Политическая власть – одна из краеугольных тем политической науки. В данном разделе мы приводим отрывок из работы американских социологов Петра Бергера и Бриджит Бергер, посвященный анализу веберовской теории власти. Как отмечал М. Вебер, «власть – это возможность одного социального субъекта реализовать свою волю вопреки сопротивлению других участников политического действия» (курсив наш. – А. X.). Американские социологи обращают внимание именно на возможность преодоления сопротивления как главный признак власти. Однако констатацией этого факта их исследование не ограничивается. Привычка к повиновению власти приводит, по их мнению, к формированию длительной дисциплины как на индивидуальном, так и на социетальном уровне. Власть опирается не только на привычку, но и на легитимность, под которой немецкий социолог понимал поддержку власти со стороны общества.
В хрестоматию вошли отрывки из произведений М. Вебера, посвященные традиционному, харизматическому и рационально-легальному типам легитимного господства. Исследование легитимности продолжается и в наши дни, о чем свидетельствует работа французского политолога Маттеи Догана. В фрагменте его исследования, посвященного легитимности власти в развитых демократиях, проводится различие между легитимностью режима, легитимностью институтов власти и доверием к конкретным лицам, обличенным властью.
П. Бергер, Б. Бергер. Личностно-ориентированная социология[25]
Вероятно, достаточно сказать, что базовыми категориями. анализа власти все еще являются те, что первоначально были сконструированы Вебером. Ключевыми категориями, которые конструируют этот аналитический каркас, являются авторитет и легитимность.
Первое: ВЛАСТЬ ДАЖЕ ВОПРЕКИ СОПРОТИВЛЕНИЮ
Власть определяется Вебером как вероятность того, что индивид или группа будет способна выполнять свою волю даже вопреки сопротивлению. Это не зависит от средств, которыми преодолевается сопротивление. Предмет сопротивления здесь очень важен. Он служит тому, чтобы отличать феномен власти от того, что обычно именуется лидерством. Это различие становится особенно очевидным с точки зрения повседневной жизни. Почти все человеческие группы имеют того или иного типа лидеров. Предположим, что группа студентов в общежитии обсуждает, как провести вечер. Могут выдвигаться различные идеи. Вероятно, в такой группе будут один или два индивида, чьим идеям будет отдано большее предпочтение. Вероятно даже, что идеи, предлагаемые другими, фактически выдвигаются как предложения (бывший президент Никсон назвал бы их «опционами»), обращенные к лидерам. В большинстве случаев в конечном итоге решение лидеров будет тем, что реально приведет группу в движение. Имеет смысл назвать такого рода процесс выражением власти. Совершенно иная ситуация возникает в том случае, когда, скажем, один из членов группы упорно придерживается своей собственной идеи вопреки решению, принятому лидерами. В этом случае предложению непокорного члена группы будет тонко (или во многих случаях не очень тонко) противопоставлено обещание «а не то. ». Затем он должен будет подчиниться решению лидерства, «а не то» ему придется столкнуться с различными реальными или воображаемыми последствиями своего несогласия, которые могут простираться от угрозы быть избитым или изгнанным из группы до вербальной атаки. В этом пункте и имеет смысл поговорить о власти. Фраза «реальными или воображаемыми» в связи с последствиями продолжающегося сопротивления указывает на разнообразие средств, которые могут лежать в основании восприятия власти. Некоторые из них действительно могут быть весьма реальными, включая в качестве последнего прибежища применение физической силы. Однако вполне возможно, что власть покоится на средствах принуждения, которые имеются лишь в воображении.
Второе: ПРИВЫЧКА К ПОВИНОВЕНИЮ И АВТОРИТЕТ
Авторитет определяется Вебером опять же с точки зрения такого типа вероятности, а именно – это вероятность того, что какой-то конкретный порядок встретит повиновение со стороны конкретных индивидов и групп. Сущностное различие между властью и авторитетом заключается в продолжительности последнего. Власть, даже в самых высших ее проявлениях может быть внезапной и кратковременной вещью: задается порядок, он подлежит повиновению вопреки сопротивлению, и с таким же успехом он может быть прекращен. Такое восприятие власти, очевидно, не может оказывать сколько-нибудь продолжительного воздействия на общество. Чтобы оказать такое воздействие, необходимо, чтобы власть испытывалась длительным и систематическим образом. Это означает, что люди привыкают к этому восприятию власти или, другими словами, на человеческое поведение накладывается длительная дисциплина. В этом случае власть становится не только моментальным господством или общей угрозой, что такое господство будет навязано, но упорядоченным восприятием, посредством которого конкретные люди привыкают к послушанию конкретным командам.
Конечно, это опять же не вполне надежная вещь. Как совершенно ясно показывает история, авторитет может в один прекрасный день рухнуть (т. е. оказаться свергнутым или встретить успешное сопротивление), даже после весьма продолжительного существования. Авторитет, как и сама власть, ненадежен. И все же, если авторитет успешно навязывался конкретной человеческой группе на протяжении длительного периода времени, вероятность его самоподдержания возрастает. Причиной этого является привычка. Привычка выступает важным фактором именно тогда, когда старый авторитет свергнут, а на его месте стремится утвердиться новый. Так, революционные правительства бывают крайне слабыми в своей способности к удержанию власти в период, следующий непосредственно за ее захватом. Естественно, важно, что именно они делают в этот период. Но даже если они не делают ничего, кроме удержания власти (т. е., с точки зрения Вебера, если они продолжают развивать свою авторитарность), их шанс на выживание со временем возрастает; люди привыкают к ним. Любой, кто пожелает использовать свою власть, на чем бы она ни базировалась, для того чтобы оказывать продолжительное воздействие на общество, сталкивается с основной проблемой трансформирования этого авторитета во власть.
Привыкание – это не единственный фактор, с помощью которого авторитет становится властью. Другим решающим фактором является легитимность. Под легитимностью Вебер имеет в виду убежденность людей, что стоящий над ними авторитет – это не только простой факт, но факт, наполненный моральным содержанием. Другими словами, когда мы говорим, что конкретный авторитет «легитимен», это означает, что их восприятие власти именно таково, что те, кто обладают властью, обладают ею по праву. Процесс, посредством которого приобретается легитимность, называется легитимацией.[26] Если авторитет не сумеет успешно легитимировать себя, его выживание невероятно. Авторитет, лишенный легитимности, должен постоянно вновь и вновь подтверждать свою власть путем применения физической силы. Это очень неэкономично. Нормальное течение дел в обществе не может быть очень хорошим, если каждого нужно бить по голове. По таким практическим причинам те, кто удерживают власть, вероятно, будут стараться завербовать восприятие по крайней мере большинства людей, над которыми они осуществляют власть. Однако продолжительное использование физической силы не только неэкономично, оно также направлено против себя. Оно порождает сопротивление. Выражаясь более точно, если оно не может облечь себя в легитимность по крайней мере в глазах большинства населения, то порождает сопротивление. Только при таком условии оно может противостоять какому бы то ни было меньшинству, продолжающему оказывать сопротивление.
Легитимность очень четко отражается в сознании. Легитимность существует лишь пока существуют те, кто в нее верит.
Легитимация для авторитарности
Вебер дифференцировал различные типы авторитарности с точки зрения различий в авторитарности. Он проводит различия между тремя главными типами: традиционным, харизматическим и легально-рациональным. В каждом из случаев основной вопрос может быть сформулирован следующим образом: на какой базе действуют авторитеты, имеющие право отдавать команды той части населения, которая находится под их властью? В традиционном типе авторитарности на этот вопрос отвечают просто с точки зрения прецедента. Другими словами, легитимность покоится на том факте, что такого рода вещи всегда делались таким образом. К примеру, почему фараон Египта, и только он, имел право жениться на своей сестре? Ответ: потому что египетские фараоны поступали так всегда. Харизматическая авторитарность, напротив, покоится на экстраординарной претензии по части того, кто практикует это. С помощью достоинств этого экстраординарного качества харизматические лидеры аннулируют или модифицируют традицию. Многократно повторяемая фраза Иисуса в Новом Завете «Вы слышали, что это было сказано – но истинно говорю я вам. » конституирует претензию на харизматическую авторитарность в чистой форме. Вопрос: по какому праву делает этот человек столь экстраординарные заявления? Ответ: он имеет право, потому что его устами говорит Бог. Харизматическая авторитарность всегда проявляется в противопоставлении какой-то традиционной авторитарности. Она бросает вызов последней, стремясь модифицировать или, в крайнем случае, свергнуть ее.
Харизматической авторитарности внутренне присуща революционность. Она прорывается сквозь привычки, на которых покоится традиционная власть. По тому же признаку харизматическая авторитарность крайне ненадежна, и ее могущество недолговечно. Она может утверждаться только в атмосфере интенсивного возбуждения. Вероятно, по самой природе человека возбуждение не может быть слишком продолжительным. Когда оно начинает ослабевать, харизматическая авторитарность должна быть видоизменена или осуществляться в каких-то других формах авторитарности. Наконец, легально-рациональная авторитарность базируется на законе и рационально объяснимых процедурах. Вопрос: по какому праву может губернатор собирать этот налог? Ответ: он обладает таким правом в силу закона, прошедшего через легислатуру штата такого-то числа такого-то года. В отличие от первых двух типов, эта форма авторитарности не окутывает себя покровом таинственности. Каждое проявление власти как бы опирается на особое легальное обеспечение. По крайней мере, в принципе, это обеспечение может быть рационально объяснено, и поэтому может показать стоящую за ним социальную цель. Этот третий тип авторитарности является наиболее общим в современном мире, и наиболее подходящей для него формой администрирования выступает бюрократия, как мы обсуждали выше.
М.Вебер. Традиционное господство[27]
Господство называется традиционным, если его легитимность опирается на святость давно установившихся порядков и господского управления. Господин (или несколько господ) стоит у власти в силу установившейся традиции. Господствующий – это не «начальник», a господин собственной персоной; его штаб управления – в основном не «чиновники», а личные «слуги», подчиненные – это не «члены» союза, а:
1) либо «традиционные товарищи»;
2) либо «подданные». Не объективный служебный долг, а личная преданность слуги определяет отношение штаба управления к господину. Подчиняются не уставу, а личности, призванной для этого по традиции. приказы которой легитимны по двум причинам:
? отчасти в силу традиции, прямо определяющей содержание распоряжений (в смысле, продуманном этой традицией);
? отчасти в силу свободного произвола господина, которому традиция предоставляет соответствующую возможность. Этот традиционный произвол покоится в основном на безграничном почитании.
Таким образом, существует две области действия господина:
1) материально связанная с традицией;
2) материально свободная от традиции.
В рамках последней господин может оказывать «благосклонность» в форме милости или немилости, личной симпатии или антипатии и личного произвола, нуждающегося, в частности, в оплате подарками. Так как он поступает в известной мере согласно принципам, то они являются принципами материальной этической справедливости, правосудия или утилитаристской целесообразности, а не формальными принципами, как при легальном господстве. Фактическое осуществление господства означает то, что обычно может позволить себе господин и его штаб управления по отношению к традиционно повинующимся подданным, не вызывая у них отпора. Возможное сопротивление направляется против личности господина (или слуги), которые не уважают традиционные границы власти, а не против системы как таковой («традиционалистическая революция»).
Господин правит без или со штабом управления. Типичный штаб управления может быть набран из:
? «патримониально набранных» людей, связанных с господином традиционно, узами почитания: из членов рода, из невольников, из зависимых домашних служащих (Hausbeamte), в особенности из «министериалов» («слуг господина»), из людей, зависимых от господина (клиентела), из колонов, из вольноотпущенных и
? в силу личных отношений доверия (свободные «фавориты» всех видов) или
? из законно подчиненного господину союза (вассалы), наконец, Ф из свободных чиновников, почитающих господина.
«Бюрократия» возникла впервые в патримониальных государствах как чиновничество, призванное экстрапатримониально. Но эти чиновники (как вскоре будет сказано) были прежде всего личными слугами господина.
В штабе управления традиционного господства в чистом виде отсутствуют:
а) объективно распределенная устойчивая «компетенция»;
б) устойчивая рациональная иерархия;
в) упорядоченное определение на службу по свободному контракту и упорядоченное продвижение по службе;
г) профессиональное обучение (как норма);
д) постоянное и выплачиваемое в деньгах содержание.
К а): Вместо прочной деловой компетенции существует конкуренция между действующими поручениями и полномочиями, данными господином сначала произвольно, а затем делающимися постоянными, наконец, часто традиционно стереотипными.
К б): Отсутствует определение того, как и кем должно быть исполнено решение дела или жалобы:
? либо 1) урегулировано традиционными нормами.
? либо 2) полностью оставлено на усмотрение господина.
Наряду с традиционалистской системой «высшего двора» существует принцип немецкого права, согласно которому в присутствии господина вся юриспруденция работает вхолостую.
К в): Продвижение осуществляется. только по произволу и милости господина.
К г): У всех домашних чиновников и фаворитов господина, как правило, отсутствует квалификация на основе рационального профессионального обучения. Начало профессионального обучения служащих. означает повсеместно новую эпоху в управлении, несмотря на то, что эмпирическая выучка некоторых чиновников возникла довольно рано.
К д): Домашние чиновники и фавориты кормятся в основном за столом господина и экипируются из его кладовой.
1. К основным типам традиционного господства при отсутствии личного штаба управления господина относятся:
Геронтократией называется такое положение, при котором господство в союзе и священную традицию исполняют старейшие (первоначально в буквальном смысле, по возрасту) как лучшие ее знатоки. На традиции часто основаны непервичные экономические или семейные союзы.
Патриархализмом называется положение, когда внутри первичного (в большинстве случаев) экономического и семейного (домашнего) союза господство осуществляет один человек, согласно непоколебимому праву наследования. Геронтократия и патриархализм нередко стоят рядом. При этом типе господства полное отсутствие чисто личного («патримониального») штаба управления господина является определяющим. поэтому товарищи – все еще «товарищи», а не «подданные». Они являются «товарищами» в силу традиции, а не «членами» в силу устава. Они должны повиноваться господину, а не установленному правилу, правда, и господину только согласно традиции. Господин, со своей стороны, также строго связан традицией.
2. Вместе с созданием чисто личного управленческого (и военного) штаба господина каждое традиционное господство имеет склонность к патримониализму, а в случае наивысшей власти господина – к султанизму.
«Товарищи» впервые становятся теперь «подданными», право господина, толковавшееся до сих пор как преимущественное право товарища, становится его личным правом, захваченным им точно так же, как какой-либо объект собственности, который можно. использовать как угодно (продать, заложить, передать как долю в наследстве). Внешне патримониальная власть господина опирается на подданных-невольников (часто заклейменных), или подданных-колонов, или подданных, находящихся под гнетом, или. на личную охрану и армию (патримониальная армия), получающую денежное довольствие. Благодаря этой власти господин. увеличивает долю произвола, благосклонности и милости, свободную от традиции.
Патримониальным следует считать всякое султанистское господство, ориентированное в основном на традицию, но осуществляемое благодаря полному личному праву и правящее в основном с помощью свободного, не связанного традицией произвола. Это различение совершенно нечеткое. От раннего патриархализма патримониализм и султанизм отличает существование личного штаба управления.
3. Сословным господством следует называть такую форму патримониального господства, при которой господином апроприируется власть, определенная штабом управления, и соответствующие экономические возможности. Присвоение может осуществляться (как и во всех подобных случаях):
? со стороны союза или категории лиц, имеющих свои отличительные черты, или
? лично (и в действительности только пожизненно), или по наследству, или в качестве свободной собственности.
Сословный обладатель господской власти покрывает издержки управления из собственных и присвоенных им средств управления. Обладатель военной господской власти или сословный член рода – военный экипируют себя сами и при случае экипируют контингенты, набранные ими патримониально или сословно (сословная армия). Или же средства управления и штаб управления присваиваются просто как попытка заработать помимо общего дохода со склада или кассы господина, как это происходило главным образом (но не только) в армии XVI и XVII вв. в Европе (капиталистическая армия), находящейся на денежном довольствии. Общая власть в случаях полного сословного присвоения закономерно разделена между господином и членами штаба управления по их личному праву или каждый обладает собственной властью, отрегулированной господином лично или особыми договорами с апроприаторами. Традиционное господство влияет на экономику, как правило, путем укрепления традиционных взглядов, причем сильнее всего – геронтократическое и чисто патриархальное господство. При этом типично:
? правление господина с полным или преимущественно натуральным обеспечением (оброки и барщины). В этом случае экономические отношения строго связаны традициями, развитие рынка замедлено, денежное обращение в основном натуральное и ориентировано на потребление, возникновение капитализма невозможно. Наряду с этим имеется возможность:
? сословно привилегированного обеспечения. Развитие рынка и здесь. ограничено таким обеспечением, «покупательной способностью». господствующего союза.
Однако патримониализм может быть и монополистическим с частично экономически-трудовым обеспечением, частично – с налоговым обеспечением. В этом случае развитие рынка ограничено сильнее монополией, но слабее – иррационально. У господина и его штаба управления больше шансов трудиться, но капитализм в своем развитии
? либо 1) замедлен,
? либо 2) в случае налоговой аренды, аренды или покупки служебного места и капиталистической армии или управления существует как финансовое хозяйство и отклонен в направлении политически ориентированного капитализма.
Финансовое хозяйство патримониализма, и в частности султа-низма, даже там, где оно является денежно-экономическим, действует иррационально. Для рационализации экономики не хватает не только расчета, но и личной свободы трудиться.
М.Вебер. Харизматическое господство[28]
«Харизмой» следует называть качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, особыми силами и свойствами, недоступными другим людям. Оно рассматривается как посланное богом или как образец. (Первоначально это качество обусловлено магически и присуще как прорицателям, так и мудрецам-исцелителям, толкователям законов, предводителям охотников, военным героям.) Как бы «объективно» правильно ни было оценено соответствующее качество с этической, эстетической или иной точки зрения, по существу совершенно неважно. Важно одно, как оно фактически оценивается подчиненными харизме, «приверженцами».
1. Вопрос о значимости харизмы решает признание подчиненных – изначально всегда посредством чуда. Это подтверждаемое доказательством свободное признание рождено из склонности к откровению, из почитания героев, из упования на вождя. Но такое признание (при настоящей харизме) не является основой легитимности, оно – долг тех, кто обязан признать это качество в силу своего места и приведенного доказательства. Такое «признание» психологически является целиком личной, основанной на вере склонностью, рожденной из воодушевления или нужды и надежды.
Ни один пророк не считает свое качество независимым от мнения масс о нем, ни один венценосный король или харизматический герцог не рассматривал противодействие или пассивность иначе, как противное долгу: неучастие в формально-волюнтаристски организованном вождем походе высмеяно во всем мире.
2. Если доказательства долго не приходят, то это свидетельствует о том, что одаренный харизматической милостью покинут своим богом или потерял свою магическую или героическую силу. Если продолжительное время ему изменяет успех, и, в первую очередь, если его руководство не приносит облегчения подчиненным, то его харизматический авторитет может исчезнуть. В этом состоит подлинный смысл харизматической «божественной благодати».
3. Господствующий союз – эмоциональная общность. Управленческий штаб харизматических лидеров – это не специально обученное «чиновничество». Штаб подбирается не с учетом сословной принадлежности, не с точки зрения происхождения или личной зависимости, он подбирается по харизматическим качествам: «пророку» соответствуют «ученики», «военному князю» – «свита», «вождю» вообще – «доверенные люди». Не существует ни «устройства на службу» или «смещения с должности», ни «карьеры», ни «продвижения». Есть только призвание, соответствующее интуиции вождя на основе харизматического качества призываемого. Не существует никакой «иерархии», но только содействие вождя в случае, если обнаруживается харизматическая недостаточность управленческого штаба для задачи, к решению которой он призван. Не существует не только никакой «служебной епархии» и «компетенции», но также никакой апроприации должностной власти посредством «привилегии». Но есть (по возможности) местные или предметные границы харизмы и «послания». Нет никакого «содержания» и никакого «дохода». Но ученики или последователи живут (изначально) с господином в отношениях любви или товарищеской коммуны на средства меценатов. Не существует никаких постоянно закрепленных «ведомств», а только харизматически, в соответствии с важностью поручения господина и в соответствии с собственной харизмой, доверенные посланцы. Не существует никакого регламента, нет никаких абстрактных правовых положений, никаких ориентированных на них правовых форм, никаких ориентированных на традиционные прецеденты правовых премудростей и судебных решений. Но по форме своей право актуально творится от случая к случаю, первоначально в соответствии с божественными изречениями и откровениями. Но по существу для всех форм харизматического господства имеет значение: «Здесь написано – но я говорю вам».
Харизматическое господство, будучи внеобыденным, резко противопоставлено как рациональному, особенно бюрократическому так и традиционному, в особенности патриархальному и патримониальному или сословному. Два последних – специфические формы обыденности в господстве, истинно харизматическое являет собой специфически противоположное. Бюрократическое господство специфически рационально в смысле связанности дискурсивно анализируемыми правилами, харизматическое специфически иррационально в смысле отчужденности от правил. Традиционное господство связано прецедентами прошлого, и постольку ориентировано на правила. Харизматическое господство разрушает прошлое (внутри своей области), и в этом смысле оно специфически революционно. Оно не знает апроприации власти по образцу владения товарами ни хозяевами, ни сословными силами. Но легитимно оно лишь постольку и до тех пор, пока личная харизма в силу доказательства «значима», т. е. находит признание и используется доверенными людьми, учениками, последователями только на время харизматической доказательности.
4. Чистая харизма специфически чужда экономике. Там, где она выступает, она организует «призвание» в эмоционально-напряженном смысле слова: как «миссию» или внутреннюю «задачу». Она отвергает в чистом типе использование материальных пожертвований как источника дохода – что, правда, нередко остается скорее требованием, чем фактом. Это не означает, что харизма всегда отказывалась от собственности и приобретения, как это делают в известных обстоятельствах пророки и ученики. Военный герой и его свита ищут добычи, плебисцитарный лидер или харизматический партийный вождь ищут материальные средства для своей власти. Первый, кроме того, ищет материального блеска своего господства для утверждения престижа власти. То, чем они все пренебрегают, – это традиционная или обыденная рациональная экономика, получение регулярных «доходов» с помощью направленной на эту цель последовательной экономической деятельности. Меценатское в больших размерах (дары, взятки, крупные подачки) или нищенское снабжение, с одной стороны, добыча, насильственное или (формально) мирное вымогательство, с другой стороны, – типичные формы покрытия потребностей в харизматическом господстве. С точки зрения рациональной экономики, такое удовлетворение потребностей есть типическая власть «неэкономичности», ибо она отклоняет любое втягивание в будни. Она может только, в состоянии полного внутреннего безразличия, «прихватывать», так сказать, случайные доходы. «Рента» как форма освобождения от экономики может в ряде случаев быть экономической основой существования харизмы. Но для нормальных харизматических «революционеров» эта форма обыкновенно не имеет значения.
5. Харизма есть великая революционная сила в связанных традициями эпохах. В отличие от революционизирующей силы ratio, которая действует или извне (путем изменения жизненных обстоятельств и жизненных проблем и посредством этого изменения отношения к ним), или путем интеллектуализации, харизма может быть преобразованием изнутри, которое, будучи рожденным из нужды или воодушевления, означает изменение главных направлений мышления и действия при полной переориентации всех установок ко всем отдельным формам и к «миру» вообще. В дорационалистических эпохах традиция и харизма разделяли между собой общность ориентации действия.
Харизматическое господство представляет собой сугубо личностное, связанное с личными качествами, относимыми к харизме, и их подтверждением, социальное отношение. Но если это отношение не остается чисто эфемерным, оно принимает характер стабильного отношения: «община» единоверцев, воинов или учеников; партийный союз, партийная или иерократическая общность. Тогда харизматическое господство, которое только in statu nascendi («в момент образования») существует в идеально-типической чистоте, должно значительно изменить свой характер: оно становится традиционным или рациональным (легальным), или и тем и другим одновременно, но в различных аспектах. Движущие мотивы для этого следующие:
? идейная и материальная заинтересованность сторонников в продолжении существования и постоянном оживлении общины;
? еще более сильные идейные и материальные интересы управленческого штаба: последователей, учеников, партийной свиты из доверенных лиц, чтобы:
? продолжить существование отмеченного отношения;
? так его продолжить, чтобы при этом собственная позиция идейно и материально была бы поставлена на стабильную обыденную платформу: внешнее восстановление семей и нормальное их существование вместо отрешенности от мира и чуждых экономике «посланий».
Эти интересы типически актуальны при падении влияния личности носителя харизмы и при встающем здесь вопросе о преемнике. Способ, каким он решается – если он решается и, следовательно, харизматическая общность продолжает существовать (или только что появляется), очень важен и является определяющим для всей природы возникающих социальных отношений.
Выделенный вопрос обычно решается следующими способами:
? новые поиски носителя харизмы, определяемого в соответствии с признаками быть лидером. Затем легитимность нового носителя харизмы связывается признаками, т. е. «правилами», для которых возникает традиция; следовательно, чисто личностный характер уничтожается;
? с помощью откровения: оракул, жребий, божественное решение или другая техника отбора. Тогда легитимность нового носителя харизмы является производной от легитимности техники (легализация);
? путем выдвижения нового носителя харизмы предшествующим и через признание его общиной. Тогда легитимность становится легитимностью, приобретенной в силу назначения;
? через назначение преемника харизматическим управленческим штабом и через признание общиной. Трактовка как «выбор». далека от этого процесса в его подлинном значении. Речь идет не о свободном отборе, а об отборе, строго связанном долгом, не о голосовании большинства, но о правильном обозначении, отборе правильного, истинного носителя харизмы, которого и меньшинство также может выделить. Единогласие – это постулат, осознание ошибки – долг, упорство в ней – тяжкий промах, «ложный» выбор – считающаяся грехом (изначально магическая) несправедливость;
? тем не менее легитимность легко представляется легитимностью правового промысла, при всех мерах предосторожности соответствующего истинности, в основном с определенными формальностями (возведением на трон и т. д.);
? через представление, что харизма есть свойство крови и распространяется на род, в особенности из ближайших родственников носителя харизмы: наследственная харизма.
Тогда вера относится больше не к харизматическим качествам личности, а к легитимному промыслу в силу порядка наследования, (традиционализация и легализация). Понятие «божья милость» полностью изменяет свой смысл и теперь означает: хозяин собственного права, независимо от признания подчиненных. Личностная харизма может совершенно отсутствовать.
6. Через представление, что харизма есть такое (изначально магическое) качество, которое с помощью ритуального средства, примененного носителем харизмы, можно перенести на или вызвать у других. Это овеществление харизмы, прежде всего должностная харизма. Вера в легитимность больше не относится к личности, а к приобретенным качествам и действенности ритуальных актов.
Важнейший пример: харизма священника через миропомазание, посвящение в сан, возложение рук; харизма короля, переносимая или укрепляемая через миропомазание и коронование.
Авторитарный по своему смыслу харизматический принцип легитимности может быть пересмотрен в антиавторитарном направлении. Ибо фактическая значимость харизматического авторитета, по сути, целиком покоится на признании подчиненных, которое обусловлено «доказательством». Однако это признание по отношению к лидеру, квалифицируемому как харизматический и потому легитимный, равносильно долгу. При возрастающей рационализации отношений в союзах напрашивается мысль, что это признание, вместо того чтобы считаться следствием легитимности, принимается за ее основу (демократическая легитимность); выдвижение (возможное) управленческим штабом для занятия должности рассматривается как «предвыборы», предшественником – как «предложение», а признание общностью – даже как «выбор». Легитимный в силу собственной харизмы лидер становится тогда лидером по милости подчиненных, которого они (формально) свободно по своему усмотрению выбирают и ставят, а при случае также и отстраняют – ведь утрата харизмы и ее доказательства влечет за собой утрату истинной легитимности.
М.Вебер. Легальное господство с бюрократическим штабом управления[29]
Легальное господство основывается на значимости следующих взаимосвязанных представлений о том, что:
1) любой закон может устанавливаться путем заключения договора, ориентированного рационально, целерационально или ценностно-рационально, с правом на последующее уважение со стороны товарищей по союзу, а также (что является закономерным) со стороны личностей, которые находятся или действуют внутри сферы влияния союза;
2) каждый закон по своей сущности есть абстрактные, специально установленные правила, за применением которых имеется судебный надзор;
3) легальный господин – начальник, который, распоряжаясь и приказывая, сам подчиняется безличному порядку, ориентирует на него свои распоряжения. Это справедливо и для легального господина, который не является «чиновником», например избранного президента государства;
4) подчиняющийся подчиняется только как товарищ или только «закону». Это может быть товарищ по союзу, товарищ по общине, член церковной общины, в государстве – гражданин;
5) в соответствии с п. 3 товарищи по союзу, подчиняясь господину, подчиняются не его личности, а безличному порядку и поэтому обязаны повиноваться только в рамках деловой компетенции, рационально разграниченной этим порядком.
Таким образом, основными категориями рационального господства являются:
1. Непрерывная, связанная правилами, работа служебного предприятия в рамках компетенции, которая означает:
? объективно разграниченную (в силу разделения труда) сферу должностных обязанностей;
? расстановку необходимого для этого начальства;
? распределение допустимых средств принуждения и возможностей их применения.
Предприятие, организованное таким образом, называется «органом власти». «Органы власти» в этом смысле есть на крупных частных предприятиях, в партиях, в армии и, подобно «государству», в «церкви». «Органом власти» в указанном смысле является избранный президент государства (и коллегия министров, и избранные «уполномоченные представители народа»).
2. Принцип чиновничьей иерархии, т. е. устройство постоянных органов контроля и надзора за каждым органом власти с правом апелляции или жалобы подчиненных на вышестоящих в иерархической лестнице.
3. «Правила», согласно которым действуют, могут быть:
Для их применения в обоих случаях необходимо специальное обучение. Следовательно, для работы в штабе управления человек должен иметь хорошую квалификацию, быть хорошо обученным специальности, – только такой человек может быть принят на службу в качестве чиновника. «Чиновники» образуют типичный штаб управления рационального союза.
принцип полного отчуждения штаба управления от средств управления и средств приобретения. Чиновники, служащие, рабочие штаба управления сами не владеют средствами управления и приобретения, но получают их в натуральной или денежной форме и обязаны вести их учет. Выдерживается принцип полного отделения служебного имущества (имущества предприятия или капитала) от личного имущества (домашнее хозяйство) и служебного рабочего места (бюро) от места жительства.
5. В случае полной рациональности отсутствует какое бы то ни было личное присвоение места службы.
6. Важен принцип аккуратности в документах управления, и даже там, где, как правило, принято устное обсуждение вопросов, по меньшей мере письменно должны быть зафиксированы предложения и заключительные решения, постановления и распоряжения. Деловые бумаги и непрерывная работа чиновников представляют собой бюро в качестве основы деятельности современного союза.
. Повседневное господство – это прежде всего управление. Самым чистым типом легального господства является господство посредством бюрократического штаба управления. Штат штаба управления в самом чистом виде состоит из отдельных чиновников (монократия), которые:
1) подчиняются только объективным служебным обязанностям;
2) определены на службу (а не выбраны) в неизменной чиновничьей иерархии;
3) имеют постоянные служебные компетенции;
4) работают по контракту, т. е. на основе свободного отбора;
5) работают по профессиональной квалификации, в наиболее рациональном случае – определенной с помощью экзамена, удостоверенной дипломом;
6) оплачиваются постоянным денежным содержанием;
7) считают свою службу единственной или главной профессией;
8) усматривают для себя карьеру: «продвижение» по сроку службы или по успехам в работе;
9) работают в полном «отчуждении от средств управления» и без присвоения рабочего места;
10) подчиняются строгой единообразной служебной дисциплине и контролю.
Исходя из всего опыта, можно сказать, что чисто бюрократическое, т. е. бюрократическо-монократическое, управление делами в чисто техническом отношении приближается к наиболее совершенному труду в смысле точности, постоянства, дисциплины, подтянутости и надежности, интенсивности и экстенсивности труда, в его формально-универсальной применимости к любым задачам. Во всех этих смыслах оно является самой рациональной формой господства. Развитие «современных» форм союзов во всех областях (государство, церковь, армия, партия, хозяйственное предприятие, союз по интересам, общество, учреждение и пр.) просто означает развитие и постоянное усиление бюрократического управления: к примеру, его возникновение является зародышем современного западного государства. Вся непрерывная работа происходит благодаря чиновнику в бюро. И если бюрократическое управление является повсеместно самым рациональным в формально-техническом отношении (ceteris paribus!), то оно сегодня просто необходимо для личного или делового управления массами. Существует выбор лишь между «бюрократизацией» и «дилетантизацией» управления, и преимуществом бюрократического управления являются профессиональные знания, полная незаменимость которых обусловливается современной техникой и экономикой. Постоянно возникает вопрос: кто управляет существующим бюрократическим аппаратом? Управление непрофессионала этим аппаратом ограниченно: профессиональный тайный советник в большинстве случаев превосходит временного министра-неспециалиста в проведении своей воли. Потребность в постоянном, строгом, интенсивном и просчитанном управлении, каким его создал прежде всего капитализм (без которого он не может существовать), – и каким его должен был просто перенять и усилить всякий рациональный социализм, обусловливает необходимость бюрократии как ядра управления массами. Только маленькое (политическое, иерократическое, общественное, хозяйственное) предприятие могло бы в значительной степени обойтись без него. Капитализм требует на своей сегодняшней стадии развития бюрократию, и несмотря на то, что они выросли из разных исторических корней, капитализм также является самым рациональным экономическим основанием (так как поставляет в распоряжение государственной казны необходимые денежные средства), на котором государство может существовать в самой рациональной форме.
Бюрократическое правление означает господство на основе знания – в этом заключается его специфически рациональная основа. Свое могущественное положение у власти на основе профессионального знания бюрократия лишь усиливает за счет должностного (служебного) знания: знания фактов, приобретенного при продвижении по службе или «из документов».
Превосходит бюрократию по профессиональному знанию и знанию фактов в своей области интересов лишь частное лицо, заинтересованное в прибыли, а именно: капиталистический предприниматель. Он является единственной инстанцией, действительно невосприимчивой (хотя бы относительно) к необходимости бюрократического рационального господства на основе знаний.
В социальном отношении бюрократическое господство в общем означает:
? тенденцию к усреднению набора из числа наиболее профессионально квалифицированных в целях универсальности;
? тенденцию к плутократизации в целях профессионального обучения, длящегося довольно долго (часто до конца третьего десятилетия жизни);
? господство формализованной обезличенности: идеальный чиновник управляет своим делом «без уважения к личности», формально одинаково для «каждого».
М. Доган. Эрозия доверия в развитых демократиях[30]
В мире нет ни одной страны, где все воспринимают существующий в ней режим как абсолютно легитимный. Легитимность имеет свои степени. Позволяя ранжировать тот или иной режим в градации от минимума до максимума, она является обоснованным мерилом при сравнительном анализе политических систем. Многие ученые признают необходимость такого измерения: «Легитимность колеблется в пределах от полного восторженного одобрения до полного неприятия режима. градуируясь от поддержки, согласия, желания до ослабления, эрозии и потери доверия. В случае осознанного неприятия позволительно говорить о нелегитимности режима» (Дж. Херц).[31]
Как подчеркивает X. Линц, «ни один политический режим не легитимен в глазах 100 % населения, как и все его декреты, не легитимен навсегда, и – возможно – очень немногие абсолютно нелегитимные режимы держатся исключительно на насилии».[32]
Легитимность никогда не доходит до единодушия граждан в одобрении режима. Все группы населения и все индивиды отнюдь не одинаково оценивают авторитет политической власти. В обществе есть апатичные слои и протестные субкультуры, миролюбивые оппоненты и вооруженные террористы, а между этими крайностями – большинство, только отчасти убежденное в правоте притязаний правительства на легитимность. Д. Истон полагает, что частые нарушения законов и диссидентские движения являются показателем уровня легитимности. Однако в эмпирических исследованиях трудно идентифицировать и квантифицировать этот феномен.
Нередко легитимность смешивают с законностью. В демократической стране происходит периодическая смена правительств. Она считается легитимной именно потому, что существуют нормы, касающиеся замены субъектов политической власти. Враждебность к политической партии, находящейся у власти, вполне совместима с верой в разумность режима. Случающиеся время от времени нарушения конституционных норм не подрывают легитимности режима. Что теряется в такой ситуации – так это доверие к отдельным институтам и тем, кто их возглавляет. Нужно различать легитимность режима и доверие граждан к определенным институтам или руководителям, ибо ни один институт не может полностью избежать критики со стороны той или иной части населения. Единодушие – нелепая претензия тоталитарных режимов.
Имеющиеся материалы опросов не позволяют утверждать, что легитимность демократии поставлена под вопрос. Как уже говорилось, большинство граждан благосклонны к совершенствованию политических режимов путем реформ в согласии с нормами демократии, но между общепринятыми реформами и революционной агитацией есть еще многие другие формы действий и давления. Еще один вопрос (в декабрьском опросе 1994 г., проведенном Евробарометром) состоял в том, удовлетворена ли большая часть граждан тем, как функционирует демократия. Во всех западноевропейских странах каждый второй заявил, что он недоволен тем, как работает демократия в его стране. В большинстве случаев это означает пожелание улучшений в этой работе. Неудовлетворенность тем, как функционируют институты, не бросает вызов легитимности режима. Много раз в различных странах перед респондентами ставился соответствующий вопрос, связанный с проблемой легитимности, ответ на который предполагал выбор одной позиции из следующих трех:
1. Принимаю в общем и целом существующие законодательство, систему правления и общественное устройство.
2. Вижу многие недостатки существующей системы. Верю в постепенное улучшение системы правления.
3. Совершенно не приемлю существующие законодательство, систему правления и общественное устройство; единственным решением проблемы считаю полную смену общественного устройства.
Первая позиция подразумевает веру в легитимность режима; вторая свидетельствует об убеждении, что, несмотря на все недостатки, существующий режим – лучший из тех, которые можно себе представить, и что он, кроме того, поддается усовершенствованию. Третья позиция показывает, что существующий режим воспринимается как нелегитимный. В большинстве стран доля выбравших последний вариант ответа была незначительна: 9 % – в США, 3 – в Германии, 7 – в Канаде и 10 % – в Австралии. В некоторых странах доля эта относительно велика: 26 % – во Франции, 24 – в Англии, а в одной стране – Индии – она достигла такой величины (41 %), при которой легитимность режима оказывается под вопросом.
Сколь низко может упасть уровень доверия, прежде чем это подорвет основы демократии? Италия может служить здесь наглядным эмпирическим примером. Между 1991 и 1994 г. эта страна пережила внутреннее потрясение, которое было вызвано целым рядом скандалов, связанных с коррупцией, что привело к удалению с политической сцены больших политических партий, перемене идеологии и названия некоторых партий, а также гекатомбе в рядах политического класса. Этот пример со всей очевидностью свидетельствует, что коррупция разъедает легитимность. Тем не менее итальянская демократия не рухнула, она спонтанно реконструировалась. Даже в этом, крайнем, случае демократия показала себя неискоренимой.
Сегодня большинство граждан не могут представить себе альтернативу демократическому режиму. Имеющиеся данные не позволяют нам сделать вывод об их отказе от базовых элементов гражданской культуры. Единственное исключение, приходящее на ум, – Россия, но именно оно подтверждает правило: сегодня Россия беременна демократией, она еще не развитая демократия.
С. М. Липсет и У. Шнейдер приходят к такой же оценке. Они ставят вопрос: существует ли кризис легитимности в США? По их мнению, «доверие к руководителям теряется гораздо легче, чем к системе» и «граждане все более и более критически относятся к работе основных институтов». Липсет и Шнейдер делают вывод, что «утрата доверия имеет позитивную и негативную стороны, что вне сомнений, поскольку американцы, с одной стороны, не удовлетворены функционированием их институтов и, с другой, данная констатация в определенном смысле поверхностна, ибо они еще не дошли до отрицания этих институтов».
Основные эмпирические данные, касающиеся примерно 20 западных демократий, обязывают нас делать четкое различие между легитимностью режима, доверием к институтам и популярностью правительства. В демократической стране, даже если численность неудовлетворенных граждан велика в течение длительного времени, легитимность режима не подлежит сомнению, исключая случаи экономических, военных и политических потрясений. Демократические режимы не погибают, потому что им нет более приемлемой альтернативы, чем реформировать демократию демократическим путем. Достоинство демократии в том, что она предоставляет возможность изменений по правилам политической игры. Ошибок избежать легче, когда можно предсказать действия других. Это то, что К. Фридрих называет «правилами предсказуемой реакции».
Проблема содержательного определения власти и основных аспектов самого понятия власть на протяжении длительного этапа видоизменения общества остается одной из наиболее дискуссионных. Несмотря на то, что попытки содержательного определения феномена власти предпринимались на протяжении всей истории социальной мысли, проблема не только не становится не менее однозначной и насущной, а, наоборот, обретает новые стороны для возникновения полемики, поддерживая при этом интерес к ней как таковой [1].
Проблемы социологии политики занимает отдельное место в трудах М.Вебера. Он принадлежит к такому типу учёного-социолога, который «обнаруживает свой интерес к обществу по мере того, как проявляется интерес ко всему общественному». У него сформировались биполярные предпочтения: влечение к политической деятельности, мечта о карьере государственного деятеля, и одновременное совмещение работы преподавателя и учёного. Поэтому проблемы согласования и разведения по разным полюсам науки и политики были для Вебера и философской, и личной проблемой [7] .
М. Вебер писал, что политика означает стремление к участию во власти или оказания влияния на распределение власти, как между государствами, так и внутри самого государства среди групп людей, которые в него включены. Если кто-то занимается политикой, то он будет стараться стремиться к узурпации, осуществлению, удержанию власти как к средству, подчиненному личному или общественному интересу, либо к власти ради же её самой, для того, чтобы довольствоваться лаврами, которые она предоставляет: повышение своего престижа, общественного статуса и реализация собственных амбиций [8]. Он объективно относился к определению сути политики, не вкладывая в неё латентного подтекста. В этой связи небезынтересно его высказывание, упомянутое в работе «Политика как призвание и профессия»: «Кто ищет спасения своей души и души других душ, тот ищет его не на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи – такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живёт во внутреннем напряжением с богом любви, в том числе и христианским Богом в его церковном проявлении, – напряжении, которое в любой момент может разразиться непримиримым конфликтом» [2].
Вебер считал, что некая сила стремиться отнять духовное составляющие от политики, и довести её, при условии того, что она являлась действительной на практике, до уровня делового умения, ловкой хитрости и взаимного обмана [1].
Попытка рационального осмысления феномена власти вне его зависимости от детерминированных социальных и политических структур повлекла за собой интерпретацию власти как возможность того, что индивид или группа получат право осуществить свою волю даже если встретят сопротивления при её реализации. Это не зависит от средств, которыми проделывается сопротивление. Здесь предмет сопротивления занимает первостепенную позицию. Он применяется для того, чтобы отличать понятие власть от лидерства [3.]. В определении подчеркиваются следующие основные черты власти: она не принадлежит субъектам политики, а существует в отношениях между ними; должна определяться в терминах вероятности, возможности; основу власти могут составлять любые вещи, свойства или отношения; она всегда ущемляет интересы какой-либо совокупности людей, которая не включена в господствующий класс или группу, что приводит к их противоборству в борьбе за ресурсы, способных изменить политический вес той или иной силы. В отличие от авторитета, власть связана не с социальными статусами или ролями, а с личными качествами индивидов [9].
Власть даже в самых высших её проявлениях может быть недолговременной и спонтанной вещью: кто-то может притворить в жизнь порядок, который предполагает неукоснительное исполнение и повиновение со стороны других, но это ещё не является гарантом того, что не возникнет оппозиция, которая окажется в состоянии свергнуть этот порядок. Такое восприятие власти в умах людей, не сможет осуществлять длительное и целенаправленное воздействие на общество. Чтобы оказать такое воздействие необходимо, чтобы власть испытывалась продолжительным и систематическим образом. Люди привыкают к этому восприятию власти или, другими словами на человеческое поведение накладывается длительная дисциплина. В ввиду этого она становится не только моментальным господством или общей угрозой, что её продиктуют и вменят из вне, но упорядоченным восприятием, посредством которого определённый круг людей свыкнется с тем, что нужно беспрекословно следовать отдаваемым командам и приказом. Авторитет, как и сама власть, может рухнуть в один прекрасный день, даже после весьма продолжительного существования. Авторитет и власть ненадёжны [3].
Власть – проявление социальной связи, указывающей на наличие неравенства, которое заключается в том, что один человек может навязывать свою волю другому. Субъектами власти выступают отдельные люди, группы и государство [2].
Категория власти тесно связана с категорией социального контроля. Социальный контроль является негативной категорией. Он создаётся для того, чтобы предотвратить девиантное или деструктивное поведение. Власть не является делом отвращения кого-либо от того, что нежелательно для общества, она скорее выступает как исполнение воли индивида или группы. С другой стороны она предполагает наличие конфликта. Если индивид не будет подчиняться решению лидерства, тогда есть вероятность того, что ему придётся столкнуться с различными реальными или воображаемыми последствиями своего несогласия. Фраза реальными или воображаемыми в связи с последствиями продолжающегося сопротивления указывает на разнообразие средств, которые могут лежать в основе восприятия власти. Некоторые из них могут быть весьма реальными, однако вполне вероятно, что власть покоится не в средствах принуждения, которые имеются лишь в воображении [3].
Нельзя упускать из поля зрения понятие «вероятности» в веберовском определении власти. Ни одно восприятие власти не является чем-то таким, в чём мы абсолютно уверены. Всегда существует возможность того, что однажды будет предложен тест «а не то… -» и в этом пункте всегда сохраняется возможность того, что проверка не будет пройдена. Явным образом ясно, что такая абсолютная уверенность недостижима и не является также необходимой. Она ассоциируется с абстрактным идеалом, которого стремятся достичь. Для большинства практических целей тем, кто желал бы воспринять власть, достаточно осознавать, что они действуют в области вероятности. Так или иначе, это понимание предполагает нечто очень важное относительно власти, а именно – внутренне присущую ей ненадёжность [3].
Вебер, однако, считал понятие власти «социологически аморфным», так как всякое качество человека и любое стечение обстоятельств могут стать катализаторами для возникновения ситуации, при которой индивид получит возможность требовать подчинения своей воле. Поэтому он предпочитал пользоваться более четким, с его точки зрения, понятием «господство», которое он рассматривал как частный случай власти [9]. «Господство, – пишет Вебер, – означает шанс встретить повиновение определенному приказу, а значит, предполагает взаимное ожидание: того, кто приказывает, – что его приказу будут повиноваться; тех, кто повинуется, – что приказ будет иметь тот характер, какой ими признается законным и справедливым» [4]. Следовательно, любое господство нуждается, с одной стороны, в установке человеческого поведения на подчинение господам, притязающим быть носителями легитимного насилия, а с другой стороны, – посредством этого подчинения – в распоряжении теми вещами, которые в случае необходимости привлекаются для применения физического насилия: личный штаб управления и вещественные средства управления [4].
Отличие между властью и господством заключается в том, что в первом случае приказ не интерпретируется как необходимость, а подчинение – это не обязательный долг и это легко можно доказать примером: человек верит в то, что его интересы защищаются, учитываются и он может оказывать реальное воздействие на власть, которая согласовывает действия со своими членами и предоставляет им определённые возможности для выражения своего недовольства, тогда как во втором случае подчинение основано на определённом признании приказов теми, кто им подчиняется.
Все господствующие власти, светские и религиозные, политические и неполитические, можно рассматривать как отклонение от нескольких чистых типов или приближение к ним, конструируемых соответственно той основе легитимности, на которую притязает власть. Ни одна из них не ограничивает собственные интересы по личной инициативе только материальными, только аффективными и только ценностно-рациональными мотивами как шансами своего длительного существования. Ключевым моментом отношения к власти является престиж образца, которого придерживается та или иная группа. И в этом плане лидирующие группы создают различные легенды, идеологии, обосновывающие иерархию властных отношений [2].
Вебер анализировал легитимные типы господства, исходя из возможных (типичных) «мотивов повиновения». Первый тип господства – его Вебер называет «легальным» – в качестве «мотива уступчивости» имеет соображения интереса, в его основе лежит целерациональное действие. Господство в силу «легальности», в силу веры в обязательность легального установления и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил [4]. Такое господство основывается на убеждении в необходимости легального установления и легальности носителей власти, осуществляющих господство [2]. Естественно в государстве с таким типом господства подчиняются не личности, а установленным законам, причём подчиняются не, только управляемые, но и управляющие. Приказ, отдаваемый подчинённому, является следствием не личного авторитета, а безличной нормы, и самый акт приказа выступает, в свою очередь, следствием нормы, а не свободного произвола, милости или привилегии. Чиновник – носитель власти, никогда не осуществляет её от своего лица, а всегда – от имени безличного учреждения, в интересах некой специфической совместной жизни людей, подчинённых нормативно сформулированным правилам [2].
Бюрократия, по Веберу, является самым чистым типом легального господства, поскольку при нем господство осуществляется посредством знания. Аппарат управления состоит из специально обученных чиновников, имеющих не только юридическое образование, но специальное, позволяющее быть компетентным в своем деле. Действовать они должны как машины управления по строго формальным и рациональным правилам, не обращая внимания на людей и их мнение, постоянно без сбоев, ибо они могут привести к сбою в функционировании социального механизма. Описанный Вебером тип управления является идеальным, в практике он не может существовать, хотя бы потому, что какой бы ни была идеальной система управления, исключающая все интересы, кроме интересов во имя дела , она все равно нуждается в программе. А такую программу может задать ей только политический лидер, ставящий перед собой определенные цели, имеющий политические ценности. В итоге формальный механизм управления оказывается подчиненным определенным политическим интересам [5].
Авторитет «вечно вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, – «традиционное» господство. Оно основано на вере не только в законность, но даже в священность издревле существующих порядков и властей; в его основе лежит традиционное воздействие. Чистейшим типом такого господства является, по Веберу, патриархальное господство [4].
Авторитет внеобыденного личного дара, полная личная преданность и личное доверие, вызываемое наличием качеств вождя у какого-то человека: откровений, героизма и других – харизматическое господство. Аффективный тип социального действия является основной базой харизматического господства. Харизма – «великая революционная сила», способна внести изменения в лишенную динамизма структуру традиционных обществ [4]. Авторитет харизматического лидера базируется на его силе, только не на грубой, физической, а на силе внутреннего дара, позволяющего увести за собой толпу [2].
Эта классификация типов господства носит идеализированный характер. Как, считал Вебер, социальная действительность всегда богаче и сложнее, и даёт крайне смешанные и запутанные комбинации всёх трёх типов. Вместе с тем он пишет: «Все господствующие власти, светские и религиозные, политические и неполитические, можно рассматривать как отклонение от нескольких типов или приближение к ним, конструируемых соответственно той основе легитимности, на которую притязает власть». Типы господства рушатся тогда, когда идеалы, образы жизни, этические установления, вера и т.д. господствующего меньшинства теряют легитимную силу в глазах подчиненных. Вера в законность порядка играет решающую роль во всех системах господства. Она обеспечивает их стабильность и преемственность власти [2]. Важен тот факт, что государству, как утверждал Макс Вебер, принадлежит «монополия легитимного насилия».
Рассуждения о власти в государстве Вебер заканчивает определением, что современное государство, которое существовало в годы его жизни, есть организованный по типу учреждения союз господства, который внутри определенной сферы добился успеха в монополизации легитимного физического насилия как средства господства и с этой целью объединил вещественные средства предприятия в руках своих руководителей, а всех сословных должностных лиц с их полномочиями, которые раньше распоряжались этим по собственному усмотрению, принудительно отстранил их и сам занял вместо них самые высшие позиции [5].
Осознание целей собственной деятельности, возможностей выбора, своего положения относительно других социальных субъектов придает властным конфликтам в социальных организациях динамизм, разнообразность, а иногда остроту и напряженность [1].
Необходимо констатировать тот факт, что М.Вебер при разработке своих мыслей о власти, равно как и робот по общей социологической теории, весьма хорошо знал К.Маркса. Маркс фигурировал как бы невидимым партнёром во многих пунктах его работ. Это особенно важно понимать в их политической социологии. Марксовы идеи были прямо связаны с его идеями, касающимися классовой борьбы. По Марксу политическая власть всегда является инструментом господствующего класса. Поскольку марксово понятие класса носит фундаментально экономический характер, это значит, что Маркс рассматривает политические отношения как отражение лежащих в их основе социально-экономических отношений. Политическая власть является результатом и отражением экономической власти. Государство и его правовая система являются лишь фасадом, прикрывающим поверхность классовых интересов. Вебер, в своих попытках добиться более дифференцированного взгляда на общество по сравнению с тем, что даёт марксизм, отделял понятие социального класса от понятия политического класса. Он делал это для того, чтобы подчеркнуть, что власть обладает собственно динамикой, которая не могла быть просто сведена к динамике экономических интересов. Соответственно, политические институты обладают собственной логикой. Вебер также подчёркивал важность норм и ценностей в области политического поведения. Он отличается от Маркса подчёркиванием иррациональных аспектов власти, то есть указанием на то, что рациональные интересы не могут адекватно объяснить, что происходит в этой области социальной жизни [3].
Таким образом, фундаментальное значение работ М. Вебера состоит именно в том, что он дал максимально широкую трактовку власти, выходящую за рамки политического анализа и применимую к любым социальным исследованиям [1].
Автор: Нейман Кристина Павловна,
- http://uctopuk.info/article/koncepciya-vlasti-m-vebera