установление его власти над единой Римской империей. Это стало возможным благодаря тому, что в 797 году в Константинополе произошел переворот: император Константин VI (771 — после 797) был свергнут своей матерью Ириной (около 752 — 803), объявившей себя правительницей империи. По ее приказу Константин был варварски ослеплен, после чего вскоре умер. Ни папа, ни Карл не признавали законной узурпацию Ириной императорской власти, а посему византийский престол рассматривался ими как вакантный. Собор римского духовенства 25 декабря 800 года провозгласил: «Поскольку в настоящее время в стране греков нет носителя императорского титула, а империя захвачена местной женщиной, последователям апостолов и всем святым отцам, участвующим в соборе, как и всему остальному христианскому народу, представляется, что титул императора должен получить король франков Карл, который держит в руках Рим, где некогда имели обыкновение жить цезари». Однако Карл понимал, что после Ирины в Константинополе все равно изберут своего законного императора. Тогда возник план «соединить восточные и западные области империи», заключив брак Карла с Ириной. В Константинополь прибыло посольство от папы Льва и Карла, принятое весьма благосклонно. И могло бы случиться так, что на троне Константина Великого утвердилась бы франкская династия, если бы не дворцовый переворот 31 октября 802 года, в результате которого Ирина была низложена, а византийский престол занял новый император Никифор (министр финансов при Ирине). Низложенную императрицу выслали на остров Лесбос, где она и умерла через год. Реликварий для десницы Карла Великого из позолоченного серебра (дар Людовика XI, 1481 год), хранящийся в сокровищнице Ахенского собора. В книге «Рейн» Виктор Гюго рассказывает о своем посещении собора. Католическая церковь разобрала царские останки по косточкам, как это делают со святыми, и выставила на всеобщее обозрение реликвии. В ризнице священник показывал их «по установленной таксе — за 3 франка 75 сантимов мне удалось увидеть десницу Карла Великого, десницу, которая держала земной шар. После руки я увидел череп, тот самый череп, под которым созрела мысль о новой Европе, — ныне всякий церковный сторож может постучать по нему ногтем. ». Фото: Алексей Бойцов |
Первое время Карлу удавалось поддерживать с Никифором хорошие отношения, свалив всю ответственность за принятие императорского титула на папу. Чтобы не обострять отношений с византийцами, Карл внес коррективы в свой титул. Карл не называл себя «императором римлян», официальным титулом византийских императоров, но “imperator Romanum imperium gubernans” (император, управляющий Римской империей), сохранив за собой также титул «короля франков и лангобардов». Тем не менее в Константинополе категорически отказывались признавать «самозванца». Враждебность между двумя державами грозила перерасти в войну, но втянутая в войну с Багдадским халифатом Аббасидов, союзником Карла, Византия вынуждена была пойти на уступки, и в 812 году послы византийского императора Михаила I (к тому времени Никифор погиб в Болгарии, а его сын Ставракий, занявший императорский престол вслед за отцом, ушел в монастырь) приветствовали Карла в Ахене как императора. Появление двух соперничающих империй подорвало концепцию единства христианского мира. Византия утратила последние остатки своего влияния на Римскую церковь. Различия между западной и восточной церквями в догматике, организации, обрядах после создания империи на Западе продолжали нарастать, приведя в 1054 году к расколу христианского мира на католический Запад и православный Восток. Рождение Европы Если мы говорим о Западе, подразумевая некое условное единство романо-германских народов, связанных общностью исторической судьбы, то истоки этого единства следует искать в империи Карла Великого. В 843 году империя распалась, но она породила феодально-католический Запад. Империя Карла Великого была плавильным котлом, в котором шли процессы образования новых европейских народностей, приведшие к созданию национальных государств, существующих и сегодня. Карл Великий оставил в наследие потомкам имперскую идею и модель универсального государства, ставшие «архетипом» для последующих европейских империй (от Священной Римской империи до империи Наполеона I). В современной Европе Карл Великий считается одним из предтеч европейской интеграции. С 1950 года в Ахене, столице империи Карла, проводится ежегодное присуждение премии имени Карла Великого за вклад в единение Европы. В то же время Карл Великий невольно содействовал расколу Европы на католический Запад и православный Восток, имевшему глубокие, во многом трагические, последствия. Но, как обычно бывает с историческими фигурами такого масштаба, Карл Великий вместил в себя все противоречия своей эпохи. Карл Великий прославился не только как завоеватель и создатель империи. С его именем связано т.н. «Каролингское возрождение». Основанная Карлом придворная Академия, в которую вошли лучшие умы Европы (Алкуин, Ангильберт, Теодульф, Эйнхард), стала очагом научных и религиозных знаний, впервые осветивших Темные века европейской истории. После своей смерти Карл Великий сделался героем эпических сказаний, наряду с Александром Македонским и королем Артуром. Один из эпизодов похода Карла в Испанию лег в основу сюжета героической поэмы «Песнь о Роланде» . Несмотря на огромную историческую дистанцию, отделяющую нас от Карла Великого, интерес к его эпохе не ослабевает. И это не случайно. Как пишет видный историк и писатель Анатолий Левандовский : «Никогда не понять ни средневековой, ни новой истории таких государств, как Франция, Германия или Италия, если забыть начало этой истории, если сбросить со счета их путь через империю Карла Великого… Ибо шла она, история эта, от «варварских» государств раннего средневековья к государствам новых народностей, через Империю — к Европе». |
|
|
|
