Что такое мышление с точки зрения платона

Поскольку этим античным мыслителям посвящена обширная и доступная литература, ограничимся тезисным изложением их учений.
Платон в онтологии — идеалист, его воззрения впервые в истории европейской философии приобрели форму непротиворечивой идеалистической системы, и его считают родоначальником идеалистической традиции (так называемой «линии Платона»).то выразилось в следующем. Подобно элатам, Платон характеризует бытие как вечное и неизменное, познаваемое только разумом и недоступное чувственному восприятию. Подобно Демокриту Платон говорит о множественности бытия. Однако «бытие» для Платона — это мир сверхчувственных, неизменных и вечных идей («айдосов»),которые не имеют частей и, следовательно, всегда себе тождественны, они бессмертны и постигаются разумом; сам Платон называет их «сущностями», — вещи, согласно Платону, причастны идеям, и только в силу этой причастности они существуют.

Слова киника Диогена о том ,что он ни видит ни «чашности» (идеи чаши), ни «стольности» (идеи стола), Платон парировал так :»Чтобы видеть стол и чашу ,у тебя есть глаза ,а чтобы видеть стольность и чашность у тебя есть разум». Но как обеспечивается связь, единство самого мира идей (бытия)? Для этого Платон обращается к понятию единого, трактуя его как условие возможности бытия (мира идей).Само единое не есть бытие ,оно выше всякого существования и всякой множественности, но без его объединяющей силы невозможны ни идеи, ни их множественность; Единое Платон отождествляет с высшим благом, к которому все стремится и через это получает свое собственное бытие. Высшее благо — «по ту сторону» бытия, для чего у последователей Платона появился термин «трансцендентное»(через неоплатоников ставшее в христианской традиции определением Единого Бога — творца мира и человека).Платон учил, что для того, чтобы объяснить то или иное явление, надо найти его идею — то есть понятие: то постоянное и устойчивое ,что не дано чувственному восприятию. Мир же чувственно воспринимаемых вещей для Платона — отнюдь не «небытие», а становление — все временное6движущееся,смертное, всегда иное, делимое; к этим характеристикам, данным Платоном как противоположным по отношению к характеристикам бытия, нужно добавить; телесное, материальное — в противоположность идеальному миру эйдосов.

Душа, по Платону, подобна идее — едина и неделима, но в ней можно вычленить части
а)разумную;
б)аффективную(эмоциональную);
в)вожделеющую(чувственную).
Если в душе человека преобладает разумная её часть — человек стремится к высшему благу, к справедливости и правде; таковы философы. Если более развита аффэктная часть души, то человеку присущи храбрость, мужество, умение подчинять вожделение долгу; таковы стражи, и их гораздо больше, чем философов. Если же превалирует «низшая», вожделеющая часть души ,то человеку надлежит заниматься физическим трудом — быть ремесленником или крестьянином, и таких людей большинство. Основываясь на этой логике рассуждений, Платон построил проект идеального государства подобного пирамиде(см. рисунок):в нем правят философы(причем они должны обучатся до 30-летнего возраста),стражи охраняют порядок, а работный люд трудится. Государственные структуры современных Платону Афин были совсем иными, и этот проект по праву можно назвать утопическим; но исторический парадокс заключается в том, что социальные утопии имеют тенденцию сдаваться . -Платон говорил об общей собственности, о том, что воспитанием детей должно заниматься государство ,а не семья (которая оказывалась ненужной в идеальном Государстве);о том, что индивидуальное должное подчинится всеобщему :»Человек живет ради души государства».

Души, по Платону, могут переселятся и могут бывать в сверхчувственном идеальном бытии; поэтому у людей есть «врожденные идеи» — воспоминания о пребывании в мире эйдосов ,а занятия философией — это «воспоминания души о разговорах с Богом».

До нас дошли в рукописи 34 диалога Платона (и благодаря им мы знаем об учении Сократа, которое Платон развивал. В частности ,он продолжил диалектические поиски Сократа, определив диалектику -конечно, субъективную — как метод анализа и синтеза понятий, как движение мысли от многообразных конкретных значений к общим понятиям),»

Апология Сократа» (изложение трех последних речей Сократа перед судом, приговорившим его к смерти),13 писем и «Определения». Платон оказал сильнейшее влияние на все дальнейшее развитие философской мысли, и каждая эпоха находила в творчестве Платона созвучное ее времени.

В Афинах Платон основал школу — Академию, среди слушателей которой был и Аристотель, выделявшийся среди прочих своей одаренностью. Время жизни Арестотеля совпало с ослаблением демократии в Афинах и других греческих городах, с возвышением Македонии и началом завоевательной политики македонских царей. Известно, что Аристотель воспитывал сына царя Филиппа Александра — основателя Великой империи. В 335 г. до н.э. Аристотель организовал в Афинах собственную школу — знаменитый Лицей.12 лет Аристотель руководил обширными работами лицея по систематизации философских и научных знаний ,вводя новые дисциплины, в первую очередь — логику.

Философские взгляды Аристотеля складывались в тесной связи с его естественнонаучными и социально-политическими исследованиями. Исследуя различные проблемы — в области логики, психологии, онтологии и гносеологии, космологии и др. Аристотель вел полемику с имеющимися в предшествующей и современной ему литературе точками зрения; эти критические и полемические «введения» Аристотеля во многих случаях являются ценнейшим источником знаний о ранних учениях . Учение самого Аристотеля сложилось в результате критики им учения Платона об идеях. Аристотель доказывает несостоятельность платоновской гипотезы «идеи», исходя из следующего:
1. «Идеи» Платона — простые копии (двойники) чувственных вещей и не отличаются от них по своему содержанию. — Весьма материалистическая мысль!

2. «Вид»(эйдос) или «идея» человека по сути не чем не отличается от общих признаков, принадлежащих отдельному человеку.
3. Так как Платон отделил мир идей от мира вещей, то идеи ничего не могут дать существованию вещей.

4. Отношение идеи друг к другу подобно отношению общего к частному, и рассматривая «идею» как сущность бытия вещи, Платон (по Аристотелю) впадал в противоречие: при таком понимании каждая «идея» есть одновременно и сущность, так как, будучи общей, она присутствует в менее общей, и в то же время не сущность, так как она в свою очередь причастна стоящей над ней более общей «идее», которая и будет её сущностью.

5. Платоновское учение о независимом от вещей чувственном восприятии мира «мира идей» приводит к «нелепому выводу»: так как между идеями и чувственно воспринимаемыми вещами есть сходство и так как, по Платону, для всего сходного тоже должна существовать «идея» («сходности»),то кроме идеи, например, «человека» и кроме соответствующих ей вещей (людей) должна существовать ещё идея сходного ,что имеется между ними. Далее — для этой новой идеи и находящейся под ней первой «идеей» и ее вещей должна существовать еще одна идея — и так — до бесконечности.

6. Обособив «идею» в мир вечных сущностей, отличный от изменчивого мира вещей, Платон лишил себя возможности объяснить факты рождения, гибели и движения.

7. Платон сближает свою теорию идей с предположении о причинах всего возникающего и учит, что все такие предположения восходят к единой, но уже не предполагаемой основе — к идее Блага .Однако это противоречит существованию таких понятий, которые не могут быть возведены к единому высшему понятию.

По Аристотелю, каждая единичная мысль есть единство материи и формы, но форма, в отличии от «идеи» Платона, несмотря на свою нематериальность, не есть некая потусторонняя сущность ,извне приходящая в материю .»Форма» есть действительность того ,возможностью чего является «материя», и, наоборот, «материя» есть возможность того, действительностью чего будет «форма». — Так Аристотель пытался преодолеть пропасть между миром вещей и миром эйдосов: согласно Аристотелю, в пределах чувственного воспринимаемого мира возможен последовательный переход от «материи» к относительной ей «форме» ,а от «формы» — к относительной ей «материи». Существуют же лишь единичные вещи — индивидуумы, это и есть бытие по Аристотелю.

Учение Аристотеля о бытие опирается на его учение о категориях, изложенное в специальном не большом сочинении «Категории» и в знаменитой «Метафизике». Здесь Аристотель пытался ответить на вопрос о том каким должен быть первоначальный, вводящий в науку подход к проблеме сущности: наиболее полное знание о вещи достигается тогда, считал Аристотель, и был ,очевидно, прав, когда нам становится известна сущность вещи. Но категории у Аристотеля — это, в первую очередь, не понятия ,а основные «роды» или разряды бытия и, соответственно этому, основные роды понятий о бытие как о сущем. Таких категории Аристотель предлагает десять (если считать и категорию «личность» :количество, качество, отношение, место, время, положение, обладание, действие, страдание. Но у Аристотеля категория «Сущности» резко отделена от других категорий, так как когда мы говорим о сущности, — поясняет Аристотель, — то мы отвечаем на вопрос «что есть вещь», а не на вопрос «какова эта вещь» (качество), «как она велика»(количество) и т.д. У Аристотеля 2 критерия сущности»
1) мыслимость (познаваемость в понятии)
2)»способность к отдельному существованию»;

Но эти два критерия оказываются несовместимыми, потому что «лишь единичное обладает самостоятельным существованием безоговорочно» но единичное не удовлетворяет первому критерию — оно не постигается умом, не выражается понятием, ему нельзя дать определения. Аристотелю поэтому приходится искать компромисс между двумя критериями, и такой компромисс состоит в том, что Аристотель принимает за сущность не единичную вещь, не род вещи, и не количество и т.д., а то, что уже определено и настолько близко к единичному ,что почти с ним сливается. то и будет искомой «сущностью», названной в «Метафизике» «сутью вещи», или «сутью бытия вещей». «Суть бытия» -это форма вещи, или ее «первая сущность». Поэтому-то любая единичная вещь есть единство материи и формы.

Кроме «материальной» причины вещи и ее «формальной» причины Аристотель говорил еще о двух началах (личинах) всего существующего. Это — целевая причина: «Обусловленность через цель происходит не только среди «поступков, определяемых мыслью», но и среди «вещей, возникающих естественным путем» (#5).

Аристотель имеет в виду осуществление некоего целенаправленного процесса и называют его «энтелехией», стремлением к своему благу как осуществление конкретной потенции (возможности).Это — целевая причина: «Обусловленность через цель происходит не только среди «поступков, определяемых мыслью», но и среди «вещей, возникающих естественным путем».

Все 4 причины, по Аристотелю, извечны, материальная причина не сводима к другим, а формально, движущая и целевая причины фактически сводятся к одной и таковой триединой причиной у Аристотеля оказывается бог. Но бог Аристотеля — исключительно философский бог, это божественное мышление, деятельностный разум, самодовлеющее, само на себя замкнутое мышление, это некий духовный Абсолют — » разум, который мыслит сам себя, и мысль его есть мышление о мышлении».

Проблемам мышления вообще Аристотель уделил много внимания, оставив фундаментальные разработки по логике, под которой он понимал науку о доказательстве, а также о формах мышления, необходимых для познания: логика, по Аристотелю, исследует методы ,при помощи которых известное данное может быть сведено к элементам, способным стать источником его объяснения. Трем проблемам уделено особое внимание:

1) Вопросу о методе вероятного знания; этот отдел логических исследований Аристотель называет «диалектикой» и рассматривает в трактате «Топика».
2) Вопросу о двух основных методах выяснения достоверного знания, которые суть и определение и доказательство.
3) Вопросу о методе нахождения посылок знания, то есть индукции («наведении»).Несколько слов о диалектике по Аристотелю. Полагая, что по ряду вопросов знание может быть лишь вероятным, а не непререкаемо истинным, Аристотель утверждал, что такое знание предполагает свой, особый метод — не метод науки в точном смысле, а приближающийся к научному метод. то метод и назвал Аристотель «диалектикой», отклонившись тем самым от традиций Сократа и Платона. В «диалектике», во-первых, развиваются умозаключения ,которые могли бы привести к вероятному ответу на поставленный вопрос и которые были бы свободны от противоречий; во-вторых ,даются способы исследования того, что ответ на вопрос может оказаться ложным.

Философия Аристотеля завершает тот период античной философии, который нередко именуется «философией классической Греции» и которая является основой всей европейской философии. История античной философии продолжается в эллинистический и римский периоды, занявшие в общей сложности 8 столетий.

Учение Платона о мышлении достаточно изучено в науке.

Общеизвестно, что Платон резко противопоставляет мышление всем прочим способностям человеческой души. Мышление (noêsis), ум, или разум (noys), мысль (noema), мыслить (noein), знание (epistêmë), – все это, вообще говоря, является основным предметом платоновской философии. Мы только кратко напомним, что мышление противополагается у Платона чувственному ощущению (R.P. VII 523b, 529b). Чувственность сливает разные качества вещи в одну вещь, мышление же их расчленяет; и если оно потом их вновь объединяет, то уже в расчлененном виде (524b). Мышление, далее, резко отличается у Платона от мнения, доксы, причем выставляется фундаментальный платоновский тезис о том, что докса фиксирует только становящееся, то есть никогда несущее, никогда не тождественное в себе (R.P. VII 534а, Tim. 28а), так что мышление выше дианои (R.P. VI 51 И). Это относится даже и к «правильному мнению» (Tim. 51 d).

Относясь к бытию, а не к становлению, мышление является «созерцанием (thea) природы чисел», когда оно применяется в области арифметики (R.P. VII 525с). Душа «сама по себе» созерцает «сущее само по себе» (Phaed. 83b), и это мыслящее созерцание резко отличается даже от всех форм применения знания как принципа к реальному познаванию всего связанного с чувственностью (R.P. VI 511ed). Мысль (noëma) мыслит все как нечто единое и «мыслит о том единстве, которое, обнимая все предметы, является некоторым единым образом (idean)» (Parm. 132с). Но мышление постигает также и бесконечное дробление единого предмета: для «остро мыслящего» неразличимый издали предмет вблизи оказывается беспредельным по своему множеству, будучи лишен единства (165с).

К числу положительных определений мышления, кроме отнесенности его к чистому бытию, относится также его живой и вечно подвижный характер, так что оно всегда есть «стремление к новому» (neoy hesis), a «новым называется то, что всегда становится» (Crat. 411d). Таким образом, в области чистой мысли, по Платону, вовсе не существует абсолютной неподвижности и абсолютного застоя; и в ней всегда царит свое собственное, но уже чисто мысленное, то есть никогда не убывающее и никогда не приносящее никакого ущерба, становление – в противоположность чувственным изменчивым вещам. Далее, мышление у Платона вовсе не понимается узко, в виде каких-то абстрактных построений. Оно охватывает собою бытие в целом, включая все его разновидности или, как говорит Платон, его «нрав», «характер»: Афина Паллада есть «мышление бога», а также и мышление в области конкретных свойств бытия, en ethèi (407b). Так понимаемый чистый ум есть истина (Phileb. 65d).

Наконец, само собой разумеется и то, что ум и мышление со всеми отдельными мыслительными актами самым резким образом противопоставляются у Платона «радости, наслаждению и удовольствию» (Phileb. 11b).

Все эти мысли Платона и соответствующие тексты часто приводятся в исследованиях и изложениях философа. Но то, на что обычно обращается гораздо меньше внимания и что как раз больше всего имеет отношение к эстетике, – это учение Платона о космическом уме. Дело в том, что в противоположность непостоянству, слабости, а иной раз даже и безобразию внутрикосмических вещей, живых существ вообще и даже людей, космос в целом, как это мы уже много раз видели, является для Платона вечной и нетленной красотой, которая определяется не чем иным, как имманентно присущим ему Умом, то есть совокупностью всех мировых закономерностей и той единственной силой, которая приводит все беспорядочное в неизменный порядок и красоту и которая вечно движет всеми небесными светилами. Здесь Платон спорит с теорией мирового ума у Анаксагора, но спорит не с целью опровергнуть этот Ум, а с целью сделать его более конкретным, очистить эту теорию от материальных привнесений, связанных с устаревшей во времена Платона натурфилософией, и довести его до конкретного принципа единства всего мироздания, включая все пространства и времена, включая даже разумное объяснение суда над Сократом. Так как этого космического Ума мы касались уже не раз и будем касаться в дальнейшем, мы только перечислим здесь главнейшие тексты, которые и вскрывают подлинную эстетику, возникающую у Платона как раз на основе концепции Ума и мышления: Phaedr. 247cd, 270a; Crat. 400a, 413с; Phaed. 97c, 98c; Soph. 249a-e; Phileb. 28с-е, 30cd; Tim. 30b, 37с; Legg. X 889с, 892b, 897d, 898a-e, XII 966a, 967b.

Не нужно только думать, что лишь космический ум имеет отношение к эстетике Платона. Ведь мы хорошо знаем, что самое высокое и возвышенное человеческое мышление есть не что иное, как подражание небесному круговращению. Значит, насколько человеческое мышление ближе к мышлению космическому, настолько оно совершеннее и прекраснее. Заметим, что здесь тоже невозможно забывать основной эстетический принцип Платона: эстетическое является у него не просто бескорыстным, незаинтересованным и беспредельным созерцанием каких-то абстрактно-идеальных сущностей, но всегда является только оформлением чего-нибудь вещественного, одушевленного или духовного и вообще чего-нибудь объективно существующего. Поэтому мышление прекрасно не само по себе, не просто только субъективно-человечески, но всегда – вместе с тем бытием, которое является для него предметом, имманентно которому оно само только и существует. Наконец, произведения Платона наполнены восторгами перед этим мышлением, чистота которого заключается не в его дуалистическом разъединении с бытием, но как раз в его монистическом объединении с этим бытием. Чистым мышлением для Платона является как раз то мышление, которое максимально близко к бытию и к его тоже чисто бытийным первоосновам. Таким образом, чистое мышление вполне может и должно трактоваться нами как субъективная эстетическая модификация в том широком смысле слова «модификация», который мы установили в начале.

Если мы заговорили о мыслительной эстетике Платона, то в целях исторической ориентации будет необходимо формулировать тезис, который мало кому приходит в голову, особенно из историков античной философии и античной эстетики, и который на этот раз гораздо лучше понимается филологами, чем философами. Если читатель привык понимать под философией чисто абстрактное учение, далекое от чувственного восприятия, то лучше ему не заниматься ни Платоном, ни вообще античной философией или эстетикой. Дело в том, что все языковые выражения, связанные со сферой мысли, навсегда остались у греков тайно или явно основанными на чувственном восприятии. Кто удивляется тому, что мышление, по Платону, несмотря на свой аналитический и абстрагирующий характер, является в то же самое время вполне интуитивным, тот неизбежно должен удивляться и всему универсальному факту существования античной философии или античной эстетики. То обстоятельство, что космос у Платона является наивысшим чувственным обобщением и одновременно наивысшим результатом абстрагирующего мышления, вовсе не есть только специфика самого Платона, только его личный взгляд. Нераздельность мышления с чувственным восприятием характерна для всего греческого языка, каких бы абстрактных вершин он ни достигал, и прежде всего для Гомера. О том, что для Гомера характерны такие выражения, как «мыслить глазами», или «мыслить диафрагмой», или «мыслить и видеть» в качестве единого и нераздельного понятия, об этом мы писали в другой работе81. Сейчас пусть будет позволено привести еще некоторые материалы для исторической ориентировки эстетики Платона.

Глагол noeö, «мыслю», или существительные noys, «ум», «разум», или noëma, «мысль», несомненно, связаны с основой gno-, указывающей на познание, и притом на не только чувственное, но и вообще малодифференцированное от внутренних состояний человека, от разного рода аффектов, эмоций и волевых актов. Особенно в этом отношении показателен у Гомера глагол gignöscö, который мы вынуждены прозаически передавать как «познаю». Один из старых исследователей, А.Фульда82, уже прекрасно различал три вполне чувственных значения глагола gignöscö у Гомера: чувственное восприятие как факт (например, II. V 85); чувственное восприятие вместе с актами мыслительного сравнения и сопоставления (например, П. XI 390); чувственное восприятие как показатель внутренней фиксации познавательного процесса (например, II. I 411). Несколько позже другой исследователь, Скерло83, установил, что инфинитив «видеть» у Гомера часто понимается близко к инфинитиву eidenai, «знать», как это и следует из тождественности корня того и другого инфинитива. Правда, такая семантическая близость двух инфинитивов часто наблюдается в «Илиаде», но не наблюдается в «Одиссее». Различные интересные материалы относительно чувственной семантики глагола gignöscö и существительного no ëma в доплатоновской философии дает Б.Снелль84. Важно отметить также и то, что корень gn- имеет нулевую огласовку, а в порядке чередования этот корень приобретает вид gen- или gon-, a также и другие. Но корень gen- фигурирует в таком слове, как genesis, что значит «происхождение», «рождение», или genos, что значит «род». Следовательно, и в слове noeö и в слове gignöscö (где этот корень выступает с удвоением при помощи слога gi) мы должны находить не просто указание на чувственное восприятие, но и указание на становящуюся чувственность, на вечно подвижное и вечно изменчивое материальное бытие. Тут нельзя не вспомнить один приведенный у нас выше текст Платона (Crat. 311d), обнаруживающий глубокое понимание Платоном подвижного характера мышления (несмотря на то, что сам Платон не имел никакого представления о научной этимологии соответствующего греческого слова). Так оно и должно быть, потому что подобного рода корневые морфемы отражают не просто ординарную и слепую действительность, но такую, в которой чувственная, познавательная способность человека определенным образом ориентируется, которую так или иначе анализирует и в которой устанавливает становящиеся и подвижные моменты, а тем самым и моменты устойчивые. Другими словами, мышление, состоящее, как известно, из сопоставлений, сравнений, из установления тождеств, различий, противоречий, разъединений и соединений, до последней своей глубины тождественно с ощущениями, с чувственными восприятиями, которые тоже представляют собою, в конце концов, те же самые мыслительные акты, но только функционирующие на менее развитой и более примитивной ступени.

Гомеровские слова со значением «мыслить» исходят не только из обыкновеннейшей чувственной основы, но полны и всякого другого содержания, как, например, эмоционального, аффективного, общественно-значимого и т.д. Ф. Ф. Зелинский, много потрудившийся над гомеровской психологией, к сожалению, оказался под влиянием обычного абстрактно-интеллектуалистического понимания «нуса» – «ума» у Гомера, хотя приводимый у него материал из Гомера резко этому противоречит85. Приведем несколько примеров.

У Приама на пути к Ахиллу при виде чужого воина нус смутился (II. XXIV 358), а каков же он будет, его нус, при появлении настоящего врага (367). Значит, нус у Гомера способен подвергаться смущению. Он многохитростен у Одиссея (Od. XIII 255, XXIII 77) и Евриклеи (II 346), осторожен у Приама (II. XXIV 354), разумен у Телемаха (Od. XVI 374), справедлив у Калипсо (V 190), жалок у Гектора (II. III 63), не поддается чарам у Одиссея (Od. X 329), благороден у Ареты (XVI 73), непредусмотрителен у Эпикасты (XI 272), необдуманный у Менелая (II. X 122), опрометчив у молодежи (XXIII 590), недальновиден у одинокого человека (X 226). Нус и вообще имеет значение у Гомера «образ мыслей», «нрав», «характер» (Od. I 3, IV 267). Таким образом, нус вмещает в себя вообще все особенности человеческого ума и человеческих нравов, включая всякого рода аффекты и эмоции, и далеко не всегда положительные. В положительном смысле говорится тоже не раз (И. III 133, X 391, XV 643, XXIII 604; Od. I 66, XIX 326, XX 366).

Нус у Гомера понимается и как «мысль», «настроение», «эмоция», «намерение» и вообще как любое субъективное состояние, вызванное любым объективным фактом. Протей предостерегает Менелая: не пожелай узнать мой нус, а именно, сколько ахейцев погибло (Od. IV 493). Никто, говорит Нестор, не измыслит лучшего нуса, чем этот (II. IX 104). Нет у нас, говорит Аякс своим, лучшего нуса, чем сражаться (XV 509). Не ты ли, спрашивает Зевс Афину, выдумала этот нус? (Od. V 23, XXIV 479). Одиссей пересказал Елене весь нус ахейцев (IV 256). У сражающихся был такой нус: ахейцы боялись погибнуть, трояне рассчитывали сжечь их корабли (II. XV 699). Ахилл предлагает узнать мысль и нус троянцев (XXII 382). Женихи надеются, что исполнится их нус (Od. XXII 215). Сперхей не исполнил нус Пелея (II. XXIII 149). Нус мужа может одновременно переноситься в разные места (XV 80).

Во всех этих текстах мы сознательно не давали перевода греческого слова «нус», а оставляли его в русской транслитерации, чтобы читатель сам мог понять, насколько разнообразны значения этого слова у Гомера (а интуитивно понять это совсем нетрудно на основании контекста) и насколько тонкой является работа филолога, который захотел бы определить и классифицировать все наличные здесь семантические оттенки.

Было бы неразумно приводить здесь все места из Гомера и прочих доплатоновских писателей, имеющие отношение к мыслительной эстетике Платона. Да, кроме того, если иметь в виду исходную семантику соответствующих слов и выражений, то даже и полное приведение всех этих текстов едва ли дало бы нам что-нибудь новое в сравнении с уже приведенными у нас выше материалами из Гомера. Уже и эти последние дают нам достаточно оснований для выводов, исторически ориентирующих нас относительно эстетики мышления у Платона.

Во-первых, мышление, по Платону и во всей античной литературе, совершенно неотделимо от ощущения, или от чувственного восприятия. Эта неотделимость здесь настолько велика, что необходимо говорить даже о какой-то их взаимной пронизанности и тождественности. Их различение возможно лишь в порядке временной абстракции, которая только подтверждает и усиливает их первоначальное тождество.

Во-вторых, это слитное мышление и ощущение указывает также и на полное тождество этого мыслительного ощущения, или непосредственно ощущающего мышления, с бытием, или материальной действительностью. Если что-нибудь есть, оно есть нечто, то есть обладает теми или другими свойствами. А это значит, что оно мыслимо и познаваемо. Поэтому и мышление зарождается вместе с бытием, и бытие, по Платону, тоже зарождается только вместе с мышлением. Нет ощущающего мышления без бытия и действительности, но нет также и действительного бытия без ощущения мышления.

В-третьих, мышление пронизывает собою не только сферу ощущения или ощущаемой действительности. Оно пронизывает собою также и вообще всю сферу личной, общественной и природной жизни. Все аффекты, все эмоции, все волевые акты, все мельчайшие переживания, все бессознательное и сверхсознательное, даже все процессы энтузиазма и экстаза, вся моральная и вообще внутренняя жизнь человека, все его общественные связи, все общество само и вся природа, все это и вообще все возможные области действительности до последней глубины и до последней неразличимости слиты с мышлением, то субъективным, то объективным, то субъективно-объективным, то еще более высоким и сложным, еще более оригинальным мышлением.

Это происходит не так, чтобы каждая область действительности, сливаясь с мышлением, теряла свою специфику и подчинялась какому-то абстрактному и обезличивающему принципу. Наоборот, само мышление получает каждый раз все новую и новую специфику. Существует своя логика для хаоса, которая делает его именно хаосом, а не чем-нибудь другим. Всякое безумие тоже имеет свою логику, отличную от всякой другой логики. Во всяком безумии тоже еще есть свой метод, благодаря которому мы называем это безумие именно безумием, а не чем-нибудь другим, и отличаем от ума. В настоящее время это уже никого не может удивлять, потому что, например, та неразличимая сплошность и текучесть, которая в математике называется континуумом, обладает для нас своей собственной оригинальной структурой в отличие от расчлененного и всюду раздельного множества натуральных чисел (так называемого счетного множества), и математики трактуют об этом континууме при помощи точнейших математических категорий и формул.

В-четвертых, здесь как раз и залегает та особенность зафиксированного у Платона мышления и тот его характер, который мы должны назвать эстетическим. Ведь, как гласит наш основной эстетический принцип и как это мы видели на всех анализированных у нас выше эстетических модификациях, везде мы тут встречаемся с полным слиянием внешнего и внутреннего, объективного и субъективного, общего и единичного. Чувственное ощущение, взятое само по себе, слепо и бесформенно, а мышление, взятое само по себе, пусто и бессодержательно. Но проводимое Платоном слияние мышления и ощущения обеспечивает нам очевидную осмысленность внешней чувственности и чувственное, даже бытийное наполнение мышления. Тем самым мышление оказывается внутренне-внешним процессом, в котором внешнее обязательно указывает на внутреннее, а внутреннее – на внешнее. Это значит, что мышление, о котором говорит Платон, обладает эстетическим характером.

Что такое мышление с точки зрения платона

• 
• 
• 

МЫШЛЕНИЕ – процесс решения проблем, выражающийся в переходе от условий, задающих проблему, к получению результата. Мышление предполагает активную конструктивную деятельность по переструктурированию исходных данных, их расчленение, синтезирование и дополнение.

Мышление может быть направлено либо на понимание реальных обстоятельств («в какой ситуации приходится действовать, как устроен мир»), либо на достижение практического результата («как достичь того, что мне нужно»). Мышление первого типа выражается в разных формах: ориентация в обстановке на основе обыденного знания, мифологическое, философское, научное (теоретическое и эмпирическое). Мышление второго типа существует в форме решения задач в ходе практических действий, а также в виде составления проектов действий (выявление системы средств, обеспечивающих достижение поставленной цели). В истории философии в течение длительного времени именно мышление первого типа (а внутри этого типа теоретическое) рассматривалось как выражающее сущность мышления и одновременно как высшая человеческая ценность. Но даже теоретическое мышление понималось преимущественно как рассуждение (в первую очередь дедуктивное, а затем также и индуктивное). Поэтому предлагавшиеся теории мышления были узкими по охвату проявлений реального мышления. Сегодня существуют концепции, полагающие, что проектное мышление вытесняет исследовательское мышление вообще и теоретическое в частности. В действительности же второй тип мышления необходимо предполагает первый: невозможно проектировать деятельность без знания реальной ситуации и без выявления возможности получения желаемого результата с помощью тех или иных средств.

Результатами процесса мышления могут быть выработка обобщения (житейского, научного, философского), понимание уникального предмета или ситуации (как на обыденном, так и на научном уровне), вывод на основании рассуждения (формального или неформального), составление плана (проекта) действий.

Мышление может выражаться разными способами с точки зрения взаимодействия внутренних процессов и внешних действий, а также взаимоотношения чувственных и нечувственных компонентов:

1. Мышление на базе восприятия. Оно выражается в переструктурировании поля восприятия, как с помощью перцептивных действий, так и посредством внешних действий субъекта. Восприятие может относиться как к обычным предметам опыта (решение житейских задач), так и к специально созданным изображениям – геометрическим фигурам, схемам, наглядным моделям, географическим картам и т.д. (решение как житейских, так и более сложных практических и научных проблем).

2. Мышление с помощью наглядных представлений. Комбинирование этих представлений, их расчленение и синтез могут выступать средствами решения проблем, а в некоторых случаях (мышление музыканта, писателя, шахматиста и др.) играют особо важную роль.

3. Мышление на основе языка. Оно может выражаться как в виде внешне выраженной речи, обсуждения проблемы вслух (нередко в форме диалога с другим человеком), так и в виде внутренней речи, размышления «в уме», «про себя». Мышление такого рода может быть ненаглядным, использовать понятия, непосредственно не соотносимые с восприятием или представлением. Исторически именно этот частный вид мышления – ненаглядное мышление «в уме» – считался выражением существа мышления.

Существует мнение, что мышление всегда предполагает действие в двух плоскостях: исходной ситуации и замещающей ее системы знаковых средств (при подобном понимании к знаковым средствам относятся не только знаки языка, но и чертежи, схемы, наглядные изображения и т.д.). Действительно, многие виды мышления могут быть поняты таким образом. Однако даже если отнести к системе знаковых средств наглядные представления (которые на самом деле знаками не являются), то нужно признать, что это понимание не охватывает всех случаев мышления. Дело в том, что преобразование исходной ситуации может осуществляться и в форме переструктурирования данной в восприятии ситуации с помощью перцептивных или внешних практических действий.

Мышление изучается в разных аспектах различными дисциплинами. Формальная логика изучает нормы и правила такого вида мышления, как рассуждение (хотя существует точка зрения, согласно которой логика непосредственно не имеет дела с мышлением). Психология исследует мышление с точки зрения взаимодействия в этом процессе текущего и прошлого опыта, влияния на него установок субъекта, его эмоциональных состояний. В настоящее время интенсивно развивается работа по математическому моделированию некоторых типов мышления в рамках исследований по искусственному интеллекту. Философия изучает мышление не с точки зрения анализа техники рассуждений, а с целью выяснения возможности или невозможности постижения реальности с помощью тех или иных норм мышления. Поэтому исторически философия критически относилась к ряду имевшихся норм мышления и предлагала их изменение или переосмысление. В рамках современной когнитивной науки мышление изучается во взаимодействии символической логики, психологии, исследований в области искусственного интеллекта и философии.

В центре философских исследований мышления находится несколько проблем.

МЫШЛЕНИЕ И ОПЫТ. С точки зрения эмпиризма мышление прежде всего имеет дело с сравнением, расчленением (анализом) и соединением (синтезом) того, что дано в опыте (ощущения, восприятия). Мышление может выражаться также в комбинировании представлений, которые являются не чем иным, как следами прошлых восприятий. С этой точки зрения понятия возникают на основе выделения общих признаков данных в опыте единичных предметов (абстракция) и фиксации их с помощью языка. Эмпирические обобщения возникают на основе индукции. Дедуктивное рассуждение в логике и математике рассматривается либо как производное от опыта, либо как экспликация некоторых особенностей языка. Т.о., при подобном понимании содержание мышления полностью определяется тем, что непосредственно дано в опыте. Однако попытки последовательного осуществления концепции эмпиризма потерпели крах: выяснилось, что сам опыт и деятельность по его переработке (в частности, индукция) предполагают внеопытные компоненты.

Рационализм противопоставляет опыт и мышление. С этой точки зрения опыт либо вообще не дает знания о реальности (Платон), либо дает знание «смутное», нуждающееся в прояснении с помощью мышления (рационалисты 17–18 вв.). Опыт при таком понимании может лишь дать толчок мышлению, которое развертывает содержание доопытных «врожденных» идей, данных субъекту в акте интеллектуальной интуиции. Продуктами такого независимого от опыта мышления являются метафизика, математика, теоретическая наука.

Мышление, по Г.Гегелю, не противостоит опыту, опирается на него (поэтому чисто априорная метафизика невозможна), но только для того, чтобы выйти за его пределы и сделать его производным от самого себя. Для Гегеля то, что неадекватно дается в опыте, разворачивается в истинном виде посредством мышления, которое в процессе саморазвития освобождается от всякой связанности с чувственностью, «снимает» опыт (и одновременно содержит его в себе в «снятом» виде) и выступает как спекулятивное мышление. Согласно Гегелю, мыслимое всеобщее содержит в себе многообразие в виде особенного и единичного. Во многом линию Гегеля в понимании мышления продолжили в 20 в. неокантианцы, понимавшие мышление как категориальный синтез, порождающий из себя многообразие. Согласно неокантианцам, чувственная данность как самостоятельная не существует, исходно имеется лишь заданность, проблема, решаемая посредством мышления. Опыт возникает как результат развития мышления, которое разворачивает свои априорные структуры. Свою концепцию «чистого мышления» неокантианцы пытались применить к исследованию эмпирического материала истории науки.

И. Кант занимает в этом вопросе особую позицию, которую нельзя считать ни эмпиристской, ни рационалистической. Он различает восприятие и опыт. Первое, с его точки зрения, не предполагает мышления, а лишь организацию ощущений с помощью априорных форм пространства и времени. Однако опыт возможен лишь на основе применения априорных категорий рассудка к чувственному восприятию, т.е. является результатом конструктивной деятельности мышления. Порождающее знание мышление предполагает категориальный синтез чувственного многообразия. Такой синтез возможен в случае чистого естествознания (имеющего дело с внешним опытом) и чистой математики (имеющей дело с априорными формами чувственного созерцания). Он невозможен в случае метафизики. Мышление существует как априорное в чистой математике и исходных теоретических частях чистого естествознания (постулаты чистого естествознания). Мышление осуществляется как своеобразный сплав априорного и эмпирического в обыденной жизни и многих разделах естествознания. Что же касается предметов метафизики, то о них можно мыслить, но это мышление не будет плодотворным, так как не может породить знания.

Своеобразную позицию занимает по этому вопросу феноменология. Согласно Гуссерлю, продукты мышления могут считаться истинными лишь в том случае, если их содержание совпадает с тем, что дано субъекту как феномены в акте переживания очевидности. Для феноменологии мышление не конструирует опыт, а зависимо от опытно данных феноменов. Но последние конституируются априорными структурами трансцендентального сознания. Категориальные структуры мышления при таком понимании тоже могут непосредственно созерцаться («категориальное восприятие сущности»). Развитие современной философии, когнитивной психологии и когнитивной науки приводит к ряду выводов относительно связи мышления и опыта.

Во-первых, невозможно выделить чисто опытное содержание знания, независимое от определенных схем, эталонов, категорий (некоторые из них могут быть врожденными). Использование последних с полным основанием может рассматриваться в качестве актов мышления. Поэтому уже восприятие может быть понято как процесс решения интеллектуальных задач, связанный с использованием перцептивных гипотез. Восприятие рассматривается как извлечение информации из внешнего мира, что предполагает воздействие внешних предметов на субъекта. Однако, согласно современным исследованиям, извлечение перцептивной информации возможно лишь на основе активной деятельности субъекта, выражающейся как во внешних действиях, так и в использовании схем сбора информации. Поэтому восприятие, объединяющее пассивность и активность субъекта в некоторую целостность, выступает как особая форма мышления.

Во-вторых, мышление и опыт взаимодействуют. С одной стороны, результаты мыслительной деятельности так или иначе используются на опыте и в этом процессе подвергаются испытанию на пригодность (хотя способы определения этой пригодности могут быть весьма сложными). С другой стороны, сам опыт критикуется, меняется и переосмысливается на основе прогресса мышления. Поэтому существуют разные, несводимые друг к другу типы опыта и соответствующие им типы мышления: обыденный опыт и обыденное мышление, научное наблюдение и соответствующая деятельность мышления, эксперимент, являющийся особым способом мышления и вместе с тем возможный лишь на основе теоретического мышления.

В-третьих, нет резкого различия между мышлением в рамках опыта и мышлением вне этих рамок. Любой опыт предполагает внеопытные мыслительные схемы. С другой стороны, и в таких внеопытных науках, как математика (приводившаяся в качестве образца «чистого» априорного мышления), имеют место догадки, гипотезы, отказ от того, что казалось несомненным.

СУЖДЕНИЯ, ПОНЯТИЯ, КАТЕГОРИИ. Исторически эмпиризм считал, что понятия, с помощью которых осуществляется мышление в наиболее развитом виде, возникают на основе общих представлений и фиксируются с помощью языка. Связь понятий выражается в суждении. Последнее можно рассматривать как средство и результат процесса мышления – мысль. Когда стало ясным, что многие теоретические понятия и суждения не могут быть истолкованы подобным образом, ибо не сопровождаются наглядными представлениями (понятие бесконечности, большинство математических понятий, понятия электрона, кварка, справедливости, истины и т.д. и мысли, в которые они входят), то представители эмпиризма (в частности, той его разновидности, который выступил в 20 в. в виде аналитической философии) стали защищать точку зрения, согласно которой понятие совпадает со смыслом того или иного слова, а суждение со смыслом высказывания. Эти смыслы в свою очередь определяются взаимоотношением данной единицы языка с другими единицами, а также отношением определенных высказываний к эмпирическому опыту (восприятию, «чувственным данным», протокольным высказываниям).

Философские оппоненты эмпиризма обратили внимание не только на его общую уязвимость, но и на то, что понятие не может определяться особенностями того или иного конкретного языка. Ведь одно и то же понятие может выражаться в разной языковой форме и даже на разных языках, что делает возможным перевод. Произнесение высказывания (вслух или «в уме») осуществляется во времени. Во времени существуют и наглядные представления, если они сопровождают утверждение той или иной мысли. Но сама мысль (суждение) существует вне времени. Мысль включена в процесс мышления и может быть результатом этого процесса. Но сама она процессом не является. В противовес эмпиризму ряд современных философов и представителей когнитивной науки отстаивают точку зрения, в соответствии с которой мышление не сводится к использованию обычного языка, а предполагает существование в мозгу особого врожденного универсального кода – «языка мысли» (Дж.Фодор и др.). Понятия, согласно этой концепции, могут существовать и до овладения обычным языком, как это имеет место у маленьких детей. Некоторые сторонники этой точки зрения допускают существование понятий даже у животных.

Мышление предполагает использование категорий, которые представляют собой не просто наиболее общие понятия (как их нередко истолковывали представители эмпиризма), а способы конструирования самого опыта. Согласно Канту, категории выражают формы суждений, т.е. разные способы осуществления главной мыслительной деятельности – синтеза чувственного многообразия, разные и необходимые способы построения опыта. На базе построенного опыта можно образовывать понятия об отдельных предметах и ситуациях. В современной философии представляет интерес исследование категорий у Дж.Райла. Последний понимает их как разные типы высказываний, которые определяют разные возможности мышления и которые нельзя смешивать.

Важный вклад в понимание роли категорий в мышлении внесли работы Ж.Пиаже, исследовавшего развитие операторных интеллектуальных схем в процессе психического онтогенеза: эти схемы по существу выражают категориальные структуры. Операторные интеллектуальные схемы по Пиаже возникают и развиваются до языка и влияют на процесс овладения им. Дж.Брунер показал в своих психологических исследованиях, что категоризация является обязательным условием любого восприятия, и в этом отношении пошел дальше Канта, считавшего, что восприятие (в отличие от опыта) не предполагает применения категорий.

АНАЛИТИЧЕСКОЕ И СИНТЕТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ. Кант резко противопоставил два возможных способа мышления: аналитическое и синтетическое. Первое сводится к экспликации того содержания, которое уже имеется в понятиях, но явным образом не выражено. Такого рода мышление не порождает нового знания. Плодотворное мышление, создающее знание, может быть лишь синтетическим. Синтетическое мышление, предполагающее применение категорий к чувственности, может быть как априорным (математика, постулаты чистого естествознания), так и соединением априорных и эмпирических компонентов (мышление в естествознании, в обыденной жизни).

Логический позитивизм как современная разновидность эмпиризма тоже строго различает аналитическое и синтетическое мышление. Однако с точки зрения этой концепции априорное и аналитическое мышление совпадают. Логика и математика как дедуктивные априорные дисциплины не являются знанием, а некоей особой разновидностью языка. Синтетическое мышление совпадает с эмпирическим, фактуальным. Результаты последнего выражаются посредством языка, в том числе языка математики.

У.Куайн показал, что не существует строгой дихотомии аналитических и синтетических высказываний и, следовательно, аналитического и синтетического мышления. Поэтому элементы синтетического мышления есть в дедуктивных дисциплинах (которые поэтому не могут рассматриваться как чисто априорные), а элементы аналитического мышления – в фактуальных науках.

МЫСЛИМОЕ И НЕМЫСЛИМОЕ. ИСТОРИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР МЫШЛЕНИЯ. Философы всегда пытались выявить те предметные области, в которых мышление невозможно, и те способы мышления, которые не порождают знания реальности, а заводят размышление в тупик. В этом отношении сознательное мышление отличается от восприятия. Если считать, что последнее не просто представляет сознанию нечто данное, а является продуктом активной конструктивной деятельности субъекта (а именно такое понимание представляется современным), все же приходится признать, что характер восприятия не зависит от сознательной деятельности субъекта. Даже если человек сознает иллюзорность воспринимаемого, он не может изменить саму иллюзию, которая как бы навязывается ему конкретными условиями восприятия. Между тем возможность избежать иллюзии мышления зависит от того, насколько мыслящий правильно выбирает поле приложения мышления и его способы.

Платон считал, что мышление может привести к знанию только в том случае, если оно направлено на не зависящие от чувственного опыта идеи. Мышление, относящееся к предметам обычного опыта, порождает лишь мнения – нечто неопределенное, зыбкое и необоснованное.

Для новоевропейской философии эмпиризма мышление, наоборот, должно как можно ближе следовать эмпирическому опыту – единственному источнику знания. В том случае, когда мышление отходит от опыта, оно создает химеры: понятия субстанции (Дж.Беркли), причинности (Д.Юм), понятия абсолютного пространства и времени (Дж.Беркли, Э.Мах).

Кант выделяет две формы мышления: на основе рассудка и на основе разума. Рассудочное мышление может быть плодотворным, так как его предметы конструируются на основе категориального синтеза чувственного многообразия. Между тем предметы разумного мышления, соответствующие идеям чистого разума – Бог, мир в целом и Трансцендентальный Субъект, – не могут быть включены ни в эмпирический опыт, ни в своеобразный априорный опыт, с которым имеет дело чистая математика. Поэтому мышление об этих предметах (разумное мышление) не может породить знание, оно запутывается в антиномиях и паралогизмах. Если мышление намерено быть плодотворным, оно должно умерить свои притязания.

Одна из основных задач современной аналитической философии – разоблачение разных псевдопроблем (в философии и науке), порождаемых не контролирующим себя мышлением. С точки зрения логического позитивизма только то мышление имеет смысл, выводы которого могут быть проверены (верифицированы) в чувственном опыте и которое следует правилам логического синтаксиса. Для К.Поппера критерием осмысленности мышления является принципиальная возможность опытного опровержения (фальсификация) мыслительных предположений. Дж.Райл связал появление абсурда с нарушением категориальных границ в процессе размышления. Так, напр., если не учитывается, что высказывания об ощущении и высказывания о восприятии относятся к разным категориальным типам, возникают разные абсурдные проблемы, которые невозможно решить (вроде вопроса о том, как из ощущений или «чувственных данных» строится восприятие и т.д.).

Развитие современной философии, а также исследование исторического развития науки и культуры приводят к мнению о том, что граница мыслимого и немыслимого всегда есть, но что она вместе с тем исторически изменчива. Возможность мыслимости задается определенными концептуальными рамками, специфичными для данной культуры, мифологической, философской, научной картины мира, для той или иной школы мысли (к этой идее подошел Т.Кун в понятии «парадигма» и М.Фуко в понятии «эпистема»). Так, напр., понятие математической несоизмеримости не вписывалось в картину мира, характерную для античной культуры, что делало невозможным в этих рамках развитие математических идей, связанных с дифференциальным и интегральным исчислением. Немыслимой для аристотелевской картины мира (а поэтому для всей перипатетической физики, господствовавшей в европейской культуре в течение многих столетий) была возможность точного предсказания траектории тела в земных условиях. Эта возможность стала вполне осмысленной в принципиальном плане (хотя и трудно осуществимой практически) в картине мира, основанной на классической механике. Однако с точки зрения современной физики эта возможность существует не всегда: в частности, ее нет в определенных ситуациях, с которыми имеет дело квантовая механика. Понятие целевой причины, важное для аристотелевского мышления, оказалось бессмысленным для европейской философии и науки 17–18 вв. и вновь приобрело важное значение в современной науке. Существуют ситуации, в которых бессмысленными оказываются и некоторые законы логики (исключенного третьего и даже запрета на противоречие), и отдельные аксиомы математики. В то же время смена концептуальных рамок, задающих условия мыслимости и немыслимости, не является чем-то произвольным, а определяется историческим развитием культуры и прогрессом научного знания.

Т.о., не существует внеисторических псевдопроблем. Мышление оказывается всецело историческим и культурным феноменом.

МЫШЛЕНИЕ КАК «ВНУТРЕННЯЯ» АКТИВНОСТЬ. Исторически сущность мышления понималась в философии как «внутренняя» активность ума, как размышление «про себя». Рассуждение вслух или успешная практическая деятельность рассматривались только как внешнее выражение внутренней умственной деятельности. У рационалистов мышление понималось как деятельность души, ее внутренний диалог, осуществляемый «в уме» на основе врожденных идей. Эмпирики считали, что деятельность «в уме» возможна на основе представлений как копий ощущений и посредством образов речевых высказываний. В 20 в. рядом философских и психологических направлений подобное представление было подвергнуто резкой критике. Во-первых, к 1920–30-м гг. стало ясно, что мышление осуществляется в разных формах, а не только «в уме». Мышление может происходить на основе восприятия внешних предметов или специальных знаковых систем, данных субъекту внешним образом: в виде текста, в виде нарисованных на бумаге схем, чертежей и иных изображений. Мышление нередко предполагает реальную деятельность с этими схемами или же даже внешние действия с реальными предметами (т.н. сенсомоторное мышление). Мышление может осуществляться также в виде речевых высказываний («вслух») как отдельного человека, так и нескольких собеседников, размышляющих совместно. Вместе с тем мнение о существовании особого «внутреннего» мира сознания, принципиально отличного от деятельности человека во внешнем мире и от его взаимодействий с другими людьми, вызвало большие сомнения. Ибо неясно, каким образом могут восприниматься представления, размещенные во «внутренней галерее» сознания и кто может воспринимать их и оперировать ими. В этой связи на основе работ позднего Виттгенштейна Дж.Райлом была сформулирована идея о том, что главными формами мышления являются именно внешние действия и размышления вслух, на основе языка. Иными словами, мышление – это прежде всего публичная деятельность. Что же касается «скрытого» мышления, то это не что иное, как диспозиции (возможности) будущих внешних действий и речевых высказываний. Согласно Дж.Райлу, мнение о существовании особого «внутреннего» мира мышления является мифом.

Однако в современной когнитивной науке, основывающейся на разработках в области искусственного интеллекта и результатах современной когнитивной психологии, стала доминирующей иная позиция. Конечно, не существует особого замкнутого в себе «мира сознания» наподобие того, как его понимал Декарт. Но вместе с тем мышление как деятельность «в уме» является фактом. Этот факт может быть понят как оперирование когнитивными схемами извлечения перцептивной информации из внешнего мира и языковыми значениями. Когнитивные схемы в основном возникают на основе реального взаимодействия с миром. Но некоторые из них являются врожденными. Языковые значения усваиваются на основе овладения языком в ходе коммуникации с другими людьми. В то же время некоторые языковые структуры могут быть врожденными. По-видимому, успешные внешние действия и коммуникация и деятельность «в уме» взаимно предполагают друг друга.

СОЗНАТЕЛЬНОЕ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ В МЫШЛЕНИИ. МЫШЛЕНИЕ О МЫШЛЕНИИ. Исторически соответствующее нормам мышление понималось в философии как сознательная, т.е. контролируемая субъектом, рефлектируемая деятельность (если речь идет об эмпирическом индивиде). Согласно Декарту, мыслящий человек одновременно сознает, что он мыслит. Однако уже Г.Гельмгольц высказал мысль о том, что восприятие может быть понято как бессознательное умозаключение. Правда, эта идея не была принята наукой того времени. Между тем сегодня в когнитивной науке стало общим мнение, что на бессознательном уровне человек осуществляет множество разнообразных видов мыслительной деятельности: выдвижение и опробование гипотез, рассуждение, интерпретация и т.д. Речь идет не о бессознательных физиологических процессах, происходящих в нейронах, а именно о мыслительных процессах, в принципе таких же, как сознательно осуществляемые акты мышления. В этой связи становится ясным, что вообще осознанной может быть лишь часть мышления. Ибо высказывание «Я мыслю» означает лишь рефлексию первого порядка, т.е. осознание предмета мышления и самого факта мышления, но не означает рефлексию способов мышления. Последнее возможно на основе высказывания «Я мыслю, что я мыслю». Рефлексия второго порядка возникает лишь в особых ситуациях, когда субъект ставит под сомнение те способы мышления, которые до сих пор были для него самоочевидными и потому не сознавались. Такого рода рефлексия возможна и в акте субъективной интроспекции, направленной на процесс мышления. Однако наиболее адекватным способом мышления о мышлении оказывается критический анализ мышления, объективированного в виде текстов или иных способов внешнего воплощения мышления. Согласно классической философской традиции, полностью сознающее себя мышление является нормой и эталоном мышления. Гегель считал, что мыслящее себя мышление в виде Абсолютного Духа выражает высший этап в развитии универсума. Однако рефлексия над мышлением никогда не может быть полной и что она имеет исторический характер. При этом речь идет о сознательно осуществляемом мышлении. Что же касается многочисленных процессов мышления, совершаемых индивидом на бессознательном уровне, то они в принципе не могут быть осознаны самим индивидом, а становятся предметом исследования специалистами по когнитивной науке.

СУБЪЕКТИВНОЕ И ОБЪЕКТИВНОЕ МЫШЛЕНИЕ. ПСИХОЛОГИЗМ И АНТИПСИХОЛОГИЗМ В ИССЛЕДОВАНИИ МЫШЛЕНИЯ. С точки зрения философии эмпиризма мышление – это часть происходящих в индивиде психических процессов. Начатое эмпириками изучение такого рода процессов, естественно, было подхвачено психологией уже на экспериментальном этапе ее развития. Психологическое исследование мышления сначала шло в рамках ассоцианизма, который в философском плане не выходил за рамки традиционного эмпиризма. В 20 в. в экспериментальном психологическом исследовании мышления произошли серьезные философско-методологические изменения. Уже в работах Вюрцбургской школы (О.Кюльпе, Н.Ах, К.Бюлер и др.) была продемонстрирована невозможность понимания мышления как производного от чувственного опыта и комбинации наглядных представлений. Гештальтпсихологи (В.Кёлер, М.Вертгаймер и др.) убедительно опровергли сенсуализм и выявили роль психических структур и их динамики в процессе решения мыслительных задач, а также показали сложность взаимодействия прошлого и текущего опыта в ходе мышления. Бихевиористы (К.Халл, Ф.Скиннер и др.) дали острую критику традиционного понимания мышления как чисто «внутренней» деятельности сознания и обратили внимание на то, что мышление прежде всего осуществляется как внешнее поведение, направленное на решение задач. В этой связи они попытались понять «скрытое» мышление в качестве подготовки к будущим внешним действиям, а также как производное от речевого поведения.

Между тем многие философы обращали внимание на то, что невозможно понять мышление, ограничиваясь его психологическим исследованием. Ведь психолог изучает законосообразность процессов, происходящих в субъективном мире индивида. Но законосообразность психических процессов мышления и нормативность мышления – это не одно и то же. Нарушения правил мышления имеют причины, однако эти нарушения не могут быть оправданы с точки зрения нормы. Нормы мышления, имеющие всеобщий и необходимый характер, обязательные для всех мыслящих существ и обеспечивающие соответствие мышления реальности, не могут быть выявлены на основе эмпирического исследования психики индивида. Изучением этих норм занимается не психология, а философия. Антипсихологизм в исследовании мышления выражался в разных формах.

Согласно Канту, правила мышления изучаются формальной логикой, имеющей дело с аналитическим мышлением, и трансцендентальной логикой, относящейся к синтетическому мышлению. Эти правила коренятся в Трансцендентальном Субъекте, отличном от того эмпирического субъекта, с которым имеет дело психология.

Для Гегеля мышление – это прежде всего процесс саморазвития Абсолюта, осуществляющийся в соответствии с объективной диалектической логикой. Эмпирический индивид способен мыслить лишь постольку, поскольку он приобщается к этой логике.

С точки зрения неокантианцев (Г.Коген, П.Наторп, Э.Кассирер и др.), априорные нормы мышления, выражающиеся в категориях и создающие возможность синтеза многообразия, принадлежат не эмпирическому индивиду, а «духу научности» и могут быть выявлены на основе исследования объективного выражения мышления, прежде всего в научных текстах. Антипсихологическую позицию в отношении мышления особенно остро выразил Гуссерль. Он приходит к точке зрения о том, что логика вообще не имеет дела с мышлением (в отличие от психологии) и занимается только исследованием идеальных смысловых связей.

Эту линию своеобразно продолжили представители аналитической философии. Для них философия имеет дело с логическим синтаксисом языка и критериями осмысленности высказываний. То и другое не характеризует процессы мышления. Как писал Я.Лукасевич, логика не изучает формы мышления и вообще имеет к анализу мышления отношение не большее, чем, напр., математика.

Более тонкую концепцию развивает Поппер. Он считает, что философия в виде эпистемологии имеет дело с мышлением. Но не всякое мышление – предмет философского исследования. Поппер различает мышление в субъективном смысле и мышление в объективном смысле. К первому относятся процессы, осуществляемые в уме. Ко второму – объективное содержание мышления: проблемы и проблемные ситуации, теории, рассуждения, аргументы как таковые. Субъективное мышление предполагает мыслящего субъекта и изучается психологией. Объективное мышление не предполагает познающего субъекта и принадлежит к особому «третьему миру», воплощенному в книгах и других текстах. «Третий мир» является продуктом человеческой деятельности, но, возникнув, приобретает автономию и развивается по собственным законам. В заостренной и парадоксальной форме позиция антипсихологизма в изучении мышления была выражена главой Московского методологического кружка – Г.П.Щедровицким. Он считал, что мышление может рассматриваться как самостоятельная субстанция, развивающаяся по собственным объективным законам. Ее носителем может быть и человек, но это вовсе не обязательно, ибо мышление может с таким же успехом захватывать знаковые системы, машины и т.д.

Сегодня резкая антитеза между психологизмом и антипсихологизмом в изучении мышления начинает смягчаться. Во-первых, в развитии самих психологических исследований мышления обнаружилась невозможность понимания этого процесса вне учета нормативной структуры мыслительной деятельности. Так, Пиаже вынужден был для осмысления результатов своих экспериментов построить специальную логику интеллектуальных операторных структур, характеризующих нормы мышления на разных этапах развития психики в онтогенезе, к тому же он включил свои психологические результаты в состав эпистемологической концепции («генетическая эпистемология»). Современная когнитивная психология в изучении мышления начинает интенсивно взаимодействовать с логикой и философией, что выразилось в возникновении когнитивной науки, в состав которой вошли также некоторые разделы лингвистики и математические разработки в области искусственного интеллекта. Логика и философия, т.о., оказываются важными для понимания того, что происходит при субъективном процессе мышления, совершающемся «в уме».

Во-вторых, современные исследования в когнитивной психологии и когнитивной науке дают новый материал и вместе с тем ставят новые проблемы, связанные с пониманием таких классических философских тем, как взаимоотношение мышления и опыта, характер и роль категорий мышления, взаимоотношение языка и мышления, мышление как «внутренняя» деятельность ума, сознательное и бессознательное в мышлении и др.

Т.о., философия изучает мышление как объективный процесс, воплощающийся в предметах культуры: в структурах языка, книгах и иных текстах, в произведениях искусства, в правилах деятельности. Вместе с тем целый ряд важных философских проблем возникает при изучении того, как объективные нормы мышления работают в индивидуальной мыслительной деятельности. Несмотря на то что в изучении мышления получены большие результаты, многое в нем остается неясным и дискуссионным.

НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ МЫШЛЕНИЯ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. В нашей стране в течение многих лет мышление было предметом интенсивного изучения, особенно в 1960–80-х гг.

В философии в эти годы сложилось несколько плодотворно работавших школ в данной области. Школа диалектической логики, ориентированная на наследие Гегеля и К.Маркса, была представлена работами Э.В.Ильенкова, М.Б.Туровского, Ф.Т.Михайлова и др. Методологические вопросы, связанные с изучением мышления как деятельности по использованию разных приемов, разрабатывались в ранних работах А.А.Зиновьева, М.К.Мамардашвили, Б.А.Грушина. Изучение мышления с точки зрения логики научного исследования и в контексте историзма его форм было представлено работами Б.М.Кедрова, П.В.Копнина, киевской философской школой (М.В.Попович, С.Б.Крымский и др.). Программа изучения содержательно-генетической логики, а затем концепция мыследеятельности были разработаны Г.П.Щедровицким и легли в основу руководимого им Московского методологического кружка. Оригинальная концепция развития теоретического мышления на материале исторического развития естественнонаучного знания была сформулирована В.С.Стёпиным. В.С.Библер развил свои исходные диалектико-логические идеи до концепции мышления как диалога разных логик и как культурного феномена. Концепции, связывающие понимание мышления с развитием методологического содержания научного знания, были разработаны в исследованиях В.А.Лекторского, В.С.Швырёва, В.Н.Садовского, Э.Г.Юдина, Б.С.Грязнова, А.П.Огурцова, Е.П.Никитина, М.А.Розова, И.П.Меркулова и др.

Особое внимание возможностям применения логики для понимания реальных процессов мышления уделяли Е.К.Войшвилло, П.В.Таванец, В.А.Смирнов, Е.Д.Смирнова, В.К.Финн и др.

В отечественной психологии сложились влиятельные школы, разрабатывавшие проблематику мышления на основе разных теоретических программ и экспериментальных исследований. Толчок для многих таких разработок дал в начале 30-х гг. в своей книге «Мышление и речь» Л.С.Выготский. Отталкиваясь от ряда идей Л.С.Выготского, А Н.Леонтьев сформулировал программу экспериментального исследования мышления. Эта линия была продолжена в работах П.Я.Гальперина (концепция формирования умственных действий), В.В.Давыдова (исследование формирования разных видов обобщения в обучении), О.К.Тихомирова (проблема целеполагания в процессе мышления) и др. С.Л.Рубинштейн развил теорию мышления как аналитико-синтетической деятельности и как процесса. Эта программа получила дальнейшее развитие в теоретических и экспериментальных исследованиях А.В.Брушлинского, К.А.Славской и др.

1. Поппер К. Эпистемология без познающего субъекта. – В кн.: Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983;

2. Кун Т. Структура научных революций. М., 1977;

3. Фуко М. Слова и вещи. М., 1977;

4. Райл Г. Понятие сознания. М., 2000;

5. Пиаже Ж. Психология интеллекта. – В кн.: Пиаже Ж. Избр. психологические труды. М., 1969;

6. Брунер Дж. Мышление. – В кн.: Брунер Дж. Психология познания. М., 1977;

7. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» Маркса. М., 1960;

8. Он же. Диалектическая логика. М., 1984;

9. Михаилов Ф.Т. Общественное сознание, самосознание индивида. М., 1980;

10. Туровский М.Б. Труд и мышление. М., 1963;

11. Зиновьев А.А. Восхождение от абстрактного к конкретному. О логической природе восхождения от абстрактного к конкретному. – В кн.: Философская энциклопедия, т. 1. М., 1960;

12. Он же. Логика науки. М., 1971;

13. Мамардашвили М.К. Формы и содержание мышления. М., 1968;

14. Грушин Б.А. Очерки логики исторического исследования. М., 1961;

15. Кедров Б.М. Проблемы логики и методологии наук. – Избр. труды. М., 1990;

16. Копнин П.В. Диалектика, логика, наука. М., 1973;

17. Щедровицкий Г.П. Избр. труды. М., 1995;

18. Он же. Философия. Наука. Методология. М., 1997;

19. Стёпин В.С. Теоретическое знание. М., 2000;

20. Библер В.С. Мышление как творчество. М., 1975;

21. Он же. От наукоучения к логике культуры. М., 1991;

22. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980;

23. Швырёв В.С. Методологический анализ науки. – В кн.: Философия, методология, наука. М., 1972;

24. Он же. Теоретическое и эмпирическое в научном познании. М., 1972;

25. Он же. Живое созерцание и абстрактное мышление, эмпирическое и теоретическое знание и познание. – В кн.: Теория познания в 4 т., т. 3. М., 1993;

26. Садовский В.Н. К целостной концепции искусственного интеллекта. – В кн.: Искусственный интеллект и проблемы организации знаний. Сборник трудов ВНИИСИ, вып. 8. М., 1991;

27. Юдин Э.Г. Методология науки. Системность. Деятельность. М., 1997;

28. Грязнов Б.С. Логика, рациональность, творчество. М., 1982;

29. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1988;

30. Никитин Е.П. Открытие и обоснование. М., 1988;

31. Розов М.А. Проблема эмпирического анализа научных знаний. Новосибирск, 1977;

32. Меркулов И.П. Метод гипотез в истории научного познания. М., 1984;

33. Войшвилло Е.К. Понятие как форма мышления. Логико-гносеологический анализ. М., 1989;

34. Таванец П.В. Вопросы теории суждения. М., 1955;

35. Горский Д.П. Проблемы общей методологии науки и диалектической логики. М., 1966;

36. Смирнов В.А. Логические методы анализа научного знания. М., 1987;

37. Смирнова Е.Д. Логическая семантика и философские основания логики. М., 1987;

38. Финн В.К. Интеллектуальные системы: проблемы их развития и социальные последствия. – В кн.: Будущее искусственного интеллекта. М., 1991;

39. Выготский Л.С. Мышление и речь. – В кн.: Выготский Л.С. Собр. соч. в 6 т., т. 2. М., 1982;

40. Леонтьев А.Н. Мышление. – В кн.: Философская Энциклопедия, т. 3. М., 1964;

41. Гальперин П.Я. Развитие исследований по формированию умственных действий. – В кн.: Исследование мышления в советской психологии. М., 1966;

42. Давыдов В.В. Виды обобщения в обучении. М., 1972;

43. Тихомиров О.К. Структура мыслительной деятельности человека. М., 1969;

44. Рубинштейн С.Л. О мышлении и путях его исследования. М., 1958;

45. Брушлинский А.В. Мышление и прогнозирование. М., 1979;

46. Абульханова-Славская К.А. Мысль в действии. М., 1967;

47. Cohen H. Kants Theorie der Erfahrung. В., 1925;

48. Harman G. Thought. Princeton, 1973;

49. Fodor J. The Language of Thought. N. Y., 1975;

50. Ryle G. On thinking. N. Y., 1979;

51. Dennet D. Artificial Intelligence as Philosophy and as Psychology, in: Dennet D. Brainstorms. Cambr. (MA), 1981;

52. Ibid. Fast Thinking, in: Dennet D. The Intentional Stance. Cambr. (MA), 1987;

53. Searle J. Minds, Brains and Science. Cambr., 1985.