Меню Рубрики

Анатомия болезни с точки зрения пациента казинс

Это действительно уникальная книга американского автора, которую я бы рекомендовала прочитать всем, особенно врачам. Порой очень сложно поставить себя на место пациента, отойти от стереотипов мышления; понять, что пациент сам может распоряжаться своей жизнью, свои телом и . иметь собственное мнение относительно своей болезни!

Книга написана на основе реальных событий, когда автору книги был поставлен тяжелый диагноз «анкилозирующий спондилоартрит» (болезнь Бехтерева). Интенсивное лечение не улучшало ситуацию, и тогда Норман Казинс решил попробовать смехотерапию и лечение большими дозами витамина С.

Впервые я прочла эту книгу ещё до поступления в медицинский институт, когда работала медсестрой. Случайно купила её в книжном магазине, т. к. привлекло название книги. Потом рекомендовала и давала читать книгу всем знакомым, в результате чего книгу, мне, увы, не вернули. А недавно я готовилась к лекции о витамине С и взяла книгу в библиотеке. «Анатомия болезни с точки зрения пациента» издана в далеком 1991 году, поэтому и вид у нее немного потрепанный.

На обратной стороне фото автора.

Отрывок из книги:

Название книга получила по первой, самой важной и личной главе. Но есть также и другие, не менее интересные главы: «Таинственное плацебо», «Творчество и долголетие», «Боль: враг или защита?» и другие, где автор также пишет о реальных, интересных людях!

Книга читается очень легко, несмотря на то, что пишется об очень важных вещах.
Прочитав ее, не только узнаешь что-то новое, но и заряжаешься оптимизмом.

Казинс Норман. Книги онлайн

Норман Казинс (Norman Cousins, 24.06.1915 – 30.11.1990) — старший преподаватель медицинского факультета Калифорнийского университета в Лос-Анжелесе.

Он специализировался на изучении биохимии эмоций. Особенно его интересовали пути, по которым эмоции и отношения могут вызывать болезнь или улучшать перспективу выздоровления. Его интересовали возможности улучшения взаимоотношений врача и пациента, гуманизация образования студентов медицинских факультетов, исследования о роли психики в регенерации и исцелении человеческого организма.

Он также являлся редактором журнала «Человек и медицина». Более 25 лет Норман Казинс был редактором крупнейшего американского еженедельника, тираж которого благодаря его усилиям вырос с 15.000 до 650.000. Норман Казинс – автор шестнадцати книг, наиболее знаменитыми из которых явились бестселлеры «Анатомия болезни с точки зрения пациента», «Врачующее сердце», написанная спустя десять лет, книга, в которой он рассказывал, как выздоровел после инфаркта.

Когда однажды Норман Казинс — автор этой книги — неожиданно заболел, врачи считали, что у него только один шанс из пятисот на выздоровление.

Он решил сам бороться за свое здоровье. Эта книга — не только история выздоровления, но и размышление о том, какую роль в борьбе за выздоровление и возвращение к активной жизни играет воля человека, насколько важно каждому обрести веру в исцеление, чтобы мобилизовать все ресурсы организма и помочь ему справиться с болезнью.

Анатомия болезни с точки зрения пациента казинс

Размышления о лечении и выздоровлении

Моему брату Роберту и моим сестрам Софи и Джоанне

Книга Нормана Казинса «Анатомия болезни» шла к советскому читателю более десяти лет. Правда, главы из нее публиковались в журналах «Иностранная литература» и «Наука и жизнь», но это всего лишь отрывки — не более. Что ж, как говорят, лучше поздно, чем никогда. Впрочем, в данном случае ни сегодня, ни завтра поздно не будет, потому что самой природой заложено в нас стремление к гармоничной и полноценной жизни.

Каждый из нас бывал нездоров. Даже банальная простуда выбивает из привычной колеи, не говоря уже о более серьезных недугах. И как по-разному мы себя при этом ведем! Одни спешат в поликлинику, другие достают из домашних аптечек заготовленные травы, третьи обзванивают всех знакомых в надежде услышать о новомодном «чудодейственном» средстве… Но чудо можем сотворить мы сами. Надо только «прислушаться» к своему Организму, поверить в свои силы и не терять надежды на выздоровление. Именно так поступил Норман Казинс и избавился от тяжелой болезни, чем очень удивил многих врачей.

В книге «Анатомия болезни» автор призывает врача и пациента к сотрудничеству и диалогу, взаимоуважению и взаимопониманию. Поэтому нам очень хотелось, чтобы предисловие к советскому изданию написал врач, который сам признает идею нетрадиционного подхода к лечению и считает, что не только лекарства могут принести исцеление.

Раздумывать долго не пришлось. Николай Михайлович Амосов — вот к кому надо обратиться. Известный хирург, автор многих книг и статей о здоровом образе жизни, он не только размышляет о здоровье, но и своим примером показывает, чего можно достичь, если разумно заниматься физкультурой, много двигаться, рационально питаться. Человек уже немолодой, он прекрасно выглядит, сохранил удивительную работоспособность, полон бодрости и энергии.

Звоню Николаю Михайловичу в Киев. Оказывается, он уехал (какая досада!) и будет только через несколько недель. Но уехал в Москву (какое везение!) на очередной Съезд народных депутатов. Вместе с переводчицей книги «Анатомия болезни» Р.Д. Равич разыскиваем телефон Н. М. Амосова. Дозвониться, конечно, очень сложно — его день расписан по минутам. Дозвонившись, рассказываю, какая замечательная книга готовится к выпуску у нас в издательстве, и прошу написать к ней предисловие. И вдруг в ответ: «А я не уверен, что книга мне понравится. Но рукопись посмотрю — любопытно».

И вот через некоторое время я звоню уже в Киев и осторожно спрашиваю Николая Михайловича о том, какое впечатление произвела на него рукопись.

— Книга нужная и полезная. Обязательно надо ее издать. Очень интересна глава о роли эффекта плацебо. Своеобразный и любопытный подход к лечению. Может, необходимо сделать небольшие сокращения, а в остальном со всем согласен.

Конечно, может возникнуть вопрос: а подойдет ли эта книга советскому читателю — ведь возможности здравоохранения в США и у нас различны? Да, это так. Но в том-то и ценность книги «Анатомия болезни», что автор говорит в первую очередь о психических резервах организма человека, о духовном единении врача и пациента. Норман Казинс подчеркивает — каждый из нас несет ответственность за свое здоровье.

Т. БУХОВА, редактор

Каждый больной человек должен взять на себя определенную ответственность за выздоровление, избавление от болезни или инвалидности — такова главная идея книги. Она не нова, но мало кто из авторов смог полно и глубоко выразить то, что лежит в основе этой идеи. Норман Казинс — не врач, но его открытия были приняты медиками с большим энтузиазмом. В этой книге он объясняет природу стресса, способность человеческой психики мобилизовать внутренние ресурсы организма для борьбы с болезнью. Его выводы уже подтверждены данными, полученными в исследовательских центрах.

В любой книге, рассказывающей о феномене исцеления, обязательно говорится и о долгожительстве. «Анатомия болезни» — не исключение, но здесь также подчеркивается, что важно не только количество прожитых лет, но и качество жизни. В современном обществе просматривается тенденция общего увеличения продолжительности жизни. Так, по данным Комиссии социального страхования США, в 1976 году в стране было 10 700 старцев в возрасте 100 и более лет. Вероятно, в других странах соотношение количества долгожителей с общей численностью населения приблизительно такое же.

Надо сказать, что часто довольно трудно определить точный возраст долгожителей, поскольку дата рождения не всегда известна или не точна. В США, например, достоверно установленное число столетних старцев на самом деле меньше 10 000.

Множество достаточно известных случаев свидетельствует о том, что долголетия можно достичь при самых разнообразных климатических и социальных условиях. В 1635 году в Лондон, к королю Карлу I был доставлен Томас Парр, которому, судя по церковным книгам, к тому времени исполнилось 152 года. Старина Парр, как его ласково называли, удостоился чести присутствовать на королевском обеде. Вскоре, еще находясь в Лондоне, он умер. Вскрытие производил сам Уильям Гарвей,[1] который подтвердил, что органы Парра были «такими же здоровыми, как и в день его рождения». Гарвей объяснил смерть долгожителя неумеренностью в еде, чрезмерными возлияниями за королевским столом и загрязнением воздуха в Лондоне.

Воздух в Париже в XIX веке был, конечно, не намного чище, чем в Лондоне XVII века. Однако знаменитый французский химик Мишель Эжен Шеврёль дожил до 103 лет, причем более 75 лет он жил во французской столице. С фотографии, сделанной в день столетнего юбилея Мишеля Эжена Шеврёля, смотрит крепкий, полный энергии старик. Когда незадолго до смерти (ему уже минуло 103 года) Шеврёля спрашивали, как он себя чувствует, он пожаловался только на то, что немного устал от жизни. Последнюю научную работу он опубликовал в 99 лет.

Чарльз Тьерри родился в 1850 году и до 93 лет работал серебряных дел мастером в Кембридже (штат Массачусетс). Каждый день он совершал длительные загородные прогулки; эту привычку он сохранил и в глубокой старости, когда уже перестал работать. В возрасте 103 лет он заболел гриппом. Врач Поль Уайт, лечивший Чарльза, настоял на том, чтобы больной возобновил прогулки в любую погоду. Тьерри выздоровел, но в возрасте 108 лет умер от пневмонии, главным образом из-за собственной небрежности.

В 1960 году в нью-йоркскую клинику был доставлен (для изучения, поскольку это был редкий случай долгожительства) очень старый человек из горной деревушки в Колумбии. Ему явно было больше 100 лет, а судя по косвенным доказательствам, даже около 150. Всю жизнь он провел в горах, вдали от цивилизации. Он был невысокого роста, очень подвижный, разговорчивый (говорил он по-испански). Сам могу подтвердить это, так как лежал с ним в одной палате — только я был тяжело болен, а старик находился в клинике в качестве гостя: его жизнерадостности я бесконечно завидовал. В своей книге «Этюды о природе человека», опубликованной в 1904 году, И. И. Мечников описывает многих долгожителей, которых он изучал в России и во Франции. Большинство из них сохраняли бодрость и активность, но так же, как и Шеврёль, жаловались на «усталость от жизни», которая, видимо, сродни утомлению, какое мы обычно ощущаем после длинного, насыщенного событиями дня.

То, что задолго до появления современной научной медицины существовали долгожители, отличавшиеся здоровьем, бодростью, активностью, доказывает, что потенциальная продолжительность жизни человека превосходит библейские 70 лет и что можно прожить долгую жизнь, не обращаясь к врачам. Конечно, большое значение имеет и наследственная предрасположенность.

Глава 1. Анатомия болезни с точки зрения пациента

Глава 1. Анатомия болезни с точки зрения пациента

В этой книге рассказывается о серьезной болезни. Много лет мне не хотелось об этом писать, потому что я боялся вселить ложную надежду. К тому же я знал, что единичный случай мало что значит в серьезных медицинских исследованиях и расценивается часто как «анекдотичный». Однако упоминания обо мне время от времени появлялись в широкой прессе, в том числе и медицинской. Я получал письма, где меня спрашивали, правда ли, что я с помощью смеха избавился от болезни, которая чуть не сделала меня калекой и которую врачи считали неизлечимой. Поэтому я решил, что надо подробно рассказать об истории моей болезни.

В августе 1964 года я вернулся домой из заграничной командировки и почувствовал легкое недомогание. Сначала повысилась температура, появилась ломота во всем теле. Мое состояние быстро ухудшалось, через неделю уже стало трудно поворачивать шею, ходить, шевелить пальцами, поднимать руки. СОЭ (скорость оседания эритроцитов) подскочила выше 80. Анализ СОЭ очень простой, но самый необходимый при установлении диагноза. Суть его в том, что скорость, с которой оседают эритроциты (измеряется в миллиметрах в час) обычно прямо пропорциональна силе воспалительного процесса. При обычной простуде или гриппе СОЭ повышается до 30, иногда до 40. Когда СОЭ поднимается до 60–70 — это значит, что заболевание довольно серьезное. Меня госпитализировали, когда СОЭ достигла 88. Через неделю было уже 115, а это считается признаком критического состояния.

В больнице мне делали и другие анализы; некоторые из них, мне показалось, скорее были нужны для подтверждения возможностей лаборатории, чем для проверки состояния пациента. Я был поражен, когда в один и тот же день лаборанты из четырех разных лабораторий взяли у меня на различные биохимические анализы целых четыре больших пробирки крови из вены. Мне казалось необъяснимым и безответственным то, что клиника не может скоординировать проведение анализов, чтобы брать кровь у пациента только один раз. Даже здоровому человеку вряд ли пойдет на пользу, если у него выкачают сразу большое количество крови. Когда на следующий день лаборанты пришли за новой порцией крови, я отказался и прикрепил на дверях своей палаты записку, в которой говорилось, что я буду сдавать кровь на анализы только один раз в три дня и надеюсь, что одной пробирки хватит на все.

С каждым днем я все больше убеждался, что больница — не место для серьезно больного человека. Поразительное пренебрежение основами санитарии и гигиены; условия, в которых стафилококки и другие патогенные микроорганизмы могут быстро распространяться; слишком частое (а иногда и беспорядочное) использование рентгена; неоправданное применение транквилизаторов и сильных болеутоляющих препаратов (скорее для удобства медперсонала — так легче справиться с тяжелыми больными); система, при которой клинические процедуры ставятся на первое место, а отдых и покой пациентов — на последнее (хотя длительный сон для любого больного не такой уж частый подарок, и нельзя его прерывать по прихоти медперсонала!) — все эти и еще многие другие недостатки сегодняшней больницы заслуживают серьезной критики.

Но, пожалуй, что мне больше всего не нравилось, так это больничное питание. Не то чтобы рацион был беден и не сбалансирован, но мне казалось совершенно недопустимым изобилие рафинированных продуктов, в том числе содержащих консерванты и вредные красители. Белый хлеб, приготовленный из рафинированной муки с добавлением химических размягчителей, подавался в изобилии к каждому блюду. Овощи были, как правило, переварены и поэтому практически лишены питательной ценности.

Врач не настаивал, если я отказывался от процедур, проводимых в клинике. Мне очень повезло, что моим врачом был человек, который мог представить себя на месте пациента. Доктор Уильям Хитциг поддержал меня, когда я предпринял решительные действия, чтобы отразить натиск лаборантов, жаждущих моей крови.

Мы были близкими друзьями больше двадцати лет, и он знал о моем интересе к медицине. Мы часто обсуждали статьи, опубликованные в медицинской прессе. Он не собирался скрывать от меня ничего, что касалось моей болезни, передавал мнения различных специалистов, вызванных им на консультацию. Они не пришли к единому мнению. Одно было признано всеми: я страдаю коллагенозом — болезнью соединительной ткани (к коллагенозам относятся все болезни артритного и ревматического характера). Коллаген — это волокнистое вещество, которое связывает клетки. Одним словом, я становился неподвижным, уже с трудом шевелил руками и ногами и поворачивался в постели. На теле появились узелки, утолщения, затвердения под кожей — это указывало на то, что поражен весь организм. В самый тяжелый момент болезни у меня почти не размыкались челюсти.

Доктор Хитциг вызвал экспертов из реабилитационной клиники Говарда Раска в Нью-Йорке. Они подтвердили и уточнили диагноз: анкилозирующий спондило-артрит (болезнь Бехтерева).[5] Это означало, что соединительная ткань в позвоночнике начала разрушаться.

Я спросил доктора Хитцига, каковы мои шансы на полное выздоровление. Он откровенно признался, что один из специалистов сказал ему: у меня один шанс из пятисот. Этот же специалист заметил, что лично он никогда не сталкивался со случаями выздоровления при поражении практически всего организма.

Это заставило меня крепко призадуматься. До сего времени я предоставлял докторам беспокоиться о моем состоянии. Но теперь я сам должен действовать. Мне было абсолютно ясно, что, если я собираюсь стать одним из пятисот, лучше самому что-то предпринимать, а не быть пассивным наблюдателем.

Я спросил доктора Хитцига, чем вызвано мое состояние. Оказалось, что спровоцировать болезнь мог целый ряд причин, например отравление тяжелыми металлами или осложнение после стрептококковой инфекции.

Я тщательно проанализировал все события, непосредственно предшествовавшие болезни. Я ездил в Советский Союз в качестве руководителя американской делегации по проблемам культурного обмена. Конференция проходила в Ленинграде, а потом мы отправились в Москву, где у нас были дополнительные встречи. Гостиница располагалась в жилом квартале, я жил в номере на втором этаже. Каждую ночь под окнами громыхали дизельные грузовики, так как неподалеку круглосуточно велось строительство жилого дома. Дело было летом, и окна были открыты настежь. Я плохо спал по ночам и утром меня даже подташнивало. В последний день пребывания в Москве, уже в аэропорту, я попал прямо под струю выхлопных газов, когда рядом с нами развернулся реактивный самолет, выруливающий на стартовую полосу.

Вспомнив все это, я подумал: а не стало ли то, что я подвергался действию выхлопных газов, содержащих углеводороды, причиной, вызвавшей болезнь? Если так, то правы врачи, предполагавшие отравление тяжелыми металлами. Однако в этой прекрасной теории был один изъян. В поездке меня сопровождала жена, и она осталась здоровой. Возможно ли, что только на меня подействовали выхлопные газы?

Когда я проанализировал все еще раз, то решил, что есть, по всей видимости, два объяснения. Одно связано с повышенной чувствительностью. Другое — с тем, что я мог быть в состоянии адреналинового истощения и у моего организма не хватило сил справиться с отравлением, тогда как в организме жены иммунная система функционировала нормально. Сыграл ли недостаток адреналина свою роль в заболевании?

Я снова тщательно перебрал в памяти все события, предшествовавшие болезни. В Москве и Ленинграде состоялось много встреч, кроме тех, что были запланированы. Заседания проходили ежедневно. Я допоздна засиживался за бумагами: работа председателя комиссии требовала напряженного внимания. Последний вечер в Москве был особенно тяжел, по крайней мере для меня. Глава советской делегации устраивал прием в нашу честь на даче, в 35–40 милях от города. Меня попросили приехать на час раньше, чтобы рассказать советским делегатам о тех американцах, которые будут на обеде. Русские очень хотели устроить все наилучшим образом, чтобы мы чувствовали себя как дома, и думали, что моя информация поможет им проявить максимум любезности к гостям.

Меня предупредили, что машина заедет за мной в гостиницу в 15.30. Времени доехать до дачи было вполне достаточно, так как русские коллеги собирались к пяти часам вечера. Члены американской делегации должны были прибыть в 18 часов.

Однако именно в 6 часов вечера выяснилось, что я нахожусь далеко за городом и еду в совершенно другом направлении от Москвы. Шофер неправильно понял, куда ехать, и в результате мы оказались в 80 милях от нужного нам места. Возвращаться надо было через Москву. Водителя учили ездить осторожно, и он не собирался наверстывать упущенное время. Всю дорогу я мечтал, чтобы за рулем сидел шофер, который хотел бы доказать, что автомобильные гонки, как и бейсбол, родились в России. Но увы… Мы появились на даче только в 9 часов вечера. Хозяйка была в отчаянии. Суп подогревали десять раз. Я был выжат, как лимон. А на следующий день — долгий перелет обратно в Штаты. Самолет был переполнен. Когда мы приземлились в Нью-Йорке, прошли через перегруженную таможню и добрались до Коннектикута, у меня уже ломило все тело. Через неделю я попал в больницу.

Проанализировав все, что испытал за рубежом, я понял, что нахожусь, вероятно, на правильном пути в поисках причины заболевания. Я все больше убеждался: выхлопные газы на меня подействовали, а на мою жену — нет, потому что я был переутомлен, испытывал адреналиновое истощение, понизившее сопротивляемость моего организма.

Предположим, моя гипотеза правильна. Тогда необходимо добиться, чтобы надпочечники снова стали функционировать нормально и восстановилось то, что Уолтер Кеннон назвал гомеостазом.

Я знал: для того, чтобы бороться с артритом (да, собственно, и с любой другой болезнью!), особенно в тяжелой форме, эндокринная система и, главное, надпочечники должны работать на полную мощность. В одном медицинском журнале я прочел, что у женщин во время беременности уменьшаются проявления артрита или других ревматических симптомов, потому что в этот период железы внутренней секреции полностью активизированы.

Читайте также:  Таблица зрения на 3 метра и

Как же мне добиться, чтобы надпочечники и вся эндокринная система снова стали нормально функционировать? Я вспомнил, что лет десять назад или еще раньше читал классическую работу Ганса Селье «Стресс жизни». Селье доказал: адреналиновое истощение может быть вызвано эмоциональным напряжением, таким, как раздражение или сдерживаемый гнев. Он детально проанализировал негативное влияние отрицательных эмоций на биохимические процессы в организме.

У меня возник вопрос: а как влияют положительные эмоции? Если отрицательные вызывают нежелательные изменения в организме, не могут ли положительные эмоции благоприятно воздействовать на биохимические процессы? Не может ли любовь, надежда, вера, смех и воля к жизни стать лучшим лекарством? Или могут происходить химические изменения только в худшую сторону?

Ясно, что заставить «работать» положительные эмоции совсем не просто, как, скажем, нажать кнопку выключателя. Но разумный контроль над ними мог бы дать благотворный физиологический эффект. Иногда достаточно просто заменить тревогу верой в жизнь.

В голове у меня начал вырисовываться план, я придумывал, где искать целительные положительные эмоции, и мне захотелось обсудить его с моим врачом. По-видимому, для проведения моего эксперимента были необходимы как минимум два условия. Во-первых, если лекарства, которые я принимал, хоть в какой-то степени токсичны, план вряд ли осуществится. Во-вторых, я знал, что мне следует подыскать себе другое место для лечения, где бы я мог испытывать положительные эмоции и оптимистично смотреть на жизнь. В больнице это было невозможно.

Давайте подробнее рассмотрим каждое из этих условий.

Во-первых, лекарства. Упор делался на болеутоляющие препараты — аспирин,[6] бутадион, кодеин, колхицин, а также на снотворные. Аспирин и бутадион применялись в качестве противовоспалительных средств, и их прием считался терапевтически оправданным. Но я не знал, токсичны ли они. Выяснилось, что у меня повышенная чувствительность практически ко всем лекарствам, которые я принимал. В больнице мне давали максимальные дозы: 26 таблеток аспирина и 12 таблеток бутадиона в день. Стоит ли удивляться, что у меня все тело покрылось крапивницей и зуд был так мучителен, как будто меня день и ночь грызли миллионы красных муравьев. Было неразумно ожидать положительных сдвигов в организме, пока его отравляли лекарствами.

Один из моих коллег прочитал соответствующие материалы в медицинских журналах и выяснил, что такие лекарства, как аспирин и бутадион, ложатся тяжелым бременем на надпочечники. Выяснилось также, что бутадион — один из самых сильнодействующих современных препаратов. Прием его может привести к появлению крови в стуле, вызвать непереносимый зуд и бессонницу, плохо подействовать на костный мозг.

У аспирина, конечно, репутация лучше, по крайней мере, среди широкой публики. Распространено мнение, что аспирин почти безвреден. Однако, когда я углубился в изучение публикаций в специализированных журналах, я обнаружил, что аспирин — весьма сильное лекарство и его надо употреблять осторожно. То, что аспирин можно купить в неограниченном количестве без всякого рецепта и принимать без врачебного контроля, совершенно неправильно. Даже незначительная доза аспирина может вызывать внутренние кровотечения. Статьи в медицинской прессе свидетельствуют, что вещества, входящие в состав аспирина и бутадиона, нарушают процесс свертывания крови.

Эти мысли пугали. Неужели аспирин, в течение многих лет считавшийся универсальным лекарством, на самом деле приносит вред?

История медицины изобилует примерами, когда какие-то лекарства и методы лечения были долго популярны. Но потом становилось известно, что они приносят больше вреда, чем пользы. Веками, например, доктора верили, что кровопускание очень важно для скорейшего выздоровления практически от любой болезни. А в середине XIX века обнаружили, что кровопускания только ослабляют пациента. Большая потеря крови в результате подобного лечения ускорила смерть Джорджа Вашингтона.

Я понял: тот факт, что мы живем во второй половине XX века, вовсе не является гарантией того, что лекарства и методы лечения безопасны. К счастью, человеческий организм настолько вынослив, что смог вынести все виды когда-нибудь прописанных врачом средств — от ледяной купели до конского навоза.

Предположим, я перестану принимать аспирин и бутадион. Как же тогда быть с болью? У меня все кости, особенно позвоночник и суставы, болели так, будто меня переехал грузовик. Я знал, что на боль может влиять отношение к ней. Большинство людей впадают в панику от малейшей боли. Со всех сторон их атакуют рекламные объявления о различных обезболивающих пилюлях; чуть где закололо или заломило, они тут же глотают какое-нибудь модное лекарство. Мы ничего не знаем о боли и поэтому редко способны справиться с ней. Боль — это сигнал о том. что в организме что-то не в порядке. Сигнал этот идет в мозг, и возникает ответная реакция. Пациенты, страдающие проказой (в современной терминологии — лепрой[7]), молятся, чтобы им было ниспослано ощущение боли. Что делает проказу такой ужасной болезнью? Именно то, что обычно не чувствуется никакой боли, даже когда травмированы конечности. Человек теряет пальцы на руках или на ногах, потому что его мозг не получает никаких предупреждающих сигналов.

Я готов был долго терпеть боль, лишь бы знать, что мое состояние улучшается и организм способен предотвратить дальнейшее разрушение соединительной ткани.

Еще одна проблема стояла передо мной — сильнейший воспалительный процесс. Если прекратить принимать аспирин, как удастся справиться с воспалением? Я знал о том, какую пользу приносит аскорбиновая кислота в борьбе с целым рядом заболеваний — от бронхита до сердечных болезней. Поможет ли она справиться с воспалительным процессом? Влияет ли витамин С непосредственно на воспаление или служит пусковым механизмом для эндокринной системы, в частности для активизации надпочечников? Я искал ответа на вопрос: действительно ли аскорбиновая кислота играет жизненно важную роль в «подкормке» надпочечников?

Я читал, что витамин С способствует окислению (то есть насыщению кислородом) крови. При разрушении коллагена отмечается недостаточное или замедленное окисление — не является ли это еще одним аргументом в пользу аскорбиновой кислоты? Кроме того, согласно некоторым данным медицинских исследований, люди, страдающие от коллагеновых болезней, испытывают недостаток витамина С. Не означает ли это, что организм использует большие количества витамина С в борьбе с разрушением коллагена?

Я захотел поделиться своими размышлениями с доктором Хитцигом. Он внимательно выслушал и мои рассуждения о причинах болезни, и мои непрофессиональные идеи о плане действий, осуществив который, я мог бы получить шанс преодолеть все препятствия на пути к выздоровлению.

Доктор Хитциг высоко оценил мою волю к жизни. По его мнению, крайне важно было продолжать верить в успех и надеяться на выздоровление. Он одобрил идею нашего равноправного сотрудничества.

Сразу же, еще до того, как я покинул больницу, мы приступили к осуществлению нашего плана. Первая задача — использовать положительные эмоции для активизации биохимических реакций в организме. Надеяться, любить и верить — было для меня достаточно легко, но вот насчет смеха… Когда лежишь неподвижно, прикованный к постели, и каждая косточка, и каждый сустав ноют от боли — тут уж не до смешного.

Я разработал целую программу и считал, что лучше начать с комических фильмов. Аллен Фант, режиссер юмористической телевизионной программы, прислал несколько фильмов и кинопроектор. Медсестра получила инструкции, как показывать фильмы. Мы даже смогли достать несколько старых пленок братьев Маркс. Опустили шторы и включили кинопроектор.

Сработало! Я с радостью обнаружил, что десять минут безудержного, до коликов, смеха, дали анестезирующий эффект, и это позволило мне поспать два часа без боли. Когда болеутоляющий эффект смеха прошел, мы снова включили кинопроектор. Иногда медсестра читала мне юмористические рассказы.

Насколько научно обоснованна была моя теория, что смех — так же как и вообще все положительные эмоции — повлияет на биохимические процессы, сдвинув их в лучшую сторону? Если смех в самом деле оказывает целительное действие, то можно сделать вывод (по крайней мере, теоретически), что он усилит способность организма бороться с воспалением. Поэтому у меня проверяли СОЭ непосредственно перед «сеансом» смеха и через несколько часов после серии «сеансов». Каждый раз показатель снижался как минимум на пять единиц. Само по себе уменьшение было несущественным, но важно, что СОЭ продолжало неуклонно падать. Я был окрылен: теперь древняя теория «смех — хорошее лекарство» имела под собой физиологическую основу. Был, однако, один отрицательный эффект моего увлечения смехом — я мешал другим пациентам. Но вскоре мне сняли номер в гостинице, куда я и перебрался.

Здесь я с удовольствием обнаружил первое неожиданное преимущество: номер в гостинице стоил втрое дешевле, чем пребывание в больнице. Остальные выгоды были неисчислимы. Меня никто не будил, чтобы заставить принять ванну, поесть, проглотить лекарство, переменить простыни, сделать анализ или подвергнуть осмотру терапевтов. Я наслаждался безмятежностью и покоем и был уверен, что одно это будет способствовать общему улучшению состояния.

А какое место в программе выздоровления занимала аскорбиновая кислота? Доктор Хитциг не возражал против ее применения, хотя и рассказал о серьезных последствиях, описанных в научных статьях. Он также предупредил меня о том, что при приеме больших доз аскорбиновой кислоты может нарушиться работа почек. Однако в данный момент я меньше всего заботился о почках — мне казалось, что, если сравнить больные почки с полной неподвижностью, стоит рискнуть. Я узнал у доктора Хитцига об известных ему опытах с большими дозами витамина С. Он подтвердил, что в клинике были случаи, когда пациенты получали до 3 граммов внутримышечно.

По этому поводу возникли вопросы. Непосредственное введение аскорбиновой кислоты в кровоток (через внутривенное вливание) может обеспечить более эффективное усвоение витамина, а вот сможет ли организм выдержать вливание большой дозы витамина С? Я знал, что усваивается только определенное количество аскорбиновой кислоты, остальное выделяется с мочой (снова вспоминаются слова Кеннона о «мудрости» тела).

Ограничено ли усвоение аскорбиновой кислоты временными рамками? Чем больше я размышлял об этом, тем ближе подходил к утвердительному ответу. А если, подумал я, вводить витамин через капельницу, медленно, тогда ведь можно значительно увеличить дозу. Я решил начать с 10 граммов в сутки и довести до 25 граммов.

Доктор Хитциг был ошеломлен, когда услышал о 25 граммах. Такое количество намного превышало все зарегистрированные до сих пор дозы. Он напомнил о возможности отрицательного влияния не только на почки, но и на вены на руках. Более того, он не располагал данными, подтверждающими, что организм даже за 4 часа «распорядится» огромной дозой аскорбиновой кислоты иначе, чем выделив ее излишки с мочой.

Однако я считал: игра стоит свеч — несколько вен перестанут функционировать, но зато я одолею невидимого врага, который разъедает соединительную ткань, а это гораздо важнее. Чтобы убедиться в том, что мы на правильном пути, сделали анализ крови на СОЭ до первой капельницы с 10 граммами аскорбиновой кислоты, а через 4 часа — второй анализ. СОЭ упала на целых 9 единиц! Я был на седьмом небе от счастья! Аскорбиновая кислота действовала положительно. Так же, как и смех. Мощный комбинированный удар атаковал яд, разрушавший соединительную ткань. Температура понизилась, пульс больше не стучал, как бешеный.

Постепенно мы увеличивали дозу. На второй день ввели через капельницу 12,5 грамма аскорбиновой кислоты, на третий — 15 граммов и постепенно к концу недели довели ее количество до 25 граммов. Тем временем «программа смеха» развертывалась в полную силу. Я прекратил принимать лекарства и снотворные. Ко мне вернулся сон — благословенный, естественный сон без боли! Я спал безмятежно, как младенец, а на восьмой день мог без боли шевелить большими пальцами. Цифра СОЭ продолжала снижаться. Я не верил своим глазам: утолщения и узлы на шее и на тыльной стороне ладоней, казалось, начали уменьшаться. Я уже не сомневался, что добьюсь своего и верну здоровье. Я мог двигаться; невозможно описать, как прекрасно это ощущение!

Я вовсе не хочу сказать, что все мои болячки исчезли в мгновение ока. Еще много месяцев я не мог поднять руку, чтобы достать книгу с верхней полки. Пальцы мои не так ловко, как хотелось бы, передвигались по клавишам органа. Шея едва поворачивалась, колени иногда дрожали и ноги подкашивались, я был вынужден носить время от времени специальный корсет. Но все же я достаточно оправился от болезни, чтобы вернуться к работе. Уже одно это было для меня чудом.

Выздоровел ли я полностью? Год от года подвижность увеличивалась. Боли в основном исчезли, остались лишь неприятные ощущения в коленях и в одном плече. Металлический корсет я сбросил за ненадобностью. Я не чувствовал больше мучительных приступов боли в кистях, когда ударял ракеткой по теннисному мячу или играл в гольф. Я уже мог скакать на лошади, не боясь упасть, и крепко держать в руках кинокамеру. Исполнилась моя мечта: я снова играл токкату и фугу ре минор Баха, хотя теперь руки были менее послушными. Шея моя снова поворачивалась во все стороны вопреки прогнозам специалистов, которые считали, что процесс необратимый и мне придется примириться с тем, что шея будет малоподвижной.

Только через семь лет после болезни я получил научные подтверждения о вреде аспирина при лечении коллагенозов. В одном из журналов были опубликованы результаты исследований, показавшие, что аспирин может препятствовать задержанию витамина С в организме. Подчеркивалось, что пациенты, страдающие ревматоидным артритом, должны принимать дополнительные дозы витамина С, поскольку, как установлено исследованиями, у них отмечается низкое содержание этого витамина в крови. Поэтому не удивительно, что мой организм смог усвоить большие дозы аскорбиновой кислоты без осложнений на почки или другие органы.

К каким же выводам я пришел?

Первое: желание жить — это не теоретическая абстракция, а физиологическая реальность. Воля пациента способна исцелить его.

Второе: мне невероятно повезло, что мой врач, доктор Хитциг, считал своей самой главной задачей поддержать веру больного в выздоровление и помочь ему мобилизовать все естественные ресурсы — физические и психические — на борьбу с болезнью. Доктор Хитциг не воспользовался мощным и часто опасным арсеналом сильнодействующих лекарств, находящихся в распоряжении современного врача, когда убедился, что его пациент готов искать другие пути лечения. Он оказался также мудрым врачом и считал (хотя в этом я не совсем уверен) главным условием моего выздоровления то, что я сам включился в борьбу с болезнью.

Меня часто спрашивают, как я отнесся к «приговору» специалистов, утверждавших, будто моя болезнь прогрессирующая и неизлечимая.

Ответ прост. Я не поддался страху, отчаянию и панике, которые сопровождают болезни, не дающие, как кажется, шансов на выздоровление. Не буду делать вид, что я не понимал всей серьезности положения или что у меня всегда было веселое настроение и легко на сердце. Если лежишь неподвижно, не в силах пошевелить даже пальцем, то хочешь не хочешь, а задумаешься над заключением врачей — жизнь или смерть. Но в глубине души я знал, что у меня есть шанс, и был абсолютно уверен, что перевес будет на моей стороне.

Адам Смит в своей книге «Сила разума» рассказывает, как он, обсуждая мое выздоровление со своими друзьями-врачами, просил их объяснить, почему смех и аскорбиновая кислота победили болезнь. В ответ он услышал, что ни смех, ни аскорбиновая кислота тут ни при чем и я, вероятно, выздоровел бы, даже если бы ничего не делал. Может быть, но, когда я лежал неподвижно, мнение специалистов было отнюдь не таким.

Согласно объяснению некоторых врачей, на меня, очевидно, благотворно подействовал эффект плацебо.[8] Такая гипотеза меня ничуть не смущает. Многие корифеи медицины предполагали, что вся история лекарств куда больше представляет собой историю эффекта плацебо, чем препаратов, действительно обладающих фармакологической активностью. Например, кровопускания с помощью пиявок (только в 1827 году, после того как ее собственные запасы истощались, Франция импортировала 33 миллиона пиявок), рвотные порошки, препараты из рога носорога, корней мандрагоры или порошка мумий — все они считались в свое время специфическими лекарствами и активно применялись на практике. Но современная медицинская наука доказывает, что, какими бы методы лечения ни были, их действие скорее всего основано на эффекте плацебо.

Еще не так давно медицинская литература сравнительно редко интересовалась феноменом плацебо. Но за последние двадцать лет интерес к нему повысился. Так, научные исследования в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес) составили целый том статей о плацебо. На меня большое впечатление произвел доклад, в котором упоминалось об исследовании Томаса Чалмерса из Медицинского центра Маунт Синай. В двух группах он проверял, можно ли использовать аскорбиновую кислоту как средство профилактики против простуды. В группе, получавшей плацебо, но считавшей, что это аскорбиновая кислота, отмечалось меньшее количество простуд, чем в группе, принимавшей аскорбиновую кислоту, но считавшей, что получает плацебо.

Зажатый тисками болезни, я был абсолютно уверен, что внутривенные вливания аскорбиновой кислоты подействуют благотворно, — и так оно и было. Вполне возможно, что это лечение — как и все остальное, что я предпринимал, — основывалось на эффекте плацебо. Тут перед нами открываются широкие возможности. «Чудесные» исцеления, примерами которых изобилуют религии, говорят о способности человека активно противодействовать болезни. Слишком легко, конечно, уповать только на эти способности — в этом случае мощное здание современной медицины можно заменить хижиной африканского колдуна. Но стоит задуматься над заявлением Уильяма Риверса: «Характерная черта современной медицины состоит в том, что психологические факторы больше не являются чем-то случайным, они сами становятся предметом исследования, так что создаются условия для развития системы психотерапевтических методик».

Самое существенное, я считаю, — это биохимические процессы, вызванные волей к жизни. В 1972 году в Бухаресте я посетил клинику Анны Аслан, одного из ведущих эндокринологов Румынии. Она убеждена, что существует прямая взаимосвязь между естественным желанием жить и химическим балансом в мозгу, что творчество — одно из проявлений воли к жизни — становится источником важных импульсов, образующихся в мозгу и стимулирующих гипофиз, что, в свою очередь, воздействует на всю эндокринную систему. Играет ли плацебо важную роль в этом процессе? Все это заслуживает серьезных исследований.

Мой лечащий врач укрепил мою веру в выздоровление, считал меня равноправным партнером во всем, что было предпринято для исцеления. Он помог мне использовать всю мою энергию. Он, вероятно, не определил бы, каким образом вера в свои силы «включила» иммунологические механизмы и мобилизовала все ресурсы на борьбу со смертью. Доктор Хитциг расширил рамки традиционного подхода к лечению, оставаясь верным первой заповеди врача: «Не навреди».

Я научился верить в способности человека — даже когда прогнозы кажутся совершенно безнадежными. Жизненная сила — самая загадочная сила на Земле. Уильям Джеймс утверждал, что люди привыкли ограничивать себя пределами, которые сами себе ставят. Возможно, эти пределы расширятся, когда мы глубже познаем резервы человеческой психики.

Рената Равич

Натуропатия в действии

Норман Казинс – АНАТОМИЯ БОЛЕЗНИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПАЦИЕНТА

Норман Казинс

«АНАТОМИЯ БОЛЕЗНИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПАЦИЕНТА»

Размышления о лечении и выздоровлении.

Москва, изд-во «Физкультура и спорт», 1991 г.

ISBN 5-278-00332-4

Norman Cousins

Anatomy of an Illness as Perceived by the Patient.

Reflections on Healing and Regeneration.

BANTAM BOOKS

Toronto-New York-London

(C) 1979 W.W/Norton and Company

ISBN 0-553-01293-2

Перевод с англ. яз. Р. Д. Равич

Норман Казинс доказал, что наша психика может исцелить наше тело. Одна из самых замечательных книг XX века. «Эта книга помогает тысячам уже больных и тысячам, желающим остаться здоровыми». «Замечательно интересно… Автор затрагивает широкий спектр тем исключительной важности: творчество, долголетие, боль и своевременно ставит такие серьезные вопросы, как противопоставление системной (целостной) и традиционной медицины, лечение пациентов и лечение болезней».

Предисловие (Рене Дюбо)

Глава 2. Таинственное плацебо

Глава 3. Творчество и долголетие

Глава 4. Боль не есть наш злейший враг

Глава 5. Целостное здоровье и исцеление

Глава 6. Что я узнал от трех тысяч врачей

Замечание переводчика: Я перевела эту книгу много лет назад. Но при ее публикации в издательстве «Физкультура и Спорт» убрали все, что было связано с медициной. Смысл книги был искажен до неузнаваемости. Взять хотя бы такой смешной пример: автор пишет, аи я перевожу: «Сон – это благословение для больного». Редактор «исправляет: «Сон полезен для больного». Эта книга переведена на более, чем 20 языков, русский – был 22-м. Перевод этой книги на русский язык давно уже стал библиографической редкостью. Методики, предлагаемые Норманом Казинсом, легли в основу смехотерапии, активно используемой во многих странах мира. Использование больших доз витамина С в лечении самых тяжелых болезней, в том числе и при онкологии, подтверждено тысячами исследований. Суть этой книги в том, что каждый человек должен принять на себя определенную ответственность за свое выздоровление от болезни или инвалидности. Понимание Норманом Казинсом природы стресса и способности человеческой психики мобилизовать все внутренние ресурсы организма для борьбы с болезнью соответствуют важным научным данным, полученным в ведущих медицинских исследовательских центрах.

Читайте также:  Человек в бизнесе с точки зрения

Отзывы о книге Нормана Казинса «Анатомия болезни с точки зрения пациента»

«Он доказал, что наша психика может исцелить наше тело». «Эта книга, помогающая тысячам уже больных и тысячам, желающим остаться здоровыми». «Замечательно интересно… Автор затрагивает широкий спектр тем исключительной важности: творчество, долголетие, боль и своевременно ставит такие серьезные вопросы, как противопоставление системной (целостной) и традиционной медицины, лечение пациентов и лечение болезней».

«Размышления Казинса, вызванные его триумфальной победой над безнадежной болезнью, не только дают важную информацию, но вдохновляют и несут надежду; они не только тщательно продуманы, но и прекрасно изложены. Эта книга будет встречена с огромным интересом как теми, чья жизнь зависит от болезней, так и теми, кто хочет углубить понимание и ценность сохранения здоровья».

«Его книга принесет надежду многим, нуждающимся в ней, и, вероятно, откроет новую область медицинских исследований».

«Джон Баркман Ревьюз»

ОБ АВТОРЕ

Норман Казинс работал последние десять лет своей жизни старшим преподавателем медицинского факультета Калифорнийского университета в Лос-Анжелесе (США); он специализировался на изучении биохимии эмоций. Особенно его интересовали пути, по которым эмоции и отношения могут вызывать болезнь или улучшать перспективу выздоровления. Он также являлся редактором журнала “Человек и медицина”. Его интересовали возможности улучшения взаимоотношений врача и пациента, гуманизация образования студентов медицинских факультетов, исследования о роли психики в регенерации и исцелении человеческого организма. Более 25 лет Норман Казинс был редактором крупнейшего американского еженедельника, тираж которого благодаря его усилиям вырос с 15.000 до 650.000. Норман Казинс – автор шестнадцати книг, наиболее знаменитыми из которых явились бестселлеры «Анатомия болезни с точки зрения пациента», «Врачующее сердце», написанная спустя десять лет, книга, в которой он рассказывал, как выздоровел после инфаркта. В своей последней книге «Прежде всего голова! (Head first!)». Биология надежды и исцеляющая сила человеческого духа» он продолжает красноречиво доказывать пользу двух исключительно важных вещей: более человечных отношений между врачом и пациентом, а также большую ответственность пациента за свою борьбу с болезнью и – соответственно – его активное участие в собственном выздоровлении. Предлагаю вниманию читателей одну главу из книги Норманна Казинса «Анатомия болезни глазами пациента». Внимание! Полностью электронный вариант книги вместе с рефератом книги Лайнуса Полинга «Витамин С и рак» можно заказать на CD по адресу [email protected] Читать дальше гл 1.

Норман Казинс

«АНАТОМИЯ БОЛЕЗНИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПАЦИЕНТА»

Глава 1 АНАТОМИЯ БОЛЕЗНИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПАЦИЕНТА

В этой книге рассказывается о серьезной болезни, которой я заболел в 1964 г. Много лет мне не хотелось писать о ней, потому что я боялся вселить ложную надежду в душу тех, кто страдал так же, как я. Более того, я знал, что единичный случай мало чего стоит в анналах медицинских исследований и имеет почти «анекдотическую» ценность «свидетельских показаний». Однако упоминание о моей болезни время от времени всплывало на поверхность в широкой прессе, в том числе и медицинской. Люди писали мне и спрашивали, правда ли то, что я с помощью смеха выкарабкался из болезни, сделавшей меня калекой, хотя врачи считали ее неизлечимой. Поэтому я подумал, что было бы полезно дать более подробный отчет о моей истории болезни, чем это было изложено в ранних публикациях. В августе 1964 г. я вернулся домой из заграничной командировки, чувствуя легкое недомогание. Сначала это была небольшая лихорадка, появление ломоты во всем теле, причем состояние быстро ухудшалось. Через неделю мне уже стало трудно поворачивать шею, ходить, шевелить пальцами, подымать руки.

Цифра СОЭ (раньше употреблялся термин РОЭ)* (примечание: * СОЭ – скорость оседания эритроцитов (измерение производится в специальной пипетке в миллиметрах в час) – показатель изменения физико-химических свойств крови, сигнализирующий о наличии в организме воспалительного процесса. (Энциклопедический словарь медицинских терминов). у меня подскочила до 80 и выше. Анализ СОЭ – это образец прекрасной простоты. Скорость, с которой эритроциты оседают, обычно прямо пропорциональна серьезности воспалительного процесса или инфекции. При банальной простуде или гриппе СОЭ поднимается до 30, иногда 40. Когда СОЭ повышается до 60-70 и выше, для врача это сигнал, что заболевание пациента достаточно серьезное. Меня госпитализировали, когда СОЭ достигло 88. Через неделю цифра увеличилась до 115, что обычно считается признаком критического состояния. В больнице мне делали и другие анализы, причем мне показалось, что из них некоторые скорее нужны для подтверждения разнообразных лабораторных возможностей клиники, чем продиктованы необходимостью проверки состояния пациента. Я был ошарашен, когда в один и тот же день четыре разных лаборанта из четырех разных лабораторий взяли у меня на различные биохимические анализы целых четыре больших пробирки крови из вены. Мне казалось необъяснимым и безответственным, что клиника не может скоординировать проведение различных анализов так, чтобы брать кровь у пациента только один раз. Даже здоровому человеку вряд ли пойдет на пользу, если у него в один день выкачают четыре больших порции крови.

Когда на следующий день лаборанты пришли за новой порцией крови для своих многочисленных анализов, я отказался, и прикрепил на дверях своей палаты записку, что я буду сдавать кровь на анализы только три раза в день, и что я надеюсь, что различные лаборатории возьмут для своих анализов кровь из этой пробирки. Все быстрее у меня крепло убеждение, что больница – не место для серьезно больного человека. Поразительное отсутствие уважения к основам санитарии и гигиены; скорость, с которой стафилококки и другие патогенные микроорганизмы могут заразить всю клинику; слишком частое (а иногда и беспорядочное) использование рентгена, огульное применение транквилизаторов и сильных болеутоляющих препаратов – иногда, скорее для удобства медперсонала, поскольку им так легче справиться с тяжелыми больными, чем в силу терапевтической необходимости; регулярность, с которой клинические процедуры ставятся на первое место, а отдых и покой пациентов на последнее (длительный сон для любого больного не слишком частое благословение, и нельзя его прерывать по прихоти медперсонала!) – все это и еще многие другие недостатки в практике современной клиники, вызывают резкую критику. Наверно, самая серьезная ошибка в клинике – это область питания. Не то, чтобы пища была плохо сбалансирована; но мне казалось совершенно недопустимым изобилие рафинированных продуктов, в том числе и таких, где содержались консерванты и вредные красители; белый хлеб, приготовленный из рафинированной (отбеленной, кстати, с помощью хлорной извести) муки с добавлением химических размягчителей подавался в изобилии к каждой еде. Овощи были по большей части слишком переварены и тем самым практически лишены питательной ценности. Неудивительно, что конференция, проведенная в 1969 году в Белом Доме по продуктам, питанию и здоровью меланхолически констатировала, что колоссальная ошибка медицинских институтов состоит в том, что они уделяют слишком мало внимания науке о питании. (Примечание переводчика: в последние годы отношение медиков к роли питания в сохранении и восстановлении здоровья резко изменилось к лучшему; появилось даже новое направление – нутрициология).

Мой врач не спорил с моими оговорками по поводу процедур, проводимых в клинике. Мне очень повезло, что моим врачом был человек, который мог войти в положение пациента. Доктор Вильям Хитциг поддержал меня в тех решительных действиях, которые я предпринял, чтобы отразить натиск лаборантов, «жаждавших моей крови». Мы были близкими друзьями уже более двадцати лет, и он знал о моем неподдельном интересе к медицине. Мы часто обсуждали статьи в медицинской прессе. Он не собирался от меня ничего скрывать по поводу моей болезни. Он пересказал мне мнение различных специалистов, вызванных им на консультацию. Они не пришли к единому мнению насчет точного диагноза. Одно было признано единодушно, что я страдаю от серьезной коллагеновой болезни (коллагеноза*) – болезни соединительной ткани. Все болезни артритного и ревматического характера относятся к этой категории. Коллаген – это фиброзное образование, которое связывает клетки. *)Примечание: Коллагенозы – болезни соединительной ткани (диффузные) – общее название нескольких болезней, характеризующиеся диффузным поражением соединительной ткани и сосудов (ревматизм, ревматоидный артрит, системная красная волчанка, системная склеродермия, дерматомиозит, узелковый периартериит). Коллагенозы большие – группа к., характеризующая прогрессирующим течением, полисиндромностью с вовлечением в патологический процесс жизненно важных органов и систем. Коллаген – белок соединительной ткани, выполняющий пластические функции, являясь основным структурным элементом коллагенового волокна.

В общем-то, я становился неподвижным, я буквально окаменел. Я уже с трудом двигал конечностями и даже поворачивался в постели. На всем теле появились узелки, утолщения, затвердения под кожей, указывающие на системный характер заболевания. В самый тяжелый момент болезни у меня почти не раздвигались челюсти. Доктор Хитциг вызвал экспертов из реабилитационной клиники Говарда Раска в Нью-Йорке. Они подтвердили общее мнение и уточнили диагноз: анкилозирующий спондилоартрит (болезнь Бехтерева). *) Примечание: Болезнь Бехтерева (спондилоартрит анкилозирующий) – болезнь из группы коллагенозов, характеризующаяся преимущественным поражением суставно-связочного аппарата позвоночника (часто и конечностей), а также вовлечением в процесс внутренних органов (сердце, аорта, почки).

Это означало, что соединительная ткань в позвоночнике начала разрушаться. Я спросил доктора Хитцига, каковы мои шансы на полное выздоровление. Он был честен и искреннен; он отнесся ко мне как к равному и откровенно признал, что один из специалистов сказал ему, что у меня один шанс из пятисот на выздоровление. Этот же специалист признался, что лично он никогда не был свидетелем выздоровления при таком серьезном состоянии.

Все это заставило меня крепко призадуматься. До этого времени я был более или менее расположен позволять докторам беспокоиться о моем состоянии здоровья. Но теперь я был вынужден начать действовать лично . Мне было абсолютно ясно, что если я собираюсь стать тем самым одним из пятисот, мне лучше делать что-то самому, а не просто быть пассивным наблюдателем. Я спросил доктора Хитцига, чем могло быть вызвано мое состояние. Он сказал, что спровоцировать болезнь может целый ряд причин. Это могло быть отравление тяжелыми металлами или осложнение из-за стрептококковой инфекции. Я тщательно проанализировал все события, непосредственно предшествующие болезни. Я ездил в Советский Союз в качестве председателя американской делегации по проблемам культурного обмена. Конференция проходила в Ленинграде, а потом мы отправились в Москву, где у нас были дополнительные встречи. Наша гостиница была расположена в жилом квартале, я жил в номере на втором этаже. Каждую ночь под окнами громыхали дизельные грузовики, т. к. неподалеку шло круглосуточное строительство жилого дома. Дело было летом, и наши окна были открыты настежь. Я плохо спал по ночам, а утром меня даже подташнивало. В последний день пребывания в Москве я попал прямо под струю выхлопных газов, когда рядом с нами развернулся реактивный самолет, который выруливал на стартовую полосу. Вспомнив все это, я подумал, не могло ли то, что я подвергался действию выхлопных газов, содержащих углеводород, от грузовиков под окнами гостиницы и в аэропорту, иметь что-то общее с истинными причинами, вызвавшими болезнь. Если так, то правы врачи, предполагавшие отравление тяжелыми металлами. Однако в этой прекрасной теории был один практический изъян. Моя жена, с которой мы ездили в Москву, никаких вредных последствий от такого же воздействия выхлопных газов не почувствовала. Насколько вероятно, что только у одного из нас могла быть неблагоприятная реакция? Когда я проанализировал все еще раз, я решил, что есть два возможных объяснения различным реакциям. Одно связано с индивидуальной аллергией. Второе – я мог быть в состоянии адреналинового истощения, и у моего организма не хватало сил справиться с токсичным отравлением по сравнению с организмом моей жены, чья иммунная система функционировала на полную мощность. Сыграло ли истощение адреналина свою роль в моем заболевании?

Я снова тщательно перебрал в памяти все события, предшествующие этому моменту. В Москве и Ленинграде была масса встреч, кроме запланированных. Заседания происходили ежедневно. Я допоздна засиживался за бумагами. Работа председателя комиссии требовала напряженного внимания. Последний вечер в Москве, по крайней мере, для меня, окончился полным разочарованием. Глава советской делегации устраивал прием в нашу честь на даче, в 35-40 милях от города.

Меня попросили приехать на час раньше, чтобы рассказать советским делегатам о тех американцах, которые будут на обеде. Русские жаждали устроить все наилучшим образом, чтобы гости чувствовали себя как дома, хозяева думали, что такая информация поможет проявить максимум любезности к гостям на этой встрече. Меня предупредили, что машина заедет за мной в гостиницу в 15.30. Времени доехать до дачи было вполне достаточно, т. к. русские коллеги должны были собраться в 17 часам. Остальные члены американской делегации должны были прибыть на дачу в 18 часов. Однако, именно в 18 часов, сидя в машине, я выяснил, что мы находимся далеко за городом, совершенно в другом направлении от Москвы. Шофер неправильно понял инструкции, и в результате мы оказались в 80 милях от нужного нам места. Выяснив, что правильная дорога требует необходимости опять ехать в Москву, мы решили вернуться. Нашего шофера учили ездить осторожно; он не был расположен наверстать упущенное время. Всю дорогу я мечтал, чтобы за рулем сидел водитель, который хотел бы доказать, что автомобильные гонки, также как и бейсбол, первоначально родились в России. Но увы… Мы появились на даче только к 21 часу. Хозяйка была в отчаянии. Суп нагревали десять раз. Телятина высохла. Я чувствовал себя выжатым, как лимон. А на следующий день – бесконечный перелет обратно в Штаты. Самолет был переполнен. Пока мы приземлились в Нью-Йорке, прошли через перегруженную таможню и добрались до Коннектикута, у меня уже ломило все тело. Через неделю я попал в больницу.

Проанализировав все, что я испытал за рубежом, я понял, что вероятно, нахожусь на правильном пути в поисках причины заболевания. Я все больше убеждался, что выхлопные газы на меня подействовали, а на мою жену – нет, потому, что я был переутомлен, испытывал адреналиновое истощение, понизившее мою сопротивляемость. Предположим, моя гипотеза правильна, тогда мне необходимо добиться, чтобы мои железы надпочечников начали снова функционировать нормально, и чтобы мне удалось восстановить то, что Вальтер Кэннон в своей знаменитой книге «Мудрость тела» назвал гомеостазом. Я знал, что для того, чтобы бороться с артритом, особенно в такой тяжелой форме (да, собственно, и с любой другой болезнью!) необходимо, чтобы эндокринная система – и, в особенности, железы надпочечников – функционировали как следует – на полную мощность. В одном медицинском журнале я читал, что у женщин во время беременности наступает ремиссия артрита или других ревматических симптомов. Причина состоит в том, что в это время эндокринная система женщины полностью активизирована.

Как я могу добиться, чтобы мои железы надпочечников и вся эндокринная система снова заработали как следует? Я вспомнил, что десять лет назад или еще раньше, читал классическую работу Ганса Селье «Стресс жизни». С абсолютной ясностью Селье показал, что адреналиновое истощение может быть вызвано эмоциональным напряжением, таким как фрустрация или подавленный гнев. Он детально проанализировал отрицательные последствия отрицательных эмоций на биохимические процессы в организме (т.н. химизм тела). У меня в уме возник неизбежный вопрос: а как насчет положительных эмоций? Если отрицательные эмоции вызывают отрицательные химические изменения в организме, не смогут ли положительные эмоции вызвать положительные химические изменения? Не могут ли любовь, надежда, вера, смех, доверие и воля к жизни иметь терапевтическую ценность? Происходят ли химические изменения только на спаде, на склоне? Ясно, что включить положительные эмоции в работу было не так просто, как воду в садовом шланге. Но даже разумный контроль над отрицательными эмоциями в пользу положительных мог бы дать благотворный физиологический эффект. Да просто заменить тревогу доверием к жизни уже может оказаться полезным!

У меня в голове начал вырисовываться план, как систематически добиваться целительных положительных эмоций, и мне захотелось обсудить его с моим врачом. По-видимому, для проведения моего эксперимента как минимум были необходимы две предпосылки. Первая касалась лекарств, которые я принимал. Если эти лекарства хоть в какой-то степени токсичны, план вряд ли сработает. Вторая предпосылка касалась больницы. Я знал, что мне следует подыскать себе место для лечения, дающее больше поводов для выработки положительного взгляда на жизнь. Давайте подробнее остановимся на каждой из этих предпосылок. Во-первых, лекарства. Упор делался на болеутоляющие лекарства – аспирин, бутадион, кодеин, колхицин, снотворные. Аспирин и бутадион использовались в качестве противовоспалительных препаратов и их прием считался терапевтически оправданным. Но я не был уверен, не являются ли они токсичными. Выяснилось, что у меня повышенная чувствительность практически ко всем лекарствам, которые я принимал. В больнице мне давали максимальные дозы: 26 таблеток аспирина и 12 таблеток бутадиона в день. Стоит ли удивляться, что у меня все тело покрылось крапивницей, зуд был такой мучительный, как будто меня день и ночь грызли миллионы красных муравьев. Было неразумно ожидать положительных химических сдвигов до тех пор, пока мой организм перенасыщался и отравлялся болеутоляющими лекарствами.

Один из моих сотрудников проглядел соответствующие материалы в медицинских журналах и выяснил, что такие лекарства, как аспирин и бутадион ложатся тяжелым бременем на железы надпочечников. Я также узнал, что бутадион является одним из самых сильнодействующих современных препаратов. Прием его может привести к появлению крови в стуле, в результате его антагонизму фибриногену. Он может вызывать непереносимый зуд и бессонницу. Он может угнетать костный мозг. У аспирина, конечно, более благонадежная репутация, по крайней мере, для широкой публики. Широко распространено мнение, что аспирин – не только одно из самых безвредных лекарств, но и одно из самых эффективных. Однако, когда я углубился в изучение медицинских исследований на эту тему, опубликованных в специализированных журналах, я обнаружил, что аспирин, по-своему, тоже весьма мощное лекарство и требует значительной осторожности в употреблении. То, что его можно купить в неограниченных количествах без всякого рецепта и принимать без врачебного контроля, совершенно неоправданно. Даже в незначительном количестве аспирин может вызывать внутренние кровотечения. Статьи в медицинской прессе свидетельствуют, что химический состав аспирина, также как и бутадиона, нарушает функции свертывания тромбоцитов – форменных элементов крови овальной или круглой формы, принимающих участие в процессе свертывания крови. Это был пугающий ход мыслей. Может ли быть, что аспирин, считающийся универсальным лекарством в течение стольких лет, на самом деле приносит вред при лечении коллагенозов, например, артрита?

История медицины изобилует описаниями лекарств и методов лечения, которые были популярны многие годы до того, как стало известно, что они приносят больше вреда, чем пользы. Веками, например, доктора верили, что кровопускание существенно для более быстрого выздоровления от практически любой болезни. В середине XIX века обнаружили, что кровопускания только ослабляют пациента. Считается, что король Чарльз II умер, в частности, от злоупотребления кровопусканиями. Сильная потеря крови в результате такого лечения ускорила смерть Джорджа Вашингтона. Я осознал, что тот факт, что мы живем во второй половине XX века, вовсе не является автоматической гарантией против злоупотребления или неразумного применения опасных лекарств и методов лечения. Каждый век должен изобрести и проверить на практике свою собственную панацею от всех болезней. К счастью, человеческий организм настолько замечательно выносливый инструмент, что смог выстоять все виды прописанных врачом рецептурных атак, начиная от ледяной купели до конского навоза. Предположим, я перестану принимать аспирин и бутадион? Как быть с болью? У меня все кости, особенно позвоночник и суставы болели так, как будто меня переехал грузовик. Я знал, что на боль может повлиять отношение к ней. Большинство людей впадают в панику от малейшей боли. Со всех сторон их атакуют рекламные объявления о различных обезболивающих, так что – чуть что закололо или заломило – тут же глотается какое-нибудь модное обезболивающее – анальгин и пр. Мы в большинстве своем безграмотны в отношении боли и поэтому редко способны справляться с ней разумным образом. Боль – это часть магии нашего тела. Это тот путь, которым организм передает сигнал в мозг о том, что там что-то не в порядке. Пациенты, страдающие проказой, молятся, чтобы испытать ощущение боли. Что делает проказу*) (лепру – в современной терминологии) такой ужасной болезнью? Именно то, что жертва обычно не чувствует никакой боли, когда травмированы его конечности. Он теряет пальцы на руках или на ногах, потому что он не получает никаких предупреждающих сигналов. *) Примечание: Проказа (устарев.)- лепра, син.: болезнь Гансена – хроническая инфекционная болезнь, вызываемая палочкой лепры, характеризующаяся медленно развивающимся поражениями кожи, периферической нервной системы, глаз и некоторых внутренних органов.

Читайте также:  Мужчина дальтоник женат на женщине с нормальным зрением

Я смог бы выносить боль достаточно долго, если бы знал, что мое состояние сдвинулось с мертвой точки в сторону улучшения, и организм готов выносить основную потребность, а именно, способен предотвратить дальнейшее разрушение соединительной ткани. Еще одна проблема стояла передо мной – сильнейший воспалительный процесс. Если прекратить принимать аспирин, как удастся справиться с воспалением? Я вспомнил, как читал в медицинских журналах о том, какую пользу оказывает аскорбиновая кислота в единоборстве с целым рядом болезней, начиная от бронхита и до некоторых типов болезней сердца. Сможет ли аскорбиновая кислота справиться с воспалительным процессом? Действует ли витамин C непосредственно или он служит стартовым механизмом для эндокринной системы – в частности – для желез надпочечников? Я спрашивал себя, возможно ли, что аскорбиновая кислота играет жизненно важную роль в «подкормке» желез надпочечников? Я читал в медицинской прессе, что витамин C помогает окислять (т.е. насыщать кислородом) кровь. Если при разрушении коллагена одним из факторов является неадекватное или нарушенное окисление, не может ли это обстоятельство быть еще одним аргументом в пользу аскорбиновой кислоты? Кроме того, согласно некоторым сообщениям из медицинских источников, люди, страдающие от коллагеновых болезней, испытывают дефицит витамина C. Не означает ли этот дефицит, что организм использует большие количества витамина C в процессе борьбы с разрушением коллагена?

Я хотел поделиться своими размышлениями с доктором Хитцигом. Он внимательно выслушал мои рассуждения о причине болезни, так же как мои непрофессиональные идеи о том плане действий, который мог бы дать мне шанс свести на нет неблагоприятные препятствия на пути к моему выздоровлению. Доктор Хитциг в ответ подчеркнул, что не следует преуменьшать мою волю к жизни. По его мнению, крайне важно продолжать верить во все, что я думаю по этому поводу. Он полностью разделял мое волнение по поводу возможностей добиться выздоровления и одобрил идею нашего равноправного сотрудничества.

Еще до того, как все было улажено, чтобы покинуть больницу, мы приступили к той части программы, цель которой была полностью использовать положительные эмоции как фактор, активизирующий биохимические реакции организма. Надеяться, любить и верить – для меня это было достаточно легко, но вот как насчет смеха? Когда лежишь неподвижно, прикованный к постели, а каждая косточка и каждый сустав ноют от боли, как выискать тут что-нибудь смешное? Я разработал целую программу. Хорошо бы начать, думал я, с комических фильмов. Аллен Фан, режиссер юмористической телевизионной программы «Искренняя камера» прислал несколько классических юмористических фильмов и кинопроектор.(Примечание переводчика: сейчас это легко можно заменить DVD b видиомагнетофоном, а фильмов и литературы юмористического плана у нас предостаточно.) Медсестра получила инструкции, как показывать фильмы. Мы даже смогли достать несколько старых пленок братьев Маркс. Мы опустили шторы и включили кинопроектор.

Это сработало! Я с радостью обнаружил, что десять минут безудержного смеха – буквально до коликов – дало анестезирующий эффект и позволило мне проспать два часа без боли. Когда болеутоляющий эффект смеха испарялся, мы снова включали кинопроектор. Нередко это давало возможность поспать еще какое-то время без мучительных болей. Иногда медсестра читала мне выдержки из юмористических книг. Особенно полезной для меня оказались «Сокровищница американского юмора» и «Наслаждение смехом». Насколько научно обоснована была моя вера, что смех – также, как и все положительные эмоции в общем – повлияют на биохимические процессы, сдвинув их в лучшую сторону? Если смех в самом деле оказывает целительный эффект на химизм тела, казалось – по крайней мере теоретически – что он усилит способность организма бороться с воспалением. Поэтому у меня проверяли СОЭ прямо до «сеанса смеха» и через несколько часов позже после серии сеансов. Каждый раз цифра снижалась как минимум на пять единиц. Само по себе падение было несущественным, но важно, что СОЭ продолжало падать и эффект накапливаться. Я был окрылен тем открытием, что древняя теория, согласно которой смех – это хорошее лекарство, имеет под собой физиологическую базу.

Был, однако, один отрицательный побочный эффект моего увлечения смехом – с точки зрения больницы. Я мешал другим пациентам. Но эти помехи скоро кончились, т. к. мне сняли номер в гостинице, куда я вскоре перебрался. Я с удовольствием обнаружил первое неожиданное преимущество: номер в гостинице оказался втрое дешевле, чем пребывание в больнице. Остальные выгоды были неисчислимы. Меня никто не будил насильно, чтобы заставить принять ванну, поесть, проглотить лекарство, переменить простыни, взять анализ или подвергнуть меня пытке – осмотру врачей-интернов. Я наслаждался безмятежностью и покоем и был уверен, что одно это будет способствовать общему улучшению состояния. А как насчет аскорбиновой кислоты и ее места в общей программе выздоровления? Доктор Хитциг с открытым умом отнесся к вопросу об аскорбиновой кислоте, хотя он предупреждал меня о серьезных вопросах, поднятых в научных исследованиях. Он также предостерег меня, что при больших дозах аскорбиновой кислоты появляется некоторая вероятность нарушения работы почек. Однако, в данный момент самое важное были не почки; мне казалось, что если сравнивать больные почки с полной неподвижностью, стоит рискнуть.

Я выяснил у доктора Хитцига об известных ему опытах с массивными дозами витамина C. Он подтвердил, что в клинике были случаи, когда пациенты получали до 3 грамм во внутримышечных инъекциях. Размышляя о том, как делать уколы, я задал себе несколько вопросов: непосредственное введение аскорбиновой кислоты прямо в кровоток (через внутривенное вливание) может обеспечить более эффективное усвоение витамина, но интересно, сможет ли организм сразу усвоить внезапное массивное вливание витамина C. Я знал, что одно из преимуществ аскорбиновой кислоты заключается в том, что организм усваивает только то количество, какое ему необходимо, а остальное выделяет наружу с мочой. Снова вспоминается афористическое изречение Кэннона о мудрости тела. Связан ли коэффициент времени с усвоением аскорбиновой кислоты? Чем больше я размышлял об этом, тем вероятнее мне казалось, что организм выделял большие дозы витамина именно потому, что был не в состоянии преобразовать в процессе обмена веществ этот витамин достаточно быстро. Я заинтересовался, не будет ли более эффективной такая форма введения аскорбиновой кислоты как использование капельницы в течение 3-4 часов. Таким образом можно значительно увеличить дозу. Я надеялся начать с 10 грамм в день и довести ежедневную дозу до 25 грамм. Доктор Хитциг был ошеломлен, глаза его расширились от изумления, когда он услышал о 25 граммах аскорбиновой кислоты. Такое количество намного превышало любые зарегистрированные до сих пор дозы. Он сказал, что должен предупредить меня о возможности отрицательных последствий не только на почки, но и на вены на руках. Более того, он лично не знает никаких данных в пользу предположения о том, что организм в состоянии усвоить 25 грамм аскорбиновой кислоты более, чем за 4 часа, иначе, чем выделив излишки с мочой. Примечание переводчика: исследования последних лет, например, в Центре биологии мозга Принстонского университета, показали, что в некоторых случаях, например, при онкологических заболеваниях, эффективно помогают именно большие, до 25 грамм в сутки, дозы аскорбиновой кислоты.

Как и раньше, мне, однако, представилось, что игра стоит свеч: потерять несколько вен не столь важно, как побороться с тем невидимым врагом, что разъедает мою соединительную ткань, обрекая меня на неподвижность. Чтобы убедиться, что мы на правильном пути, был взят анализ на СОЭ до первой внутривенной капельницы с 10 граммами аскорбиновой кислоты, а через 4 часа – второй анализ. Цифра СОЭ упала на целых 9 единиц! Я был на седьмом небе от счастья! Аскорбиновая кислота действовала положительно. Так же как и смех. Эта комбинация мощным совместным ударом атаковала яд, разрушавший мою соединительную ткань. Лихорадка уменьшилась, пульс больше не стучал как бешеный. Постепенно мы увеличивали дозу. На второй день было введено с капельницей 12,5 грамм аскорбиновой кислоты, на третий – 15 грамм и т.д., пока к концу недели мы не достигли 25 грамм. Тем временем программа смеха развертывалась в полную силу. Я полностью прекратил принимать лекарства и снотворные. Сон – благословенный, естественный сон без боли! Я спал безмятежно, как младенец, все больше времени. К концу восьмого дня я был в состоянии без боли шевелить большими пальцами. К этому времени цифра СОЭ снизилась до 80 и продолжала снижаться. Я не верил своим глазам, но мне казалось, что утолщения и узлы на шее и на тыльной стороне ладоней начали уменьшаться.

Я уже не сомневался, что добьюсь своего и верну себе обратно свое здоровье. Я мог двигаться; невозможно описать, как прекрасно это ощущение! Я вовсе не хочу делать вид, что все мои немощи исчезли в мгновение ока. Еще много месяцев я не мог поднять руку, чтобы достать книгу с верхней полки. Пальцы мои не так ловко, как мне бы хотелось, двигались по клавишам органа. Моя шея не поворачивалась, как следует. Колени иногда дрожали и ноги подкашивались; время от времени я был вынужден носить специальный корсет. Но при этом я достаточно оправился, чтобы полностью вернуться к своей работе и это само по себе было для меня чудом. Было ли выздоровление полным? Год от года подвижность улучшалась. Боли исчезли, за исключением коленей и одного плеча; правда, я смог сбросить за ненадобностью металлический корсет. Я не чувствовал больше мучительных приступов боли в кистях, когда ударял ракеткой по теннисному мячу или играл в гольф, как это было долгое время после выздоровления. Я уже мог скакать на лошади, не боясь упасть, и держать кинокамеру твердой рукой. Исполнилась моя мечта: я мог снова играть токкату и фугу ре минор Баха, хотя теперь руки были чуть более жесткими и менее послушными, чем я надеялся. Шея моя снова поворачивалась как следует, несмотря на то, что, по мнению специалистов, высказанному совсем еще не так давно, в 1971 году, процесс был необратимый, и мне придется примириться с тем, что шея поворачивается только на четверть.

Только семь лет спустя после болезни я получил научные подтверждения о вреде аспирина при лечении коллагенозов. В 1978 было опубликовано исследование врачей Сахуда и Кохена, где было показано, что аспирин может быть антагонистом, препятствующим удержанию витамина C в организме. Авторы подчеркивают, что пациенты, страдающие ревматоидным артритом, должны принимать добавочные дозы витамина C, поскольку исследования показали, что у них низкие уровни этого витамина в крови. Так что неудивительно, что я смог усвоить такие массивные дозы аскорбиновой кислоты без всяких осложнений на почки или другие органы.

К каким выводам я пришел в результате всего, что произошло со мной, когда я заболел коллагенозом? Первое: воля к жизни – это не есть теоретическая абстракция, а физиологическая реальность, обладающая определенными терапевтическими характеристиками. Второе: мне невероятно повезло, что мой врач, доктор Хитциг, оказался человеком, понимающим, что самая главная работа врача заключается в том, чтобы максимально поддерживать волю пациента к жизни и мобилизовать все естественные ресурсы тела и психики для противоборства болезни. Доктор Хитциг оказался готов отложить мощный и часто опасный арсенал сильнодействующих лекарств, находящихся в распоряжении современного врача, когда он убедился, что его пациент может предложить что-то лучшее для лечения. Он оказался также достаточно мудрым врачом, чтобы понимать, что искусство исцеления – это все еще пограничная профессия. И (хотя в этом пункте я не могу быть совсем уверен), я думаю, что он считал главным фактором моего выздоровления то, что я сам полностью включился в борьбу с болезнью.

Люди часто спрашивают меня, что я думал, когда специалисты утверждали, будто моя болезнь прогрессирующая и неизлечимая. Ответ прост. Поскольку я не принял приговор врачей, я не попал в капкан страха, отчаяния и паники, которые часто сопутствуют болезням, кажущимся неизлечимыми. Я не хочу делать вид, однако, что я не понимал всей серьезности проблемы или что у меня всегда было веселое настроение и легко на душе. Когда лежишь неподвижно, не в силах пошевелить даже пальцем, согласитесь, что это само по себе – достаточно веское доказательство, и что специалисты, пожалуй, не зря считают, что такая болезнь – вопрос жизни и смерти. Но в глубине души я чувствовал интуитивно, что у меня есть шанс и я был абсолютно уверен, что перевес будет на моей стороне. Адам Смит в своей книге «Силы разума» рассказывает, как он обсуждал мое выздоровление со своими друзьями-врачами, прося их объяснить, почему сочетание смеха и аскорбиновой кислоты так хорошо сработало. В ответ он услышал, что ни смех, ни аскорбиновая кислота тут ни при чем, и я, возможно, выздоровел бы, даже если бы ничего не делал. Может быть; но в свое время, когда я лежал неподвижно, мнение специалистов отнюдь не было таким.

Два или три врача объяснили Адаму Смиту, что, возможно, на меня благотворно подействовал гигантский риск приема плацебо, которое я сам себе назначил. Такая гипотеза меня совершенно не смущает. Такие уважаемые в медицине корифеи, как Парацельс, Холмс и Ослер, предполагали, что вся история лекарств куда больше представляет собой историю эффекта плацебо, чем препаратов, действительно обладающих внутренней фармакологической активностью и релевантностью. Например, кровопускания с помощью пиявок (только в 1827 году Франция импортировала 33 миллиона пиявок после того, как ее собственные запасы истощились), очищение, вызванное рвотным порошком, приготовление лекарств с использованием рогов носорога, безоаровых камней (из желудка животных), корней мандрагоры или порошка мумий – все эти методы лечения считались врачами своего времени специфическими лекарствами, активно применяемыми на практике. Но современная медицинская наука признает, что какими бы эффективными эти методы не были, – а есть данные, подтверждающие, что часто результаты поразительно соответствовали ожиданиям – все это, вероятней всего, относится к силе воздействия плацебо.

До недавнего времени медицинская литература сравнительно редко интересовалась феноменом плацебо. Но за последние двадцать лет интерес к этому предмету повысился. В самом деле, три медицинских исследования в Калифорнийском университете (Лос-Анжелос) составили целый том библиографии о плацебо. Среди медицинских исследователей, которые достигли выдающихся результатов, эффектом плацебо занимались Артур К. Шапиро, Стюард Вульф, Генри К. Бихер, Луи Лазана. Их работы обсуждаются в следующей главе. Что касается моего личного опыта, то на меня большое впечатление произвел доклад, цитирующий исследование Томаса Чалмера из Медицинского центра Маунт Синай, где сравнивались две группы, на которых проверялась гипотеза об аскорбиновой кислоте как средстве профилактики против простуды. Группа на плацебо, считавшая, что они получают аскорбиновую кислоту, имела большее количество простуд, чем группа на аскорбиновой кислоте, считавшая, что они получают плацебо. Находясь в тяжелых тисках болезни, я был абсолютно убежден, что внутривенные вливания аскорбиновой кислоты могут быть благотворными – и они были. Вполне возможно, что это лечение – как и все остальное, что я делал – было демонстрацией эффекта плацебо. Тут мы, конечно, открываем очень широко дверь, возможно. даже ящик Пандоры* (Примечание: Пандора – в греческой мифологии женщина, созданная Гефестом по воле Зевса в наказание людям за похищение Прометеем огня у богов. Она пленила красотой брата Прометея Эпиметея и стала его женой. Увидев в доме мужа сосуд или ящик, наполненный бедствиями, любопытная женщина, несмотря на запрет, открыла его, и все бедствия, от которых страдает человечество, распространились по земле. Перенос.: “ящик Пандоры” – источник всяких бедствий).

Превозносимые «чудесные» исцеления, которыми изобилует литература во всех великих религиях, говорят кое-что о способности пациента, если его должным образом мотивируют или стимулируют активно участвовать в экстраординарных обратных течениях болезней или инвалидности. Слишком легко, конечно, поднять эти возможности и предположения до монопольного статуса – в этом случае все мощное здание современной медицины почти придется свести к хижине африканского колдуна. Но мы можем хотя бы задуматься над заявлением Вильяма Риверса, процитировавшего Шапиро, что «заметная черта современной медицины состоит в том, что этим психологическим фактором больше не позволяется играть роль непроизвольно, нечаянно; они сами становятся предметом исследования, так что настоящее время способствует росту рациональной системы психотерапевтических методик».

Я полагаю, что самое существенное – это биохимические процессы, вызванные волей к жизни. В 1972 г. в Бухаресте я был в клинике Анны Аслан, одного из ведущих эндокринологов Румынии. Она говорила о своей вере в то, что существует прямая взаимосвязь между естественным, здоровым желанием жить и химическим балансом в мозгу. Она убеждена, что творчество – один из аспектов воли к жизни – образует в мозгу жизненно важные импульсы, стимулирующие гипофиз, что в свою очередь, воздействует на шишковидную железу и на всю эндокринную систему в целом. Возможно ли, что плацебо играет ключевую роль в этом процессе? Разве вся эта область не заслуживает серьезного внимания и всяческой поддержки развития исследований? Раз уж я вынужден гадать, я сказал бы, что принципиально важный вклад моего врача в обуздание, и, возможно, победу над моей болезнью, состоял в том, что он укрепил мою веру в то, что я уважаемый и равноправный партнер во всем, что было предпринято для моего излечения. Он полностью задействовал мою субъективную личную энергию. Он может быть был не в состоянии определить и диагностировать интуитивный глубинный процесс, через который вера в себя каким-то чудесным образом была подхвачена иммунологическими механизмами организма и переведена в активные усилия по борьбе со смертью, но я верю, что мой врач действовал в лучших традициях медицины, признавая, что в моем случае ему придется подключиться к чему-то за пределами обычных модальностей, которые можно проверить. И в этом он был верен первой заповеди своего медицинского образования: «прежде всего, не навреди!».

Я научился еще кое-чему. Я научился никогда недооценивать способность человеческой психики и человеческого организма к исцелению и регенерации – даже, когда прогнозы кажутся совершенно безнадежными. Жизненная сила – это может быть наименее понятная сила на земле. Вильям Джеймс утверждал, что у человеческих существ имеется тенденция слишком ограничивать себя пределами, которые они сами себе ставят. Возможно, что эти пределы расступятся, когда мы глубже начнем уважать естественное стремление человеческой психики и человеческого тела к большему совершенству и регенерации. Защита и заботливый уход за этим естественным стремлением может превосходнейшим образом представлять собой самое совершенное проявление свободы человека.

Внимание! Полностью электронный вариант книги вместе с рефератом книги Лайнуса Полинга «Витамин С и рак» можно заказать по адресу [email protected]

Добавить комментарий Отменить ответ

Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.

Источники:
  • http://www.koob.ru/cousins/
  • http://www.litmir.me/br/?b=132405&p=1
  • http://med.wikireading.ru/10115
  • http://naturecurative.com/257-kazins-anatomyofdesease/